Карусель

Глава 7

Июнь 1990 года

В половине седьмого Роксанна выложила на две бумажные тарелки купленную жареную курицу и передала одну тарелку Мишель. На шатком столике между кроватями стояли упаковка из шести бутылок кока-колы и коробка пончиков.

— Вот. Гораздо лучше, чем есть со всей этой сворой внизу. У папы плохое настроение, дети дерутся, меня от них тошнит.

Она принялась за еду, попутно смотрясь в зеркало, висевшее напротив: как она ест, двигается, отбрасывает выбившуюся прядь волос, улыбается. Потом обвела взглядом убогую комнату: истертый коврик на полу, обшарпанный комод, у шкафа не хватает ручки, застиранная занавеска на окне. Жалкая комната напомнила ей о затрапезных номерах в мотелях.

— Не комната, а нора, — вдруг сказала она, испугав Мишель. — Я хочу отсюда выбраться.

— Ее можно отремонтировать.

— Да? И на что же? Разве только ты скопила потихоньку кругленькую сумму.

— Нет. — Сестра многозначительно посмотрела на Роксанну, улыбнулась с иронией. — Но ты всегда можешь достать денег.

— Напрасно ты так думаешь. Ты ошибаешься.

— Он снова звонил, когда я только пришла из школы. Успела взять трубку раньше всех.

— Спасибо. Он что-нибудь сказал?

— Только спросил: «Роксанна здесь?» Я сказала, как ты велела: «Ее нет дома, и я не знаю, когда она будет».

— Хорошо. Он сходит с ума, и это ему только на пользу.

— Он звонил уже четвертый раз с воскресенья.

— Я же сказала, это пойдет ему на пользу.

— Что он сделал, что ты так на него обозлилась?

— Не хочет жениться на мне, вот что. И меня такое положение не устраивает. Я не хочу так жить. Слишком Долго это продолжается. Я больше не позволю себя использовать. Да, конечно, сейчас все это очень славно, но послушай меня, Мишель, — лучше, если это тебе скажу я, — только полная дура будет бесконечно мириться с отношениями, которые мужчина может разорвать в любой момент. Квартиры, машины — все может закончиться в две секунды, и ты снова окажешься на прежнем месте, только значительно старше. Нет, с меня хватит.

— Почему ты не пригрозишь ему рассказать обо всем жене?

— Думаешь, он меня за это поблагодарит? Купит мне кольцо и поселит в своем доме после скандального развода? Меня? Что за глупость ты сказала! Я только причиню горе той женщине и ничего не добьюсь для себя!

От резкого движения куриная ножка и немного салата сползли с тарелки на покрывало. Это явилось последней каплей — Роксанна расплакалась.

— Господи! Я по-настоящему его люблю. Я делала его таким счастливым, а он… я не знаю, Мишель. Мне кажется, что я буду вспоминать его каждый день до конца своей жизни, как мы вместе проводили время… Ты думаешь, я из-за денег, но дело совсем не в них. Я его люблю…

— Тогда ты просто вредишь сама себе.

— Милая, это все слишком сложно… Ты не понимаешь. Просто не понимаешь…

— Мне пятнадцать, и я понимаю больше, чем ты думаешь.

Раздался стук в дверь, и кто-то позвал:

— Розмари, а Розмари!

— Уходи, дедушка, я занята.

— Открой дверь. Я хочу для тебя спеть: «О, Розмари, я тебя люблю, все время думаю о тебе…»

— Старый дурак, — пробормотала Роксанна, вытирая; глаза. — Я не хочу, чтобы он видел меня в таком виде. Раззвонит по всему дому.

— Он весь день пил пиво, — сказала Мишель.

Дверная ручка заходила ходуном.

— Отопри, я хочу тебя видеть!

— Открой дверь, пока он ее не сломал, и дай ему пончик, Мишель, чтобы он успокоился.

В дверь просунулось глупое, жалкое лицо пьяного старика, ухмылявшегося внучкам.

— Я только хотел вас повидать. Они там снова взялись за свое.

Внизу, видимо, кипели страсти — оттуда доносилась привычная перепалка между отцом и его молодой женой.

— Что нового? — спросила Роксанна.

— Я не ужинал, Розмари.

— Дай ему кусок курицы, Мишель. Бери и уходи, дедушка. Будь умницей.

Мишель заперла дверь.

— Боже всемогущий! — простонала ее сестра. — Я этого больше не вынесу. Надо отсюда выбираться.

— И как это возможно? — с интересом спросила Мишель.

Роксанна немного помолчала.

— Ты говоришь, что ты достаточно взрослая, да? Думаю, от тебя мало что ускользает. Загляни в мой гардероб, посмотри в глубине, у стены.

— Коричневые брюки? — спросила Мишель.

— Ты никогда не видела бриджей для верховой езды? А теперь посмотри на пол.

— Сапоги.

— Тоже для верховой езды. Твоя сестра стала на-езд-ни-цей. Ну и как, звучит?

— По-моему, это полное безумие. Ты же ничего не знаешь о лошадях.

— Две недели назад не знала. Теперь знаю. Ты не представляешь, как быстро можно чему-то научиться, если задаться целью. Садись, я все тебе расскажу.

Мишель с готовностью повиновалась.

— Дело обстоит так. У него есть брат. Этот брат — его зовут Клайв — помешан на лошадях. Когда он не работает и не спит, он сидит на лошади. Однажды ночью я лежала без сна и все думала, и меня осенило. Почему бы мне не познакомиться с его братом? Я помню его по ресторану, когда впервые его увидела. Ты же знаешь, у меня хорошая память на лица. И кроме того, я столько о нем слышала, что могу запросто нарисовать его портрет. Коротышка, едва достает мне до плеча, лицо — ничего особенного, лысеет, только начинает. Их никогда не примешь за братьев. — Она немного подумала. — Боже, он же должен ненавидеть Йена! С такой внешностью это вполне естественно. Готова спорить, у него никогда не было романа, а ведь ему уже, должно быть, тридцать пять.

— Он что, педик?

— Не говори так, Мишель, это вульгарно.

— Господи ты Боже мой, прошу прощения.

— Да ладно. На чем я остановилась? Ах да, я поехала в центр и в дорогом магазине купила одежду…

— А разве у тебя не должна быть еще и куртка?

— Не перебивай меня. Да, когда холодно. Летом надо ездить в рубашке, так сказала продавщица. Я купила две. Они в комоде. Теперь ты дашь мне закончить? Я решил поехать в школу верховой езды недалеко от усадьбы Греев и взять там урок. Я прикинула, что нужно поехать туда в воскресенье. Если этот тип такой фанатик верховой езды, то в воскресенье он будет там обязательно. Меня инструктировал какой-то парнишка, я без проблем все усвоила. Вообще-то это интересно. Так вот, пока мы потихоньку ехали по лесу — я же новичок, — мы разговаривали, и я сказала, что думала, будто Клайв Грей катается здесь по воскресеньям. Парень подтвердил, но сказал, что он приходит позже, после церкви. Короче говоря, я уже была готова купить еще час, но парень сказал, что у него все расписано. И тут, хочешь — верь, хочешь — нет, подходит Клайв Грей и говорит: «Вижу, что вы разочарованы. Буду рад дать вам урок, если хотите». А парень и говорит: «Повезло вам, мистер Грей — классный специалист». Вот как все началось.

— Началось?

— Мы ездили вместе уже пять раз — два воскресенья и три раза после работы, пока светло.

— И что же дальше? — спросила Мишель.

— Все, что я захочу. Я могу повернуть в любую сторону. Он на меня запал. Смотрит на меня и хихикает, как мальчишка.

— По твоим словам, он какой-то простой.

— На самом деле это не так. Он жутко умный, почти гений, вундеркинд, как я слышала. И очень добрый, очень милый. Его невозможно не пожалеть.

— Если тебе его жаль, зачем ты с ним крутишь? По-моему, это жестоко.

Роксанна села рядом с Мишель и, обняв сестру, умоляюще сказала:

— Я не жестокая. Я не способна обидеть даже мухи. Вспомни, как я два дня назад поймала в ванной комнате двух божьих коровок и вынесла их на улицу. Я хочу, чтобы у тебя были красивые вещи. Ты умная и красивая. Я не хочу, чтобы ты выросла и пошла работать на «Грейз Фудс», как все мы. Я хочу послать тебя в хороший пансион…

— В пансион! Что это взбрело тебе в голову? Кто сейчас учится в пансионах?

— Люди. В семьях бывают сестры или двоюродные сестры младше тебя, которые учатся в таких заведениях. — Она помолчала и добавила: — Это он хотел послать тебя туда.

— Похоже, ты набралась от него разных идей, а теперь думаешь, что этот брат поможет тебе их осуществить?

— Только если я заставлю его жениться на мне, а я уверена, что смогу это сделать. — Она снова умолкла. — Боже, вот будет сюрприз для Йена! Это его убьет.

Мишель удивленно округлила глаза.

— Только ты, — пробормотала она, — клянусь, только ты способна на такое. Кто еще мог придумать такой изощренный, коварный план?

— Не говори глупостей, многие.

— Что ж, надеюсь, тебе все удастся.

— Удастся. В постели я буду лучше всех, сделаю все, что он захочет, со мной легко ладить. Я сделаю его самым счастливым человеком на земле. Почему у меня не должно получиться?

Мишель пожала плечами:

— Ну, как он выглядит, как ты его описала…

— Он чистый, безупречный. Только это и важно. Что до остального, мне не нужно будет все время на него смотреть. — Внезапно Роксанне что-то пришло в голову, и она бросилась к гардеробу. — Вот, у меня для тебя новые туфли. Я надевала их только раз. Они немного узковаты на твою ногу, отдай их в растяжку. И вот эти белые, с прошлого лета. Дарю. Старые можешь выкинуть, если только не оставишь их на дождливую погоду.

— Зачем ты это делаешь?

— Затем, что он на полголовы меня ниже. — Роксанна рассмеялась. — Или можно сказать, что я выше его на полголовы. Так что отныне я ношу обувь без каблуков. Кстати, следи за своей речью. Не надо все время говорить «черт», Мишель.

— О, прошу прощения.

— Я-то прощу. Однако я серьезно. Я заметила, что он ничего подобного не говорит. У него хорошие манеры. Так что, пожалуйста, последи за собой, когда он придет. Что будут делать те, внизу, мне наплевать, потому что я ему про них рассказала.

— И когда он придет?

— В субботу он ведет меня в кино и на ужин.

— Он заедет за тобой сюда? В этот кошмар?

— Он не против, он такой. Подобные вещи его не волнуют.

После кино они поехали поужинать.

— Хороший ресторанчик есть на Саммер-стрит. Называется «У Кристи», — предложил Клайв. — Там великолепный салат-бар, омары, огромные креветки и самые лучшие десерты в городе. Ну как?

— С удовольствием, я бывала там. Только есть одна проблема. Туда часто приходит мой бывший друг. Мы расстались в ссоре, и мне будет неловко с ним встретиться. Ты не возражаешь, если я выберу какое-нибудь место, где мы не увидим ни его, ни толпу его друзей?

— Не возражаю. Говори, куда ехать.

На ресторане в нескольких милях от города мигающие лампочки высвечивали вывеску «У Бобби — бар и гриль».

— Вот, — сказала Роксанна, — «У Бобби». Здесь нам будет спокойно. Бифштексы у них отличные, в смысле, если ты любишь бифштексы.

— Да, конечно. Просто я хотел сводить тебя в какое-нибудь более… более роскошное место, что ли, чем это.

— Я понимаю, что внешне оно не очень, но ведь главное — еда, правда? И компания, — добавила она с теплой Улыбкой.

Из своего кабинета, устроившись подальше от грохота оркестрика, состоявшего из трех музыкантов, Роксанна и Клайв наблюдали за танцующей молодежью — девушки в топах и джинсах, парни в рубашках, без пиджаков.

— Сюда приходят служащие, — пояснила Роксанна. — Тебе, наверное, здесь не нравится?

— Почему же? Это даже интересно.

— Просто ты — Грей и все такое. Я вдруг подумала, что не нужно было тебя сюда привозить. Ты не привык к таким местам, а я привыкла. Я — служащая.

— Ты не знаешь меня, Роксанна. Что это значит: «ты — Грей»? Это значит, что у меня больше денег, чем у этих людей, но моей заслуги в том нет. Я просто изловчился и выбрал нужных деда с бабкой. — Он засмеялся. — Нет, прадеда и прабабку.

— Именно это мне в тебе и нравится, Клайв. Твоя честность. Ты открытый и искренний.

— И в тебе мне тоже это нравится, помимо прочего.

В зале ресторана и в кабинете царил полумрак, но он не; мог скрыть блеска глаз и улыбки Роксанны, сверкания кулона из горного хрусталя, лежавшего как раз над ложбинкой между округлых грудей девушки, над вырезом красной атласной блузки. Пахнуло сильным цветочным ароматом.

— Мне нравятся твои духи, — сказал Клайв.

— Правда? Французские. Я себя побаловала. Люблю духи. Чувствую себя счастливой, когда подушусь.

— Могу представить, что ты чувствуешь себя счастливой большую часть времени.

Роксанна наклонилась к нему, кулон качнулся вперед, чуть приоткрылась соблазнительная ложбинка.

— Да? И почему ты так думаешь?

— В тебе все об этом говорит. То, как ты восприняла верховую езду, например. Сразу ее полюбила.

— Да, верно. Когда скачешь и ветер бьет в лицо, чувствуешь себя такой свободной! Как чудесно, должно быть, иметь свою собственную лошадь, каждый раз скакать на одной и той же. Думаю, что всадник и лошадь близко узнают друг друга, как друзья.

— Это так, — серьезно подтвердил Клайв. — Может, когда-нибудь у тебя будет своя лошадь.

— Надеюсь. Как бифштекс?

— Вкусно. В самый раз.

— А картофель? Не жирный?

— Нет-нет, все чудесно.

— Я рада, потому что чувствую себя ответственной за то, что притащила тебя сюда. Мне было бы очень грустно, если бы я испортила тебе вечер.

— Испортила? Да я прекрасно провожу время, Роксанна. Знаешь, у меня такое ощущение, что я видел тебя раньше. Не могу вспомнить, где и когда, но у меня хорошая память на лица, и, разумеется, такое лицо, как твое, мужчины запоминают. Мы когда-нибудь встречались?

— Я не помню. Но все равно спасибо, Клайв. Ты очень любезен.

Медленный танец сменился зажигательным ритмом, и Роксанна бросила взгляд на танцующих.

— Ты только посмотри вон на ту пару! Как они танцуют! Хотела бы я уметь так же. Люблю танцевать, — сказала она, притопывая ногой.

— Рад бы угодить, но я, по правде говоря, очень редко танцую. Почти никогда. Боюсь, я отдавлю тебе все ноги.

— Ничего, я выдержу.

— Кроме того, я не представляю, как мы будем смотреться вместе. Я слишком маленького роста для тебя.

— Правда? Я не заметила. В любом случае — какая разница?

— Женщины не любят мужчин ниже себя. Не любят с ними танцевать, — поправился он.

— А какое отношение рост имеет к танцам и к чему бы то ни было? Наполеон был невысоким, а женщины сходили по нему с ума. Идем потанцуем.

— Хорошо, только тебе придется учить меня, — сказал он.

— Тут нечему учить. Все танцуют как хотят. Просто расслабься и двигайся под музыку как вздумается. Смотри на меня.

Она стала извиваться в такт музыке, помогая себе руками и покачивая бедрами. Подбодрила Клайва:

— Вот так можно, Клайв. Подходи ко мне. Так, бери меня за руку, поверни. Верно. У тебя хорошо получается, ты способный ученик. — Она улыбнулась. Ее оживленное лицо светилось радостью. — Думал, не получится, да? Кто сказал, что ты не умеешь танцевать? — Она снова улыбнулась. — Ну что, весело?

Клайву действительно было весело. Никто его здесь не знал, никто не будет потом сплетничать, как глупо он, должно быть, выглядел, подпрыгивая и кружась в своем темно-синем костюме и строгом полосатом галстуке. Кровь у него кипела. Он чувствовал себя хорошо. Он расслабился.

И вдруг раскашлялся, приступ напал на него во время поворота, и Клайв споткнулся, у него перехватило дыхание. Ему пришлось вернуться на место и отдышаться, хватая ртом воздух. Встревоженная Роксанна последовала за ним.

— Что случилось? Ты нормально себя чувствуешь?

Он кивнул, вытирая выступившие слезы, не в состоянии говорить, и указал на пепельницу, полную окурков.

— А, вот в чем причина! — И когда кашель наконец стих, она серьезно проговорила: — Послушай, бросай-ка ты это! Ты пробовал зашиться?

Он кивнул:

— Я перепробовал все, никакого толку. Меня пытается вразумить вся моя семья, и я знаю, что они правы, но не хочу их слушать. Терпеть не могу, когда мне читают нотации.

— Ладно, я больше не скажу ни слова. — Роксанна серьезно на него посмотрела. — У тебя только отец и братья, да?

— Родной брат один. И кузен, который вырос в нашем доме, так что он как брат.

— Это здорово. И вы все ладите между собой. Как хорошо!

— Почему ты так думаешь?

— Ну, вы же все вместе управляете бизнесом, поэтому я и подумала, что вы хорошо ладите.

— Да, конечно, достаточно хорошо ладим, хотя они на меня не похожи. Или, лучше сказать, я на них не похож. Я неудачник. Они — нет. Особенно мой брат. Он красивый, популярный, путешествует, играет, развлекается. Не то что я.

Дотянувшись через стол, Роксанна коснулась руки Клайва.

— Это очень печально.

— Нет, реалистично.

— Люди разные, Клайв. Ты очень привлекательный. При желании ты тоже можешь путешествовать, можешь играть, но это все обычно, ты — другой и можешь развлекаться, как тебе угодно, совсем по-другому. Я столько о тебе слышала, о твоих необыкновенных математических способностях, я действительно этим восхищаюсь. Мне никогда не давалась математика. А ты, наверное, мог бы стать светилом в Гарварде или где-нибудь еще, преподавал бы…

— Кто тебе это сказал?

— Я… ты знаешь, говорили в какой-то компании, — поспешно объяснила она. — Даже до таких низов, как отдел отправки, доходят вести сверху. Безобидные слухи, не больше. В твоем случае — комплименты.

— Какая ты милая, Роксанна.

— Да что ты, спасибо, но то же можно сказать и о тебе.

— С тобой я чувствую себя свободно. Могу говорить с тобой, как будто знаю тебя сто лет.

— Я рада, Клайв.

— Надеюсь, мы сможем часто видеться.

— В любое время. Это честь для меня.

— Не говори так. Считай, что у тебя появился друг.

— Я уже это чувствую.

— Не хочешь завтра пропустить верховую езду и поехать вместо этого со мной за город? Я покажу тебе коттедж, который строю в Ред-Хилле.

— Но твоя семья… Я не поеду, если там будет кто-то из твоих.

— Почему? Какая разница?

— Не знаю. Мне будет неловко.

— Кто-кто, а ты, Роксанна, должна чувствовать себя свободно в любом месте.

— Ничего не могу поделать. Я поеду, если только ты пообещаешь мне, что там больше никого не будет.

— Обещаю. Отец в Бостоне, а Йен на свадьбе своей свояченицы.

— Тогда ладно. Я поеду. С удовольствием.

— Хорошо. Я заеду за тобой завтра часов в двенадцать. Наряжаться не нужно. И надень кроссовки. Коттедж стоит в лесу.

Среди дубов, которым, по словам Клайва, было не меньше семидесяти пяти лет, а то и все сто, был заложен фундамент будущего дома и пока что возведены две стены. Вытащив из отделения для перчаток чертеж, он увлеченно рассказывал, каким будет коттедж.

— Ничего сверхъестественного, просто дом в лесу. Маленькое личное жилье, которое будет принадлежать только мне. Я смогу приезжать и уезжать, когда хочу, и делать что хочу.

Они вышли из машины и пошли по густой, по колено, траве.

— Перед домом я, наверное, устрою лужайку, поставлю несколько кресел, повешу гамак. Кроме этого, не будет ничего — только лес. Одна большая комната с каминами в обоих ее концах, кухонька, маленькая спальня для меня и одна гостевая. Первой гостьей станет моя родственница Тина. Я обещал ей. Моя красавица Тина. — И Клайв улыбнулся, радуясь своей маленькой тайне. — Ты не спрашиваешь о Тине…

— А я должна? Хорошо, расскажи мне про нее.

— Ей пять лет, и она уже любит лошадей.

Роксанна спросила, где будут размещаться лошади.

— Конюшня находится рядом с домом отца. Отсюда не видно, но это всего пара минут пешком. Идем, я тебе покажу.

Узкая тропка вела круто вверх по зеленому склону. Клайв украдкой разглядывал Роксанну. В джинсах и рубашке, как и в бриджах для верховой езды, она была гораздо привлекательнее, чем прошлым вечером в красной атласной блузке. По правде говоря, блузка была просто ужасной. Клайв поймал себя на том, что думает о скрытых возможностях этой девушки. Если она попадет в нужные руки, то, пожалуй, научится простоте. Он вдруг понял, что никогда не видел человека, столь полно радующегося жизни, за исключением разве что своего брата.

Они одолели подъем, и им открылось плоское пространство, окаймленное лесом. Тут находились конюшни, дом прислуги, а в конце ухоженного сада стоял бревенчатый дом — безусловно, хозяйский, усадебный дом.

— Вот это да! — пришла в восторг Роксанна.

— Значит, тебе нравится?

— А кому бы не понравилось?

— Если хочешь знать, я предпочитаю дом, который строю.

Она покачала головой:

— Этот я бы взяла в любой момент.

— Я понимаю.

Он прекрасно все понимал — ее абсолютно естественное преклонение перед богатством, так же как и ее готовность поехать с ним сегодня в Ред-Хилл. История знает такие примеры: старый уродливый король окружает себя красивыми молодыми женщинами. Вот так просто.

— Если ты насмотрелась, давай прокатимся.

— Верхом?

— Нет, в машине. Я подумал, ты захочешь подняться, повыше, до Маунт-Блисс, и поужинать в маленькой загородной гостинице. Там очень мило.

— Господи, а мой вид?

— Ты одета как надо, поверь мне.

— Тогда ладно, звучит очень заманчиво.

В ресторане было пусто, за исключением двух или трех пожилых пар, сидевших в другом конце зала. От полосатых льняных скатертей, от бутылок недорогого красного вина из Калифорнии, которые стояли на столах, от выставленных на стойке бара домашних пирожков веяло уютом. Это был их второй совместный ужин за два дня. Клайв чувствовал себя легко и свободно. Позволил себе помечтать, что это случается каждый вечер.

Они прикончили по огромной порции спагетти со сливочным соусом и беконом.

— К черту холестерин, — сказала Роксанна.

Еще они выпили на двоих бутылку вина. Лицо Роксанны порозовело, на нее напал смех.

— Завтра утром первым делом звоню в Ассоциацию анонимных алкоголиков. Все! Допей мой бокал! Мне уже хватит.

Смех застрял в горле Клайва вместе с двумя последними глотками вина — он закашлялся. О Господи, только не приступ, только не этот ужас у нее на глазах…

Ему повезло. Он быстро справился с кашлем, а Роксанна не стала читать ему лекцию о вреде курения. Поэтому, отдышавшись, он тут же закурил.

Заходящее солнце послало в окно свой луч и озарило светом Роксанну, расцветив медными бликами ее волосы, заиграло на кулоне из горного хрусталя. Клайв был не из тех, кто обращает внимание на женские украшения, но кулон этот он вчера заметил, как и два золотых с бриллиантами браслета, слишком хорошие, чтобы быть настоящими. Но они по крайней мере сделаны со вкусом, не то что эта крикливая подвеска, совершенно не сочетавшаяся с джинсами и рубашкой. Клайв вдруг почувствовал к девушке что-то вроде нежности. Видимо, это талисман бедняжки.

Проходившая мимо их столика пожилая пара улыбнулась Роксанне. Мужчина задержал на ней взгляд чуть дольше жены. Этого и следовало ожидать: красотой надо восхищаться. «Вот если бы меня сейчас увидел Йен», — подумал Клайв и осмелился спросить:

— Надеюсь, ты не спешишь домой?

— Нисколько.

Они вышли на лужайку перед отелем, сели в шезлонги. Было тихо, не шумели машины, стихало к ночи даже пение птиц. Шезлонги стояли так близко, что их деревянные подлокотники соприкасались; соприкасались и руки сидевших. И когда Клайв накрыл ладонью руку Роксанны, она не отдернула ее, не убрала. Минуту спустя его ладонь скользнула ниже, и он завладел ладонью девушки. Их пальцы переплелись, Роксанна направляла его движения, отчего сердце Клайва забилось быстрее.

Может ли он? Захочет ли она? Одно неверное движение спугнет ее. Он гадал, стоит ли рискнуть. Раньше ему везло только с отчаявшимися женщинами. Но эта вряд ли была отчаявшейся! Он жалел, что не знает, как поступить. Веселость Роксанны, которая так и била из нее ключом за ужином, исчезла. Клайв испугался, что она заскучала.

— Как здесь тихо, — пробормотал он, потому что нужно было что-то сказать. — Вряд ли здесь много постояльцев. Тут наверху, между прочим, есть комнаты.

— Ты когда-нибудь здесь останавливался?

— Один мой друг тут ночевал, — солгал он. — Сказал, что здесь достаточно комфортабельно, простая деревенская гостиница.

— Люблю деревню. Мне бы следовало родиться фермерской дочкой.

— Правда? Не представляю тебя в такой роли.

— А какой ты меня представляешь?

— В более оживленном месте, чем ферма. Хотя я, наверное, не могу судить. Я недостаточно знаю тебя, чтобы судить.

— Пока — да. Когда ты узнаешь меня получше, то поймешь, что я могу быть счастливой везде. Я нетребовательна. Посели меня здесь, и я полюблю это место.

— Ты хочешь сказать, что с удовольствием осталась бы здесь на выходные?

— Да.

К этому моменту сердце Клайва неистово колотилось, его биение отдавалось в висках. Ресторан покинула последняя пара, отъехал последний автомобиль. Было уже почти совсем темно. Если бы знать, может ли он рискнуть…

— Пожалуй, уже поздно ехать домой. — Голос Роксанны прозвучал сонно.

— Ты дремлешь?

— Не столько дремлю, сколько устала. Не отказалась бы принять горизонтальное положение.

Он помолчал и наконец осмелился:

— Домой путь неблизкий. Я бы не против остаться здесь до утра, если ты не возражаешь.

— Отличная идея, Клайв.

И внезапно, когда ее пальцы сжались, он понял, что они все это время держались за руки. Вскочив, он помог ей подняться и сказал:

— Нам нужен какой-то багаж. Иначе это как-то странно. У меня в машине есть небольшой саквояж, правда, пустой.

Затем он подумал, что она, возможно, захочет отдельную комнату, хотя, вероятно, и нет. Сейчас все-таки 1990 год.

Эти слова он повторил через несколько минут, после того как седая дама за стойкой регистрации окинула их взглядом. Закрыв дверь номера, он рассмеялся.

— Ты видела ее лицо? Мне очень хотелось сказать: «Эй, леди, на дворе девяностый год. Вы ошиблись веком».

И тут же подумал, что взгляд ее был полон любопытства и недоумения: «Красавица и я рядом».

В комнате было очень мило: вязанные крючком коврики, два кресла-качалки и викторианский сундук. Кровать недавно застелена, белые, до хруста накрахмаленные простыни. Клайв посмотрел на нее и, ощущая неловкость, сел в одно из кресел.

Взглянув на Клайва, Роксанна рассмеялась и объяснила свой смех:

— Я смеюсь, потому что у меня нет даже зубной щетки, не говоря уже о ночной рубашке. Ну не смешно ли?

Думая, что он понимает ее смущение, Клайв предложил выключить свет.

— Если только ты сам хочешь, — сказала она, снимая рубашку. — Что до меня, я за естественность. Ничего не скрываю.

Лифчик на ней был черный, кружевной. И пока он сидел и смотрел, она сняла джинсы. Под ними оказались черные кружевные трусики-бикини.

— Ну вот, — сказала Роксанна. — Это последнее. Снимаю.

Он никогда не видел такой красавицы, никогда не думал, что женщина может быть так прекрасна. Слова застряли у него в горле.

Когда Роксанна легла на кровать, слабый свет лампы, горевшей на ночном столике, окрасил ее кожу нежно-розовым цветом. «Сливочно-розовая, — подумал он, вставая с кресла, — как лепестки камелии, влажная, как они, но совсем не такая холодная. Нет, теплая. Горячая. Жгучая». Он выключил свет.

— Тебе было хорошо? — спросил он наутро.

— Дурачок! — воскликнула она. — Ты же знаешь, что хорошо.

Ему понравилось, как она назвала его дурачком и взъерошила ему волосы. С любовью. Сначала страсть, потом привязанность, а потом снова страсть.

— Повторим?

— Дурачок. Конечно. А как же иначе?

Восхитительный день! Любовь утром, в свете солнца. Он не мог поверить в происходящее. Он получил Нобелевскую премию, его короновали на царство. Он не узнавал себя.

На обратном пути, в машине, он спросил:

— Мы повторим?

— Что? Сейчас? — спросила она, притворившись, как он понял, что не поняла его.

— Да нет же, дурочка, — ответил он.

— Милый, я знаю, о чем ты спросил. И ты знаешь, что я снова это сделаю. Это было чудесно. Но, — перешла она на серьезный тон, — ты должен мне пообещать, чтобы никто ничего не узнал, даже случайно. Мой отец очень религиозный. Трудно представить, что человек с таким характером может быть религиозным, но это так. И очень подозрительный. Я скажу, что эту ночь провела у подруги, надеюсь, сойдет. Обычно сходит.

Клайв почувствовал мгновенный укол ревности. Сколько у нее было мужчин до него? Но у него не было права оглядываться назад. В расчет берется только настоящее.

— Ты… — нерешительно начала Роксанна, — ты дома никому про меня не сказал?

— Я? Конечно, нет. Я самый неболтливый человек на земле.

Она с облегчением вздохнула:

— Хорошо. Все это касается только нас. Тебя и меня.