Измена. Ты станешь второй женой

Глава 17

Дверь захлопывается за нами, и тишина дома обрушивается тяжестью на меня.

Дамир проходит мимо, не глядя, направляется к лестнице. Плечи напряжены, движения резкие.

Он зол на меня. На них. На весь этот мир, который давит с каждой стороны.

Я тоже зла.

Снимаю туфли, бросаю на пол. Ноги ноют после трёх часов стояния в этих проклятых шпильках. Иду следом за ним, потому что разговор не окончен. Потому что внутри всё кипит, требует выхода.

— Дамир.

Он останавливается на середине лестницы, но не оборачивается.

— Не сейчас, Ярослава.

— Именно сейчас. — Поднимаюсь следом, хватаю его за рукав. — Ты слышал, что они говорили? Про наследника?

Он медленно разворачивается. Лицо жёсткое, как высеченное из камня. Глаза тёмные, почти чёрные в полумраке лестничного пролёта.

— Слышал.

— И? Тебя это не задевает?

— Задевает. — Голос низкий, опасный. — Но не так, как тебя.

— Они говорили о тебе и о ней! О том, что вы должны... — Не могу закончить. Слова застревают в горле, душат.

Дамир шагает ближе. Я инстинктивно отступаю, спина упирается в перила. Он нависает надо мной, и пространство между нами сжимается до нескольких сантиметров.

— Что я должен? Договаривай.

Запах его парфюма окутывает. Что-то тёмное, древесное, с нотками дыма. Слишком знакомое.

Молчание. Долгое. Невыносимое.

Он наклоняется ближе, так близко, что чувствую тепло его дыхания на своих губах. Мятный привкус, едва ощутимый. Он всегда жуёт эту дурацкую жвачку после еды.

— Если всё-таки пойду к ней? Ты так отчаянно меня толкаешь на этот шаг. Что ты сделаешь?

Сердце бьётся так сильно, что кажется, он слышит каждый удар. Руки дрожат. Хочу оттолкнуть его. Хочу ударить. Хочу, чтобы он исчез.

Хочу, чтобы прижал сильнее.

— Уйду.

— Врёшь.

— Нет, я уйду.

— Врёшь, потому что уже неделю говоришь об этом, но всё ещё здесь. — Рука поднимается, пальцы обхватывают моё запястье. Не больно, но крепко. — Потому что уходить некуда. Потому что любишь меня, даже когда ненавидишь.

— Отпусти.

— Нет.

— Дамир...

— Ты хочешь правду? Получишь. — Второй рукой обхватывает мою талию, притягивает к себе так резко, что задыхаюсь. — Я не трогаю её. Даже когда она сама напрашивалась. Потому что каждый раз, когда закрываю глаза, вижу тебя. Только тебя.

Слова жгут. Обжигают кожу, проникают глубже, туда, где спрятаны все страхи.

— Тогда почему не выгнал её из дома? Обещал!

— Потому что не могу. — Почти кричит, и голос срывается. — Боюсь, что если сделаю шаг неправильно, потеряю тебя! Не образно, а буквально! Они убьют тебя, Ярослава! И я буду стоять у твоей могилы, зная, что это я...

— Это трусость.

— Может быть. — Разворачивает меня, прижимает спиной к стене. Рука скользит вверх, обхватывает горло. Не душит, просто держит, заставляет смотреть на него. — Может, я трус. Может, слабак. Но я единственный, кто стоит между тобой и трагедией. И я буду делать это по-своему.

Пытаюсь вырваться, упираюсь руками в его грудь. Рубашка под пальцами тёплая, чувствую, как бьётся его сердце, так же быстро, как моё.

— Ненавижу тебя.

— Знаю.

— Хочу, чтобы ты исчез.

— Тоже знаю.

— Тогда отойди!

— Не отойду. — Лицо так близко, что губы почти касаются моих. — Потому что ты моя жена. Моя. И никто не заберёт тебя у меня. Даже ты сама.

И целует.

Грубо, требовательно, без спроса. Его губы горячие, настойчивые. Вкус мяты смешивается с чем-то горьким.

Сопротивляюсь. Кусаю его губу, чувствую солёный привкус крови. Он шипит от боли, но не отстраняется. Наоборот, целует жёстче, глубже, пальцы впиваются в мои бёдра, поднимают, прижимают к стене.

Ноги инстинктивно обхватывают его талию.

Нет. Мне нельзя. Это неправильно.

Но руки сами тянутся к его волосам, сжимают, дергают. Он стонет в мой рот, и звук этот первобытный, животный, пробуждает что-то дикое внутри.

— Ненавижу. — Шепчу между поцелуями.

— Ненавидь.

— Не прощу.

— Не надо.

Руками скользит по телу, расстёгивают молнию на спине платья. Холодный воздух касается обнажённой кожи, и я вздрагиваю.

— Скажи остановиться и я остановлюсь.

Молчу. Потому что не хочу, чтобы останавливался. Потому что внутри бушует пожар, который может потушить только он.

Платье скользит вниз, падает к ногам шелестящей лужей. Его руки горячие на моей коже, скользят по рёбрам, по животу, замирают на груди. Пальцы сжимают, и я выгибаюсь, прижимаюсь к нему.

Губы на моей шее, горячие, влажные, оставляют огненную дорожку. Зубы прикусывают чувствительную кожу между шеей и плечом, и боль взрывается удовольствием.

— Дамир... — Имя вырывается стоном.

— Что? — Рука скользит ниже, туда, где тело предаёт меня, несмотря на все слова о ненависти.

— Я... — Не знаю, что хотела сказать. Мысли размываются, тонут в ощущениях.

Он разворачивает меня лицом к себе. Глаза горят, лицо напряжено, дыхание срывается.

— Последний шанс уйти.

Смотрю на него. На мужчину, который разрушил мою жизнь. Который женился на другой. Который нарушает слово.

И выбираю остаться.

Не потому что слабая. Не потому что нет выбора. А потому что где-то в глубине, под слоями боли и обиды, всё ещё теплится то чувство, с которого всё началось.

Любовь, которая не умирает, даже когда должна.

Тянусь к нему, целую сама. Медленно, глубоко, отдаваясь полностью. Он замирает на секунду, словно не веря, потом отвечает с удвоенной силой.

Поднимает меня на руки, несёт наверх, к спальне. Каждый его шаг отдаётся стуком сердца. Дверь распахивается ударом ноги, и мы падаем на кровать — сплетение рук, ног, поцелуев.

Одежда слетает, оставляя след на полу. Его рубашка, расстёгнутая моими дрожащими пальцами. Его брюки, сброшенные им самим в нетерпении. Последний барьер исчезает, и остаёмся только мы. Кожа к коже. Дыхание к дыханию.

— Ярослава. — Шепчет моё имя как молитву, как заклинание, как единственное слово, которое имеет значение.

И я отвечаю его именем, когда он входит, когда мир сжимается до нас двоих, когда всё остальное перестаёт существовать.

Есть только мы. И эта яростная, разрушительная близость, которая одновременно ранит и исцеляет.

Двигаемся в едином ритме — он ведёт, я следую, потом меняемся ролями, борясь за контроль, который не важен. Его руки повсюду, запоминают каждый изгиб. Мои ногти оставляют следы на его спине, и он стонет, ускоряется.

Пожар внутри разрастается, пожирает разум, оставляя только ощущения. Жар кожи. Солёный вкус пота на губах. Его голос в моём ухе, срывающийся на стоне. Мой собственный крик, заглушённый поцелуем.

Взрываемся одновременно, захлёбываясь друг другом.

Тонем. Падаем. Сгораем дотла.

И в этом падении есть странная свобода. Свобода отпустить контроль. Свобода быть слабой. Свобода признать: я не могу без него, даже когда должна.

Не знаю сколько проходит времени. Мы лежим в темноте. Его рука на моём животе, дыхание замедляется, выравнивается. Простыня запуталась в ногах, комната пахнет нами: потом, парфюмом, близостью.

Тишина возвращается. И с ней — реальность.

Ничего не изменилось. Я всё ещё в ловушке.

Но что-то внутри сдвинулось. Какая-то стена рухнула.

— Не бросай меня. — Шепчет он в темноту. Голос обнажённый, беззащитный. — Что угодно, только не это.

Хочу сказать, что не брошу. Хочу пообещать. Но обещания ничего не значат в нашем мире.

Вместо этого поворачиваюсь, прижимаюсь к нему, зарываюсь лицом в его плечо.

И молчу.

Потому что молчание — это не ответ, но и не отказ.

Это просто пауза перед следующим актом трагедии, которую мы сами себе написали.

За окном уже новый день. Те же проблемы. Та же любовь, которая не спасает.

Только теперь я знаю: как бы ни было больно, как бы ни хотела остаться, я сбегу.

Я не могу выбрать его.

И то, что случилось сегодня, это прощание.

Наш конец.