Июнь 1990 года
Салли возвращалась домой после очередного посещения доктора Вандеруотера — она ездила к нему одна, без Тины, — успокоенная. Или все дело в том, что она хочет быть успокоенной? — думала она, чувствуя себя в то же время виноватой из-за легкого сомнения — едва уловимого.
— Ведите себя с ребенком непринужденно, — не уставал повторять врач. — Ваша напряженность передается, так что даже если ваша девочка и хочет вам что-то сказать, она не решается. Чтобы ребенку было легко, надо, чтобы и взрослый вел себя легко. Весь образ жизни должен быть таким.
Разумеется. Это элементарно. И видит Бог, у них в доме весело, здесь поют песни и играют в игры, просто детский сад на дому. И как это удается Дэну, со всеми его нагрузками и проблемами, она просто не представляла.
— Вы видите улучшение? — спросил врач.
Что она могла сказать, если не была в этом уверена?.. На прошлой неделе, на дне рождения, Тина была образцовой гостьей, самим очарованием, одна из матерей даже отметила в разговоре с Салли «солнечную внешность» Тины. Так что, может быть, улучшение и было.
— Она играет наверху, — сказала няня, когда Салли вошла в дом. — На дворе все еще сыро после ночного дождя.
Из большого салона, где стояли рабочие столы Дэна и Салли, доносилось треньканье вальса. На столе в центре комнаты стоял источник музыки: фамильная вещь, драгоценная серебряная карусель.
— Господи! Откуда она здесь?
— Это для меня! — восторженно закричала Тина. — Для меня!
— Этого не может быть, милая. Это не детская игрушка.
И в самом деле, Салли уже давно не рассматривала карусель и поэтому забыла, какая это тонкая работа. Все лошадки, скачущие по кругу, были разными. Крохотные пары на лошадях — мужчины в аккуратных костюмах, женщины в шляпках и широких юбках времен Второй империи — могли бы быть изваяны самим Челлини. Только специалист мог оценить стоимость этого произведения искусства.
— Кто ее сюда принес?
— Не знаю.
Няня сообщила, что доставил ее шофер из «Боярышника». Прислуга в Большом доме считала, что только Клайв мог дать такое распоряжение.
Голос Клайва звучал по телефону раздраженно. Вероятно, не надо было беспокоить его в офисе.
— Это подарок от дома, вот все, что мне известно, Салли.
— А где дядя Оливер?
— Вчера вечером отец улетел на выходные в Бостон.
— Не понимаю, — сказала Салли, — что нам с ней делать? Тина считает, что это для нее.
— Это подарок. Чего ты так разволновалась? В любом случае пора уже избавляться от этого хлама в Большом доме. Он похож на музей. Мне нужно идти, Салли. Извини, у меня еще не закончены переговоры.
Весь остаток дня Тина суетилась вокруг карусели, которая наигрывала мелодию «На прекрасном голубом Дунае». Девочку невозможно было от нее оторвать.
Это было невыносимо, и Салли ушла в спальню. Красный огонек на автоответчике мигал так яростно, будто сознавал важность сообщения. Салли знала: это снова Дора Хеллер. Дора была главным редактором крупного журнала и звонила уже в третий раз на этой неделе. Журнал готовил номер, практически полностью посвященный одному очень известному писателю, которому скоро исполнялось девяносто лет. Он родился в Аппалачах и был известен всему миру. Не сделает ли Салли серию фотографий для журнала, хотела знать Дора. Такого заманчивого предложения у Салли не было никогда в жизни.
Сердце Салли учащенно забилось. Она прикинула: сеанс в Нью-Йорке; если встать рано и вернуться самым последним самолетом, то дома ее не будет максимум сутки. Может получиться, и ей бы очень этого хотелось.
Но писатель не готов путешествовать. Он хочет, чтобы его фотографировали у него дома, а Атланте. И тогда путешествовать придется Салли — вначале туда, где он родился, потом в его школу и так далее. Короче, это займет неделю. И сердце у нее упало.
Салли набрала номер, голос Доры на другом конце был почти неразличим:
— Салли! Я жду ответа, хочу услышать, что ты не передумала. Не верю, что поняла тебя правильно. Это же писатель из писателей! Я боролась за тебя. Ты же знаешь, были и другие предложения, но я принесла все образцы твоих работ, какие смогла найти, и убедила их, что ты обладаешь стилем и чувством, которые им требуются. Ты просто обязана согласиться, Салли!
— Видишь ли, у меня тут проблемы, я не могу уехать. Это далеко и займет слишком много времени. Мне жаль.
— Ты, надеюсь, не больна?
— Нет, не больна. — Потом, почувствовав, что слова ее неубедительны и слишком таинственны, она добавила: — Все здоровы, мы не разводимся, ничего такого. Просто у нашей девочки некоторые трудности, и поэтому…
— Ничего страшного, я надеюсь?
— Нет-нет, но я не могу. Действительно не могу, Дора Прошу, не уговаривай меня.
— Мне очень жаль, дорогая. Очень жаль. Ладно, в другой раз.
А снизу, не умолкая, неслись звуки вальса.
— Что происходит? — спросил Дэн, входя в спальню и развязывая галстук. Салли увидела, что он пребывает в редком для него плохом настроении. — Что здесь делает эта вещь?
— Ты имеешь в виду карусель?
— А что еще я могу иметь в виду? — Когда Салли повторила слова Клайва о переполненном лишними вещами доме, он сказал: — Значит, они собираются сделать склад из нашего дома?
— Ты напрасно сердишься. Я уверена, что Клайв не хотел ничего плохого и сделал это из самых лучших побуждений.
— Хорошо, но эта вещь стоит целое состояние, а Тина ее только сломает.
— Я так не думаю, но должна признаться, что «Голубой Дунай» уже потихоньку сводит меня с ума. — Потом, увидев, что Дэн швырнул пиджак на кровать и со стоном сел, спокойно добавила: — Она ей надоест, и мы куда-нибудь ее уберем или постараемся вежливо вернуть. Не стоит так из-за этого переживать.
— Этот вальс сведет с ума и меня. Слишком громко играет. — Он встал и, открыв дверь, крикнул: — Тина, выключи, пожалуйста, музыку!
— Нет, мне нравится.
— Да, но нам — нет. Выключи, — приказал Дэн.
— Нет, я сказала.
— Тина, ты сделаешь то, о чем я просил.
Он пошел вниз, Салли последовала за ним.
— Дэн, не волнуйся. Ты ужасно устал, встревожен. Я вижу это, но…
— Но что? Что, по-твоему, я собираюсь с ней сделать?
— Я только хотела сказать, что у нее сегодня был очень хороший день, и…
— И по этой причине ее нельзя заставить выполнить простейшую просьбу?
— Конечно, можно. Но мне кажется, что у нас наблюдается улучшение, и доктор Вандеруотер сегодня сказал…
— Доктор Вандеруотер здесь не живет. А мы живем. Может, хватит следовать всем этим книгам и теориям? Может, стоит подумать своей собственной головой?
Облокотившись на стол, девочка смотрела на карусель как завороженная. Дэн подошел и выключил музыку. Тина завопила и пнула отца по лодыжке.
Дэн подхватил ее под мышки и поднял.
— А теперь послушай меня, Тина. Тебе не разрешается пинаться и бить других. Тебе пять лет, и ты прекрасно понимаешь…
Она пнула его по колену.
— Не прикасайся ко мне! Отпусти меня. Я тебя ненавижу! Отпусти меня! — И с ревом выбежала из комнаты.
Потрясенные родители посмотрели друг на друга.
— Дэнни, она не ненавидит тебя.
— Как будто я не знаю!.. — Он нахмурился. — Но неужели я поступил неправильно? Неужели мы спустим ей с рук и убийство? Она разрушает наш дом, рушит наши жизни, неужели ты не видишь?
Она прекрасно это видела. Недельная отлучка из дома по работе не должна быть невозможностью. И Салли решила сменить тему:
— Что у тебя на работе? Все то же самое?
— Ужасный был день. Йен просто невыносим. Может ли человек вдруг стать совсем другим? Последние две недели его словно подменили. Вот что произошло сегодня днем. Помнишь я рассказывал тебе про один кофейный напиток, который придумал парень из Мичигана? Мы разработали соглашение между колумбийцами, этим парнем и нами. Договорились о встрече, колумбийцы прилетели, парень из Мичигана ехал на машине… не знаю почему, может, хотел полюбоваться природой. — Дэн перевел дух. — Короче, он опоздал на полтора часа, неприятно, но не катастрофа. А Йен вышел из себя, напустился на парня, практически унизил его. Парень этот очень молодой, очень хочет заключить сделку, но он был настолько оскорблен, что ушел. Взял свой дипломат и ушел. Я бросился за ним, извинялся. В конце концов я уговорил его вернуться, Йен извинился, и я держу пальцы скрещенными, чтобы сделка состоялась. Но я потратил на это массу энергии, я как выжатый лимон. Поэтому и приехал домой пораньше. Они все еще в конторе, но я уже больше не мог там оставаться.
— А что об этом думает Клайв?
— Его кабинет в другом конце коридора. Думаю, он ничего не слышал. А если бы и услышал, то, наверное, пожал бы, как обычно, плечами и вернулся к своим цифрам, бедняга.
Зазвонил телефон.
— Возьми ты, — попросил Дэн. — Меня ни для кого нет дома. Скажи, что я перезвоню.
Зажав трубку, Салли прошептала:
— Это Йен и Аманда, трехсторонний разговор.
Вздохнув, Дэн взял трубку.
Глядя на него, неловко пристроившегося на краешке дивана, Салли думала о том, что привыкла видеть мужа способным решить любую проблему, уверенным и бодрым и что ей нестерпимо больно видеть его таким.
— Я знаю, Аманда. Я понимаю твою позицию. Ты все ясно изложила. Мы уже говорили на эту тему.
До Салли слабо доносился женский голос.
— Знаю, — повторил Дэн. — Я знаю, зачем тебе нужны деньги, и я согласен, что на доброе дело. Беда в том, что у нас их нет. Наши банкиры недвусмысленно об этом заявили. Мы не можем этого сделать, не погубив наш бизнес.
Снова говорит та сторона. Дэн начал постукивать по полу ногой.
— Если мы продадим лес, мы сможем выплатить Аманде ее долю. Но дело в том, что я не хочу продавать лес. Сколько раз мне это повторять, Йен?
«Нет, Йена ничто не растрогает, — подумала с нарастающим негодованием Салли. — По мнению Йена, Дэн сентиментален и непрактичен. Какая глупость! Непрактичен? Как же он ведет такое большое дело? Неужели практичный человек не может при этом быть мягким?»
— Мы с Клайвом не можем вести дела вдвоем. Это слишком большая нагрузка, я уже тебе говорил. А если фирма прекратит свое существование, вы хоть представляете, какой удар это нанесет всему городу?
На другом конце послышалось различимое, но непонятное гудение голосов, как будто Йен и Аманда говорили одновременно. Потом Дэн произнес:
— Мы разговариваем спокойно. По крайней мере я.
Пауза.
— Да, я говорю спокойно. Ты говоришь, что будет битва? Похоже, ты ее уже ведешь. Не знаю, что на вас нашло. Я-то никаких сражений не хочу. Жаль, что мы не можем поговорить с Оливером… Да, я слышал, как он говорил, что не хочет вмешиваться, но… Ладно, давайте привлечем Клайва… Черт побери, Йен, нельзя ли говорить по очереди? Аманда? Говори громче, Аманда. Я тебя не слышу… Что? Повесила трубку? Боже, вы оба сошли с ума. Ладно, я упрямый, но и вы тоже. Я тоже не знаю, как с тобой разговаривать, Йен. Твоя выходка сегодня днем…
Дэн повернулся к Салли.
— Йен повесил трубку.
— А Клайв ничего не может сделать? Что бы Йен ни, говорил, он уважает его ум. Он почти боготворит его.
— И да, и нет. Ты слышала, я сейчас спросил про Клайва… «Он в жизни ни цента не заработал сам, он ничего не смыслит в бизнесе. Гений математики, в голове у него компьютер, и тем не менее он гробит себя своим курением», — вот был ответ Йена.
— Может, все же обратиться к дяде Оливеру?
— Я не могу заставлять его принимать чью-то сторону в деле, в котором участвует его сын. И он уже немолод.
— Бедный Дэн! Чем же это кончится?
— Как-нибудь да закончится. Я не собираюсь проигрывать, Салли, хотя сейчас у меня, возможно, такой вид.
— Хэппи волнуется за Йена. Она никогда раньше не говорила со мной на личные темы, поэтому я очень удивилась. Она сказала, что последние несколько недель у него ужасное настроение. Она его не узнает.
— Иногда на него находит, — сказал Дэн. — Ладно, пошли поедим. Уже половина седьмого, конец отвратительного дня, а я все еще голоден.