Дамир
Машина въезжает во двор, фары выхватывают из темноты знакомые очертания нашего дома. Хотя сейчас он больше похож на поле боя.
Глушу двигатель и оборачиваюсь к Ярославе. Она смотрит в окно, лицо отражается в стекле, лицо выглядит слишком болезненным. Я догадывался, что она бурно отреагирует на свадьбу, но надеялся, что она сможет справиться с эмоциями. Но всё вышло из-под контроля.
— Ярослава. — Зову тихо.
Она не отвечает. Даже не поворачивается.
Челюсть сжимается непроизвольно. Игнорирует. Снова, словно я пустое место.
— Мы дома.
— Знаю. — Голос жены тихий, мёртвый.
Выходим из машины. Она идёт впереди, а я следом. Хочу взять её за руку, но знаю, не даст. Пробовал уже и каждый раз она всё больше начинает замыкаться в себе.
И каждый раз этот жест отторжения бьёт сильнее предыдущего.
В прихожей нас встречает Амина. В домашнем платье, волосы аккуратно уложены, лёгкая улыбка на губах.
— Добрый вечер. Ужин готов. Я подогрею?
— Не нужно. — Отвечаю ей.
Ярослава проходит мимо, не глядя на неё. Поднимается по лестнице. Слышу, как захлопывается дверь нашей спальни. Теперь только её спальни.
Замок щёлкает.
Кровь стучит в висках. Она снова закрывается от меня. Моя жена закрывает от меня дверь в собственном доме. Не надо было чинить дверь, так между нами было бы меньше преград.
Пальцы сжимаются в кулаки. Хочется подняться туда. Выбить эту чёртову дверь ещё раз. Ворваться и заставить слушать. Заставить понять почему я так поступил.
Но я стою внизу как идиот и злюсь на себя за эту злость.
— Дамир. — Голос Амины возвращает меня. — Ты выглядишь усталым. Может, хоть чаю выпьешь?
— Нет. Спасибо.
Иду в кабинет, закрываю дверь. Опускаюсь в кресло, проводя руками по лицу.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Как всё так быстро пошло под откос?
Месяц назад всё было под контролем. План был простой: жениться на Амине, успокоить семьи, дать всему улечься, а потом найти выход. Надеялся, что Ярослава поймёт. Она должна понять, потому что любит меня.
Но она не поняла. Не хочет понимать.
Но ведь я даже не изменял ей. У меня с Аминой ничего не было и не будет.
На столе лежит контракт с Хаджиевыми, подписан два дня назад. Пятьдесят миллионов чистой прибыли. Отец улыбался впервые за полгода. Дядя Аскер пожал мне руку: «Молодец, парень. Наконец-то повзрослел».
Повзрослел — значит, предал женщину, которую люблю.
Ярослава плачет. Знаю, чувствую.
И не могу ничего сделать. Точнее, могу, но не делаю.
Кулаком бью в раму. Не сильно, но костяшки ноют приятной болью.
Раньше она бежала ко мне, когда плакала. Зарывалась лицом в грудь. Я гладил её по волосам, целовал в макушку, шептал, что всё будет хорошо.
А теперь я причина её слёз. И она прячется от меня за запертой дверью.
Я мог бы всё исправить, но тогда придётся выбирать. Отец или жена. Семья или любовь. Долг или счастье.
И почему, чёрт возьми, нельзя иметь всё сразу? Другие же могут. Почему я должен выбирать?
Злость кипит внутри. На отца за ультиматум. На Ярославу за то, что не хочет понять. На Амину за то, что существует. И на себя за то, что загнал всех в этот угол.
Я пытаюсь защитить всех. Почему никто этого не видит?
Стук в дверь возвращает в реальность.
— Дамир? Можно войти? — Слышу голос Амины.
— Я занят. — Мне сейчас совсем не до неё.
— Принесла чай для тебя, вижу, как ты много работаешь. Может, захочешь сделать перерыв. И нам нужно поговорить.
Открываю дверь. Она стоит с подносом, на котором дымится чайник и две чашки.
— О чём?
— О том, что происходит в доме. — Амина входит, ставит поднос на стол. — Это так не может продолжаться.
Сажусь обратно в кресло. Смотрю на неё. Спокойная. Собранная. Идеальная.
Почему Ярослава не может быть такой? Покорной. Понимающей. Удобной.
Нет. Стоп. Не хочу, чтобы она была такой. Хочу её — огонь, сопротивление, гордость. Хочу ту, которая спорит, бросает вызов, не прогибается.
Но сейчас это сопротивление разрывает меня на части.
— Что именно?
— Ярослава страдает, и ты страдаешь. Я чувствую себя чужой.
Смотрю на неё внимательнее. Лицо спокойное, но в глазах читается что-то ещё. Расчёт? Или правда переживает?
— Амина, мы договаривались, что наш брак временный.
— Временный? — Она садится напротив, складывает руки на коленях. — Дамир, прошёл месяц. Ничего не изменилось. Она ненавидит меня, ты разрываешься между нами, а семья ждёт, когда мы...
Не договаривает, но смысл ясен.
— Не будет этого. — Говорю жёстко, чтобы она с первого слова всё поняла.
— Но рано или поздно они спросят. Почему я ещё не беременна. Почему мы спим в разных комнатах. Дамир, я неглупая. Я понимаю, что ты любишь её. Но мы должны найти компромисс.
— Какой компромисс?
— Дай ей время уехать.
Кровь стынет в жилах, а потом закипает.
— Ты предлагаешь избавиться от неё?
Голос звучит жёстче, чем хотел. Руки сжимаются в кулаки под столом.
— Она моя жена. Никто не будет решать, где ей быть.
— Нет, что ты. Просто, если ты отпустишь, то всем станет легче.
Но я не могу отпустить её.
Потому что боюсь, что если она уедет, не вернётся. Потому что расстояние убьёт то, что ещё осталось между нами. Потому что она моя, и я не отпущу её так просто.
— Уходи, Амина.
— Дамир...
— Сказал — уходи. Мне нужно подумать.
Я остаюсь один. С чаем, который не буду пить. С контрактами, которые не приносят радости. С домом, где две женщины, и обе несчастны из-за меня.
Бью кулаком по столу. Бумаги разлетаются.
Я защищаю всех — повторяю себе.
Но всё больше кажется, что просто контролирую. Держу на коротком поводке. И называю это любовью.
Ярослава была свободной, когда я встретил её. Смеялась легко. Мечтала о будущем. Светилась изнутри.
А что я с ней сделал? Посадил в клетку. Позолоченную, дорогую, но клетку.
И теперь злюсь, что она бьётся о прутья, пытаясь вырваться на свободу и улететь как можно дальше от меня.