Катя

Часть 25

Случилось первое сентября. Мой мальчик пошел в школу. Жизнь в один день значительно усложнилась. Теперь надо было писать в прописях, читать, считать и делать уроки. Сашенька прекрасно считал и очень бегло читал, и читал он уже далеко не детскую литературу. Но теперь надо было выполнять все, как требуют в школе. А усидчивостью он не отличался, все брал с наскока, благодаря хорошей памяти. Еще английский, французский и немецкий. Я их не знаю, ну, может, английский с переводчиком, а сын должен. И Сашенька учил, только потому, что так хотел папа.

Моя мама как всегда ворчала, что ребенку голову забивают всякими глупостями. У нее, что бы он ни делал и как бы ни делал, все было хорошо, ну просто замечательно, даже если и делал он из рук вон плохо. Александр Валерьевич же во всем стремился к совершенству и в первую очередь в обучении сына. Внуку его стукнуло два года, он часто забирал его к нам или гулял с сыном и внуком. Интересно, что маленький Валерка не взял от Любы ничего. Он был маленькой пухлой копией Борисова. И лез в душу даже тем, что картавил и плохо выговаривал шипящие. Самое интересное, что его любила даже моя мама. А Сашенька так просто боготворил племянника. А я что? Я рада, всё не один мой мальчик. Всё у него еще кто-то близкий есть. Всякие грустные мысли посещали мою дурную голову все чаще и чаще. Мой академик моложе не становился, а еще перенес два инфаркта. И я боялась. Если бы кто знал, как я боялась! А он не скажет ничего, не пожалуется, все всегда в себе. Разве только мой страх видел. А как увидит беспокойство в моих глазах, так обнимет, поцелует и скажет мне на ушко, чтобы, вроде и не слышал никто: «Поживем мы еще с тобой, Катя!». И так мне тепло на душе становится, но все равно страшно…

Вот так и жили. Люба работала в хирургии уже третий месяц. Высохла совсем, отношения с коллегами не складывались. Дочку Корецкого не принимали, только потому, что дочка. Интересно, а если бы они узнали, что я с ним уже столько лет, тоже бы, наверно придумали чего. Он хочет меня защитить, от склок, сплетен и наговоров. А я хочу замуж. Хочу носить обручальное кольцо и гордиться этим. И мне на всех плевать! А еще Роман со своими ухаживаниями. Неплохой он мужик, просто не тот, кто мне нужен. Но я ему не говорю. Зачем обижать человека? За что? Отшучиваюсь, что, мол, меня все устраивает, что надеяться ему не на что, что у моего сына есть отец, с которым мы поддерживаем отношения. Но все без толку. Все равно каждое утро у меня стояла свежая роза и если бы кто знал, как мне было приятно. Все-таки женское начало и здравый смысл ничего общего не имеют.

Так вот, сегодня я вошла в кабинет, а розы не было. Удивилась, конечно, но что поделаешь. Бросила сумку на стул и прошла к шкафу переодеваться. Я была лишь в нижнем белье, когда услышала покашливание сзади.

— Прости, Катя, но еле тебя дождались, неудобно, постучать надо было.

— Рома, уже не постучал. Докладывай, пока я пижаму надеваю.

И он сказал, что вызвали его в четыре, что женщина с улицы, с черепно-мозговой травмой без документов, беременность недель тридцать пять-тридцать шесть. Ну, нейрохирурги смотрели, наблюдают в динамике, и он наблюдает. Она загружена, спит. Меня ждут, для окончательного решения.

Пока он мне все это говорил, я надела пижаму, носочки и туфли-балетки. Роман просто пожирал меня глазами и, глядя на выпуклость на его штанах, не без эффекта.

— Пошли, Рома.

Я сделала вид, что ничего не заметила. Всю дорогу в реанимацию мы шли молча. Я сделала УЗИ, и мы с нейрохирургами приняли решение кесарить, а потом убирать нарастающую субдуральную гематому.

— Кто будет кесарить? — спросил Роман.

— Хочешь?

— Да.

— Вопрос решен. Я рядом, если что.

— Спасибо, Катя. Доверяешь?

— Рома, я бы тебе свою жизнь доверила.

— Ловлю на слове

— Пошли мыться.

Он справился. Ребенок по всем параметрам был доношенный. Его сразу отправили в отделение, матери же предстояло долгое выздоровление. Роман был просто счастлив. Он болтал не переставая, рассказывал о своих ощущениях, о надеждах на будущее. Оказывается, он толком и не оперировал никогда, был теоретиком, работал в женской консультации, потом на кафедре. А вот кайфа от операционной словить не смог. А сейчас вот понял, что это здорово. И у него получилось.

Вообще он был толковый малый. Умеющий собраться, сконцентрироваться и принять решение. Он еще пытался прятаться за мою спину, но на него можно было положиться.

На следующий день мы пошли в столовую вместе с Романом. За соседним столиком сидели Люба с Сашей. Мы поздоровались и улыбнулись друг другу.

— Катя, а дочка Корецкого очень даже ничего внешне, только худая слишком, — сказал Роман.

— До беременности она была еще худее. Я вела ее и роды принимала.

— Я так и думал. Кстати, сталкивался с ней на днях. Она умна!

— Очень. Она хорошая девочка, неужели весь негатив вызван только тем, что она дочь шефа?

— Еще и муж, явно разбивший не одно сердце. Мало кто понимает, что он был сражен ее умом.

— Ты так считаешь?

— Катя! Ну, что он ее любит, видно невооруженным глазом. Как ее бывшие конкурентки пытаются смотреть на нее сверху вниз или подколоть при удобном случае, тоже обсуждению не подлежит. Его бывших видно за километр. Прям завидую такой популярности.

— Ну, тебе-то грех прибедняться. Рома, я не поверю, что ты одинок.

— У меня есть сын, вот. Ему двенадцать.

Я удивилась. Это сразу отразилось на моем лице.

— Да, Катя, и мы с сыном очень близки. Если я развелся с женой, это не говорит о том, что я оставил сына.

— Я рада, правда. Мой отец если и звонит, то поздравить с днем рождения.

Причем, только меня, а моего сына он и знать не хочет. Ему, видите ли, не нравится его отец.

— Я считаю, что дети не несут ответственности за дела родителей. Об одном жалею, что редко сына вижу. Раньше его на все выходные забирал. Мы такие праздники себе устраивали! Теперь все сложнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Почему?

— Бывшая его не пускает. Узнала, что меня вызывали ночью и Герман один ночевал, так устроила истерику, теперь вот в ее присутствии и только пару часов можно общаться.

— А моему семь. Сейчас школа, тяжеловато. Мама моя балует его слишком. Но она с ним больше, чем я.

— Понимаю. Кстати, сегодня хотел тебя встретить утром. Подошел к подъезду, а тут сам Корецкий выходит. Поздоровались. Он меня подвезти предложил. Пришлось согласиться. Вы с ним в одном доме живете?

— Да, в одном, — я говорила почти шепотом, а мое сердце через пятки ушло в неизвестном направлении. Я перевела разговор в другое русло и, давясь, запихала в себя все еду. По дороге в отделение, я думала, как устроить Роме настоящие выходные, чтобы он мог с сыном быть столько, сколько нужно. Потому что это важно и прежде всего его сыну.

Дома я рассказала все Саше.

— Да, я подвез его сегодня. Я знаю все, что про вас говорят. Катя, я прошу тебя только об одном. Квартира должна быть Сашенькина. Все сбережения, что я ему оставляю, у Любы. Она не обманет.

— А я обману? Ты мне не доверяешь? Мне не нужны твои деньги! Я хочу знать, почему ты мне не доверяешь?

— Ты считаешь Романа приличным человеком?

— Ты не ответил на мой вопрос. Да, приличным. Но Роман не имеет ко мне никакого отношения.

— Неправда, он ухаживает за тобой и ты принимаешь его ухаживания. Катя, не надо держать меня за идиота. Может, я и старый, но еще не в маразме. Роза каждый день, посиделки за обедом, а твой личный кабинет он вообще уже не покидает. А сегодня утром встречаю его у подъезда! Чего тебе нужно, Катя? Он? Так ты скажи прямо.

Мой академик перешел на крик. Сашенька подбежал к нему и обнял.

— Не кричи, папа.

Он поцеловал ребенка в макушку.

— Не буду. Прости, малыш. Пойдем играть.

Он одарил меня ледяным взглядом, не дав даже слово сказать в свое оправдание и удалился в детскую, вместе с сыном.

Я же, как по сценарию плохой пьесы, принялась рыдать в подушку. Я раз сто прокручивала наш разговор. Снова и снова обдумывала его претензии. Я была чиста перед ним, но ведь вот так в дерьмо опустят и не отмоешься. Чем больше я думала над своей жизнью, тем жальче мне себя становилось и тем больше слез вырабатывал мой организм. Я не помню, чтобы еще так горько плакала за всю свою жизнь! Разве только когда папа ушел.

В голове мелькали картинки одна страшней другой. Но самым большим кошмаром было осознание, что он, мой любимый мужчина может уйти. И я останусь одна. Вот совсем одна без него. А одна я не смогу, я не выживу, я не перенесу, что угодно, но с ним.

Я встала с кровати и собиралась пойти в ванну умыться. А потом взять себя в руки и поставить все точки над «и»… И не показать себя тряпкой, и не дать понять, что испугалась, и что жить без него не могу. Не дождется, вот умоюсь, выйду и скажу все, что думаю…

Как только я села на кровати, раздался звонок в дверь и дальше отчетливо послышались прыжки моего мальчика к двери. «Это мама, или Люба с Сашей», — промелькнуло в сознании, но тут же исчезло. Я услышала голос сына.

— Папа, папа, иди сюда, тут какой-то мужчина маму просит, с цветами.

Дальше я услышала громкие шаги моего мужчины, а вслед за ними и его бархатный спокойный, приветливый голос:

— Проходите, Роман Владимирович, раздевайтесь и на кухню. Сейчас за чаем поговорим. Нам есть о чем поговорить в неформальной обстановке. Что же вы оцепенели? Я не кусаюсь, ей-богу! Сашенька, скажи маме, пусть приведет себя в порядок и к нам с Романом Владимировичем присоединяется, а то неудобно без хозяйки дома, право.