Измена. Игра в чувства

Глава 17

Я на автомате облизывала ложку, которой накладывала варенье в банки, сухими глазами всматривалась в поворот. Иван с Машей задерживались, я уже несколько раз хватала телефон, собираясь спросить где они.

Под старой яблоней дымилась летняя печка, в медном тазу пыхтела, исходилась кружевной пенкой вишня, Чудный аромат варенья плыл в сиреневой дымке наступившего летнего вечера, а у меня тревога расползалась по венам.

Я ждала их обоих и сегодня хотела видеть мужа, чтоб договорить то, о чём начали.

Я всё никак не могла решить, что с нами происходит Иван действительно не изменял, или это я в последней попытке вернуть своё счастье цеплялась за призрачную надежду.

Тот вечер никогда не сотрётся в памяти. То, чтоб я простила мужа, об этом не может быть и речи, но, по крайней мере сохранить добрые отношения ради Маши можно попытаться. Не рычать друг на друга, не плевать ненавистью, дать девочке расти без стресса, не делить между собой папу и маму. В конце-концов Иван и раньше нечасто выходил с Машкой на прогулки, правда, он часто бывал дома. Это было нормально, что она редко его видела вне дома.

Но Маша знала, папа дома, он с нами, он здесь живёт. Вон его тапки, вон пиджак, в прихожей всегда долго сохранялся аромат его духов. Теперь Маша чувствовала нашу войну, стала её участницей и нам придётся сохранять фиктивный мир на фоне предстоящего развода. По крайней мере, после сегодняшней беседы у меня сердце немного оттаяло и я уже не целилась клювом мужу в глаз.

Даже собиралась дать ему возможность рассказать свою точку зрения. Ах, чего там лукавить. Я так надеялась, что Иван сможет найти сказочную причину и убедить меня, что я чего то не поняла. Что не было никакой измены, что случилось недоразумение. Наверное, у каждой, даже очень стойкой и сильной женщины случается помутнение рассудка, где хочется предать саму себя ради счастья.

Из за угла появилась морда машины, у меня сердце забилось быстро-быстро. Я бросила ложку, наскоро вытерла руки мокрой тряпкой, постучала в окно тёте Тане:

— Посмотрите за вареньем.

Быстрыми шагами пошла к калитке, на ходу одёрнула футболку (конечно, я переоделась, чтоб кое-кто не отвешивал мне комплименты). Всё таки меня ещё штормило при виде мужа. Во рту пересохло, я облизнула губы.

Иван вышел из машины, открыл дверь, подхватил дочку на руки.

— Мама! — родной голосок колокольчиком звенел в ушах. Я поймала бегущую ко мне Машку, чмокнула её в лоб:

— Как ты, шоколадка?

— Ой, мама, всё было так здорово. Я тебе потом расскажу.

Иван стоял возле машины. Опёрся о неё спиной, засунул руки в карманы, смотрел на меня прищурившись.

Меня буквально колотило от двойственного чувства. Когда он был рядом, мне хотелось убить его, потому, что я ужасно жалела о том, что с нами случилось. Потому, что я всё ещё не привыкла быть одной, никому не нужной. Потому, что из за него я столько переплакала и всё потому, что он не удержал свою похоть в узде!

И хотя он мне доказывал, что с той женщиной он в ту минуту виделся первый и последний раз, что он её даже не знает, я всё равно не верила ему. Как может случайно на столе перед тобой оказаться девушка с разведёнными коленями. Честно говоря, я эту ситуацию уже сто раз прокрутила в голове, технически не представляла, как это можно сделать. Случайно. Скот.

— Может быть чаю?

Тётя Таня со своей ненужной дипломатией уже гремела чашками на столе в палисаднике:

— Ой, вечером чай да с мятой прелесть какая. Эля вот варенье наварила, а я бубликов да коржиков напекла. Садитесь вот тут.

Иван пристально смотрел на меня, глазами спрашивая разрешение. Да ладно, пусть садится. Мне надо было оговорить с ним график прогулок с Машей. Сама первая пошла к столу. Слышала сзади себя его шаги. Крепкие, мощные, уверенные. Когда то это был любимый, желанный звук. А сейчас я будто сама шла по минному полю. Однажды меня этот мужчина уже предал. И хотя он втолковывает, что это не так, верилось с трудом.

Я села за стол, Иван не успел подойти, наперерез выскочила Маша:

— Папа, папа, мы забыли маме подарок отдать!

Я вскинула голову, мы встретились с мужем глазами. Он улыбнулся морщинками глаз, взял Машу за руку, они отправились к машине. Дочка бежала ко мне с белой коробочкой перевитой розовой ленточкой:

— Мама, это тебе!

Я взяла коробку, поставила её на стол, дочка трещала:

— Мы тебе купили вкусное пирожное, как ты любишь. Из Наполеона.

— Спасибо, доченька.

— Да. Это такой торт был. От него отрезали большой кусок для тебя. А потом мы катались на каруселях и гуляли и я прыгала, а ещё…

Из Маши неслось перечисление её приключений, я не слушала, краем глаза видела, как Иван жуёт бублик, смотрит на меня. Машка всё трещала, я уже хотела отправить её, чтоб без неё поговорить с Иваном.

Он начал первым:

— Тебе идёт косынка.

Я и забыла, что на мне была косынка, напялила её, пока варила варенье. Тут же автоматически подняла руку, стащила косынку с волос.

— Я скучал, — голос Ивана пробирался хрипотцой под кожу. Я со всех сил держалась, чтоб не улыбнуться. Скучал он, скотина. Кому это интересно. То, что с меня каждую ночь сползала шкура на сиротливых простынях от горя, это кому то интересно?

Всё таки привычка она штука противная. Крепко въедается.

Я уже, чтоб не расклеится от его комплиментов, повернулась а Маше, хотела её отправить играть с кошкой. Дочка сидела за столом, подперев круглые щёчки кулачками, беззаботно болтала ногами.

— Машенька, ты будешь пить чай, или побежишь проведаешь котят?

— Чай не буду, — Машка замотала головой. Мы с папой столько чая выпили, целую бочку! А ещё мы ели вафли в кафе, ну, такие, где сверху кладут мороженое, всякие ягоды. А ещё папина тётя принесла шоколадный сироп и сверху полила мою вафлю.

Маша говорила что то ещё, а у меня рыбной костью застряло её выражение” папина тётя”…

— Машенька, а что за тётя, красивая? — я спрашивала, а сама не отводила глаз от лица мужа.

— Маша, беги к котятам, — поспешно просипел муж внезапно севшим голосом.

Дочурка не обратила внимания на его предложение, продолжала мне рассказывать про “тётю”:

— Да, мам. Тетя красивая. У неё белые волосы, она смеялась, её зовут тётя Лиля.

Она сидела с нами, я рассказывала ей про котиков.

— Маша, хватит болтать, — Василевский внезапно охрип, — Беги, играй с котятами.

Маша замолкла ровно на секунду, примирительно погладила меня по руке:

— Я с чужой тётей разговаривала, потому, что рядом был папа и он мне разрешил.

Я не отрываясь молча смотрела в глаза мужу. Воздух вокруг стал плотным, завис киселём.

На губах, в горле появилась горечь, губы снова кривились, пытаясь не сдержать стон. Нет, не может быть, что всё снова происходит между нами. До моего сознания медленно доползало: мой муж снова встречался со своей худоберчевой заразой. Он побледнел, плотно сжал губы, я видела, как у него дрогнули ноздри. Я уже точно знала ответ, но всё же спросила:

— Это она?