Сегодня патологоанатомическая конференция. Умер больной в терапии. Расхождение диагноза. Я шла туда с неохотой: во-первых, это всегда неприятно, во-вторых — это расстрел коллеги, и ты в этом вынужден участвовать. Не люблю я такое действо.
Хотя бывает очень даже интересно. Вот и сегодня меня сразил доклад морфолога. Сережа был великолепен, тактичен, деликатен, говорил красиво и по делу, ни словом, ни жестом не унижая врача. Он объяснил причины неправильно поставленного диагноза, по сути вытащив врача из глубокой задницы. И тот воспрял и винился, в чем только мог. Борисов улыбался, с гордостью поглядывая на Сережку.
Я сама ловила себя на мысли, что безумно горжусь им. Вот же умница! Вот же молодец! Об одном жалела, что Любы нет в зале. Ей бы это выступление было бы маслом по сердцу. Но они с Ванечкой улетели в Бостон. Они ждали почку. Не знаю, сколько это стоило, не знаю, как им с моим Сашей удалось пробиться именно туда и именно к тем специалистам, но они сделали это. И оставался последний этап — сама операция, при наличии соответствующего органа, конечно.
Саша Борисов хотел лететь с ними, но Люба сказала свое твердое «нет». А если она говорила «нет», то дальше можно было не разговаривать. Я, конечно, предлагала помощь, я вполне могла обеспечить быт оставшимся детям, а Федор мог бы взять на себя управление институтом. Но Люба так не считала. И Борисов остался дома.
Где у него были все мысли, я знала, да он и не скрывал. Часто заскакивал ко мне в отдел просто перекинуться парой слов, чай попить и понять, что он не одинок, наверное.
Мне его даже жалко становилось, местами. Он переживал, совершенно дико переживал, он хотел быть с сыном, с женой. Но его оставили… И он ничего поделать не мог.
Звонил им по скайпу. Каждый день звонил, и страдал от одиночества и невозможности помочь. Валера жил своей жизнью, Марина… О ней он даже говорить не хотел. Только Борька скрашивал его существование. Только надежд не оправдывал. Он был обыкновенный, не суперталантливый. Чтобы он выучил, надо было приложить усилия, проверить лишний раз выполнение уроков. То же самое было с музыкой и с языками. То есть совсем не то, что от него ожидалось. Но что теперь, не всем быть вундеркиндами…
Я тоже каждый день говорила по скайпу с сыном и была в курсе всех событий. И с Любой говорила, но редко. Ваня уже лежал в стационаре, и она старалась не оставлять его одного. А потому дома бывала редко.
Вот так шло время.
Марине восемнадцать. Я не стала заходить к ним домой, позвонила только. Саша сказал, что ее нет. С такой горечью сказал, что я поняла, что лучше его не тревожить. Подарок я приготовила, все-таки внучка она моя единственная. Серьги купила с бриллиантами. Пусть не сейчас, пусть позже, когда станет человеком, оценит мой подарок. Я знаю, что ее дед то же самое бы сказал. А это память от нас с ним. Взяла их с собой, хотела Саше показать, поднялась в приемную. Татьяна меня развернула, шефа не было, и когда будет, она не знала. Ни с чем вернулась к себе. Но там меня уже поджидал Рома.
— Катя, поговорить надо.
Мы зашли в мой кабинет. Он усадил меня на диван, заботливо налил чай. Мое беспокойство росло. Таким внимательным Рома бывал, только если ему надо было сообщить гадость.
— Катя, я же даже не знаю, как сказать тебе.
— Говори уже, я готова.
— Вряд ли, Катя. Вчера ночью привезли Марину Борисову.
Я закрыла глаза. Боже мой, только не это. Ей всего восемнадцать лет.
— Катя, Катя, она жива. Ее отец забрал домой. Он просто с ней сегодня.
Я выдохнула.
— Рома, — я почти кричала, — убью тебя когда-нибудь. Ты бы начал с того, что она жива! Теперь подобно рассказывай.
И он рассказал, что дежурил и его вызвали, про множественные порезы, наркотическое опьянение и изнасилование.
У меня просто не было слов. Естественно, я ничего пока не скажу Любе, и Сашеньке моему тоже пока ничего не скажу.
После работы пошла к Борисовым.
Двери открыл Саша… седой. Я даже шарахнулась. А он улыбнулся, грустно так. Но все равно он был безбожно красив.
— Проходите, она спит. Я ее загружаю. Я не хочу говорить о случившемся и не хочу, чтобы она помнила.
Мы сидели на кухне. Я даже слова ему сказать не могла, просто была в шоке. Говорил он:
— Мы с Валеркой ей волосы перекрасили, теперь она как прежде. Мне так легче, я на эту радугу смотреть не мог. Не мог и все. У меня хороший сын, Екатерина Семеновна, у меня очень хороший сын, он все понимает, он человек получился.
— Саша, у тебя три сына.
— Думаете, я не знаю? Знаю, просто он уже мне ровня, уже соратник, друг, а остальные маленькие. Если бы я смог все изменить, если бы мог предвидеть. Это мои грехи, а ей-то за что такое?! Вот никак не пойму, у нее жизнь только начинается… Если бы вы только видели, что они с ней сделали! — Он стукнул кулаком по столу. — Слава Богу, хоть лицо не тронули.
— А как она морально, Саша?
— Соответственно состоянию. Она еще не осознает всего. Прощения у меня просила, понимаете, она у меня! А должен я у нее. Вы не спрашивали никогда, а я не говорил, но грех мой гораздо глубже и тяжелее, чем вы думаете. Я ведь просто завидовал Любе, вот мое тщеславие меня куда привело. Все то, к чему я шел и добивался годами, она ловила на лету. Так, без труда, само собой. Я чувствовал себя вторым, а привык быть первым. Но Любе не хватило интуиции дать почувствовать мне себя главным. Она сказала, и точка.
— А та, другая, позволяла показывать твою власть.
— Позволяла. И она была так похожа на мою жену. Она меня просто использовала. От того еще более мерзко. Как иллюзия какая-то была. Я анализировал, думал и понял, она хитрая, она уловила, чего мне не хватает, и воспользовалась. Просто воспользовалась моими слабостями, а я, идиот, повелся.
— Дело прошедшее. Ты мне скажи — Люба мягче стала?
— Нет, — он улыбнулся, по-доброму так, — но это не важно. Важно, что она со мной.
— Саша, ты седой совсем.
— Да видел. Я давно седой. Просто еще что-то оставалось. И казалось, что все не так плохо, а вчера волосы прям сыпались. Вот результат, но это не важно. Мне не восемнадцать, и я мужчина. Переживу. Вы домой?
— Да. Митя дома. Или я тебе нужна?
— Нет, мы с Валерой справляемся. Да и она не хочет никого больше видеть. Ее понять можно.
— Нужно! Но если что, звони. Я в любое время.
— Знаю, спасибо!