Кофейные чары Герцогини (СИ)

Глава 17

Радостная новость о беременности Элинор быстро перестала быть тайной. Слуги заметили изменения в распорядке герцогини, а придворный лекарь подтвердил догадки. В цитадели воцарилась атмосфера приподнятого ожидания. Даже самые суровые стражники украдкой улыбались, глядя на свою госпожу.

Каэлан превратился в само воплощение заботы. Он лично проверял меню, запретил Элинор поднимать что-то тяжелее книги и то и дело прикладывал руку к её животу, как будто hoping почувствовать обещанное Алриком «новое сияние».

— Я не хрустальная ваза, — ворчала Элинор, но её глаза смеялись. — Я могу сама дойти до библиотеки.

— Никаких резких движений, — парировал Каэлан с комичной серьёзностью. — Алрик сказал, что твоя магия сейчас особенно уязвима и перестраивается. Полный покой.

Алрик, наблюдая за этой суетой, лишь добродушно покачивал головой. Его уроки теперь были сосредоточены на том, чтобы помочь Элинор стабилизировать свой поток энергии, научиться защищать растущую в ней жизнь. Он учил её направлять тепло не вовне, а внутрь, создавать уютное, безопасное «гнёздышко» для ребёнка.

Именно во время одного из таких уроков в личные покои Каэлана был доставлен пакет документов из столичного архива. Курьер, подосланный Малькольмом, «случайно» перепутал дверь и отнёс его не в кабинет, а в спальню, положив на прикроватный столик рядом с фарфоровой чашкой матери Каэлана.

Вечером, уставший после долгого дня, Каэлан зашёл в спальню, чтобы сменить одежду. Его взгляд упал на неприметный свёрток пергамента. Он развернул его, ожидая увидеть отчёт о налогах или чертежи новых кораблей.

Но это было нечто иное. Это была подборка старых, полуистлевших писем и финансовых отчётов, связанных с делом его отца. Среди них был расшифрованный дневник бывшего управляющего дома д’Арнель — человека по имени Лучано.

Каэлан начал читать, сначала из вежливого интереса, а затем — с нарастающим леденящим ужасом.

Согласно дневнику, его оте, Орлан, знал о готовящемся заговоре. Более того, он планировал нанести упреждающий удар, спровоцировав Таргариенов на нападение и затем разгромив их, чтобы раз и навсегда утвердить мощь Лорайна. Письмо с отравленным вином, которое выпила его мать, Беллатрис… не было предназначено ему. Оно было адресовано лидеру Таргариенов. Это был хитрый, дьявольский план, который пошёл наперекосяк из-за простой ошибки курьера.

Но самое страшное было не в этом. Самое страшное заключалось в том, что Лучано прямо указывал: Элинор знала. Не обо всём, конечно. Но она, тогда ещё юная девушка, случайно подслушала разговор отца с его сообщником и догадалась, что готовится нечто ужасное, направленное против дома ди Рейнер. И она… ничего не сказала. Ужаснулась, испугалась, но умолчала, надеясь, что всё обойдётся.

Для Каэлана, который всю жизнь видел в её отце исчадие ада, а в ней — невинную жертву, это стало ударом ниже пояса. Она не была невинной. Она была сообщницей. Она могла предотвратить смерть его матери, но не сделала этого. Всё её раскаяние, вся её доброта, вся их любовь… всё это suddenly предстало в его глазах колоссальной, искусной ложью. Ложью, которая длилась годами.

Он не заметил, как сжал пергамент в кулаке так, что костяшки побелели. Он не почувствовал, как по его щеке скатилась слеза ярости и боли. В ушах стоял оглушительный звон.

В этот момент в комнату вошла Элинор. Она была умиротворённой и счастливой после урока с Алриком.

— Каэлан? Ты уже вернулся? — её голос прозвучал как гром среди ясного неба.

Он медленно обернулся. Его лицо было искажено такой ненавистью и болью, которых она не видела даже в самые их худшие дни.

— Ты… знала? — его голос был хриплым, чужим.

Элинор замерла, увидев смятый в его руке пергамент. Ледяной ужас сковал её.

— О чём ты? — прошептала она.

— О письме! О смерти моей матери! Ты подслушала разговор и промолчала! — он закричал, и от его крика задрожали стёкла в окнах. — Ты могла её спасти! И ты ничего не сделала!

Элинор побледнела, как полотно. Давно похороненное воспоминание, о котором она молилась забыть, всплыло с пугающей ясностью. Да, она слышала обрывки разговора. Да, она догадывалась, что её отец замышляет недоброе против семьи герцога. Но она была ребёнком! Она боялась своего властного отца, она надеялась, что её догадки ошибочны…

— Каэлан, я… я не была уверена! Я боялась! — попыталась она объяснить, делая шаг towards него.

— Не подходи ко мне! — он отшатнулся, как от ядовитой змеи. — Всё это время… твоё раскаяние, твоя забота о людях, твоя любовь… это всё была ложь? Чтобы замолить свой грех? Чтобы завоевать моё доверие? Чтобы втереться в мой дом и… и родить наследника? Это был твой план с самого начала?

Его слова ранили больнее любого клинка. Элинор почувствовала, как земля уходит из-под ног.

— Нет! Клянусь всем святым, нет! Я люблю тебя! Я никогда не хотела, чтобы это случилось!

— ВРАНЬЁ! — он швырнул свёрток с документами в камин. Огонь жадно охватил пергамент. — Всё было ложью. Наша любовь. Наше единство. Наш ребёнок… — его взгляд упал на её живот, и в его глазах мелькнуло что-то страшное.

Он резко развернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что с полки слетела та самая фарфоровая чашка. Она разбилась о каменный пол с чистым, звенящим звуком, который прозвучал как приговор.

Элинор осталась стоять одна посреди комнаты, в окружении осколков своего счастья, не в силах сдержать рыданий. Худшие опасения её жизни сбылись. Правда, которую она так боялась открыть, вырвалась наружу и разрушила всё.