— Что могло случиться?
Владислав меряет шагами длинный коридор больницы, пока дочь осматривают врачи.
Пока мы приехали, дочь уже забрали на скорой, и нам оставалось только поехать следом.
Влад гнал, как сумасшедший, пришлось просить его притормозить. И в один момент, когда он слишком круто вошел в опасный поворот, я в сердцах сказала ему:
— Спешишь на тот свет, оставь меня на этом!
Он посмотрел на меня искоса и усмехнулся:
— Уже мечтаешь от меня избавиться? После того, что узнала?
— Просто теперь не мечтаю, как раньше, что мы умрем в один день.
Муж ничего не ответил, только скрипнул зубами.
Фраза о том, что мы любим друг друга так крепко, что однажды умрем в один день, принадлежала ему. Меня покорила эта решимость, мрачноватая романтика, его напор…
Это было так глупо, мечтать, что мы будем жить, как в сказке, долго и счастливо, и обязательно умрем в один день.
Потому что когда-то мне казалось, что я не смогу без него даже дышать.
Но теперь, после его предательства, я цинично думаю, что хочу пережить мужа.
Хочу побывать на его похоронах и потом нарочно забуду приходить на его могилу, пусть стоит неухоженной. Хотя это ему не светит: Владислав же любимец и кормилец семьи. Уверена, за его могилой будет самый внимательный уход.
Надо бы прикупить себе землю на кладбище… подальше от него. У нас один участок выкуплен…
Опять же, когда я только узнала, что Влад купил землю на кладбище, для нас двоих, я жутко на него обиделась и не разговаривала с ним целых три дня. Не работало ничего — ни его подарки, ни внимание, ни долгие разговоры… Ни попытки объясниться, что земля там самая дорогая, а место — лучшее.
Мне казалось глупым расточительством покупать себе землю на дорогом кладбище, которое считалось помпезным. Когда мы умрем, нам будет плевать. Только живущие и здоровые цепляются за эти мерки богатства и роскоши…
Теперь мне за сорок.
Я до сих пор считаю тот поступок Влада глупым расточительством, но хочу позаботиться о том, чтобы после смерти точно лежать подальше от этого предателя.
Не знаю, сколько нам с ним отмерено богом, но точно знаю, что он присвоил себе всю мою молодость, плел о любви на протяжении всех этих лет.
Но теперь вдруг я оказалась лишь чьей-то бледной копией, и он посмел цинично предать меня…
С самым близким человеком.
И ее слова, слова сестры: мол, я всегда была ее бледной копией! Бьют, задевают по больному…
Правда ли это?
Не уверена, что хочу знать.
— Как это случилось? Как? — вопрошает вслух Влад и бросает на меня злые, темные взгляды.
Он бесится, потому что ни на что не может повлиять. Влад не выносит ситуаций, когда от него ничего не зависит.
Он так привык воротить большими делами, быть вершителем, что не в силах вынести даже получаса в неопределенности и удушающей неизвестности.
Не хочет чувствовать себя слабым и злится так, будто я виновата во всем, особенно в бедах старшей дочери.
— И этот… не отвечает!
Муж сжимает телефон в кулаке. Кажется, даже титановый корпус не выдержит этой хватки сильных пальцев.
Под «этим» Влад подразумевает Григория Савицкого, жениха нашей дочери.
— Попробуй ты ему позвонить! — командует.
— Пробовала. Минуту назад.
— Еще пробуй.
— И что он сделает?
— Он обязан быть здесь и трястись за жизнь своей невесты. Вот что он должен делать.
Влада не переубедить. Он хочет, чтобы было только так, как он скажет, и никак иначе.
К счастью, мне не приходится звонить Грише еще раз, потому что он появляется. Вид у него взъерошенный и какой-то примятый, несмотря на праздничный костюм. От него пахнет выпивкой.
— Что с Варей? — спрашивает он.
— Ты мне скажи, — мрачно сощурил взгляд муж. — Вы же живете вместе! — бросает с претензией. — Какого хера моя дочь в больнице, а ты — бухой и мятый?! Что стряслось?
В пылу злости Влад преувеличивает. Гришу вряд ли можно назвать бухим, просто чувствуется, что он выпивал, от него пахнет алкоголем.
— Я уезжал на эти выходные. В гости к двоюродному брату, — коротко объясняет Гриша. — У его жены был день рождения, перенесли празднование на выходные.
— Почему не вместе?
Гриша отмахивается:
— Глупости. Как-то девочки пришли на праздник в одинаковых платьях. Аня, жена брата, появилась на час раньше, чем Варя. Варя уверена, что Аня сделала это специально, потому что делилась с ней планами на гардероб… В общем, глупая женская склока из-за брендовой тряпки!
Он не успевает добавить что-то еще, как появляется врач.
— Варя хотела бы видеть маму.
— И отца, — делает шаг вперед Влад.
— Нет, только маму, — подчеркивает врач.
Влад напрягается и застывает на месте.
Я смотрю в его лицо, ставшее острыми и хищным, в запавшие, темные глаза и понимаю, о чем он сейчас подумал.
Что, если Варя каким-то образом узнала о романе отца с Евой?
***
Он
— Надеюсь, все обойдется.
Жених моей дочери роняет ладони в лицо и ссутуливается на диване.
Затихает.
Раздражает тем, что сидит, не издавая ни звука. Даже дыхания не слышно. Как он может быть таким спокойным и не пытаться сделать хоть что-то.
Заявить о себе, например!
Добиться того, чтобы Варе сказали о его приезде.
Глядишь, она захотела бы поговорить не только с мамой.
Насчет разговоров Вари с матерью у меня серьезные опасения.
Как бы благоверная не брякнула в расстроенных чувствах о том, что отец — кобель, подонок и лжец, посмел захотеть другую… после стольких лет брака, предал любовь, доверие… Украл лучшие годы жизни…
Что там еще по списку?
А то, что я был идеальным мужем все эти годы?
Неужели не считается? Не идет в заслуги?
Все можно перечеркнуть одним поступком, который даже не завершился?
В крови до сих пор гудит предвкушение, которое не способны перебить даже трагические события.
Этот зуд не унять…
Я зол.
На себя, на жену. Корчит из себя оскорбленную добродетель, высокомерно смотрит на меня, как на грязь под ногтями, а на сестру, как на шлюху…
Моя высокомерная и благочестивая женушка даже мысли не допускает, что иногда хочется… Вот так. Грязно и без заморочек. Нет, в голову не приходит, что хочется больше перца и огня, пусть даже белья развратного, как на шлюхе…
Что плохого быть шлюхой для своего мужчины? Где чертово разнообразие?
Пресный секс, одни и те же позы, рюшечки, нежные сорочки, кружевные трусики, однако скромно прикрывающие всю попу…
Больше не в силах это терпеть.
Хватит.
Вокруг меня постоянно слишком много соблазнов, и я держал марку верности, пока не случилось кое-что…
И я прозрел.