— Папу задержали, — голос Вари. — Мам, ты меня слышишь? Папа в тюрьме! Ужас какой…
— Слышу, Варь, — открываю глаза.
Только вздремнула на диване. Сумасшедшие сутки на ногах…
Я едва сомкнула веки и незаметно уснула сидя в зале на маленьком диване, и тут — Варя.
Она уезжала по своим свадебным делам, потеряла нить происходящего из виду, теперь вернулась и шокирована происходящим.
— Ой, прости. Ты, кажется, спала? Наверное, я зайду позже.
— Вообще-то ты меня уже разбудила, — отвечаю осипшим голосом.
О боже! Только простыть мне не хватало для полного счастья! А еще я не могу сдвинуть левую ногу, она кажется «уснула» от длительного пребывания в неудобной позе.
— Ты заболела?
— Не знаю. Принесешь мне попить? — прошу я.
— Да. Конечно. Сейчас…
Варя отправляется за стаканом воды, но вид у нее растерянный, без слез не взглянешь.
Когда она приходит, моя нога более-менее пришла в чувство, я уже могу пошевелить пальцами ног, и это хороший признак. Покалывающее тепло поднимается вверх по конечностям, но в груди, напротив, разрастается воронка мерзлой пустоты.
Когда закончатся эти проблемы?
Сколько испытаний выпало на нашу долю за последние месяцы… Я говорю мы и подразумеваю всех нас, нашу семью. Это коснулось всех. Никто не остался непричастным и не запачканным.
Возможно, потом… наступят более светлые времена, но пока… у нас черная полоса.
— Вот держи.
Варя принесла графин с водой, высокий стакан и лимон, нарезанный ломтиками.
Я была приятно тронута: не ожидала, что моя эгоистичная старшая дочь могла вспомнить в такой момент, что я любила пить воду с лимоном.
— Спасибо большое.
— Лимон возьмешь? — спрашивает она.
— Знаешь, нет. У меня в последнее время такая изжога. Из-за беременности. Список привычных продуктов сократился вдвое.
— Это всегда так? — спрашивает она осторожно. — Изжога, тяжесть, настроение… Как будто застряла в навозной куче…
— По-разному бывает, — отвечаю я с тихим смехом и стучу ладонью по дивану.
Немного поколебавшись, Варя садится рядом.
Уже довольно поздно. Все спят… И только мы полуночничаем.
— У тебя уже какие-то признаки появились?
— Только один, — говорит Варя шепотом. — Я полюбила вонючий сыр. С плесенью. Могу есть на завтрак, на обед и на ужин! Не представляю, как потом от меня смердит.
Боже, какая она еще… девочка совсем! Мы ее баловали, баловали и вот результат. Мне стоит признаться, что моего участия в этом тоже было немало, а еще мне нравилось, как Влад без ума от наших девочек…
В общем, мы теперь пожинаем то, что посеяли. Как говорится, чего теперь на зеркало пенять. Но все-таки сквозь панцирь эгоизма Вари пробивается и кое-что человеческое, значит, не все потеряно…
— А у тебя, значит, изжога?
— Да уж лучше изжога, чем… аллергический ринит, например. У одной знакомой так было. Нос закладывало безо всяких причин, дышать могла только с каплями… Ничего приятного!
— Да уж. Я думала, это легче. А дальше? — стискивает мои пальцы.
— А дальше тебе предстоит понять, что твоя жизнь тебе не принадлежит. Она принадлежит твоему ребенку в ближайшие месяцы и годы. Ты для него весь мир, солнышко. Няни, помощники… Конечно, у тебя все это будет, но все-таки, когда ты для кого-то целый мир, то прощаешь многое… И недосыпы, и усталость…
Варя призадумывается, потом тянется ко мне, обнимая.
— Прости. Я вела себя мерзко… И даже сейчас меня заносит. Так страшно… Я ни с кем не могу поговорить об этом. Гриша смотрит на меня так, будто я его уже достала своими… разговорами.
— Мужчины предпочитают действовать, а не размышлять.
— Папа действовал, и что ему это дало?! Его закрыли в тюрьме, как преступника какого-то! Неужели его теперь не выпустят! Вообще… Никогда!
— Глупости. Разумеется, его выпустят! — произношу я уверенно.
— Точно-точно?! — со слезами на глазах спрашивает дочь и интересуется. — А ты сама в это веришь? Веришь, что папа невиновен?
Варя смотрит на меня со страхом.
— Почему ты спрашиваешь?
— Вы расстались. Я думала, вы будете вместе до самой-самой старости. Если вы расстались, значит, ты ему не поверила. Поверила в рассказы Евы. Значит…
— Значит не верю ему во всем? Так ты считаешь?
— Да. Он был временами ужасен, признаю, — говорит Варя. — Но сейчас он снова — наш старый, добрый и ужасно грустный папа.
— Я верю, что он не только не убивал Еву, но и непричастен к ее исчезновению, — уверенно отвечаю я.
— Тогда скажи ему. Пусть вы больше не муж и жена, но…
— Иди спать, солнышко. Останешься у бабушки с дедушкой? Или поедешь обратно к вам с Гришей?
— Пожалуй, пусть Гриша немного отдохнет от меня. Здесь посплю. Мам, тебе лучше выбрать другое место для сна. Здесь ужасно жесткий диван. Потом будешь с поясницей мучиться… Я постелю тебе в спальне.
— Спасибо.
Что ж, попробую отыскать положительные моменты в этом бедламе: мы нормально поговорили с Варей, это дорогого стоит.
***
На следующий день родители выглядели уже спокойнее и адекватнее, но все еще были разбиты новостями. Они переживали за Еву, родительское сердце болеет за всех детей — нерадивых, непутевых и заблудших, в том числе. С самого утра мама отправилась в церковь, отец ходил мрачным…
Я решила навестить Влада.
Разумеется, я отдавала себе отчет. Если бы не его интрижка с Евой, ничего бы из этого не было! Но в то же время вчера я была откровенна с Варей и честно ответила, что не верила в его причастность к исчезновению Евы.
Сюрприз ждал меня практически сразу же возле дома.
Сначала появилось неприятное ощущение жжение между лопаток, а потом… я поняла, что за мной следит какой-то мужчина, и стало по-настоящему страшно.