Они остановились перед рядом домов в той части Лондона, которой Симеон совсем не знал. Правда, он вообще мало знал этот город.
— Разве у твоей портнихи нет мастерской? — спросил он.
Кучер стоял перед дверью маленького дома.
— Мы приехали в студию синьоры Анджелико, Козуэй, — сказала Исидора. — Это большая честь, которую она оказывает только своим землякам, так что, пожалуйста, ведите себя прилично.
— Ты не могла бы называть меня на ты и по имени? — спросил он.
— Это невежливо, — заявила Исидора.
Козуэй проигнорировал ее слова.
— Меня зовут Симеон. Это хорошее, достойное имя, и я благодарю Бога, что меня не нарекли, к примеру, Годфри, как моего беднягу брата.
— Мы не должны называть друг друга по именам, — заметила она.
— Но я уже называю тебя Исидорой.
— Кстати, я не давала вам на это разрешения!
— Каждый раз, когда ты называешь меня Козуэем, это звучит для меня как «петушок», — задумчиво произнес он. — Хотя, возможно, это не так уж плохо. Может, тебе стоит и дальше именовать меня Козуэем, а я просто…
Исидора рассмеялась.
— Отлично! — воскликнула она. — Симеон!
Синьора Анджелико работала в большой просторной комнате на первом этаже. Симеону бросились в глаза открытые полки вдоль стен. Рулоны тканей — шелк, атлас, тафта — занимали все их пространство до самого верха. Это напомнило Симеону марокканские базары. Из краев рулонов робко выглядывали их цвета: темно-красный шелк, сиреневый с серебристым отливом, чистый желтый цвет лютиков, расцветающих ранней весной. Под тканями стояли коробки, битком набитые принадлежностями для шитья: нитками, пуговицами, бесконечными ярдами лент. И повсюду были кружева. Кружева свисали с деревянных столбов и лежали кучами на полу; тонкие ручьи и полноводные реки кружев текли по столам, которыми была заставлена комната.
Исидора сразу прошла в комнату, а Симеон задержался в дверях. И теперь Исидора приседала в глубоком реверансе перед немолодой дамой с удивительно женственной фигурой. Модистка энергично поцеловала Исидору в обе щеки и назвала ее bella — красавица.
Потом они обе повернулись и посмотрели на Симеона.
Он прошел вперед и отвесил поклон.
— Герцог, — промолвила Исидора, — могу я представить вам синьору Анджелико?
— Onorato di conoscerla, signora. [2]
Исидора приподняла брови.
— Понятия не имела, что ты говоришь по-итальянски, — сказала она.
— Вообще-то не говорю, зато знаю португальский, так что с трудом, но могу составить предложение. — Симеон повернулся к синьоре Анджелико, которая заговорила о том, как рада наконец познакомиться с мужем маленькой дорогой герцогинюшки, которую она от души полюбила в тот же миг, когда впервые увидела ее.
— Синьора Анджелико много лет шила платья для моей тетушки, — объяснила Исидора.
— Твоей тетушки?
— Я жила с тетушкой, когда мы поженились, — пояснила Исидора.
— Ну да, конечно! Твоя тетушка!
— Августина Дель Фино, — добавила она.
Итак, он не имеет ни малейшего представления о том, чем она занималась последние восемь лет с тех пор, как они поженились… хотя, возможно, прошло уже больше восьми лет.
Синьора Анджелико отвернулась и принялась размахивать руками, разгоняя помощниц-швей.
— Сколько же лет мы женаты? — спросил Симеон.
Исидора подняла на него глаза. Из нее бы вышел отличный политик: она умела поставить этого парня на место, всего лишь слегка приподняв брови.
— Разве ты не помнишь?
— Если бы я помнил, то разве стал бы спрашивать? — недоуменно пожал плечами герцог.
— Мы обручились в июне 1765 года и поженились по доверенности в июне 1773-го.
— Ну да, конечно! Ты же говорила, что тебе было двенадцать, когда мы стали супругами.
— А тебе — восемнадцать.
— Я был в Индии. И сколько времени ты прожила с моей матерью?
— Всего несколько месяцев. Боюсь, мы не подходили друг другу по темпераменту, поэтому мы и пришли к согласию, что я буду более счастливой со своей тетушкой. — Она повернулась к модистке. — Дорогая синьора, я готова, — промолвила она.
Синьора Анджелико принялась болтать с Исидорой по-итальянски так быстро, что Симеон был не в состоянии уследить за разговором. Она снимала с полок рулоны тканей и бросала их на стол, кричала на своих помощниц и размахивала руками…
Симеон вернулся к раздумьям. Итак, Исидора жила со своей тетушкой и ждала, что в один прекрасный день он заберет ее.
Когда синьора отвернулась, он спросил у своей герцогини:
— И когда, по-твоему, я должен был вернуться?
— Когда мне исполнилось шестнадцать лет.
— Но это было…
— Семь лет назад, — перебила она его.
Он изумленно уставился на нее.
— Ты ждала меня семь лет?
— А что, по-твоему, еще я делала? — Она снова отвернулась и принялась со знанием дела обсуждать с модисткой выбранные ткани.
Симеон перевел взгляд на рулон ткани. Материал был настолько тонким, что напоминал паутину, и все же он знал, что на его складах есть ткани и получше. Он привез домой на судах целые сундуки с тканями.
— Ты когда-нибудь получала ткани, которые я присылал из Индии?
Исидора подняла на него глаза, которые теперь походили на кусочки голубого льда.
— Должно быть, они где-то заблудились… как и ты, — усмехнулась она.
С неприятным чувством Симеон вспомнил, что отправлял все свои товары на имя матери, которая потом отказывалась их принимать. Только теперь он подумал о том, что поступал довольно странно.
Он выбирал прекрасные ткани и отправлял их домой с просьбой доставить их герцогине. И лишь в это мгновение ему пришло в голову, что на самом деле вот уже много лет существуют две герцогини Козуэй.
Модистка приложила к серебристой ткани тонкое кружево с голубой отделкой. Исидора в таком наряде будет похожа на снежную принцессу из русской волшебной сказки — ту самую, в которой у принцессы было ледяное сердце.
— Мне это не нравится! — резко произнес он.
Синьора Анджелико явно не привыкла к тому, чтобы ее перебивали. А еще к тому, чтобы кто-то ей возражал. И она принялась громко возмущаться, путая английские и итальянские слова.
Исидора повернулась к нему.
— Ты не можешь говорить такое синьоре Анджелико! — недовольно промолвила она. — Да сама королева Франции заказывала у синьоры ночное белье.
— Да мне ведь все равно, что и кому она шила — хоть панталоны для королевы, причем, собственными зубами, — заявил Симеон. — Я не хочу, чтобы ты носила ткань такого качества. Возможно, я не слишком-то хорошо веду себя в обществе, Исидора, но в тканях я разбираюсь.
— Ты не…
Симеон посмотрел на модистку. Она вся взъерошилась, как курица под дождем, яростно размахивала руками вокруг головы, а ее щеки покрылись алыми пятнами.
Но Симеон не раз заключал сделки в таких местах, где упустить сделку было равноценно потере головы.
— Эта ткань недостаточно хороша, — заявил он.
— Недостаточно хороша?! — взвыла синьора Анджелико, лицо которой покраснело от досады. — Да это же лучшая ткань, она хороша во всех отношениях и подходит для…
Симеон потер ткань пальцами и покачал головой.
— Индийский шелк, — сказал он.
— Да эту ткань соткали по приказу самого магараджи…
Симеон покачал головой:
— Синьора, синьора… Надеюсь, вы не принимаете меня за идиота? — Отбросив ткань в сторону, он уселся на стол.
— Встань немедленно! — быстро проговорила Исидора. — Ты не можешь сидеть перед нами.
Симеон щелчком пальцев подозвал одну из помощниц синьоры, которые нервно жались к стенам с таким видом, словно опасались того, что он упадет в обморок под недовольным взглядом их хозяйки.
— Стулья для ее светлости и синьоры Анджелико, — велел он.
Две девушки тут же схватили два стула с высокими прямыми спинками, на которые они садились, занимаясь шитьем. Отлично.
Козуэй улыбнулся.
— Могу сказать, что вы — женщина, которая обожает ткани, — промолвил Симеон, обращаясь к синьоре Анджелико. — И вы сделали отличный выбор, обратив внимание на этот легчайший блестящий шелк, к которому так удачно подходят кружева с едва заметным оттенком резеды.
Лицо синьоры вмиг изменилось.
— Вы хорошо разбираетесь в тканях, ваша светлость, — проговорила она.
Он снова улыбнулся:
— Ну а это… — Он с презрением прикоснулся к шелку, который она только что предлагала Исидоре. — Это падуасой — богатый и тяжелый шелк. Возможно, некоторым он и подойдет. Но не моей… — Он очень четко проговаривал слова, делая ударение на каждом. — Не моей синьоре!
— Вы! — воскликнула она. — Вы собираетесь бегать за моей маленькой бедной герцогиней, не так ли? — В ее глазах полыхнул огонь, но Симеон почувствовал, что ее помощницы немного расслабились.
— Это обязанность мужчины, который оказывается лицом к лицу с такой красотой, которой обладает моя жена, — серьезно промолвил Симеон. Наклонившись, он взял руку Исидоры и поднес ее к своим губам. — Разумеется, если бы я увидел вас в молодости…
Синьора, качнувшись, вскочила на ноги.
— Можно подумать, меня мог бы соблазнить какой-то неоперившийся, неотесанный герцог! — Она всплеснула руками. — Лючия! Принеси-ка мне рулон шелкового газа!
— Смею ли я надеяться, что шелковый газ привезен из ткацких мастерских магараджи?
— Сами увидите! — сказала она.
Исидора выпрямилась, напряженно молча. Похоже, синьора не смеет противоречить ее мужу. Он грубо отверг газовый шелк, но потом неожиданно нашел приемлемой тафту. Она была вишнево-красной и чуть-чуть жестковатой.
— Так и вижу, как она пышной пеной спадает к ее ногам, а сзади тянется небольшой шлейф, — проговорил он.
— Но цвет… — Синьора Анджелико покачала головой. — Если бы только я могла…
— Постирайте ткань в чае, — посоветовал Симеон.
— Постирать ткань в чае? — переспросила модистка, опуская глаза на рулон. — Кажется, ее соткали феи, а если провести по ней рукой, пропустить ее сквозь пальцы, то слышится нежный шорох, как будто кто-то напевает шепотом какую-то чудесную мелодию.
— Конечно, — кивнул Симеон. Он еще раз поцеловал руку Исидоры, и дело было решено. Она будет ходить в платье из постиранной в чае тафты, отороченной тонкой полоской блестящих кружев, связанных в Брюсселе.
Синьору пьянил один вид ткани, которую нарисовало ей ее воображение.
— Ну а здесь, разумеется, будет декольте, — пробормотала она, обращаясь к себе самой.
— Мы закончили? — вставая, спросила Исидора.
— Ш-ш-ш… — Симеон приложил палец губам, призывая ее к тишине. — Некоторые вещи требуют времени.
— Только не для меня, — промолвила Исидора, оглядываясь, чтобы убедиться, что синьора Анджелико ее не слышит. Та и не слушала: прикрыв глаза, она слегка раскачивалась, погрузившись в собственные мысли — в точности как ее тетушка, когда та мурлыкала про себя новую сонату. — Первый материал был вполне подходящим. Не понимаю, почему ты проявил такой интерес к выбору ткани, если уж ночная сорочка мне понадобится для того, чтобы доставить удовольствие другому мужчине!
Симеон открыл было рот, но тут же снова закрыл его. Она своего добилась. Исидора сводила его с ума: когда она была рядом, он был готов забыть обо всем на свете.
— Мы могли бы уже быть дома, — вымолвила Исидора. — У меня еще одна встреча. — Она опустила глаза на часы, которые носила на ленте, и слегка вскрикнула. — Ох, я уже опаздываю! Прошу тебя!
— Я должен немедленно вернуться в Ревелс-Хаус, — сказал Симеон, когда они оказались в карете. — У меня возникло несколько серьезнейших проблем, связанных с поместьем. В Лондон я вернусь на следующей неделе, и мы сможем продолжить разговор об аннулировании брака.
Исидора подняла на него глаза.
— Само собой, — кивнула она. — Если я все еще буду в резиденции.
Ее слова поразили его снова, особенно если учесть, что произнесены они были абсолютно спокойным тоном.