Сентябрь 1990 года
Клайв продолговатым белым свертком лежал на кровати, подсоединенный к аппаратуре с помощью разных трубок. К его руке тянулась трубочка капельницы. Из области ребер по трубочке побольше отходила желтоватая жидкость, слегка окрашенная кровью. Через трубку во рту Клайв был подсоединен к аппарату искусственного дыхания, который издавал мягкий ритмичный звук. Йен с жалостью смотрел на брата. Он как будто сделался меньше, усох, лицо землистого цвета. А чего ожидать от человека, которому только что удалили легкое? Бедняга. Он этого не заслужил.
Умоляющим взглядом Клайв указал на трубку во рту.
— Еще рано, мистер Грей, — мягко проговорила сестра. — Через двадцать четыре часа мы ее уберем, и вы сможете говорить все, что пожелаете.
Перепуганная Роксанна сидела у кровати. Йен не видел ее с того дня, как приезжал к ним и застал ее в гамаке, в шортах и майке. Сегодня она была истинной леди из пригорода, сдержанная и красивая в сером осеннем костюме, с шарфом кораллового цвета на плечах. Понимавший толк в женских нарядах, он сразу же отметил ее прекрасную темно-коричневую сумочку и туфли, простые золотые серьги и бледный лак ногтей. Вспомнив длинные темно-красные ногти, которые она старательно выставляла, кладя руку на скатерть, он внутренне улыбнулся. Он всегда знал, что она быстро все постигает, но это была прямо-таки космическая скорость.
— Бедный, — скорбно пробормотала она, — бедный мой. Ты потерял, наверное, фунтов десять. Но в понедельник тебя выпишут, и я тебя откормлю. Я варю прекрасный картофельный суп. Я принесу завтра, если тебе позволят его съесть.
— В понедельник? — резко переспросил Йен. — Кто сказал про понедельник?
— Врач, конечно, а что?
Он встал и пошел к двери.
— Мне нужно с ним поговорить. Пойду посмотрю, здесь ли он.
— Тебе нет нужды это делать. Я уже с ним поговорила, я жена Клайва.
— А я его брат, — по-прежнему резко сказал Йен.
— Я знаю, что вы уже говорили с миссис Грей… — произнести этот титул оказалось нелегко, — но она его жена всего три месяца, а я его брат всю жизнь.
Когда врач поднял брови, Йен понял, что говорит с излишней резкостью, что он унижает Роксанну. Но одна мысль о том, что она занимает место жены при мужчине по фамилии Грей, ранила его как ножом. Его чувство ответственности за брата, чувство кровных уз граничило с крайностью. Он смягчил тон:
— Вы удалили ему легкое, поэтому, естественно, мой вопрос о прогнозе на будущее.
Врач ответил четко:
— Пятно в легком мистера Грея оказалось карциномой, как вы знаете. Когда мы удалили легкое, мы удалили также и узелки в воротах легкого. Мы абсолютно уверены, что сделали все чисто, избавились в области легких от всего.
— Значит, все в порядке?
— Не совсем. Чтобы закрепить успех, ему нужно пройти курс химиотерапии. В течение двух или трех месяцев. И естественно, мы будем наблюдать его, проводить обследования, брать анализы. Если с течением времени мы ничего не выявим, то сможем поздравить себя с тем, что добились успеха.
— И это означает полное исцеление? Вы это хотите сказать?
— Мистер Грей, в человеческом теле всегда может остаться одна-единственная микроскопическая клетка, которую невозможно заметить. Но если после нескольких сложных анализов, которые существуют в настоящее время, мы ничего не найдем, то подтвердим положительный результат и возрадуемся.
— Прекрасно. Я хочу сообщить отцу что-нибудь обнадеживающее. Он сейчас отдыхает в Европе, а мой брат категорически запретил мне говорить ему что-либо, что может заставить его вернуться домой.
В палате медсестра обтирала лицо Клайва прохладной водой. Роксанна с Йеном наблюдали за ее действиями, чувствуя себя лишними.
— Мне кажется, — сказала сестра, — что он скоро заснет. Вам незачем здесь оставаться. С ним все будет в порядке.
— В таком случае я поеду, — сказал Йен. — Телефоны миссис Грей и мой у вас есть, если что — звоните.
— Ты не мог бы подвезти меня домой, Йен? — попросила Роксанна. — Я без машины. Да, дорогой, — объяснила она Клайву, вопросительно поднявшему брови, — обе наши машины вышли из строя. Твоя все еще в ремонте, а в моей сегодня утром сел аккумулятор. Приезда механика нужно было ждать полтора часа, а я хотела приехать сюда, поэтому вызвала такси. Так ты подвезешь меня, Йен?
— Разумеется, без проблем.
Как бы не так! Получасовая поездка, во время которой надо о чем-то с ней говорить. Ему сказать было нечего, он уже сказал все, что хотел.
Он с презрением смотрел и слушал, как она нежно прощается с мужем. Тихонько выйдя в коридор, Роксанна прошептала:
— Бедный Клайв. Он так ужасно выглядит.
— А чего ты ожидала от человека, который перенес такую операцию?
— У тебя нет сердца. Он выглядит ужасно, и я за него переживаю.
— У меня-то сердце есть, а вот ты разыграла прекрасную имитацию обеспокоенной жены.
— Послушай, если ты собираешься всю дорогу на меня кричать, я возьму такси, — сказала она, когда они уже вышли на улицу.
— Кто кричит? Я никогда не кричу.
— Ну, ругаешься. Я не собираюсь терпеть это от тебя.
— Тогда не терпи.
— Лучше уж я попрошу подбросить меня до дома кого-нибудь другого, — сказала она, кивнув головой в сторону открытого автомобиля, который проезжал мимо и в котором сидели два молодых человека, засвистевшие при виде Роксанны.
— Я бы ничуть не удивился. Давай садись в машину! — прорычал Йен.
Она села в автомобиль по всем правилам, как подобает истинной леди, но то, что у Хэппи или Салли выглядело естественно, у нее получилось скованно и заученно.
Они ехали в молчании. Роксанна внимательно смотрела по сторонам — на невыразительных женщин, которые выходили из дешевых магазинов в центре, прижимая к себе свои свертки, на потных мужчин, загружающих или разгружающих фургоны. Движение усилилось, когда по окончании длинного трудового дня рабочие потянулись по домам. Еще вчера она была частью этой тяжкой жизни.
Затем Роксанна вдруг проговорила:
— Нечего дуться.
— Я и не дуюсь. Я веду машину.
— Но ты не сказал ни слова.
— Как и ты. Ты выглядела очень мрачной.
— Я думала. Как странно сидеть здесь с тобой. И в то же время не странно.
— Давай не будем об этом, Роксанна.
— Ты прав. Не возражаешь на минутку остановиться у кафе? Я хочу купить себе сандвич на ужин.
— Не возражаю. Но это не похоже на ужин.
— У меня нет настроения готовить для себя. Слишком давит одиночество. А так я посижу перед телевизором, съем сандвич и лягу спать.
Он ничего не сказал.
— Обед еще ничего, но ужинать в одиночестве — в этом есть что-то подавляющее.
— Да, — согласился он.
Дело в том, что он тоже еще не думал об ужине. Хэппи на пару дней уехала в Род-Айленд повидать сестру и новорожденного племянника. Разумеется, она наготовила прорву еды, но перспектива заглядывать в холодильник, разогревать эти блюда, мыть за собой посуду его не вдохновляла.
Пока он об этом размышлял, на том самом перекрестке, рядом с которым располагался лучший в городе ресторан, зажегся красный свет. И внезапно Йен понял, что умирает с голоду, рот наполнился слюной.
— Я бы съел хороший бифштекс, — высказался он. — Может, зайдем? — И затем с опозданием заметил, что это то самое место, где они познакомились три года назад.
— Да, но…
— Что — но?
— Не надо бы, чтобы нас видели вместе.
— Это смешно. Заруби себе на носу, что я не испытываю к тебе никаких желаний, что нам абсолютно нечего скрывать… в смысле, то, что происходит теперь. Ничего не происходит, кроме того, что моя жена уехала, а твой муж, который и мой брат, лежит в больнице, а мы ужинаем, потому что я голоден. Полагаю, и ты тоже. Нет?
— Да, я проголодалась.
— Отлично. Давай поедим.
«Когда другие женщины, а не только мужчины, смотрят на какую-то женщину, это значит, что она сногсшибательна», — думал Йен, пока они шли к своему столику.
— Может, сначала подойдем к салат-бару? — спросил он.
— Нет, я закажу только горячее. Это… — Она мило пожала плечами. — Это слишком печально — стоять там. Знаешь, я ни разу больше не была здесь, поскольку сказала Клайву, что это место мне не нравится.
— Зачем ты мне это говоришь? Ты составила план, претворила его в жизнь, поэтому нечего предаваться сентиментальным воспоминаниям. Я не хочу это слушать, Роксанна. Я пришел сюда поесть.
— Ладно, ладно. Нечего так из-за этого расстраиваться.
— Я не расстраиваюсь. Давай сделаем заказ.
Еда была, как обычно, превосходна: бифштекс прожарен в самый раз, картофель — хрустящий, овощное рагу сочное, как настоящий рататуй, какой готовят во Франции. Изгнав из головы всякие мысли, Йен спокойно ел и пил вино, уставясь в пустоту поверх головы Роксанны.
— Мы не можем просто так сидеть и есть молча, — немного погодя сказала она.
— Почему нет?
— Потому что так мы похожи на супружескую пару, — попыталась пошутить она.
— Хорошо, — согласился он, — раз мы точно не супружеская пара, то и не хотим быть на нее похожими. Давай будем разговаривать.
— О чем мы поговорим?
— Мне все равно. О политике. О чем угодно. Что происходит в городе?
Она на мгновение задумалась, потом спросила:
— Что там такое насчет крупной сделки, связанной с лесом? Клайв сказал мне, что вы с Дэном из-за нее поссорились.
— Да, неловко получилось. Я не хочу на него злиться, а он, полагаю, — на меня. Хотя он все же глупо поступает, воротя нос от таких денег.
— Клайв не сказал, сколько это. Он мало что рассказывает мне о делах.
«Значит, он еще не совсем сошел с ума. Финансовое состояние «Грейз фудс» последнее, что нужно знать этой особе. На следующее утро об этом узнает весь город. С другой стороны, она слишком умна для этого. В любом случае чем меньше сказано, тем лучше».
— Ну, это большое предложение. Полагаю, Клайв выступит на моей стороне?
— Не знаю. Он не сказал. А что за человек эта Аманда?
— Я мог бы с ней поладить. Аманда — сука, но есть суки и суки. Разные типы.
— Не на меня ли ты намекаешь?
— Не надо сверкать глазами. Да, я имею в виду тебя, но ты не Аманда. Общее у вас только то, что вы обе хваткие. Умные и хваткие. Заботитесь о себе.
— Приходится, когда имеешь дело с мужчинами. Прости, мне надо в дамскую комнату.
Когда она отошла, к их столику подошел какой-то мужчина и прошептал:
— Эй, кто это с тобой? Что происходит?
Старый знакомый по теннисному клубу, он имел право на подобный вопрос, и Йен со смехом ответил:
— Ничего не происходит. Она моя невестка. Ты знаешь, что Клайв в больнице?
— Да, я уже послал ему карточку с пожеланием выздоровления. Как он?
— Спасибо, он поправится.
— Не понимаю… твоя невестка… Ты хочешь сказать, что она жена Клайва?
— Да, хочу сказать именно это.
— Вот это да! Не ожидал от Клайва. Я ничего такого в виду не имел, — мгновенно добавил он, увидев, как напрягся Йен.
Йен знал, что гнев отразился в его взгляде, но гнев не на этого грубого типа, а на всю ситуацию. Лучше побыстрее отсюда убраться, пока не последовали другие вопросы.
В машине они опять молчали, пока Роксанна не включила радио.
— Ты не против?
— Нет.
Передавали мелодии сороковых и пятидесятых годов. Роксанне нравилась эта музыка, которой хочется подпевать, а в стихах здесь встречаются слова «весна» и «лунный свет». Да, есть какая-то сладостность в этих старых песнях.
Ее волосы тоже пахли сладко. Запах был новый, он не помнил у нее таких духов.
— Ты знаешь, что Клайв купил мне щенка? — спросила Роксанна.
— Нет, откуда…
— Очаровательный такой мопс. Палевый, с черными щеками. Мопсы — любимые собаки английской королевской семьи. У них их много.
— Да что ты?
Она такая умная, такая проницательная, но иногда несет всякую чушь.
— Ну вот, мы приехали, — сказала она, когда шины зашуршали по гравию. — Не хочешь зайти на минутку, посмотреть на него? Он почти целый день сидел один, но я не могу ничего поделать из-за Клайва.
Запах ее духов кружил ему голову… Наступил уже настоящий вечер. Дни стали заметно короче. Осень всегда действовала на него угнетающе. Ему не хотелось возвращаться в пустой дом… Все это пронеслось у него в мозгу, пока Роксанна выбиралась из машины и теперь стояла у открытой дверцы.
— Зайдешь? — спросила она.
— Ладно. Заодно можешь показать дом. — Который очень хвалила Хэппи, но у него не поворачивался язык произнести ее имя в этом месте.
Внутреннее убранство дома поразило его не только богатством и вкусом, но и стилем: сам дом был в довоенном стиле, теперь так не строят. Во всем чувствовался вкус Клайва, может быть, чересчур исторический, но все равно очень хороший вкус.
Однако в кухне не было ничего исторического. Ее белый фарфор и сверкающая медь могли бы считаться произведениями искусства и были новее нового. Клайв не поскупился.
Круглый, толстый щенок, лежавший в своей корзинке, выбрался из нее и засеменил к Роксанне, приветственно повизгивая. Она подхватила его и прижала к щеке.
— Бедный Эйнджел! Его так зовут — Эйнджел. Это была моя идея, и, возможно, глупая, потому что так обычно называют девочек, а он, вне всяких сомнений, самый настоящий мальчик.
— Не волнуйся. Он назван как надо. Ангелы — мужского пола.
— Да? Клайв тоже мне сказал, но я не поверила. Он хочет есть. Смотри, сходил на бумагу. Быстро учится. Не хочешь бренди, Йен? В кабинете есть секретер с баром. Свет там горит.
Она говорила быстро, желая удержать его, не дать произнести: «Нет, я всего лишь на минутку». Но он и сам хотел выпить бренди, прежде чем отправиться домой. Если она надеется еще на что-то, то напрасно. Хотя вряд ли она захочет рисковать всеми своими приобретениями ради ночи секса.
В кабинете было тепло, как и полагается; цветные коврики, вощеный ситец и книги — все очень приятно сочетается. Держа бокал с бренди — тонкого французского хрусталя, между прочим, — он прошелся по комнате, осматривая ее. Из любопытства вытащил две или три книги Клайва — математика, физика, черные дыры, наносекунды — и аккуратно поставил их на место, в алфавитном порядке.
И тут он в первый раз подумал, что у Клайва никогда не было своего дома, и его сердце дрогнуло. «Клайв всю жизнь жил с отцом в «Боярышнике». Так получилось. Клайв никогда меня не любил, но кто виноват, что он таким уродился? А я? Я не слишком обращал на него внимание, если быть откровенным. Он не был для меня важен. От всего сердца надеюсь, что теперь жизнь у него наладится. Надеюсь, эта ослепительная женщина сделает все, как нужно. Надеюсь, он не настолько болен, как можно было судить по его сегодняшнему виду».
Он беспокойно продолжил обход кабинета, согревая в руках бокал с бренди, глянул на два хороших пейзажа и фотографию родителей, молодых и горделивых. На другом столе он заметил фотографию Клайва с маленькой дочкой Дэна, девочка сидела верхом на пони, подаренном Клайвом. Она уже красавица, думал он, и в этот момент пришла Роксанна.
Она переоделась в короткое свободное платье яблочно-зеленого цвета, оставшееся от лета. Подобранные до этого волосы распустила.
— Я пообещала Клайву приготовить картофельный суп. Думаю, он сможет съесть его завтра, когда у него изо рта вынут эту трубку. Я же не могла готовить в том костюме?
Ее груди при ходьбе слегка колыхались. Господи Боже, да под этим платьем на ней ничего нет. Он взял фотографию и сказал:
— Хороший снимок, Клайв с Тиной.
— Он без ума от этого ребенка.
— Красивая девочка. Она будет красивее своей матери, а это что-то да значит. Я всегда восхищался Салли, — сказал он, думая: «Пусть знает, что она не единственная женщина, на которую смотрят мужчины».
— Да, но с Тиной что-то не так.
— Не так? — переспросил он. — Она своенравная, немного избалованная, вот и все. Многие дети такие, и все обходится благополучно.
— Нет, дело не только в этом. У меня же в доме были дети, и я их чувствую. Я как-то приезжала к Салли, она пригласила меня посмотреть, что сделала дизайнер, которая отделывала этот дом, в их особняке, и девочка не разговаривала. Ни со мной, ни с Салли, ни с кем. Я пробыла там час, и она только сидела и без конца заводила эту чертову карусель.
Йену стало неприятно, что с кем-то из детей, носящих фамилию Грей, даже если он сам считал этого ребенка несносным, может быть что-то «не так». Хэппи упоминала насчет Тины, говорила о каких-то затруднениях с дочкой у Дэна и Салли. Она не знала, в чем именно дело, сказала только, что, вероятно, они «обратятся за помощью» — так говорят, когда вы дошли до ручки с неуправляемым ребенком. Похоже, она устроила настоящий концерт на вечере, который Хэппи устраивала в своем детском саду. Очень плохо. Красивая девочка — светлые глаза от Дэна и густые черные волосы от Салли.
— Я не психотерапевт, но… — начала Роксанна, но он оборвал ее:
— Вот именно. Так что давай не будем об этом.
— Знаешь, Клайв хочет ребенка. Девочку.
— И что же тебя останавливает? Кольцо на пальце у тебя есть. Ты прекрасно устроена.
Йен понимал, что грубит, но мысль об этих двоих в постели выводила его из себя.
— Не знаю. Видимо, мне следует родить. Придется. Только я хочу, чтобы это был твой ребенок. Наш. — И Роксанна подняла на него увлажнившиеся глаза.
Он поставил недопитый бокал.
— Я же тебе сказал…
— Да-да, прости. Но ты должен согласиться, что он был бы очень красивым. При нашей внешности у нас был бы красивый ребенок.
«Я всегда хотел ребенка, — думал Йен, — в особенности мальчика. Но мой ребенок должен быть ребенком Хэппи, а не Роксанны. Почему? Потому что в нем не должно быть ее коварства. Я бы не хотел, чтобы мой ребенок был коварным». И он вдруг понял, что Роксанна совсем ему не нравится.
— Прости, у нас обоих был длинный день. Я еду домой.
— Я думала, ты хочешь посмотреть дом. Идем наверх, я покажу. Это займет всего минуту.
Не очень охотно он последовал за ней, щенок ковылял за ними.
— Посмотри на его кроватку, — сказала Роксанна. — В ногах нашей кровати.
Низкая громадная кровать была застелена мягким желтым покрывалом, кровать собаки была отделана точно так же.
— Прелестно, правда? Я вычитала в журнале, что есть такая фирма, где тебе сделают кровать для собаки в стиле твоей кровати. Посмотри, у него даже есть подушка.
Но Йен смотрел не на собачью, а на другую, «брачную» постель. И вся та ярость, с которой он боролся с июня и которую почти победил, теперь стремительно возвращалась. Он чувствовал во рту ее привкус, болезненный и жгучий, как от перца.
— Идем, посмотри ванную комнату. Она больше той комнаты, в которой я жила дома. Здесь есть джакузи, и Клайв сделал окно в потолке. Что такое, тебе не нравится?
— Конечно, нравится. Разве здесь может что-то не нравиться?
— А теперь послушай вот это. Нет, иди сюда. Послушай. Даже в комнате для гостей. — Она нажала кнопку, и полилась музыка. — По всему дому, где пожелаешь, — объявила Роксанна, словно никто никогда ни о чем подобном не слыхивал.
Она-то как раз, может, и не слышала.
— Очень мило, — проговорил он.
— Клайв любит слушать музыку в постели. Это приятно, только нам нравится разная музыка. Ему нравится Мо… Моц?.. — Она неуверенно умолкла.
— Моцарт?
— Но ему нравится и моя любимая музыка. Иногда мы танцуем. Я его научила. Посмотри!
Роксанна прибавила громкости, так что коридор и все комнаты наполнились ритмичными раскатами рока. И, двигаясь в такт, она скользящим шагом прошлась по длинному коридору и вернулась к Йену, извиваясь, тряся грудями, размахивая короткой пышной юбкой, под которой у Роксанны действительно не было белья.
— Ну, что скажешь? — Глаза ее сверкали, и внезапно она прижалась к нему. — Один поцелуй. Я приказываю. Давай! Это ничего не будет тебе стоить.
В аромате ее духов смешались роза, хвоя, свежее сено, тепло фруктов, тепло женщины. Ее губы на вкус были сладкими, как малина. Йен попытался освободиться от ее крепкого объятия, но не смог, потому что она была сильной; а потом, хотя он явно был сильнее, он уже не хотел освобождаться. Даже под дулом револьвера он не смог бы прервать то, что началось. И, не отрывая своих губ от ее рта, он подхватил Роксанну на руки и отнес в комнату для гостей.
Единственной разумной мыслью, промелькнувшей в его голове, было: только не там, где она спит с мужем. Затем все мысли исчезли.
Когда он проснулся, на его часах была почти полночь. Роксанна смотрела на него, пока он спал. Приподнявшись на локте, Йен нахмурился:
— Разве я не говорил тебе, что люди не любят, когда за ними наблюдают за спящими?
— Как можно это не любить, если ты спишь и не знаешь, что происходит?
— А, опять ты говоришь глупости.
— Мужчины всегда считают женщин глупыми.
Он не мог не улыбнуться. Будь он проклят, если она не разговаривает, как Аманда Грей.
— Ты такой милый, когда улыбаешься, Йен.
И сразу же его улыбка померкла. Что он наделал! Какая грязь! За прошедшие годы он достаточно испытывал чувство вины, но теперь он совершил двойное преступление. Боже, если из-за сегодняшнего инцидента Роксанна что-то заберет себе в голову, он разрушит бедному Клайву жизнь. И точно так же разрушит остаток своей.
— Не надо такого несчастного вида, Йен, — сказала она, прочитав его мысли. — Мы ни у кого ничего не отбираем.
Он торопливо встал, чтобы одеться.
— В тот день, когда я сюда приезжал, ты сказала, что собираешься хранить верность Клайву и выполнить сделку, которую заключила сама с собой. Если ты этого не сделаешь, если ты посмеешь…
— Я собираюсь ее выполнить, Йен. Я привязалась к Клайву, он мне нравится, но это не имеет к нему никакого отношения. Он никогда об этом не узнает, — хладнокровно произнесла она, натягивая свое зеленое платье.
— Ты… ты — актриса!
— Перед этим я с тобой не актерствовала, — сказала она. — Все это было настоящим. — Она заглянула Йену в глаза. — И ты это знаешь.
Он почти бегом спустился по лестнице. Внизу Роксанна догнала его.
— Ты знаешь, что мы захотим повторить. Мы не можем друг без друга, Йен. Когда мы это сделаем?
— Пока твой муж в больнице.
— Он скоро оттуда выйдет, и что тогда?
— Ты знаешь ответ.
— Но мы никому не навредим, — взмолилась она.
— Ты забыла приготовить картофельный суп, — напомнил он, уже открывая дверь.
— О Господи!
Садясь в машину, Йен видел в освещенное кухонное окно, как Роксанна положила на стол кучку картошки и принялась ее чистить. Она плакала.