Карусель

Глава 14

Декабрь 1990 года

Йен поднял грязные жалюзи и выглянул на стоянку. Ветер налетал такими сильными порывами, что слышно было, как подрагивает вывеска мотеля «Счастливые часы». Было только без четверти четыре, но день закончился, и мигающие рождественские гирлянды, украшающие заведение, уже зажглись.

Он ненавидел дневные свидания. Им не хватало радостного возбуждения вечера, которое могло преобразить даже такое убогое и гнетущее место, как это.

Роксанна, дрожа, сидела в постели.

— Черт, как в холодильнике. За твои деньги они могли хотя бы включить отопление.

Ее одежда, как обычно, лежала на стуле. Йен взял новое норковое манто Роксанны и посмотрел на этикетку модного нью-йоркского меховщика. Это манто было значительным шагом вперед по сравнению с тем, которое подарил ей он.

— Вот, накинь, — грубо сказал он. — Кстати, не ты ли мне говорила, что перестала ругаться через слово?

Она засмеялась:

— Я ругаюсь, только когда с тобой. С тобой я могу себе это позволить.

Он понимал, что от него ждут подтверждения этой близости в совершенно определенной манере. Но из-за мрачного настроения этого не сделал. Перед глазами у него стояла пелена, на плечи давил груз.

Подобно ограбленной королеве, Роксанна сидела в светлых мехах, на шее у нее мерцало золотое колье. После удовлетворения желания — и кстати, Йен, сгорал от него не меньше, чем она, — Роксанна была настроена на долгую, приятную беседу.

— Вставай, — приказал он. — Не знаю, как ты, но мне нужно вернуться домой к ужину. У нас гости.

— Я думала, что на этой неделе ты живешь у своего отца в Ред-Хилле. Мы переехали туда вчера вечером. Сегодня днем я поехала к дантисту, ха-ха.

— Мы приедем в Ред-Хилл сегодня вечером, после гостей.

Все это мероприятие было идеей Клайва, причем совершенно несвоевременной. Однако же бедняга ни о чем никогда не просил и не так уж о многом просил сейчас. Может, он думал, что это его последнее Рождество. И он представил Клайва сидящим с книгой перед камином.

— Это Рождество станет моим первым праздником в кругу вашего семейства, чего ты так боишься. Но не волнуйся, я буду идеальной, — заверила Роксанна, целуя кончики своих пальцев, как она часто делала.

Это тоже подействовало на Йена раздражающе.

— Шевелись давай! Мне еще нужно расплатиться по счету, а я не могу, пока ты в номере.

— Хорошо, хорошо. — Она зевнула, потянулась и обнаженная выскользнула из постели.

Пока она одевалась, Йен пристально следил за этим маленьким спектаклем, наблюдал за грациозными, как у стриптизерши, движениями.

— Еще ничего не заметно, — сказал он.

— Конечно, нет. Всего два месяца.

Три недели назад она сообщила ему, что беременна, и до сих пор он иногда думал, не приснилось ли это ему.

— Ты уверена, это не ошибка? Ради Бога, ты уверена? — спросил он.

— Я же сказала, что ходила к врачу. Ошибки нет.

— Я имею в виду, чей он, — сказал Йен, преодолевая свое отвращение к этим словам.

— И у тебя хватает смелости снова спрашивать меня об этом, Йен?

— Я имею право спросить. Мы были вместе всего три раза, один раз тогда в твоем доме и два раза здесь.

— Достаточно и одного, друг мой. И вообще, к чему весь этот допрос с пристрастием? Посмотри на моего мужа! Я не была с ним последние три месяца. Как я могла? Пошевели мозгами. Да, — сказала она, забирая волосы отделанной бархатом заколкой, — медовый месяц был коротким.

— Не надо, — сказал он. Это было отвратительно, и он уставился в окно на «БМВ» Роксанны. — А он хорошо с тобой обращается, а?

— На машину смотришь? Да, хорошо. Лучше, чем ты, когда у тебя была такая возможность.

— Не надо, — снова попросил он. И увидел Клайва, лежащего в больнице, подсоединенного ко всем этим трубкам, увидел Клайва, лежащего в гробу, и, развернувшись, крикнул: — Мне так стыдно, Роксанна!

Она красила губы и ответила, только когда закончила и аккуратно их промокнула:

— Поздновато об этом говорить, ты не находишь? Вот что я тебе скажу, Йен. Твоя беда в том, что у тебя слишком много совести. Если бы ты женился на мне, когда мог, сейчас бы мы не попали в такой переплет.

Его затопил страх. Йен чувствовал, как он ледяной водой растекается по его жилам.

— Он не… не будет сопоставлять сроки?

— Нет. Я каждый раз разыгрываю спектакль, когда ему становится получше, но у него едва получается. Он все это придумал. Ничего такого и не было. Но он знает недостаточно, чтобы это сознавать. В любом случае он последний, у кого появятся какие-то подозрения.

— У меня такое ощущение, будто я вывалялся в грязи, Роксанна.

— Мог бы сказать что-нибудь хорошее о ребенке, которого я тебе подарю. Ты, должно быть, хочешь ребенка. Все мужчины хотят.

— Об этом больше думают женщины. Разумеется, я надеюсь, что с ним все будет в порядке… и с тобой тоже.

— Я обратила внимание, что ты не предложил сделать аборт.

— Это не мне решать.

Но она не отставала:

— Ты мог бы выказать хоть немного радости насчет ребенка.

Дура! Как он может радоваться?

— Все дело в ситуации, Роксанна. Я ужасно, страшно беспокоюсь.

Они стояли друг против друга, готовые идти и в то же время медлившие. «Да, — думал он, — я хотел ребенка. Но не от нее. Какая ирония!» Если это будет даже самый красивый мальчик в мире, он будет принадлежать не ему, а Клайву. А если Клайв умрет, она через пару лет снова выйдет замуж. У овдовевшей красавицы миссис Грей отбоя не будет от претендентов. Мысли Йена неслись стремительно. Но предположим, что она не захочет вторично выходить замуж, а предпочтет остаться с ним. Он попадет в ловушку и будет привязан к Роксанне. Она будет держать его при себе до последнего дня жизни и даже после, если эта привязанность перейдет на Хэппи. При этой мысли он внутренне застонал.

— У тебя вид, как у покойника, — сказала она.

— Я себя сейчас таковым и чувствую. — Йен помолчал, думая об отце и о том, в какую ярость он впадет, узнав об их связи. — Если ты кому-нибудь проговоришься и Клайв узнает, это его убьет.

— Ты с ума сошел? По-твоему, я собираюсь поместить в газете объявление?

Взгляд ее был жестким. Она злилась на него, и он понимал почему. Беременная женщина хочет внимания и одобрения, признания со стороны отца грядущего чуда. И он вспомнил, как гордился своими детьми Дэн.

Поэтому очень мягко сказал:

— Не сердись на меня. Одна часть меня радуется ребенку, а другая часть — то, что ты видишь. Я имел в виду, не говори своей сестре. Не доверяй никому. Ты отдаешь себе отчет в том, что случится, если это выплывет наружу? Отец, Клайв и Хэппи…

Теперь перебила она:

— Ради нее — не говоря уж о Клайве, который небезразличен мне больше, чем ты можешь себе представить, — я буду осторожна. Я не такая дрянь, как ты, наверное, думаешь.

— Я не думаю, что ты дрянь, Роксанна! — возмутился он.

Конечно, она не была хорошей, как Хэппи или Салли, но и плохой тоже не была.

— Она была очень добра ко мне, давала рецепты и все такое, хотя могла бы и нос воротить. Тебе не о чем беспокоиться, Йен. — Она тряхнула головой. — Кроме того, если ты не веришь, какой хорошей я могу быть, то наверняка понимаешь — я знаю, с какой стороны намазан маслом мой хлеб.

Вот это было больше похоже на Роксанну, и он кивнул:

— О, я не сомневаюсь, что знаешь. Ничуть.

— Кстати, о хлебе, — нахмурилась она. — Как он будет намазан, если Клайв умрет?

— Прошу тебя, не хорони его раньше времени.

— Я ничего подобного не делаю. Но люди умирают. А он болен, и у меня будет ребенок, поэтому мне нужно знать.

— Ты спрашиваешь меня, что в его завещании? Так вот, я не знаю.

Она вдруг расплакалась.

— Йен! Мне страшно. Что будет со мной, если Клайв умрет? Я не хочу уезжать из этого дома, у меня все заберут, я все потеряю, как Золушка в полночь. — И, бросившись к Йену, она уткнулась ему в плечо. — Ты думаешь, что я — это всего лишь загребущие руки, но ты же знаешь, что это не так, что я хорошо к нему отношусь! Я не только беру, я даю. Я делаю его счастливым. Можешь спросить его, он скажет, как он счастлив.

«Он был бы не очень счастлив, если бы слышал сейчас твои слова».

Она все плакала, и он погладил ее по спине, успокаивая и бормоча:

— Не нужно и спрашивать. Он постоянно об этом говорит.

— Я только-только ко всему привыкла, и вдруг придется всего лишиться…

В душе Йена шевельнулась жалость: конечно, ее подняли из грязи и возвели на вершину горы. Неудивительно, что она боится падения. Поэтому он все гладил ее и приговаривал:

— Ты забегаешь вперед. Не нужно бояться.

Она подняла голову и, достав из кармана платок, вытерла, все еще всхлипывая, глаза.

— Я люблю тебя, Йен. И всегда буду любить.

Машинально поглаживая ее спину, Йен приводил в порядок свои мысли, даже не глядя на Роксанну.

Проблему надо решать логически, как в геометрии. Одно вытекает из этого, другое — из того, и так, пока не получишь ответ. Что ему нужно, так это деньги, достаточно денег, чтобы при любом раскладе Роксанна не поднимала шума. Что нужно, так это выкупить долю Аманды, потому что если этого не сделают они, результат очевиден. Таким образом, все снова возвращается к лесу. Теперь, когда — о чудо из чудес! — Дэн сдался, единственным препятствием остается Клайв, который убежден и, несомненно, прав, что продажа разобьет отцу сердце. Но Клайв не знает, что существует еще одно обстоятельство, которое может разбить сердце их отца наверняка… Этого надо избежать. И Роксанна единственная, кто может это сделать.

— Я так люблю тебя, Йен! Ты не знаешь, как сильно.

«Верно, — подумал он, — не знаю. Все так зыбко. Там, где замешаны деньги, кто может знать?»

— Я хочу с тобой поговорить, — сказал он. — Давай снимем пальто и сядем.

— Мне нужно домой. Он целый день сидит один, ждет меня, бедолага. Я теперь почти не оставляю его. Он нуждается во мне, и я чувствую себя виноватой. Он думает, что я поехала к дантисту, а потом поведу сестру обедать — она приехала из школы. Мне нужно спешить домой.

— Это не займет много времени, если ты сосредоточишься. Клайв, должно быть, говорил тебе кое-что про наш бизнес. Про людей, которые собираются построить жилье на территории части леса Греев.

— Ну да, ты мне говорил, я в газете читала. Клайв мало что рассказывал. Я знаю, что ты хочешь, чтобы он встал на твою сторону, вот и все.

— Правильно. Но я расскажу больше.

Когда он как можно проще изложил ей происходящие события, она воскликнула:

— Да кто такая эта Аманда, чтобы вы ее так боялись?

— Мы не боимся, мы просто не хотим застрять в судах на десять лет.

— Почему твой отец не может ее урезонить?

Очень хороший вопрос. То, что их отец, человек такого склада и влияния, не может совладать с несносной, странной молодой женщиной, было загадкой.

— У него слабое сердце, и самое страшное для него — это участие в ссоре, — последовал ответ Йена, и слова его были правдой. — Так что видишь, как важно, чтобы Клайв не тормозил сделку по лесу. Тогда у нас будут деньги, чтобы откупиться от Аманды, и… — Он серьезно и многозначительно посмотрел на Роксанну. — Будет много денег для тебя, умрет Клайв или останется жить. В любом случае — пусть он живет как можно дольше — мы учредим для тебя траст, и ты будешь обеспечена на всю жизнь.

Глаза ее расширились и засияли, а на губах помимо воли появилась улыбка.

— Но только, только, — резко напомнил он в третий или четвертый раз, — если ты сможешь склонить Клайва на нашу сторону. А теперь поезжай домой и сделай это. Я уверен, ты сможешь. Ты сама знаешь как.

— Не волнуйся. Он делает все, что я прошу, и это сделает тоже.

«Будем надеяться!» — сказал себе Йен. Иначе над его головой будут кружиться два стервятника — Аманда и Роксанна. Жадные до денег — вот их суть. Проклятие! Вот в чем корень зла. Он уже не хотел никаких денег для себя, только бы избавиться от этих женщин.

— А теперь поторопись, — напомнил он. — Уже поздно, а по радио передавали, что выпадет снег.

Она обняла его за шею, подняла лицо, чтобы он поцеловал ее.

— Роксанна, у нас нет времени, — напомнил он, едва коснувшись ее губ.

Она запротестовала, говоря, что это не настоящий поцелуй, но Йен уже открыл дверь.

— Мне даже начинает нравиться этот номер, — заметила Роксанна. — Когда мы встретимся снова?

— Давай не будет отвлекаться. Сначала дело. Мне нужно, чтобы ты вернулась домой и обработала Клайва.

На парковке они разошлись, и Йен умчался первым. Он поскорее хотел попасть домой, к Хэппи, такой умной, такой красивой и милой, к женщине, которая не станет ему докучать, будет довольна и занята делом и не будет хныкать или плакать, говоря о любви или требуя денег.

Большую часть дня Клайв лежал на диване, читал, дремал, снова читал, смотрел телевизор, смотрел на огонь в камине. Периодически он вставал, чтобы подбросить новое полено. Какое удовольствие наблюдать за вихрем искр, оранжевой вспышкой, которая затем сменяется спокойным, уютным потрескиванием. Один раз он сходил на кухню и заварил целый чайник травяного чаю, который отнес к камину вместе с лимонным печеньем, испеченным Роксанной.

Он любил этот коттедж по-другому, нежели роскошный дом в Скифии. Это был бревенчатый дом, самой простой конструкции, он сам его спроектировал. Вокруг стеной стоял лес, который шелестел даже в безветренные дни. Многие этого не знают. А его лошади — теперь их было две, одна из них для Роксанны — стояли в конюшне на взгорке за домом отца. Сколько источников радости!..

И ко всему прочему, ему становилось лучше. Он чувствовал это. К нему понемногу возвращались силы. Если повезет, он скоро сможет кататься верхом. А если повезет еще немного, то отрастут и волосы.

Морщинки тревоги прорезали лоб Клайва. Что на самом деле думает о нем Роксанна, эта восхитительная, ослепительная женщина? В глубине души он всегда волновался по этому поводу. Однако тревоги не дают ответов на вопросы. Лучше просто наслаждаться тем, что имеешь, не анализируя, что да как.

Она носит его ребенка. Несмотря на болезнь, которая набросилась на него, как дикий зверь, он сумел сотворить это чудо: ребенка, который принадлежит ему, ему и Роксанне.

Они несколько недель не занимались любовью. Или дольше? С этой операцией и лечением он совсем потерял счет времени. Должно быть, такой здоровой, молодой женщине трудно жить так долго без любви. Ничего, еще пара месяцев, и он будет как новенький.

— Как я счастлив, — проговорил он вслух, испугав мопса Эйнджела, который спал в своей умопомрачительной корзинке.

«Мой сын будет другим, — думал он, глядя на огонь, — не таким, как я. Надеюсь, он будет похож на Йена. Но и девочка тоже хорошо, маленькая девочка, как Тина, пухленькая и розовая. Я так давно ее не видел. Жаль, что она не приезжает».

Под навес, пристроенный к дому, въехала машина. Вернулась Роксанна. Он радостно встал, чтобы встретить ее.

— Где ты была так долго? — спросил он. — Я соскучился.

Теперь ей придется ответить на сотню скучных вопросов, дать сотню объяснений насчет школы, где училась сестра, и посоветоваться, не надо ли снова съездить к дантисту. Он всегда хочет знать все, изображает такой интерес к каждой мельчайшей подробности, имеющей к ней, Роксанне, отношение, словно хочет съесть ее живьем.

Настроение у нее было никудышное. Всю дорогу домой она заново переживала этот день. Совершенно очевидно — что-то изменилось. Йен отнюдь не пылал любовью. Хотел только быстрого секса, а ей этого недостаточно…

— Я же говорила тебе… — начала она, но, почувствовав раздражение в собственном голосе, повернулась к мужу и улыбнулась. В конце концов, Клайв действительно ей небезразличен, и она не должна срывать на нем свое плохое настроение. — Я поехала к дантисту, и он быстренько поставил мне пломбу. Потом я встретилась с сестрой, мы пообедали и проговорили до трех часов, и вот я здесь.

— Значит, ты хорошо провела день. Как Мишель?

— Прекрасно. У нее флоридский загар. — И, напомнив себе, что нельзя забывать о знаках внимания, она добавила: — Она шлет тебе привет. Не знает, как тебя и благодарить. Школа — просто чудо, оценки у нее неплохие, и ты увидишь хороший табель.

Клайв просиял.

— Прекрасно, — сказал он.

Было очевидно, что он действительно рад, и это удивило Роксанну: с чего ему так радоваться успехам девочки, которую он едва знал? Клайв был полон загадок.

— Домой ползла как черепаха. Пошел снег, и я нервничала на скользкой дороге.

— Ты шикарно оделась для визита к дантисту и обеда с сестрой.

— Я хотела, чтобы Мишель увидела манто, — объяснила Роксанна, смахивая оставшиеся снежинки и убирая одежду в гардероб.

— Ну и как, понравилось?

Вот пристал! Понятно, ему хочется поговорить, хочется удержать ее при себе, не хочется, чтобы она уходила. Но сегодня это особенно раздражало Роксанну. Как странно: по-настоящему привязан к человеку, благодарен ему, испытываешь самые теплые чувства — и в то же время иногда тебе нестерпимо само его присутствие.

— Она пришла в восторг. Да и почему нет? Это одно из самых красивых манто, какие я видела.

— Ты в нем как куколка. Как и во всем, что ни наденешь. Но лучше всего ты выглядишь без одежды.

И снова ей пришлось выдавить улыбку и игриво произнести:

— Правда?

— Конечно. Просто я давно уже тебя такой не видел, но ничего, я скоро вернусь к нормальной жизни и наверстаю упущенное, обещаю.

Роксанна содрогнулась. Он действительно верит, что она скучает по его объятиям. Но разве она хоть раз дала ему повод усомниться в истинности своего пылкого отклика на его страсть? Сегодня, после свидания с Йеном, она только подивилась, как могла изображать эту страсть так хорошо. Теперь физически Клайв стал ей противен. Она с трудом могла прикоснуться к бедняге.

— Ты, должно быть, проголодался, — сказала она. — Ужин будет готов через двадцать минут.

— Я думал, что на этой неделе мы будем ужинать у отца.

— С завтрашнего дня. Я подумала, что будет неплохо опробовать нашу кухню.

— Ты права, ты обо всем подумала.

Эйнджел подковылял к ногам Роксанны, она подняла его и поцеловала в макушку.

— Малыш тоже голодный, — сказала она.

— Поцелуй и меня, мне поцелуй нужнее, чем Эйнджелу.

Роксанна хотела поцеловать мужа тоже в макушку, но он подставил ей губы. Они оказались влажными, и Роксанна едва удержалась, чтобы не вытереть рот рукой.

— Позволь мне все же приготовить ужин, — весело проговорила она, поскольку Клайву было явно мало одного поцелуя.

Кухня, которая была рассчитана только на приготовление завтрака, сандвичей или чашки чая, была слишком мала, чтобы там мог посидеть и Клайв. Дома он приобрел привычку сидеть на кухне, пока Роксанна готовила. От такого постоянного наблюдения с ума можно было сойти. Вот будет счастье, когда он снова пойдет на работу!

Руки ее работали автоматически, смешивая салат, приправляя отбивную из тунца, нарезая хлеб, но в голове неотступно крутились мысли.

«О тебе хорошо позаботятся, — сказал Йен. — Но только если ты сможешь склонить его на нашу сторону». А противоположное? Если она потеряет все… Если Клайв умрет, она лишится всего. Эти люди знают, как вести дела через адвокатов и суд, сегодня днем ей это ясно дали понять. И сделал это Йен.

«Поезжай домой и приступай к делу. Уверен, ты сможешь». И он так резко говорил, был не похож на себя. Нечестно втравливать ее в их семейные битвы или в их бизнес, она ничего не знает ни о том, ни о другом. На самом деле он бы должен защищать ее, мать своего ребенка. И Роксанна приложила ладонь к животу, испытывая не нежность к тому, кто рос внутри, но злость к создавшейся ситуации, которая теперь предстала перед ней со всей ясностью. Она теряла Йена, его сильное тело, его могущество, его юмор, его красоту, его простую мужественность.

А ведь она так его любит! И тут же честно спросила себя: любила бы так же, если бы у него ничего не было? А он ее, если бы она была толстой, некрасивой женщиной?

Да, она теряет Йена, и она в отчаянии, но если она заставит Клайва сделать то, что хочет его брат, она его не потеряет.

Каким-то образом, но сделать это придется. Клайв всегда давал ей то, что она хотела. Проблема состояла в том, как завести разговор на эту тему, чтобы выглядеть естественной.

Вернувшись в комнату, она нашла мужа спящим. Роксанна коснулась его плеча и певучим голосом объявила, что ужин готов. Клайв тут же пробудился, а увидев красиво накрытый стол, горящие свечи, цветное блюдо с рыбой в окружении овощей, он, как обычно, воскликнул:

— Ты умеешь все на свете!

— Я стараюсь, — мило ответила она. — Хочу, чтобы ты был счастлив.

Он вздохнул от полноты души:

— Кто не был бы счастлив здесь с тобой?

Они уже переходили к десерту, а Роксанна еще не нашла способа затронуть интересующий ее вопрос. Затем от порыва ветра зазвенели стекла в окнах.

— По-моему, началась метель, — заметил Клайв. — В этом сезоне снег еще не шел по-настоящему. Ничто не сравнится с этим лесом наутро после метели, когда снег лежит гладким покрывалом, без единого следа.

Вот подходящий момент.

— Ты очень любишь этот лес, — сказала Роксанна. — Те люди, они этот участок хотят купить?

— Ни в коем случае. Они поглядывают на участок на той стороне реки, ниже Скифии.

— Ну, значит, не так уж это плохо.

— Не так плохо! Я считаю, что это ужасно в любом месте. Наш лес нужно сохранить целым.

— Очень многие так не думают. Они говорят, что эта компания создаст новые рабочие места и новые службы, которые станут обслуживать все новые дома.

— Да, но это будет лишь временным приобретением, а лес может стоять вечно, если его не трогать. Но как только его уничтожат, восстановить его будет невозможно.

Он говорил так уверенно, что в душе Роксанны зашевелился страх.

— Но он такой огромный, — сказала она. — Останется большой участок нетронутого леса, даже если вы продадите какой-то кусок. Так что выгода будет взаимной, разве нет?

— Нет, — ответил Клайв. — Как только начнешь продавать, создастся прецедент. И участок за участком лес исчезнет.

— Совсем не обязательно, — продолжала настаивать Роксанна, сама понимая, что ее слова звучат неубедительно.

— А что такое? — усмехнулся Клайв. — У тебя доля в строительном бизнесе?

— Нет, мне просто интересно. Тут замешаны такие деньги.

— Да, знаю. Для строителей.

— Для компании Греев, я имела в виду.

— С каких это пор тебя волнуют финансы Греев?

Его это явно удивило. Роксанна понимала, что раньше она никогда не говорила о деньгах и это не укладывалось в представление о ней Клайва.

— Ну, теперь, когда я стану матерью, мне интересно. Я не волнуюсь, мне просто интересно.

— Наш ребенок будет накормлен, одет, у него будет дом, он будет окружен любовью. Никаких проблем, — сказал он по-прежнему удивленно.

— Я подумала, что из-за сестры Дэна, которая создает столько трудностей, ты, наверное, не можешь быть таким уверенным.

Его удивление сменилось интересом:

— А что ты знаешь о сестре Дэна?

Роксанна пожала плечами:

— Немного. Только то, что она создает трудности.

— В каком смысле?

Она начала чувствовать себя неуютно, разволновалась, пытаясь припомнить, сколько можно сказать, чтобы не запутаться.

— Ну, она требует много денег, да? Свою долю акций фирмы. И если вы продадите участок леса, то сможете заплатить ей и избавиться от нее. Мне кажется, что вам так и следует поступить.

— Мы не продадим! — повысил голос Клайв. — Ни за что, если я смогу этому помешать. Я акционер. Я проголосую против. Придется. И мне наплевать. Отец этого не хочет, но я сделаю это не ради него. Это позор! Он не заслужил, чтобы с ним обращались подобным образом. Мне стыдно за них за всех — за брата, Дэна, Аманду. Стыдно! — Он почти задыхался, когда вдруг нахмурился. — А откуда ты все это знаешь? Я никогда тебе об этом не рассказывал.

Роксанна явственно ощутила биение своего сердца. Она зашла слишком далеко, сказала слишком много.

— Да это было в газетах. Я прочла в газете.

— Нет. О требованиях Аманды там не писали. В газетах даже ее имени не упоминалось.

— Может, я что-то напутала. Наверное, слышала в доме у Дэна.

— Дэн говорил о подобных вещах? Я поражен. Трепать языком не в его духе. Когда это было?

— Не так давно. Пару дней назад, пожалуй, когда я заезжала к Салли. — Она никогда не видела Клайва таким, никогда его взгляд не был столь пристальным. И чтобы заполнить возникшее молчание, отвлечь мужа, она затараторила: — Да-да, это было в среду, кажется.

— Ты уверена?

— Да, в среду. Почему ты на меня так смотришь?

— Очень странно, — медленно проговорил он, — потому что Дэн в понедельник улетел в Шотландию.

Теперь сердце билось просто оглушительно.

— Тогда это не могло быть в среду, — легко ответила она. — Я ничего не помню — что слышу, вижу или делаю. Предположим, я спрошу тебя или кого-то другого, что вы делали неделю назад, в пятницу. И вы не вспомните. Никто никогда не помнит. Да и вообще, какая разница?

— Только та, что ты мне лжешь, и мне интересно почему.

— Клайв Грей, я никогда тебе не лгала. Какое ужасное слово, и как гадко с твоей стороны меня в этом обвинять. Чего ты так разволновался по поводу того, что, когда и где было сказано? Глупость какая! Я иду за десертом, и давай не будем ссориться.

На кухне Роксанна положила тарелки в мойку, достала блюдо для торта, налила кофе. Ноги у нее были как ватные. Ты сможешь это сделать, заверил ее Йен, но она не смогла. И Йен разъярится. Клайв уже принял решение. И теперь тоже на нее рассержен. Нелепо, что гнев этого слабого человека, который явственно читался в его глазах, так напугал ее. Или, может, так и должно быть: в конце концов, она столько всего скрывает…

Тогда она решила улыбаться, чтобы прогнать страх. Станет шутить, чтобы и к Клайву вернулось хорошее расположение духа.

— А вот и я! — воскликнула она. — Мадам Роксанна из кондитерского дворца с ассорти из эклеров, слоек и… — Зазвонил телефон. — Сиди-сиди, дорогой. Сейчас я поставлю поднос и отвечу.

Но Клайв уже пересек комнату и взял трубку.

— Мишель! Как я рад тебя слышать. Роксанна рассказала мне, как хорошо идут твои дела. Она сказала, что у тебя флоридский загар. Будь осторожна с кожей…

Мишель. Скорее, скорее, пока она чего-нибудь не сказала. И Роксанна потянулась к трубке с восклицанием:

— Моя сестра! Дай мне с ней поговорить.

Клайв крепко держал трубку.

— Ты что? До сих пор ее не видела, поэтому откуда она знает? Подожди минутку, давай разберемся.

— Дай мне трубку, Клайв, — настаивала Роксанна, но он выставил локоть.

— Значит, сегодня вы с Роксанной не встречались? Понятно. Я просто не так понял. Да, конечно. Что ж, было приятно с тобой поговорить. Нет, она сейчас не может подойти к телефону. Она перезвонит тебе потом. Прекрасно. Береги себя, Мишель.

Очень медленно, очень осторожно он положил трубку и, не говоря ни слова, повернулся к Роксанне.

— Ну? Значит, ты никогда мне не лжешь?

Во рту у нее пересохло, к горлу подкатила тошнота, не хватало воздуха.

— У нас была назначена встреча, но мне пришлось отменить ее, потому что я слишком долго пробыла у дантиста. Я знаю, это звучит глупо, и я сожалею, но мне подумалось, что ты разочаруешься, если я ничего не расскажу тебе о Мишель, поэтому я придумала этот ленч. Ты был так добр к ней, так интересовался ее…

— Прошу, не оскорбляй мои умственные способности, Роксанна. — Клайв говорил очень спокойно. — Просто расскажи мне в нескольких простых, правдивых словах, где ты была весь день.

— Ходила по магазинам. После дантиста времени осталось мало, так что я пошла по магазинам.

— Я не верю тебе, Роксанна, — все так же спокойно проговорил он.

— Это правда. Что я могу сделать, если ты мне не веришь?

— Тут что-то кроется, — сказал он себе, — только я не знаю что.

Он сел за стол, положил подбородок на руки и нахмурился. Наблюдая за ним, Роксанна откусила от пирожного, но, будучи не в состоянии проглотить ни кусочка, оттолкнула тарелку.

— Тут что-то есть, — бормотал он себе под нос, — что-то не сходится… Столько информации, частной информации, и этот дневной поход по магазинам. В центре Скифии, в норковом манто… разодетая…

Он поднял глаза на ее золотое колье ручной работы — подарок от него на день рождения, розовое платье, купленное всего неделю назад и сегодня надетое в первый раз, — это он знал точно, так как все время наблюдал за женой…

— С кем ты сегодня встречалась, Роксанна?

— Бога ради, с дантистом.

— В таком виде.

— А ты хочешь, чтобы я поехала к нему в комбинезоне?

— Кто этот мужчина, Роксанна?

— Кто, дантист? Это была женщина, доктор Краус.

— Я не шучу, Роксанна. Кто он?

— Ты меня оскорбляешь. Ты не имеешь права меня оскорблять! Кто я такая, по-твоему?

— Я знаю, кто я. И мне интересно, кто ты. — Он потер лоб, словно больное место.

— Послушай, Клайв, — сказала она, — ты делаешь из мухи слона. Тебе просто станет плохо. Это того не стоит.

— Что того не стоит? Мое доверие к тебе? Я хочу доверять тебе. Для меня это стоит всего. — Он перегнулся через стол, насколько возможно приблизив к ней свое лицо. — Всего, ты понимаешь?

— Ты можешь мне доверять, Клайв, — мягко произнесла Роксанна.

— Нет. Не раньше, чем мы все проясним. Сегодня днем ты с кем-то встречалась. Ты приехала слишком поздно, чтобы в одиночку провести целый день в магазинах. В Скифии нет ни одного магазина, который удовлетворил бы твоим запросам теперь, когда ты привыкла к лучшим вещам.

— Не тычь мне моим прошлым.

— Не меняй тему. Я всего лишь хочу от тебя правды — где ты сегодня была? И еще я хочу знать, кто рассказал тебе про Аманду и акции компании?

Он дышал ей в лицо рыбой, и Роксанна встала из-за стола и отошла в сторону. Клайв подошел к ней и схватил за плечи, не больно, но крепко, и если бы она попыталась вырваться, платье порвалось бы.

— Правду! Правду, Роксанна! Я не хочу, чтобы у меня остались на твой счет сомнения. Рассей их. Не поступай так со мной. Мне это невыносимо!

Страстная мольба пугала ее. Глаза его горели каким-то ненормальным огнем. И она всхлипнула:

— Отпусти меня.

— Нет! — Пальцы его сжались крепче. — Ты не должна играть со мной в игры, не должна так со мной поступать. Я люблю тебя, Роксанна!

Ладони Клайва скользнули лаской по ее груди, губы прильнули к ее губам. Это было отвратительно, невыносимо, и Роксанна оттолкнула его, но он успел заметить гримасу на ее лице.

— Я отвратителен тебе, потому что ты думаешь о другом мужчине? Да, должно быть, дело в этом. Я знаю признаки. Ты нашла другого.

— Нет! Мне отвратительно твое поведение, твои подозрения.

— Тогда рассей их, рассей мои сомнения, — сказал Клайв, дыша ей в лицо. — Ну же, я жду!

Весь ее гнев, все страхи и горькие разочарования, соединившись, привели к взрыву:

— Я же сказала, где была сегодня днем! А что касается другого вопроса, то я не понимаю, что такого ужасного, если я немного узнаю о проблемах компании. Неужели ты думаешь… в смысле сколько он мне… — Она замолчала.

— Он? Кто? — Глаза Клайва чуть не вылезли из орбит, кровь отхлынула от лица, которое сделалось серым.

Ну вот, в запале она и проговорилась. Ее глупый язык подвел ее. Роксанна пребывала в таком шоке, что в течение нескольких секунд в голове у нее было пусто.

— Ты разговаривала с моим братом, — констатировал он.

Мозг снова ожил: лучше сказать полуправду, а потом связаться с Йеном, чтобы их слова сошлись.

— Ну да, да, я как-то случайно с ним встретилась, и мы разговорились о делах.

Клайв тяжело опустился на стул. В какое-то мгновение Роксанне показалось, что у него сейчас будет сердечный приступ и он умрет прямо на этом стуле. Клайв откинулся на спинку и закрыл глаза. Она ждала, не двигаясь с места.

— Он велел тебе склонить меня к продаже. Разумеется, — сказал он. — Как же я сразу не догадался? Так вот куда ты ездила сегодня такая нарядная! И сколько раз вы уже встречались, Роксанна? — Голос его звучал тускло.

— Единственный раз, — сказала она.

— И снова ложь!

— Я снова повторяю, Клайв, я тебе не лгу. Это недоразумение, вот и все. — Она говорила с усилием, еле слышно, и сама понимала, что ответ ее мало похож на правду.

Теперь его глаза словно пронзали ее насквозь, она не могла отвести взгляда и стояла, дрожа, как загипнотизированная.

— Я еще раз повторяю, Роксанна, не оскорбляй мои мыслительные способности. Ты случайно с ним встретилась, и вы разговорились, да? Случайно? Где? В его кабинете, у него дома? За кого ты меня принимаешь? Или, может, вы ехали рядом по шоссе? Ты, одетая, как для дневного чая в «Уолдорф-Астории», за исключением того, что здесь не «Уолдорф-Астория», а Скифия. Отвечай мне! Где?

Роксанна лихорадочно соображала. Она никогда не была заядлой лгуньей, поэтому оказалась совершенно не готова к этому страшному моменту.

— Неужели ты не понимаешь, что я знаю своего брата? Он никогда не мог пройти мимо красивой женщины. Так почему же он должен был пропустить тебя?

— Он… нет, ты ошибаешься… мы не… мы только…

— Ладно, хватит, Роксанна. Лучше скажи вот что — тебе было хорошо с ним? Да, я уверен, что хорошо. Гораздо лучше, чем со мной.

И внезапно гневный огонь, который едва не прожег ее тело, угас в его глазах; вместо него выступили злые слезы.

Он был уродлив и вызывал жалость. И Роксанна впервые познала откровение ужаса при виде несчастья другого человека. У нее на глазах погибал человек.

Она, захлебываясь, заговорила:

— Ты не должен так это воспринимать. Пожалуйста! Ничего не было, честно! Мы никогда ничего не делали…

Неожиданно он пришел в неистовство. Вскочил, потрясая кулаками.

— Ничего не делали! Ты… ты… ты лживая сучка! Как будто я не знаю, не вижу, что ты… ты знаешь, что я с тобой сделаю? Я собираюсь вышвырнуть тебя отсюда навсегда. Следовало бы выкинуть тебя на снег прямо сейчас. Как я не догадался! В тот день, когда я привез тебя в «Боярышник», как он себя вел… Я должен был что-то заподозрить. — Рукавом он смахнул со стола чашку, которая разлетелась вдребезги, оставив на полу коричневую лужицу. Клайв схватил вторую и нарочно швырнул ее на пол. — Какого черта! Да пусть хоть весь дом развалится! — крикнул он.

Роксанна испугалась — она была здесь с ним одна — и съежилась, когда Клайв встал перед ней.

— Я не собираюсь тебя бить. За кого ты меня принимаешь? Но я собираюсь вышвырнуть тебя из этого дома и из своей жизни. Если бы не снегопад, я бы сделал это сегодня. Тебя и ребенка, который вовсе не мой.

— Ты сошел с ума, — прошептала она.

— Тогда скажи, что он мой. Поклянись его жизнью.

Роксанна не могла выдавить ни слова. Она вдруг поняла, что уже ничего не поправишь, что все закончилось навсегда. Тогда она подумала, что пойдет к Йену. Он умный, у него много возможностей. Он придумает, как поправить дело. А если поправить нельзя, он придумает для нее что-нибудь другое.

— Ну, давай, клянись его жизнью!

Она никогда не обращала внимания на предрассудки, однако не смогла этого сделать.

— Нет, — ответила Роксанна.

— Ну разумеется, нет. Что ж, одно можно сказать с уверенностью: ребенок будет более красивым, чем тот, которого мог бы сделать тебе я.

Роксанне казалось, что от его голоса содрогаются стены.

— И не лги мне больше! Ты сука и делаешь из себя посмешище! Но из меня ты больше посмешище не устроишь. Убирайся с моих глаз! Не хочу находиться с тобой в одной комнате! Лучше бы тебе умереть. Или покончить с жизнью. Уходи отсюда, я не хочу дышать с тобой одним воздухом!

Она побежала в гостевую спальню. Если бы ей было куда уйти, она покинула бы дом немедленно, но снег валил, не переставая, стекло было почти полностью залеплено, ревел ветер. Она попала между двух огней.

Из общей комнаты донесся грохот бьющейся посуды. В приступе слепой ярости он, должно быть, наткнулся на стол, а может, намеренно крушит все вокруг. И вспомнив, что она не заперла дверь, Роксанна встала. В щелочку она увидела разрушения в комнате, а потом заметила, как Клайв выскочил в метель. Наружная дверь хлопнула с такой силой, что на этот раз стены действительно задрожали.

Роксанна вернулась к кровати и села на краешек, слишком оглушенная, чтобы думать о чем-либо другом, кроме как пережить эту ночь.