Клянусь этой жизнью

Глава 6. Все это было по-настоящему

Я закрыла книгу и глубоко вздохнула. Пока все написанное Джейсом было правдой. Невероятно, но он уловил каждый момент той роковой ночи, вплоть до моих сложных чувств. Было только несколько тонких отличий. Мой отец являлся скорее неряшливым пьяницей, нежели злобным, и «Алко-монстром» называл его Джейс, а не я. Мой отец был небрежным в словах и позволял себе много оскорблений, но он редко применял физическое насилие, за исключением нескольких случаев, когда совсем терял контроль. Но ничего подобного той последней ночи, когда я жила под его крышей.

Та ночь изменила всю мою жизнь и стала главной причиной, почему я отказывалась вспоминать прошлое. Тем не менее, сколько бы раз мне не приходилось обсуждать это на сеансах психотерапии, я всегда путалась и терялась в собственных чувствах и воспоминаниях. Я никогда не задумывалась, как Джейс воспринял те события, насколько глубоко они его затронули. Но, очевидно, затронули, и очень. Интересно, было ли написание этих строк чем-то вроде терапии для него?

Лейла, которую на самом деле звали Лизой, совершенно точно являлась героиновой наркоманкой, хотя в книге ее зависимость была смягчена. Пытался ли Джейс защитить ее, глядя на факты сквозь пальцы? Она старалась обеспечить своих сыновей, но к тому времени, как они стали подростками, она прочно села на иглу. Ее руки были покрыты следами от уколов, и большую часть денег она тратила на наркотики. Было много неприятных персонажей в доме Джейса и в его жизни — и можно только догадываться, что они там делали.

Читать произведение Джейса — все равно что читать книгу, которую я написала бы сама, если бы послушалась совета Кары и принялась за мемуары. Странный это был опыт. Как будто мои воспоминания ожили, наполненные всеми сенсорными деталями. Каждая страница переносила меня обратно в то уродливое место в Огайо, где мы с Джейсом застряли на все наше детство.

И тем не менее, сам факт, что он прописал это все за меня, вызывал во мне злость, а вовсе не благодарность. Я все перелистывала книгу к первым страницам в поисках посвящения, но его так и не было. Он собирался протащить меня по моим болезненным воспоминаниям, украл мою историю и даже не подумал посвятить мне эту чертову книгу.

Поздним вечером пришел Тревор и принес с собой пиццу. Мы сели за барную стойку и поужинали в неловкой тишине. Я ждала, что он заговорит о вчерашней ночи. Он так долго просил меня поделиться с ним рассказами о моем прошлом, и вот я наконец сделала это. Но между нами ничего толком не изменилось, и теперь я чувствовала, что отдалилась от него еще больше, чем раньше.

— Так… чем ты сегодня занимался? — спросила я с набитым ртом.

— Тренировался, потом выпил пива с другим помощником тренера. А ты?

— Да ничего особенного. Стирка…

Тревор положил жирный ломтик на тарелку и, немного помолчав, спросил.

— Ты все еще переживаешь из-за той истории, которую вчера мне рассказала?

Той истории?

— Я раскрыла перед тобой очень травматичный эпизод моей жизни, а ты этого даже не понял! Тебе известно, как я не люблю копаться в своем прошлом, и еще эта книга совсем не помогает. Так что да, я чувствую себя малость дерьмово!

— Какая книга? — спросил он, вообще не уловив сути.

У меня будто бы что-то надломилось внутри, и прежде чем я смогла себя остановить, слова вылетели из моего рта.

— Я читаю книгу о себе, Тревор. Моя первая любовь написал целый роман о нашем детстве от моего лица, и книга стала настоящим бестселлером. И знаешь что? Я больше, чем просто расстроена по этому поводу. Я чертовски зла, опустошена и сбита с толку, потому что никогда в жизни не хотела вновь переживать те ужасные воспоминания, а еще больше не хотела, чтобы кто-то другой извлек из них выгоду.

Теперь он смотрел прямо на меня, его глаза расширились от шока.

— Что за… где ты, черт возьми, взяла эту книгу? Дай мне взглянуть на нее. — Никаких извинений за его бесчувственность. Никакого сочувствия по поводу того, через что я проходила. Типичный Тревор.

— Ни за что.

— Почему?

— Потому что она, в большинстве своем, о моих отношениях с другим парнем.

— Но если роман о твоем детстве, то вы же, значит, были совсем маленькими?

— Ну, я не видела его двенадцать лет, но наша связь была очень… — я сглотнула. — Прочной.

Он скрестил руки и скептически посмотрел на меня.

— Я не собираюсь ревновать из-за твоих детских отношений, Эми. Просто хочу знать, что он написал о тебе.

Внезапно я пожалела, что рассказала ему о Джейсе и книге.

— Просто дай мне дочитать ее. Она слишком личная, в этом все дело.

— То есть, всему миру можно ее читать, а твоему парню — нельзя, — он закатил глаза. — Это бредятина.

Я не ответила, а он не стал настаивать. Тревор был не совсем неправ, но и мне не нужно было оправдываться. Книга была личной. Если он хотел экземпляр, ему придется

купить его самостоятельно.

Сидя в тишине, мы закончили ужин, а затем переместились на диван, чтобы Тревор мог смотреть футбол, а я — свернуться калачиком и продолжить чтение. Он принял свою стандартную позу, развалившись на подушках, положив ноги на журнальный столик и заложив руки за голову. Мне показалось, что в его поведении было что-то не так. Мы только что поссорились, а он расслабившись сидел на диване, будто бы ничего не произошло. Будто бы все в порядке.

Неподготовленному глазу эта картинка показалась бы идиллией — словно мы очень близки, но на самом деле ни о какой близости речи не шло. Наши отношения протекали лениво. Конечно, он должен был бы сейчас делать мне массаж ног, а я — раскрывать ему свою душу, но вместо этого мы находились настолько мысленно далеко друг от друга, насколько это возможно. Просто… так было проще.

Из «Всех дорог между нами»

По дороге в Нью-Клейтон Паула снабдила меня всей необходимой информацией о моей будущей жизни. Мистер и миссис Келлер были парой под шестьдесят и брали опеку над детьми вот уже на протяжении тридцати лет. Я должна была стать самой старшей из пяти детей, которые в то время жили с ними, и это было здорово — мне нравилась мысль о младших братьях и сестрах, с которыми можно играть. Когда мы подъехали к старому желтому трехэтажному дому в викторианском стиле, у меня в глазах чуть ли не звезды светились. Он был похож на кукольный домик!

Паула считала, что мы с Келлерами отлично подойдем друг другу, и я не могла с этим не согласиться. Мне не терпелось познакомиться с новой семьей.

Дверь открылась, явив полную женщину с резкими морщинами в уголках рта и седыми волосами, уложенными короткой завивкой. Миссис Келлер распахнула дверь и сразу же обернулась, крикнув в глубину дома:

— София, ступай к себе в комнату! — ее громовой голос вынудил меня отшатнуться назад.

— Уже уходишь? Ты же только приехала.

— Я… я…

Паула заговорила вместо меня.

— Привет, миссис Келлер. Это Эмерсон. Ей пятнадцать, и она любит читать.

— Деточка, что случилось с твоим лицом?

— Мой… мой…

— Ее только что забрали из дома, где она жила со своим агрессивным отцом, — ответила за меня Паула.

— Мне все это известно. Слышала об этой истории. Я хочу услышать, как она разговаривает. В этом доме ты можешь говорить, сколько пожелаешь, Эмерсон, пока делаешь это уважительно. Понимаешь?

— Да.

— Он был работником той фабрики, не так ли? Никто из них не стоит твоего внимания. Что ж, заходи, чего ты ждешь?

Паула обняла меня рукой за плечо и повела в дом.

— Миссис Келлер, — заговорила она. — Могу я увидеть, где Эмерсон будет спать?

— Конечно. Следуйте за мной.

В доме пахло цитрусовым ароматизатором. Учитывая, что тут жило четверо детей, было очень тихо и спокойно. Держась за недавно отполированные деревянные перила, я поднималась по лестнице вслед за миссис Келлер и Паулой.

Паула — худощавая, стройная женщина лет тридцати, к тому моменту, как мы добрались до третьего этажа, изрядно запыхалась, а вот миссис Келлер, напротив, достаточно полная женщина, едва ли вспотела. Когда мы достигли лестничной площадки, миссис Келлер провела нас в небольшую комнату под крышей, на чердаке. Она была безупречной. На полу лежал простой ковер, а над односпальной кроватью под окном висел розовый балдахин. Сама кровать застелена кружевным одеялом.

— Как для настоящей принцессы, — сказала Паула.

— Да, — согласилась я. — Потрясающе.

— От тебя потребуется держать это место в чистоте, — сказала миссис Келлер.

Паула повернулась ко мне.

— Почему бы тебе не разобрать свой чемодан? Мне пока нужно задать миссис Келлер пару вопросов.

— Хорошо.

Спустившись по лестнице вниз, я заметила маленькую девочку, смотревшую на нас из-за угла.

— Привет, — окликнула я ее. К моему удивлению, она вышла из-за угла и встала напротив меня.

— Привет, меня зовут София.

У нее были длинные, идеально прямые светлые волосы, которые обрамляли ангельское личико.

— Эмерсон, — я протянула ей руку для приветствия. — Приятно познакомиться.

— Взаимно.

Никогда не слышала, чтобы дети так разговаривали.

— Сколько тебе лет?

— Мне восемь. А тебе?

— Пятнадцать. В июле будет шестнадцать.

— Всего через три месяца. Повезло.

— Ага. Тебе здесь нравится?

— Да, мне все очень нравится.

— А сколько лет другим деткам? — спросила я.

Уголком глаза я заметила пару ножек. Затем услышала топот, совмещенный с детским воркованием и смехом.

— Выходите, ребята, — позвала София и обернулась ко мне. — Они очень хотят познакомиться с тобой.

На лестнице показались трое маленьких мальчиков, все примерно одного возраста.

— Близнецов зовут Брендон и Дэниэл. Им по пять лет. А Томасу шесть.

— Привет, Эмерсон. — произнесли они практически в унисон.

— Привет, ребята.

Они подбежали ко мне и обхватили за ноги.

София улыбнулась.

— Они очень милые, но могут быть и занозами в заднице. А еще они очень много едят.

— Думаю, мне здесь понравится. Как Келлеры?

— Они замечательные. Тебе лишь нужно следовать их правилам.

— Разумеется, — согласилась я. Это звучало вполне логично.

— Я хочу сказать, что у них политика нулевой терпимости. Они хорошо относятся к детям, которых воспитывают, но не привязываются к ним. Взрослые дети тут надолго не задерживаются, потому что попадают в неприятности.

Мне стало интересно, что из себя представляют эти правила, но как раз когда я собиралась спросить, в коридоре появился мистер Келлер.

— Эмерсон, я мистер Келлер. — Он пожал мне руку. На нем была клетчатая рубашка и дорогие на вид брюки с идеальными складками спереди на каждой ноге. У него было доброе лицо и ухоженная борода.

— Привет, — промолвила я.

— Дети, идите заканчивайте занятия, а мне нужно перемолвиться словечком с Эмерсон.

Три пары маленьких ножек ускакали прочь, но София все оглядывалась на меня, поднимаясь по лестнице.

— У нас в доме полный порядок, Эмерсон, и ты должна знать: мы очень редко берем к себе подростков, потому что не хотим иметь дела с драмой. Ясно?

— Понимаю.

Он не стал ходить вокруг да около и сразу же вывалил на меня свои ожидания.

— Твой соцработник сказала, что ты сосредоточишься на учебе, домашней работе и будешь следовать правилам. Мы можем рассчитывать, что так и будет?

— Конечно, обещаю. Но что именно это за правила?

— Только школьные и церковные внеклассные мероприятия. Домашнее задание и обязанности по дому нужно делать до ужина. По воскресеньям мы будем посещать церковь и изучать Библию. Уважение ко всем членам семьи — обязательно. Мы не терпим никаких возражений.

— Так… никакой социальной жизни?

Он молча моргал, глядя на меня в течение примерно десяти очень долгих и неприятных секунд.

— Это все, что ты вынесла из моих слов? — прежде чем я успела ответить, он сказал. — Судя по твоему лицу, тебе нужно место для безопасной жизни. Я прав?

— Да.

— Выполняй правила, и мы тебе это обеспечим, — припечатал он, после чего удалился.

Меня интересовало, разрешат ли мне позвонить Джексону. Потому что велик риск, что Джекса квалифицируют как не школьное, не церковное и необязательное мероприятие. По лестнице спустилась Паула, и я подскочила ей навстречу.

— Думаю, тебе здесь будет комфортно. Это хорошее место, и люди здесь добрые, — сказала она.

— У меня будет возможность видеться с Джексоном?

— Тебе нужно спросить миссис Келлер. Но, Эмерсон, сейчас очень тяжело найти хорошую приемную семью. Пожалуйста, уважай их правила.

— Мне нужно, чтобы у меня была возможность видеться с ним, Паула. Он мой единственный родной человек. Он спас мне жизнь.

— Вскоре у тебя будет София и три мальчика, а еще мистер и миссис Келлер. Они входят в коммуну местной церкви. Уверена, у тебя скоро появятся новые друзья в Нью-Клейтоне.

— София и мальчики? Они же маленькие дети. — Голова начала болеть, а руки вспотели. Мы смотрели друг на друга, стоя на площадке второго этажа. Я поставила свой чемодан и уперлась в перила. — Мне необходима возможность видеться с ним. Разговаривать с ним. Паула, вы не понимаете.

— Понимаю. Мне тоже когда-то было пятнадцать.

— Нет, не понимаете! — я повысила голос, и тут заметила на верхних ступенях лестницы миссис Келлер, которая нацепила скептическое выражение лица.

— Не облажайся, — прошептала Паула, а затем прошла мимо меня, направляясь к дверям. Возле самого выхода она добавила.

— Я позвоню завтра, узнать как ты.

У меня кружилась голова. Я начала делать небольшие, неторопливые вдохи, а затем согнулась и начала хватать ртом воздух.

— Не вздумай опустошить желудок прямо на ковер, мисс, — послышался голос миссис Келлер где-то надо мной.

Я грохнулась на колени, снова не в силах вздохнуть, и потеряла сознание.

Когда я очнулась, мистер Келлер нес меня наверх. Он не смотрел на меня; только положил на кровать и покинул комнату. Через секунду пришла миссис Келлер с влажной тряпкой и стаканом воды.

— Не пей слишком быстро, а то выдашь все обратно. У тебя еще последствия сотрясения. Мы будем ухаживать за тобой, и ты придешь в норму.

— Мне будет без него плохо, — сказала я голосом, полным боли, — я без него умру.

— Не нужно выдумывать оправдания для своего отца. Здесь ты в безопасности. Ты привыкнешь, я обещаю, — сказала она, нанеся противовоспалительную мазь на мою губу и на лоб.

— Я не об отце… я говорю о своем друге.

— Ты найдешь здесь новых друзей.

Ни мистер, ни миссис Келлер ни разу не посмотрели мне в глаза с тех пор, как отнесли меня наверх.

— Но вы хотя бы позволите мне звонить ему?

— Поживем — увидим, Эмерсон. Сначала куда важнее тебе здесь прижиться. А теперь отдыхай.

Я проспала около десяти часов, не меньше.

В моей комнате на чердаке было уже темно, когда я проснулась, но я разглядела светлую макушку в углу комнаты. Девочка сидела на маленьком стуле.

— София?

— Ага, это я.

Я ощущала слабость в теле и с трудом могла сфокусироваться.

— Ты почему сидишь в темноте?

— Сейчас моя очередь присматривать за тобой. Мы все дежурим по полчаса. Миссис Келлер сказала, что когда стемнеет, тебе станет лучше. Я собиралась почитать тебе, но не нашла свой фонарик.

— Тебе нравится читать?

— Да, это почти вся моя жизнь!

Мне нравился ее энтузиазм.

— Когда я поправлюсь, нужно будет вместе сходить в библиотеку и взять книжки, которые, как мне кажется, придутся тебе по душе.

— Было бы здорово.

— Так… — сказала я.

— Так… могу я теперь включить свет?

— Конечно.

— Она спрыгнула со стула и зажгла тусклый торшер в углу.

— Ты выглядишь намного лучше, чем днем, Эмми, — сказала она, осмотрев мое лицо. — Надеюсь, ты не против, если я буду называть тебя этим именем? Мне оно нравится.

— Оно очень милое, София, спасибо.

— Зови меня Софи, — она засмеялась. — Брендон называет меня «Сопи», потому что до сих пор не умеет выговаривать «эф».

— Забавно.

— Ага, — Она осмотрелась. — Ты голодна?

— Как волк.

— Тогда пойдем.

— Погоди, Софи. Ты не знаешь, каким образом мне можно сделать звонок?

— Ой, ну-у… наверное, лучше попросить миссис Келлер. Я просто никогда никому не звонила.

— А как долго ты здесь живешь?

— С двух лет, — ответила она мгновенно.

— Ох. — Я попыталась скрыть удивление. Отношения Софии и Келлеров выглядели не слишком душевными для тех, кто живет вместе семь лет. — Что случилось… когда… когда тебе было два?

— В каком смысле? — она подняла голову и улыбнулась.

— Почему ты попала сюда?

Она пожала плечами, достав до самых ушей, и хихикнула:

— Думаю, я никому не была нужна.

— Не может такого быть.

— А ты почему здесь? — ее взгляд сфокусировался на моей зашитой губе.

Ну и как я должна была объяснить это восьмилетнему ребенку?

— Ну-у, мы не выбираем родителей, Софи. И порой, единственное, что мы можем — это помнить, что некоторые их поступки связаны вовсе не с нами.

— Может и так, но если бы они меня любили, разве они бы уже не взяли меня обратно к себе?

— Может, они потерялись. Люди все время пропадают, особенно взрослые. Мой отец — тоже пропащий человек. Потому-то он так со мной и поступил. — Она казалась сбитой с толку. — Чаще всего люди, которые потеряли себя, уже не в состоянии найти дорогу обратно.

— Это очень грустно, Эмми.

— Да уж. Такова жизнь, дружочек.

Бедная София. Можно сказать, что она никогда не ощущала любви. Ни от ее родителей, ни во время жизни в большом желтом доме, в котором дети и подростки меняются как перчатки, и уж точно не от Келлеров с их «правилами». Они создавали иллюзию тепла своей домашней кухней и сшитыми вручную стегаными одеялами, но под фасадом скрывалась институциональная жесткость, как если бы они управляли приютом, где детей будут кормить и заботиться о них, но никогда не будут любить. Любовь — ключевой ингредиент для формирования характера, но она недоступна детям внутри этой системы.

Я последовала за Софией вниз по лестнице и в кухню, где трое мальчиков помогали миссис Келлер готовить печенье.

— Эмерсон, я очень рада, что тебе лучше, — сказала миссис Келлер, вытирая испачканные в муке руки о фартук. — София, почему бы тебе не показать Эмерсон, как нужно накрывать на стол?

— Миссис Келлер, прежде чем я это сделаю, скажите, можно ли мне взять телефон и позвонить другу?

Она подошла к раковине и начала мыть посуду. Повернувшись ко мне спиной, она сказала:

— Разве мы это уже не обсудили? Иди с Софией и накройте на стол.

Я сделала, как она велела, а затем съела курицу, пельмени и печенье за большим овальным столом вместе с остальными детьми. Мистер и миссис Келлер ели за отдельным столом поменьше. Дети много болтали, а вот взрослые молчали. Все, о чем я могла думать, это о Джексоне. Пока я набивала рот вкусной домашней едой, он, вероятно, ел хлопья в третий раз за день. Я боялась настаивать на том, чтобы позвонить ему, но еще больше боялась потерять с ним связь.

Среди ночи я прокралась на кухню, сняла телефон с зарядного устройства и вернулась в спальню. Я была единственным жильцом на третьем этаже, так что могла рассчитывать на уединение. Я набрала номер дома Джексона. Было два часа ночи, но он ответил после первого гудка.

— Алло? — сказал он.

— Привет.

— Эмерсон? Ты почему шепчешь?

— Сейчас два часа ночи, и Келлеры не хотят, чтобы я тебе названивала, — мой голос надломился.

— Почему?

— Ну, они очень строгие, — пояснила я.

— Они не могут быть хуже твоего отца.

— Нет, это другое. Они хорошие люди, но помешаны на правилах.

— А какие именно правила?

— Слушай, я постараюсь звонить каждую ночь, но сомневаюсь, что нам позволят увидеться, пока я здесь не приживусь и не заслужу их доверие.

— Но они хорошо с тобой обращаются?

— Да, я в полной безопасности. Тут живут здоровые, счастливые дети. А маленькая девочка — просто очаровашка.

— Хорошо.

— Что «хорошо»?

— Что с тобой все в порядке. Мне звонила Паула и сказала, что отвезла тебя в Нью-Клейтон.

— Зачем?

— Хотела объяснить мне, что она нашла тебе очень хороший дом и попросила меня соблюдать дистанцию.

— Соблюдать дистанцию?! — возмутилась я громким шепотом.

— Тише, Эм! Не лезь в неприятности только для того, чтобы позвонить мне.

— Что ты такое говоришь, Джекс?

— Да ничего, я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Тебя же могли отправить вообще к черту на куличики, к каким-нибудь засранцам. Могло быть и хуже, понимаешь?

— Прошли лишь сутки, а меня уже тошнит от людей, говорящих мне держаться подальше от неприятностей. Я ничего не сделала. Разговор с тобой не принесет никаких проблем. Это смешно. Я найду способ звонить тебе несмотря ни на что.

Последовала продолжительная тишина.

— Черт, как же я соскучился, — сказал он.

— Я тоже по тебе скучаю. Не волнуйся, я буду звонить тебе, и мы обязательно скоро увидимся.

— Я все думаю о нашем поцелуе…

— Правда?

— О том, какая ты сладкая, — Я резко выдохнула. Никто раньше не разговаривал со мной так. — О звуках, которые ты издавала, когда я целовал твою шею, — его голос был низким, напряженным.

— Джекс, чем ты занимаешься?

— Думаю о том, как сильно я хочу поцеловать тебя… и прикоснуться к тебе, — ответил он тихим голосом.

Сердце бешено колотилось.

— Ты засыпаешь.

— Не-а, ни капельки. Эм, ты трогаешь себя, когда думаешь обо мне?

Меня охватило смущение. До этого мы с Джексоном никогда не говорили о таких вещах.

— Ну-у…

Он рассмеялся.

— Не нужно смущаться. Мы же знакомы целую жизнь.

— Поэтому я и смущаюсь. — Для подростков нашего возраста, особенно если это мальчик и девочка, непривычно так открыто говорить о подобных вещах. Мы вместе познавали себя. В нашей жизни не было взрослых, которые могли бы помочь нам в этом. Мы с Джексом растили и воспитывали друг друга.

Дело было не в том, что он делал или, о чем спрашивал. А в том, что он мог спокойно сказать об этом мне, человеку, о котором он фантазировал, и при этом знать, что все будет в порядке, что я пойму его. Осознав это, я полюбила его еще больше.

— Я просто надеюсь, что ты думаешь обо мне. Я очень скучаю по тебе, вот и все, — сказал он.

— Да я только о тебе и думаю круглые сутки, дурашка.

— Ха! Вот это моя девочка. Так что, завтра в новую школу, верно?

— Ага.

— Круто. Пожалуйста, держись от всяких Хантеров Пылесосов подальше.

— Я позвоню тебе завтра.

— Хорошо.

Прошло несколько секунд тишины, пока я не прошептала:

— Спокойной ночи.

— Сладких снов, Эм.

Мы разъединились. Я уснула со сложенными на животе руками, представляя, что лежу рядом с Джексоном, и это его руки обнимают меня.

На следующее утро меня разбудил запах французских тостов и бекона. Еще даже не распахнув глаз, я уже улыбалась.

— Чему это ты улыбаешься? Ты чуть не спалилась. Я прикрыла твой зад.

Я открыла глаза и обнаружила серьезную Софию.

— Что? Ты о чем это?

— Утром мы с миссис Келлер принесли тебе выстиранные вещи, и телефон торчал у тебя из-под одеяла. Я завернула его в рубашку, но ты была на волосок от катастрофы.

Я села в постели и прижала руку к груди.

— Ох, дерьмо.

— Следи за языком, — прошептала она. — Мистер Келлер не терпит дурную речь.

— Я смотрю, мистер и миссис Келлер вообще ничего не терпят.

— Послушай, это место — единственный дом, что я когда-либо знала. — Она заговорщически наклонилась ко мне. — Но я слышала много историй от детей, которые здесь жили, и я не хочу знать, что там происходит, хорошо? Мистер и миссис Келлер строгие, но не злые, и я думаю, что они хорошо заботятся обо мне. Я не хочу все испортить. Есть какое-то высказывание… ну, знаешь, о зле?

— Знакомое зло лучше неизвестного?

— Да, вот именно.

— Ты пробыла здесь долгое время, поэтому так считаешь. Спасибо, что прикрыла меня, но не надо в следующий раз подставляться.

— Все в порядке. Не хочу, чтобы тебя выгнали в первую же неделю. Ты единственная, кто захотел пойти со мной в библиотеку.

Я выскользнула из постели и натянула джинсы из сложенной стопки на комоде.

— Во сколько мы уезжаем?

София взглянула на часы.

— Без десяти восемь. Сначала мистер Келлер завезет тебя, а потом меня.

— Что насчет мальчишек?

— Миссис Келлер обучает их на дому.

— Почему?

— У Томаса аутизм, а близнецы очень отстают от сверстников, потому что их обучением никто раньше не занимался.

— Оу.

Мистер и миссис Келлер кажутся ангелами, если забыть про их сумасшедшие правила. То, что они делали, было достойно уважения. И наверняка у них были существенные причины ввести все эти правила. Но лично я просто не могла вообразить свою жизнь без Джексона. Они просто не понимали, как сильно мы с ним нуждались друг в друге.

Пока я расчесывала волосы перед зеркалом, висящим над комодом, в его отражении София смотрела на меня с неприкрытым любопытством.

— Что?

— Кому ты вчера звонила? Ночью? — голос ее был мягким, неуверенным.

Я развернулась к ней лицом.

— Своему парню.

— У тебя есть парень? — ее щеки заалели. Она подошла к моей кровати и плюхнулась на нее с легкомысленной улыбкой. — И какой он? Как его зовут? О Боже, а вы уже целовались?

Я направилась к ней с расческой в руке. Она уже была одета и готова к школе, но на голове образовался колтун. Расчесывая ее, я рассказывала абсолютно все о Джексе, будто мы с ней были давно потерянными сестрами.

— Он высокий, красивый и мускулистый, — хихикала я. — Отличный пловец и великолепный писатель. У него сияющие темные глаза, золотисто-каштановые волосы и загорелая кожа. Он правда очень красивый.

— Ну, а поцелуи? Расскажи мне о них, прошу тебя. Я просто умираю, как хочу узнать. Каково это?

— Девочки! — прогремел голос миссис Келлер снизу.

София выскочила и бросилась к двери.

— Завтрак! — она повернулась в дверном проеме. — Мы должны спуститься. Обещай, что расскажешь мне после школы!

— Обещаю.

Внизу меня поджидали новенькие рюкзак и свитер.

— Тебе это подойдет? — спросил мистер Келлер, стоя, как статуя, у входной двери.

— Да, они чудесны, спасибо.

Он кивнул:

— Тогда бери и ступай завтракать.

Мы заглатывали французские тосты за большим овальным столом, в то время как мистер Келлер выкрикивал поминутный обратный отсчет. Томас несколько раз повторял за ним голосом маленького робота.

— Десять минут до отбытия машины. Десять минут, девочки, — повторял Томас снова и снова, соскребая с тоста подгоревшие кусочки и выкладывая их на салфетке.

После трехминутного предупреждения Томас спрыгнул со стула и подошел ко мне, его лицо было в нескольких дюймах от моего.

— Три минуты до отъезда. Три минуты, Эмерсон. Тебе лучше идти.

Он выглядел напуганным, хотя и не смотрел в глаза. Брэндон и Дэниэл тихо сидели по другую сторону стола. Из-за взлохмаченных волос и пристальных взглядов, когда они наблюдали за Томасом, близнецы выглядели так, словно были персонажами одной из тех картин с «большими глазами». Два маленьких оборванца с гигантскими инопланетными блюдцами вместо глаз.

Дэниэл выпалил:

— Он так ведет себя, потому что не любит, когда люди опаздывают.

— Все в порядке, — сказала я, наклонилась и приподняла лицо Томаса за подбородок, чтобы наши лица оказались ближе. — Томас?

— Да.

Он все так же не смотрел мне в глаза. Его взгляд бегал от пола к потолку и к стенам, но не задерживался на мне.

— Посмотри на меня, пожалуйста, — сказала я, и он послушался, но явно чувствовал себя при этом крайне некомфортно. — Все будет в порядке. Мы с Софией приедем в школу вовремя, — я улыбнулась.

В его глазах вспыхнуло безмятежное выражение. Он улыбнулся в ответ, а затем посмотрел в пол и пробормотал.

— Хорошо, но теперь у вас осталось только две минуты. Лучше вам поспешить.

Мы все засмеялись, кроме Томаса, который вернулся за стол и схватил свой тост.

Когда до выезда осталась всего минута, мы с Софией уже шагали по дорожке к микроавтобусу.

— Хорошего дня, девочки, — пожелала миссис Келлер, стоя в дверях.

Мистер Келлер уже сидел за рулем. Он не произнес ни слова, пока мы не въехали на парковку Нью-Клейтонской школы.

— Тебе нужно будет зайти в канцелярию за расписанием, Эмерсон. Потом консультант покажет тебе все, что нужно.

— Ладно, понятно.

Он взглянул на меня в зеркало заднего вида.

— После школы пойдешь прямо в библиотеку в центре города, там вы встретитесь с Софией. Она выйдет к тебе, так что подождешь на ступеньках. Миссис Келлер заедет за вами, девочки, в четыре часа дня. К тому времени домашняя работа должна быть сделана.

— Поняла, мистер Келлер. Спасибо за все. Пока, Софи.

— Пока! — она потянулась ко мне и прошептала. — Я хочу услышать подробности о поцелуях. Потом, после школы. Не забудь.

— Уверена, ты мне обязательно напомнишь.

Мы засмеялись. Я выпрыгнула из микроавтобуса, и, прежде чем успела закрыть дверь, мистер Келлер оглянулся и напомнил.

— Не забывай о правилах, Эмерсон.

— Не забуду.

Я втянулась в жизнь Келлеров, своеобразную версию стэпфордских роботов²⁴, с Дэниэлом и Брэндоном, прекрасными брошенными косоглазыми близнецами, с аутистом Томасом и его одержимостью кусочками тостов, и с Софией — милой, милой Софией. А еще там была я, Эмерсон, новенькая девочка в Нью-Клейтоне, с новым рюкзачком, новым лиловым свитером, с подбитым глазом и зашитой губой.

Я даже не попыталась завести друзей в свой первый день в Нью-Клейтонской школе. У меня не было ни малейшего представления, сколько времени я проживу с Келлерами. Пока мы ехали, Паула сказала мне, что собиралась подыскать ещё семьи, которые могли бы взять меня. У меня промелькнула мысль, что это просто эпично, учитывая, что моя родная мать бросила меня.

Стоя в начале дорожки, ведущей в кампус, и глядя, как мимо меня проносились другие ученики, я задавалась вопросом: «Кто я? Узнаю ли я это когда-нибудь? Может ли моя дерьмовая жизнь и мои дерьмовые родители определять, кто я? Почувствую ли я себя нормально когда-нибудь?».

К счастью, в моей предыдущей школе я была одной из лучших в классе, поэтому все, что услышала в тот день на уроках, было повторением. День пролетел быстро и незаметно.

После школы я сделала то, что и обещала: направилась в библиотеку ждать Софию. Она помчалась мне навстречу, стоило ей заметить меня, ее огромный черный портфель подпрыгивал вверх и вниз за спиной. Когда нас разделяло около двадцати шагов, она заорала.

— Поцелуи! Сейчас ты расскажешь мне все о поцелуях!

— Тс-с, София, не так громко!

— А что? Здесь проблем у тебя не будет, мы абсолютно свободны до четырех.

— Но у нас всего час.

— Ну, я свою домашку сделала еще во время ланча, так что мы можем поболтать и поискать книжки, а еще ты расскажешь мне о поцелуях с Джексоном.

Я фыркнула.

— Что ж, по правде говоря, мы с Джексоном и целовались-то всего пару раз.

Это ее не удовлетворило.

— И каково это было? Расскажи, ну расскажи!

Я закрыла глаза и подумала о нашем поцелуе. Покалывание пробежало по телу.

— Вот как это было: он закрывает глаза и наклоняет голову, я делаю то же самое, и наши губы соприкасаются, и, ну, м-м… это все, что тебе можно знать, пока не подрастешь.

Она зачарованно посмотрела в небо.

— Ух ты-ы… Я определенно хочу поцеловать мальчика.

— В твоем возрасте я считала мальчишек отвратительными. Даже Джексона.

— Ты знала его, когда тебе было восемь?

— Ага, я знаю его всю жизнь.

— Значит, он тебе вроде как брат?

— Нет! Фу, это отвратительно. Он был соседским мальчишкой, потом стал моим лучшим другом, а потом, когда мы выросли, между нами зародилось… нечто гораздо большее.

Тогда мне пришло в голову, что я могла бы использовать свободный час после школы, чтобы позвонить Джексону или встретиться с ним, то просияла от этой мысли.

— Так что, миссис Келлер каждый день будет забирать нас в четыре часа?

— Ага, минута в минуту. У нас как раз есть время, чтобы нормально позаниматься уроками. А то мальчики днем шумят и балуются.

Мы с Софией отправились в библиотеку и взяли себе кое-какие книжки. Я разобралась с парочкой задач по геометрии, а потом мы дождались на ступеньках подъехавшего микроавтобуса. Миссис Келлер сидела за рулем, а трое мальчиков — в детских креслах в первом ряду пассажирских сидений.

— Миссис Келлер, можно мне сесть спереди? — спросила София.

— Конечно.

Я скользнула на заднее сиденье и почувствовала себя так, словно опять ехала в школьном автобусе, только вот без Джекса рядом, и он не держал меня за руку.

Хоть Келлеры и старались всячески сохранять в общении между ними и детьми формальность и сдержанность, я чувствовала, что между миссис Келлер и Софией существует связь. Поэтому радовалась за Софию. Она этого заслуживала.

Позже той же ночью София рассказала мне побольше о Келлерах.

— У них есть родной сын, Лиам. Он крутой юрист в Нью-Йорке. Думаю, миссис Келлер долго пыталась завести второго ребенка, но у нее не получилось. Вот, почему она теперь берет опеку.

— А Лиам вообще приезжает в гости?

— По праздникам и тому подобное, но он никогда не сближается с приемными детьми.

— Что насчет денег?

— А что насчет них?

Я раздумывала над тем, где раздобыть денег, чтобы позвонить Джексону после школы.

— Келлеры дают тебе деньги на карманные расходы?

Она рассмеялась:

— Ага, сейчас!