Клянусь этой жизнью

Глава 15. А как же мы?

Утром я услышала, как Джейс начал ходить по комнате. Я знала, что он собирал свои вещи. Но еще не была готова вернуться к реальности, поэтому некоторое время держала глаза закрытыми. Наверное, глядя на меня со стороны легко сказать: «Все и так понятно. Почему она сомневается?». Но я, в некотором роде, все еще любила Тревора. И хотела, чтобы они оба были рядом. Я хотела быть с Тревором, потому что он не напоминал о прошлом. С ним я была просто Эми, он не ассоциировал меня с мыслями о боли или жестоком обращении. Я знала, что это несправедливо по отношению ни к одному из них, но именно так себя чувствовала.

Джейс же, с другой стороны, оказывал на меня совершенно обратный эффект. Я видела проблески уязвимого, милого мальчика, которого когда-то знала, но еще он был этим причудливым автором, дерзким и блестящим дамским угодником. Я знала его так же хорошо, как саму себя, но мы провели более десяти лет вдали друг от друга, постепенно меняясь. Я видела Джейса несколько раз, но мы не взаимодействовали в нашей нормальной жизни. Где он жил? Как проводил обычные дни? Что ел на завтрак? Я не знала ни одной из основных деталей его жизни.

Когда он подошел ко мне, я закрыла глаза и притворилась спящей.

Не уходи. Не уходи.

Он сел на край кровати и несколько раз провел рукой вверх и вниз по моим рукам.

— Я знаю, что ты проснулась, притворщица.

Я рассмеялась с закрытыми глазами.

— Нет, я крепко сплю.

— Да, у тебя и вправду прекрасный запах изо рта.

Я распахнула глаза, прикрыла рот рукой и пробормотала сквозь пальцы.

— Болван! Двигайся, чтобы я могла пойти в ванную и почистить зубы.

— Я должен идти, Эм.

— Еще рано.

Слезы подступили к глазам. Я покачала головой, когда почувствовала, как сжалось горло.

— Мне нужно успеть на рейс и попасть на следующее мероприятие. Эмилин, ты можешь пообещать мне кое-что? Две вещи, если точнее?

— Хорошо, — ответила я хрипло.

— Что бы ты ни решила, куда бы ни привела тебя жизнь, пообещай мне, что закончишь книгу. И пообещай, что мы с тобой не проведем больше так много времени вдали друг от друга. — Он вытер слезы с моих щек.

— Обещаю. Ты все еще мой лучший друг, — заверила я.

Он улыбнулся.

— Клянешься своей жизнью?

— Клянусь твоей жизнью, — сказала я.

Несколько секунд мы серьезно смотрели друг на друга.

— Мне надо кое-что прояснить, но нам определенно нужно видеться чаще, — сказала я.

— Голыми, я полагаю, — добавил он.

Я стукнула его по руке.

— Иди уже, ты опоздаешь на самолет, Ромео.

Он наклонился и поцеловал меня в щеку.

— Позвони мне. Сегодня вечером я буду в Новом Орлеане.

— Хорошо.

Я взглядом провожала его, когда он выходил из комнаты. Затем подошла к окну и смотрела, как он вышел на парковку. Прежде чем сесть в машину, он посмотрел на меня, поцеловал ладонь и помахал ею. Я сделала то же самое, а потом он уехал.

Я бегала по комнате, пытаясь собрать вещи перед рейсом в час дня, который вчера забронировала. Проверив, наконец, телефон, увидела, что Тревор звонил мне три раза накануне вечером.

— Дерьмо! — я сразу же нажала на кнопку вызова.

Он ответил на первом гудке.

— Какого хрена, Эми?

— Тревор, прости, я рано уснула и… — первая ложь.

— Ты сейчас с ним?

— Нет.

Он сделал глубокий вдох.

— Когда ты прилетаешь?

— В восемь.

— Я заберу тебя, — заявил он.

— Договорились, — ответила я, и он положил трубку.

Я приехала в аэропорт пораньше, чтобы вернуть машину. В книжном магазине красовался стенд, посвященный роману «Все дороги между ними». Я смотрела на него, пока ко мне не подошла пожилая женщина и не сказала:

— Грустная книга.

— Так мне не стоит читать ее?

— Нет, если не хочешь погрузиться в депрессию.

— О чем она? — спросила я.

— О двух людях, которые борются с судьбой и проигрывают. Ты всегда проигрываешь, если сражаешься с большим парнем,³⁹ — она поджала губы.

— Вы так считаете?

— Я в это верю.

Я в некотором роде старалась игнорировать пожилых людей. Это ужасно, я знаю, но тем не менее, со временем я обнаружила, что иногда они дают дельные советы, если их действительно послушать.

— Да, но что, если двое этих людей не были уверены в своей судьбе или в том, что им нужно делать?

— Ой, они все знали, поверь мне.

— Так получается, что у Бога есть план? И мы знаем о нем?

— Бог, Будда, Вселенная, как ни назови. Я дальновидный мыслитель, дорогуша. И не делю все на черное и белое. Мне нравится думать, что люди — своего рода магниты. Положи их достаточно близко, и они притягиваются, но поверни их, и они отталкивают друг друга. Когда чувствуешь тягу, ей нужно поддаться. Эти двое…. — она указала на обложку книги.

— Не говорите мне! У меня есть эта книга. Я еще не закончила ее.

— Ладно, что ж, когда закончишь читать, глянь на фото автора. Он прекрасен, черт бы его побрал. — Она легонько помахала мне на прощание.

Мне не терпелось рассказать об этом Джейсу.

Когда я спустилась на эскалаторе в аэропорту Сан-Диего, Тревор уже ждал меня. Было трудно не нервничать рядом с ним. Мне все казалось, будто он знал обо всем, что произошло, пока меня не было, хотя, конечно, это не так. Раньше меня раздражало, что он принимал все за чистую монету и не задавал вопросов, но это был один из случаев, когда это его качество сработало в мою пользу.

— Как прошла поездка? — спросил Тревор, когда мы шли по парковке.

Я рассказывала ему о встрече с папой и мамой, а он кивал, слушая меня.

Когда добрались до его грузовика, у меня начался небольшой насморк, поэтому я открыла центральную консоль, чтобы найти салфетку.

— Нет! — он захлопнул ее изо всей силы.

— Что там внутри?

— Ничего. Мои лекарства.

Он выезжал с парковки, пытаясь сосредоточиться на дороге, правой рукой все еще прижимая крышку.

— Дай мне взглянуть. — Я отбросила его руку в сторону, когда он сделал поворот, консоль открылась, и я увидела несколько бутылок рецептурных таблеток.

— Зачем тебе столько, Тревор?

Он смотрел прямо перед собой, когда мы выехали на межштатную автомагистраль.

— Это просто обезболивающие и противовоспалительные средства. Ничего необычного.

Я потянулась за баночками, но Тревор покачал головой. В первых двух оказались викодин и ибупрофен. Я вытащила еще одну, в ней обнаружился мышечный релаксант, потом достала какой-то стероид, а потом оксиконтин.

— И сколько из этого ты принимаешь за раз?

— Так доктора прописали.

— Такие лекарства вместе не назначают, Тревор. Будь честен со мной.

— Да черт тебя побери! — он хлопнул по рулю, свернул на обочину, заглушил двигатель и повернулся ко мне. — Что, мать твою, ты хочешь услышать?!

— Хочу знать, есть у тебя зависимость от этого дерьма или нет!

— А я хочу знать, виделась ли ты с тем миленьким писателем в Огайо, и не трахались ли вы?

Я ответила ему спокойным взглядом.

— Да, я видела его, и нет, не спала с ним. Я его целовала. Я с ним девственность потеряла, когда нам было пятнадцать, и у нас чертовски сложная история. — Я сама была в шоке, что никогда не рассказывала этого Тревору. — В детстве у меня был только он. Мы заботились друг о друге. Я совершила ошибку, поцеловав его, и прошу за это прощения. Обещаю тебе, этого не повторится.

— Ты его любишь?

— Я люблю его, но и тебя тоже люблю. И пытаюсь во всем разобраться.

Он закрыл глаза и сглотнул. В грузовике висела тишина, не считая глубокого и частого дыхания Тревора через нос.

— Я не могу слезть с таблеток.

Я покачала головой. Поскольку не могла понять, как Тревор смог скрыть все это от меня. Может быть, из нас двоих это я, а не он, не присутствовала в наших отношениях. Думаю, трудно присутствовать, когда ты занята отрицанием того, кто ты есть, и ограждением себя от мира. Все это время он все глубже и глубже погружался в зависимость от обезболивающих. Это многое объясняло в его поведении — перепады настроения, безразличие.

Сидя там, в его машине, я поняла, что у меня появился легкий способ выйти из игры. Для меня решение было уже принято. Я могла порвать с ним, потому что он был наркозависимым. Но, глядя в его умоляющие глаза, я поняла, что он мне слишком дорог.

Нельзя бросать его вот так.

— Тебе нужна помощь. Один ты не справишься. Твои родители смогут помочь. Я знаю, они помогут.

— Я не могу рассказать им, — сказал он.

— Ты должен.

Он опустил голову на руки, я потянулась и погладила его по спине.

— Тревор, ты был потрясающим спортсменом, но это еще не все в жизни, и ты точно не наркоман. Не позволяй зависимости перекроить твою личность, пожалуйста.

Он заплакал. Тревор никогда не плакал. Ни разу за все отношения.

— Давай я поведу, — предложила я. — Мы позвоним твоим родителям, когда приедем в мою квартиру.

Когда он поднял голову и посмотрел в мои глаза, я тоже почти расплакалась. Он выглядел беспомощным и потерянным.

— Ты не собираешься бросать меня из-за этого? Ты не бросишь меня ради него?

— Нет, — я покачала головой. — Я буду рядом с тобой.

Тем же вечером в моей квартире Тревор позвонил своим родителям и рассказал им. Они полностью поддерживали меня, настаивая на том, чтобы оплатить все расходы на реабилитацию. Его мать прошерстила Интернет и нашла место, куда его можно было положить уже на этой неделе. Он остался ночевать и спал в моей постели, но мы только поцеловали друг друга на ночь.

Следующие несколько дней я провела, помогая Тревору подготовиться к отъезду на месяц в реабилитационный центр. Он был отстранен, но думаю, виной тому таблетки и его надвигающийся страх перед предстоящей борьбой.

Я созванивалась с Джейсом каждую ночь после того, как уходила от Тревора. Мы в основном просто смеялись над всеми его приключениями в книжном туре и растущим числом женщин, которые бросались на него каждый день. Я рассказала, что Тревор отправляется в реабилитацию, и, вместо того, чтобы указать мне на параллели с его книгой, Джейс просто заметил.

— Ну, по крайней мере, о нем позаботятся.

Мой экземпляр «Всех дорог между нами» все эти дни стоял у меня на комоде и насмехался надо мной. Я пообещала себе, что дождусь, пока Тревор не уедет, чтобы находиться в полном одиночестве, когда буду думать о книге, о своей жизни и о том, что я хочу делать, и только тогда снова сяду за чтение. Еще я помнила, что должна отправить профессору Джеймсу десять тысяч слов, прежде чем смогу показаться на работе.

Я отвезла Тревора в реабилитационный центр, который находился недалеко от моей квартиры, и сидела с ним, пока его регистрировали. Когда ему пришло время уходить, он поцеловал меня в щеку.

— Надеюсь, к тому времени, как я выйду, мы оба будем мыслить более ясно, — сказал он.

— Я тоже надеюсь.

— Я люблю тебя, Эми.

Впервые он произнес это, глядя мне в глаза.

— Я тебя тоже люблю.

Есть ведь так много видов любви. Моя приемная семья, мои тетушки, Кара, Тревор и Джейс научили меня этой истине.

Вернувшись домой, я открыла «Все дороги между нами».

Из «Всех дорог между нами»

— Эмерсон, можешь протереть столы последний разок перед уходом?

— Конечно, — ответила я Кэти, менеджеру в кафе, где я работала. Я выходила в ночную смену уже больше месяца, так что привыкла к странным рабочим часам. Круглосуточные закусочные могут привлечь интересных людей в ранние утренние часы, но я не возражала — такова уж работа.

Из закусочной я уходила около шести утра, когда солнце поднималось из-за горизонта, освещая кукурузные поля. Иногда я стояла, глядя на восход солнца и думала о Нибле. Я не ездила туда с тех пор, как вернулась в Нью-Клейтон. Просто не могла заставить себя. Но в то утро, стоя на стоянке, я вдруг поняла, что сегодня мой день рождения.

После того, как нашла книгу Джексона месяц назад, я думала о наших приключениях на старой грунтовой дороге. Обо всей той боли, которую пережил Джексон, потеряв брата и меня. Я не праздновала свой день рождения много лет, но в то утро, выезжая на шоссе в сторону Нибла, заключила с собой договор, что встречусь со своими страхами лицом к лицу. И если бы я увидела Кэла Младшего, то сбила бы его машиной, хотя ему сейчас, вероятно, было почти восемьдесят лет.

Я выехала на Эль Монте Роад, пока солнце поднималось все выше и выше в небо. Каждый раз, проезжая милю, я громко называла номер. Там, где когда-то было яичное ранчо старого Картера, осталась груда древесных отходов рядом со скелетом большого курятника. Дальше следовали мили грязи и сорняков, пока я не добралась до отметки пять целых пять десятых миль.

Я ахнула, увидев, что там еще стоял почтовый ящик. Кто в здравом уме захочет здесь жить? Вырулила на грунтовую дорогу, неровности на которой остались почти в тех же местах, что и тридцать лет назад. Когда доехала до конца и увидела, что дом, в котором вырос Джекс, все еще стоял, я чуть не напрудила в штаны. Перед ним были припаркованы две машины. Я отъехала в сторону, еще метров сто от дома. Выключив двигатель и опустив стекло, прислушалась. До меня доносилось журчание ручья, громкое жужжание цикад и больше ни звука.

Закрыв глаза, я представила, как мы с Джексом играли в исследователей в поле. И почти услышала торжествующий голос десятилетнего Джекса, радостно кричащего на меня, пока мы гонялись друг за другом. Я посмотрела в зеркало на свои бледные глаза, обрамленные глубокими морщинами. Хотела бы я, чтобы это были следы смеха, но нет — лишь напоминание о пережитой печали.

Когда я, наконец, набралась смелости выйти из машины, то пошла сначала к пустому, раскрошившемуся фундаменту, на котором стоял дом моего отца, а потом мимо него в поле, затем вдоль линии деревьев и вниз по короткой насыпи к бухте, где до сих пор стоял наш полуразрушенный док. Я провела пальцами по нашим инициалам. ДЖ&Э НАВСЕГДА.

На обратном пути к дороге меня встретили две фигуры, стоявшие возле старого сарая. Одна из них — женщина лет пятидесяти, а позади нее, в нескольких футах, стояла женщина гораздо старше, лет восьмидесяти. Младшая из двоих сказала.

— Я могу вам помочь, мэм?

На ней был фартук. Длинные седые волосы заплетены и спускались за спину, а руки она уперла в бедра.

— Э-э, я хотела узнать, знаете ли вы Джексона Фишера? Или, может, он до сих пор здесь живет?

— Живет, — сказала она безэмоционально.

— Вы его жена? — спросила я.

— А кто спрашивает? — раздался хриплый голос старухи, рассматривавшей меня.

— Меня зовут Эмерсон, я здесь выросла, в доме, который стоял напротив, — указала я.

Старуха прикрыла рот ладонью и выдохнула.

— Я не жена ему. А его сиделка, Алиша, — сказала женщина помладше.

Старушка подошла ко мне ближе, скрючившись, и посмотрела в глаза.

— Это ты.

В ту секунду я тоже ее узнала.

— Не поймите меня неправильно, Лейла, но я поражена, что вы так долго протянули.

— Да, я тоже.

Ее голос и выражение лица смягчились. Она подалась ближе.

— Зачем Джексу сиделка? — спросила я.

— Потому что он болен, дорогая.

Глубоко в груди появилась обжигающая боль.

— Чем болен?

— Раком легких, — раздался приглушенный голос Алиши.

Я не сводила глаз с Лейлы.

— Но это же вы курили, а не он!

— Вот ирония, да? — сказала она.

— Это должно было случиться с вами!

Я использовала тот же прием, что и Лейла применила к Джексу, когда утонул Брайан. Я была так зла и расстроена из-за Джекса, что чувствовала, будто часть меня умирает прямо сейчас вместе с ним, а ведь я его еще даже не видела.

Она посмотрела вниз, на землю.

— Ты права. Я это заслужила, но взгляни на меня: старая карга, у которой в багаже только сожаления.

— У меня тоже, — сказала я, борясь со слезами.

Я вернулась сюда навестить место, которое, как мне думалось, давным-давно заброшено, но он до сих пор жил здесь. Чего он ждал?

— Я видела его книгу. Он еще что-нибудь написал?

— Нет, только одну эту книгу, — сообщила Лейла. — А когда продажи провалились, он нашел работу на стекольной фабрике и работал там, пока не заболел в этом году.

— У него есть семья?

— Только я.

Меня захлестнуло эмоциями. Слезы бежали по лицу, мне было трудно дышать. Надев очки, я сказала:

— Сколько ему осталось?

Алиша подошла ко мне и сообщила:

— Доктора говорят, от нескольких недель до пары месяцев. Точнее они не знают.

Я упала на колени, уронила голову на руки и зарыдала. Лейла, дряхлая старушенция, опустилась на колени рядом со мной и обняла меня. Почему он должен был заболеть?

Почему Джексон не мог жить дальше и устроить себе красивую жизнь? Я думала, что спасала его, когда позвала полицию той ночью. Думала, что любить кого-то — значит отпустить, но к тому времени, как я поняла, что любить — это значит бороться за любимого, было уже слишком поздно.

Годами я представляла, что Джексон был успешен в жизни и в любви, что у него была семья. Я мечтала, что дом, возле которого я сейчас стояла на коленях, снесли, вместе со всей болью прошлого. Но этого не случилось. И дом, и боль все еще были здесь — и ждали меня.

— Можно мне его увидеть?