— Видишь ли, принцесса Айябдар — выдающаяся женщина. Она бабушка обеих императриц и Раса Майкла. И она замужем за Повуссеном, губернатором Бегемдера. Мне была дарована привилегия проводить возле нее немало времени.
— А зачем тебе это было нужно? — с подозрением спросила Исидора.
— Потому что я был назначен королевским магом.
— Что-о?!
— Я продемонстрировал, что могу проткнуть три щита одной сальной свечой, — ответил Симеон.
— Но как ты это сделал?
— Я зарядил свое ружье порохом и грошовой свечой, и она прошла сквозь кожаные щиты. И еще у меня было магическое оружие.
— Какое же?
— Моя девственность. — Заметив, как вытянулось лицо Исидоры, Симеон рассмеялся.
— А я-то думала, что ты берег ее только для меня, — заметила она.
— Девственность — очень полезная вещь. Ее факт подтвердили мои люди, и что куда более серьезно — придворный волшебник, который прочел истину по моим ладоням. Ну а это означало, что я имею право разговаривать с принцессой.
Исидора фыркнула.
— Интересно, сколько еще девственников было допущено к ней для разговоров? — спросила она.
Наклонившись к Исидоре, Симеон дотронулся губами до ее губ.
— Я был единственным, — ответил он. — Немного найдется взрослых мужчин, которые сохранили девственность.
— Кто знает? Я никогда не встречала мужчину, который говорил бы об этом так же свободно, как и ты.
— Придворный волшебник изучил мои ладони при входе в Суд, а потом громко объявил результат, — сказал Симеон.
— Ты смутился?
Симеон слегка пожал плечами. Исидора кивнула.
— Я бы тоже почувствовала себя униженной на твоем месте, — заявила она. — Да я и собственной невинности уже начала стесняться в двадцать три года. Ты даже представить себе не можешь, сколько мужчин считали это настоящей трагедией.
— Почему же, могу.
— Я уже начала было думать, что никогда не узнаю на своем опыте, что такое — заниматься любовью.
— Бывали дни, когда мне казалось, что я больше не выдержу этого, — признался Симеон. — Так что я вполне мог наскочить из-за кустов на какую-нибудь бедную женщину, а не на льва.
Исидора засмеялась.
— Зато ты превратился в мага! А тебе не приходило в голову уложить в постель принцессу?
— Об этом было невозможно не думать, — с легкой улыбкой произнес Симеон. — Она во всех отношениях великолепна: говорит на пяти или шести языках, часами может цитировать индусскую поэзию.
Исидора решила, что принцесса ей не нравится.
— Индусскую? — переспросила она. — Но принцесса абиссинка!
— Она специально снарядила людей для поездки в Индию, чтобы они привезли ей поэтические произведения. И она переводит их, чтобы сохранить для своего народа и его культуры, — ответил Симеон.
— Великолепно! — воскликнула Исидора, заставляя себя расслабиться. Принцесса осталась где-то далеко, в песках, в своей хижине. Так что она может позволить себе быть великодушной.
— А ее дворец… — задумчиво произнес Симеон. — Ты даже не представляешь себе, до чего он роскошен! Дворец построен целиком из розового мрамора, а его окна выходят на громадную зеленую равнину. Иногда равнина покрывается белыми цветами — тысячами белых цветов. А когда идет дождь, равнина превращается в гигантское зеркало, в котором отражается небо.
— Да, думаю, это красиво, — с усилием промолвила Исидора.
— И я никогда в жизни не встречал женщины умнее, — продолжал Симеон. — Мы спорили часами. Ей удалось изменить мои взгляды на некоторые вещи.
Конечно, почти невозможно представить себе Симеона, который меняет свои взгляды. Вздохнув, Исидора сменила тему разговора.
— Надо же, во всех местах, где у меня на теле изгибы, у тебя прямые линии, — сказала она, проводя рукой по бедру Симеона.
Их руки на мгновение соприкоснулись, и он потянулся, чтобы тоже дотронуться до нее.
— Не могу не прикасаться к тебе постоянно, — заметил он. — Не могу не думать о тебе. А при мысли о возвращении в Ревелс-Хаус мне даже как-то не по себе становится.
Рассмеявшись, Исидора перекатилась на спину.
— Теперь, когда зловоние оттуда изгнано, я вполне могу обдумать эту возможность, — проговорила она. — Но пока…
Стоит ли говорить, что Симеон принял предложение?..
Прошел час. Простыни были смяты, а Исидора вспотела в тех местах, о которых раньше и не задумывалась — под коленями, например. Стоило ей замереть, как она чувствовала, что по самым интимным уголкам ее тела пробегает приятная дрожь. Ей казалось, что даже воздух слегка вибрирует, как это бывало, когда ее тетя опускала свою скрипку. Можно было подумать, что она поет, но молча.
— Думаешь, у всех такие же ощущения? — спросила она.
— Поэты много об этом писали, — лениво промолвил Симеон. Он лежал на спине, закинув одну руку себе за голову, а вторую положив на ее бедро. — Был такой древний персидский поэт-суфий по имени Джалаладдин Руми… Он говорил о желании, как о болезни, дарящей радость.
— Но это же удовольствие, — сказала Исидора. — И если плотская близость всегда так приятна, почему люди постоянно не занимаются любовью?
Симеон потянулся.
— Знаешь, мне кажется, мы ждали так долго, что стали похожими на вулканы, готовые в любой момент извергнуть лаву. И мне известно, что порой физическая близость может быть очень-очень неприятной, — добавил Симеон, поворачиваясь к ней лицом. — Нам с тобой повезло, мы счастливчики. Иногда люди не подходят друг другу, насколько я понимаю. И тогда им плохо вместе. А бывает, что один человек не находит другого привлекательным. — Сонная улыбка Симеона говорила о том, что такие вещи для него не проблема.
Да и для Исидоры — тоже. Когда они занимались любовью, ей порой казалось, что ее сердце обнажается. Занимались любовью…
— А как ты считаешь, неженатые люди могут испытывать такие же ощущения? — спросила она, будучи не в силах произнести слово «любовь». Любит ли она его?
Симеон рассмеялся в ответ, а Исидора скорчила гримаску.
— Ты спрашиваешь, может ли свидетельство о браке увеличить удовольствие?
— Да, похоже, я глупость сморозила, — сказала Исидора.
Однако в глубине души ей казалось, что Симеон не понял, что она имеет в виду. Впрочем, она и сама до кон-ца не понимала.
— Нам надо поговорить серьезно, Исидора, — промолвил Козуэй.
— М-м?
— Мы должны разработать план.
— План? — удивилась она.
— План, касающийся нашего брака, — уточнил он. — Ни один из нас не соответствует полностью тому образу супруга, который сложился у нас в голове. Поэтому мы просто должны попробовать измениться. Насколько это возможно. И тогда мы уже не будем казаться друг другу такими странными. Итак, если бы я был не я и если бы у тебя была возможность выбрать любого светского мужчину, каким бы ты хотела его видеть?
Исидора захихикала.
— Может, рыжим?
— Я серьезно говорю, — обиделся Симеон.
— К чему нам быть серьезными? — простонала Исидора. — Уже давно за полночь. Я устала.
— Можем подольше поспать утром, — отозвался он. — Никто не посмеет нас разбудить. Послушай меня, Исидора, это важно.
Исидора попыталась собраться с мыслями.
— Так ты серьезно? Тебе интересно, какого мужчину я бы предпочла?
— Давай, я уточню. Думаю, было бы правильнее спросить у тебя, насколько он отличался бы от меня?
Она задумалась.
— Исидора, — терпеливо продолжал Симеон, — я не глупец. Я твой муж, который только что сделал тебя очень счастливой. И я не почувствую себя оскорбленным, если ты скажешь, что мне следует чаще носить галстук.
— Знаешь, теперь, когда ты об этом заговорил…
— Но только не парик, — встревожился Симеон. — Я не уверен, что смогу носить парик.
— А что скажешь насчет небольшого количества пудры для важных случаев?
— Например, для поездок ко двору?
— Да нет, не только для поездок ко двору, — покачала головой Исидора. — Например, на балы в Лондоне. Для тех мест, в которых ты окажешься единственным мужчиной в толпе с ненапудренными волосами.
— Но только не парик, — повторил Симеон. — Я не смогу терпеть эти чудовищные букли над ушами, похожие на улиток.
— А ты не мог бы выглядеть более респектабельно? — Она улыбнулась мужу. — Ты мой, а это означает, что не все леди смогут любоваться твоей наготой.
— Мне это нравится, — с медленной улыбкой произнес Симеон.
— И я бы предпочла, чтобы они не увидели твои голые ноги в обожаемых тобой коротких штанах, — добавила она.
Похоже, Симеон встревожился.
— Я не смогу прекратить бегать, Исидора, — сказал он. — Бег — часть моей сущности.
— Но может, ты сменишь короткие штаны на длинные?
Он кивнул.
— Что еще?
— Я правда не могу сейчас думать о чем-то, — сказала Исидора. Ее охватывала сладкая нега.
— Но я еще не сказал тебе, чего хочу я, — напомнил Симеон.
Сон, словно огромное уютное одеяло, окутывал Исидору, затуманивал ее сознание.
— М-м-м… — простонала она. — Я готова… Все, что хочешь…
— Ну вот! — бросил он.
— Что — вот?
— Ты сама сказала, чего я хочу.
— Правда? — Исидора боролась со сном, пытаясь припомнить, что же она только что говорила.
— Ты сказала: все, что хочешь.
— М-м-м…
Симеон сел.
— В последние годы у меня было много времени, чтобы подумать о браке, — начал он. — Именно потому мне казалось, что мы должны аннулировать наш брак, Исидора. Мы не можем стать подходящими супругами друг другу.
— Правда? Разве прежде ты мне об этом не говорил? — сонно спросила Исидора.
— Ты бы описала себя как кроткую и покорную женщину? — спросил он.
Исидора фыркнула.
— Готовую спокойно выслушать любой совет? — продолжал Симеон.
— «Да» в отношении второй части и «нет» — в отношении первой, — пробормотала Исидора.
Однако Симеон, похоже, твердо вознамерился изложить ей все свои мысли о браке, которые формировались в его голове много лет.
— Ты готова позволить мужу в случае необходимости командовать тобой? — не унимался он.
— Иногда…
Симеон опустил на нее глаза.
— В постели? — с надеждой спросила Исидора.
— А вдруг ты попадешь в беду?
— А-а…
— Видишь ли, я беспокоюсь, что пока у нас не разработаны методы действовать сообща, какие были у меня с моими людьми. Наш брак может разрушиться. И, хуже того, в момент кризиса я не смогу спасти его.
— Послушай, Симеон, в Англии не бывает моментов кризиса, — сказала она. — Вещи, которые приходят тебе на ум, — нападения львов, песчаные бури, племена дикарей… всего этого просто нет в Англии.
— Стражники мертвых очень даже напоминали мне стаю оголодавших львов, — напомнил он ей.
Исидора кивнула.
— Если я еще раз столкнусь со стражниками мертвых или если возникнет опасность нападения голодного льва, обещаю, что я буду подчиняться твоим командам, — сказала Исидора.
Симеон улыбнулся:
— Мы оба должны знать, кто из нас главнее.
Исидоре эти слова пришлись не по нраву.
— Если речь пойдет не о внезапной ситуации, подвергающей нас физическому риску, я предпочту выслушать твои объяснения по поводу того, почему ты даешь тот или иной совет.
Настала очередь Симеона недовольно поморщиться.
— Я должен знать, что ты принадлежишь мне, Исидора, — сказал он.
— Принадлежу, — кивнула она. — По британскому закону я являюсь твоей собственностью, как корова или уборная.
— Вот видишь! Ты даже этого принять не хочешь!
— Дело в том, что я не в состоянии этого изменить, — парировала Исидора. — Но я всегда знала, что, как только ты вернешься домой, у меня будет муж.
— Это очень важно, — искренне проговорил Симеон. — Я должен знать, что ты уважаешь мою точку зрения и безоговорочно послушаешься меня. Иначе наш брак не состоится.
Исидора покачала головой.
— Что, если ты прикажешь: «Вылей ту чашку кофе мне на руку», а кофе будет обжигающе горячим?
— С какой стати я попрошу тебя ошпарить меня кофе? — На его лице появилось типично мужское, смущенное выражение.
— Я просто так сказала это, для примера, — пояснила Исидора.
— Тогда лей, — решительно произнес Симеон. — Если я скажу такое, это будет обозначать, что я лишился рассудка или впал в детство. Так что тебе придется учить меня, как учат детей.
Исидора вздохнула.
— Ну а если ты прикажешь мне сделать что-то такое, что я сочту абсолютно абсурдным? Что, если я смогу придумать более рациональный план выхода из той или иной ситуации?
— Зачем я это сделаю?
Исидора едва сдержалась, чтобы не сказать: «Потому что ты не всемогущий Господь». Вместо этого она промолвила:
— Давай сделаем вид, что такое все же произошло.
— Иногда я совершаю ошибки, — к ее удивлению, вздохнул Симеон. — Помню, одно время я покупал огромное количество красных и зеленых бус для продажи. Мне казалось, что они гораздо красивее ожерелий из мелких, небесного цвета бусин, которые советовал мне покупать торговец из Джидды. Я думал, что он хочет обмануть меня. Но когда мы привезли мои бусы в абиссинскую пустыню, никто не захотел их покупать.
— Но зачем ты повез с собой бусы?
— Их куда проще перевозить, чем пищу или воду, — ответил он. — И я всегда возил с собой бусы.
— Но почему не деньги? — все еще не понимала Исидора.
— Деньги в каждом месте разные, — объяснил Симеон. — А женщины повсюду любят украшать себя… — Он улыбнулся жене.
— И где же мои небесно-голубые ожерелья? — со смехом спросила она.
Он перекатился прямо на нее.
— Так ты будешь меня слушать, если мы окажемся в опасности?
Исидора посмотрела Козуэю в глаза.
— Нет, если ты выберешь неподходящие бусы, — ответила она. — Но не против слушаться, если ты сделаешь правильный выбор.
— А что, если нам придумать специальный сигнал, какой-то знак, понятный только нам? — предложил Симеон. — Если ты увидишь, что я подаю тебе этот знак, то безоговорочно и сразу подчинишься мне.
Исидора кивнула:
— Хорошо, но только если ты не будешь злоупотреблять этим.
Симеон склонился над ней, опираясь на локти и колени, его губы бережно накрыли ее рот. Ну разве можно подумать, что тело крупного мужчины может оказаться таким невесомым и что, как это ни странно, ей будет так приятно лежать под ним?
Он приподнял голову.
— Если я скажу: «Теперь, Исидора», — ты должна будешь послушаться меня.
— Ты говоришь это сотню раз на дню, — съязвила Исидора.
— Ты поймешь разницу, если я действительно захочу предупредить тебя.
— Опасность, — подсказала она. — Помнишь, мы говорим об опасности. И в опасной ситуации я могу не расслышать нюансов твоего тона.
Исидора слегка поерзала, чтобы напомнить мужу о других вещах, которые он получил после женитьбы, кроме итальянки с дурным характером. Без сомнения, ее усилия не пропали даром: глаза Симеона вспыхнули.
— А что, если сказать что-то на иностранном языке? — предложила она.
Лицо Симеона прояснилось.
— Если я скажу «Как твой Бааломаал», Исидора, ты должна меня послушаться, — промолвил он.
— Что же этот твой «бааломаал» обозначает? — с подозрением спросила она.
Он снова наклонился к ней, и в его глазах мелькнул озорной огонек.
— Как лорд твоей спальни, Исидора, я приказываю тебе поцеловать меня. Немедленно, — прошептал он.
Она привлекла к себе его голову.
— Как скажешь, — проговорила она таким покорным тоном, о каком может только мечтать каждый муж.