Измена. Осколки нашей любви

Глава 33

— Разве? — её голос неожиданно оказался куда ближе, чем он ожидал. — Разве у нас с вами вообще есть история?

Он сообразил — она подняла голову, пытаясь в темноте рассмотреть его лицо.

Она действовала неосторожно.

Их лица почти соприкасались.

— Довольно скудная, — признал он непреложный факт. — И это в первую очередь моё упущение. Я не собирался перекладывать ответственность за это на вас.

— Какое облегчение, — пробормотала она.

— Иронизируете.

— А даже если и так?

— Что ж, тогда это хороший знак.

— Разве?

— Вы как минимум отошли от произошедшего достаточно, чтобы позволить себе эту иронию.

Она не сразу ответила. Видимо, пыталась сверить его наблюдение с собственными ощущениями. И, кажется, на этот раз он удостоился её согласия.

— А ведь вы правы, — задумчиво протянула она. — Вот видите, я уже в порядке, и вы… вы можете меня отпустить. Потому что это всё как-то странно… Неправильно как-то.

Странно. Неправильно. И она не представляла, насколько опасно.

Но он не хотел подчиняться её в высшей степени логичной, разумной и правильной просьбе.

И не хотел докапываться до причин своего нежелания.

— Не уверен, что могу в полной мере вам доверять.

— Н-но… зачем бы мне врать? Может, я, конечно, и не могу похвалиться, что обрела стопроцентное равновесие, но всё-таки чувствую себя значительно лучше.

— Рад это слышать.

— Боялись, что вам придётся иметь дело с суицидальной истеричкой?

Внутренне он поморщился. Потому что Егор не раз пытался приблизительно в таком виде всё и выставить. Мол, его супруга часто делает из мухи слона, не в состоянии уследить за собственным настроением и временами изводит его утомительными расспросами.

Интересно, что расспросы обычно касались состояния её сына. Этот упрёк всегда казался Алексу беспредельно абсурдным. Как можно упрекать мать в желании точно знать, как себя чувствует её ребёнок?..

— Я не боюсь ваших суицидальных наклонностей. К истерикам равнодушен.

Он всего лишь иронизировал. Он был на двести процентов уверен, что она это точно поймёт.

Но в ответ… она всхлипнула. Потом снова. И снова.

— Нина?..

Она вдруг яростно замотала головой, красноречиво давая понять, что не в состоянии сейчас объясняться.

Кажется, наконец-то сказалось всё, что ей пришлось пережить.

Он выругался про себя.

Он не привык к общению с ней. А с Егором такая манера была чем-то самим собой разумеющимся.

— Послушайте, не смейте принимать мою идиотскую шутку на свой счёт. Я не считаю вас суицидальной истеричкой. И никогда не считал.

В ответ она ткнулась лицом ему в грудь, будто слепой котёнок, и разрыдалась.

— Твою мать… — прошипел он едва слышно. Без лишних раздумий подхватил её на руки и вернулся к дивану, где света было чуть больше.

Осторожно опустился, баюкая её на руках, как ребёнка.

Нина самозабвенно рыдала, цепляясь дрожащими пальцами за его свитер.

Он не пытался уговорить её успокоиться. Он не стал бы опускаться до таких пустых, неэффективных вещей.

Уговоры ни к чему бы не привели. Ничего бы не дали.

Ей стоило выплакаться.

Уютная темнота новогодней ночи дарила им обоим возможность не думать о том, как причудливо и до крайности странно всё это выглядело.

Как до этого вообще докатилось.

Если бы не приключившаяся непогода, он сейчас попивал бы коктейль на безлюдном частном пляже. Почти наверняка, в компании какой-нибудь смуглой красотки, которая шла полезным дополнением к мастерски приготовленному напитку.

Райская перспектива.

Вместо этого он сидел в своём новом коттедже, пока жена его младшего брата тряслась у него на коленях, заливая слезами его уже порядком вымокший свитер.

Обменял бы он подобное времяпрепровождение на пляж, коктейль и красотку?..

За его ответ многие сочли бы его сумасшедшим.

— И-извините… — медленно выдохнув, она отлепилась от его груди и не попыталась слезть с его коленей наверняка лишь потому, что рыдания вконец её вымотали, вгоняя в состояние, близкое едва ли не к полной апатии.

— Вам совершенно не за что извиняться. Извиниться стоило мне.

— Я не… у меня просто… хотела бы я объяснить, но вы решите, б-будто я жалуюсь.

Она действительно готова честно поделиться с ним своим взглядом на всё, что происходит? Кажется, ничего сильнее этого ему услышать и не хотелось бы.

— Не решайте за меня, что я подумаю. Говорите, — он подкрепил свою просьбу, легонько сжав пальцы руки, покоившейся у неё на спине.

— П-просто… — кажется, она затаила дыхание под его пальцами, — …Егор л-любит меня таким попрекать. Как будто в его присутствии у меня не может быть скверного настроения или… будто я не имею права на что-нибудь разозлиться. Чем-то быть недов-вольной. Сразу же… «истеричка», «склочница» и том-му подобное.

Так младшенький вовсю проецировал…

Истеричкой он не раз выставлял себя сам во время их бесед по душам. И дулся, и возмущался, и глаза закатывал.

— Чёртов засранец, — пробормотал он.

— М?.. — кажется, она на мгновение отвлеклась, и его едва слышная реплика выдернула её из тяжких мыслей.

— Неважно, — мотнул он головой. — Как… вы себя чувствуете?

Он поморщился бы от избитости вопроса, но как по-другому задать его, просто не знал.

Она помолчала.

— М-мне… уже легче. Только… только лицо распухло и нос заложило.

— Мелочи, — он поднялся, не выпуская её из рук. — Здесь ванная недалеко.

И он всерьёз собирался туда её на руках отнести, но…

…но что-то над их головами мигнуло, и спустя мгновение на них обрушились потоки яркого света.

В дом очень не вовремя вернулось, мать его, электричество.