Компаньонка

7

Мышь не была поймана, но, вероятно, была сильно напугана, и четверть часа спустя Дэвид смог вернуться в библиотеку, вернее, бежать в библиотеку, потому что тетушка, избежав опасности со стороны гипотетической мыши, принялась извиняться и проклинать собственную бестактность с таким жаром и красноречием, что Дэвид натуральным образом покраснел.

У двери Грейс он немного потоптался, не решаясь постучать. Ни звука не доносилось из комнаты, свет не пробивался из-под двери, и Дэвид с тяжким вздохом отправился вниз.

Теперь, сидя в удобном глубоком кресле, он осторожно нюхал кончики пальцев, еще хранящие аромат тела Грейси Колмен, улыбался, хмурился, не сводил глаз с огня — вспоминал.

Почти пятнадцать лет назад он вернулся в родной дом после долгих лет учебы. Отца он нашел здорово постаревшим, Клариссу — абсолютно не изменившейся.

В свою очередь, у окружающих его приезд вызвал бурю здоровых и нездоровых эмоций. Стилы ухитрялись сохранить свое состояние даже в дни революций, войн и биржевых крахов, так что молодой наследник был едва ли не самым завидным женихом в Англии.

Сквайры и лорды окрестных поместий устремились в гости. С собой они везли дочерей и племянниц, а также честолюбивые надежды, что сердце Дэвида Стила не устоит и дрогнет.

Оно и дрогнуло — но только не при виде всех этих разнокалиберных невест, а при виде женщины совсем другого круга.

Однажды в Лондоне, куда он сбежал на несколько дней от бесконечных партий в крокет и бридж, вся их студенческая компания завалилась в известнейший ресторан «У Марио». Шампанское, тосты, веселые шутки… Он случайно повернул голову и увидел Ее.

Вероника Хоу шла по залу между столиков примерно такой походкой, какой могла бы идти Мария Стюарт, отвоюй она корону у Елизаветы. В темных волосах сверкала бриллиантовая диадема, платье из темной парчи шуршало, блистало и выгодно обнажало роскошные плечи и высокую грудь, черные глаза сверкали, и дрожали длинные ресницы, отбрасывая густую тень на изысканно бледные щеки…

Она шла по залу, и вслед за ней тянулся почти неслышный гул. Будь Дэвид постарше, не влюбись он в нее с первого взгляда, он, быть может, и прислушался бы к этому гулу, и тогда все могло бы пойти иначе. Знай он о Веронике Хоу чуть больше, возможно, он разглядел бы и то, что ослепительная бледность, длинные ресницы и блеск глаз были всего лишь результатом труда лучших косметологов столицы, а вовсе не природными ее достоинствами.

Но двадцатилетний Дэвид Стил ничего этого не разглядел. Он просто влюбился по уши.

Через неделю он выезжал с Вероникой абсолютно везде, а через месяц в «Таймс» появилась заметка об их помолвке. Вероника смотрела на него влюбленными глазами, вела себя смиренно и кротко, а он был горд, как молодой петушок, воображая, что никто на свете и не догадывается, какую пылкую любовь дарит ему эта красавица наедине…

Будь он чуть циничнее или хотя бы чуть внимательнее, он бы расслышал еще тогда неясные и туманные намеки, а то и прямые разговоры насчет репутации Вероники Хоу. А говорили о ней разное.

Говорили, что красавица Вероника — американка по рождению — при получении английского паспорта убавила себе лет пять, и на самом деле ей уже под тридцать. Говорили также, что и самый паспорт получила она не без помощи одного из влиятельных деятелей с Даунинг-стрит. Говорили, что последовавшая вскоре после этого тихая отставка этого деятеля была напрямую связана с оказанной им Веронике Хоу помощью.

Шептались о том, что благосклонность Вероники Хоу в разное время, но за весьма короткий отрезок времени заслужили не менее десятка молодых людей. Внешне все они были между собой не схожи, объединяло их только одно: весьма и весьма значительные банковские счета.

Полунамеками, четвертьнамеками и даже намеками на намеки упоминали о том, что блеск ее темных глаз и мраморная бледность — следствие пристрастия к кокаину. И уж вовсе непристойный слушок осмеливались передавать только самые отчаянные — будто у себя на родине, в Штатах, красавица Вероника была обычной трудящейся девушкой, а по профессии… что ж, мягко говоря, актрисой. Только все больше по танцевальной части. И, вроде бы, в более чем просто откровенных костюмах. Ну да, да, стриптиз!

Все эти слухи клубились за плечами влюбленного Дэвида Стила, а он их не замечал, как не замечал и перемен в поведении Вероники, когда они приехали с визитом в Мэнор-Стил. Возлюбленная с непривычно раскрасневшимися щеками металась по дому и то и дело спрашивала: а сколько стоит вот этот сервиз? А эта ваза? Ковры? Гобелены? Столовое серебро? Картины в галерее? Старинная мебель?

Стила-старшего Вероника пыталась обаять, да ничего не вышло. К Клариссе же отнеслась с каким-то странным чувством. Теперь Дэвид Стил точно знал, с каким именно: с брезгливым недоумением.

Их роман длился уже почти год, так как отец заупрямился и не давал согласия на брак. Дэвид сердился на отца и ждал совершеннолетия. Через месяц после его дня рождения отец умер от инфаркта.

Первый звоночек прозвенел в мозгу Дэвида в самый день похорон. Вероника Хоу, эффектная и сногсшибательная в черном платье, которое язык не поворачивался назвать траурным из-за глубины декольте, заявила сразу же после ухода последнего из гостей:

— Милый, надеюсь, у тебя есть собственный адвокат?

— В каком смысле?

— Семейный поверенный не годится, он ведь обязан соблюдать интересы всех членов семьи.

— Разумеется, но я не понимаю…

— Это совершенно естественно, ведь боль утраты еще слишком свежа. Дело в том, что нам надо подсуетиться и не пустить на ветер деньги, которые твой отец наверняка оставил этой дурочке. Полагаю, опека…

Дэвид тогда поднял на нее глаза, не совсем понимая, о чем, вернее, о ком она говорит. А через секунду до него дошло.

— Ви… Как ты можешь? Кларисса совершенно нормальный…

— Даун. Совершенно обычный, даже вполне приемлемый даун. Для таких существуют специальные пансионаты.

— Пансионат?!

— Ну, милый, не гляди так сердито. У нас ведь будет медовый месяц. Неужели ты полагаешь, что твоей женушке будет приятно провести его рядом с полоумной теткой?

Он смотрел в холеное красивое лицо Вероники, видел, как шевелятся полные алые губы, и разум отказывался служить ему. Как он мог считать королевой накрашенную и неестественную куклу, под чьей фарфоровой внешностью скрывается жадная и циничная плебейка?!

Дэвид не стал разрывать помолвку в тот вечер. Он просто через пару дней отвез Веронику в Лондон, простился с ней на пороге ее номера в «Эксельсьор» и больше никогда с ней не встречался. О разрыве их помолвки она узнала из газет.

Однако Дэвид Стил был все еще очень молод, и потому даже сквозь гадливое презрение прорезалось истинно мальчишеское желание — увидеть, как она страдает из-за разрыва. Насладиться ее горем — и, может быть, проявить великодушие…

Он вытерпел два месяца, а потом примчался в Лондон — и в первый же вечер встретил Веронику в «Метрополе» в компании какого-то американца. Фарфоровая красавица громко смеялась и била своего кавалера розой по рукам, а тот ржал, как конь, и игриво хватал ее за коленки.

Разумеется, после того случая Дэвид поклялся, что никогда больше не влюбится, но природа требовала свое, и потому еще дважды в его жизни случались романы, которые могли бы привести его к свадьбе.

История с Вероникой Хоу научила его быть циничным, и потому с очередными пассиями он уже не церемонился. Как только они заводили разговор о свадьбе, он спокойно выкладывал перед ними заранее составленный брачный контракт, в котором черным по белому было написано: никаких прав на имущество и состояние Дэвида Стила. Только на половину того, что будет нажито совместно. После этого Дэвид любезно намекал на то, что наживать им вряд ли что-то придется, потому что у него уже все, в общем-то, есть. Даже странно, как быстро после этого пассии растворялись в неизвестности.

К тридцати годам Дэвид Стил точно знал: женщин в нем привлекают только богатство и социальный статус, это на первом, втором и последующих девяносто восьми местах, и только во вторую сотню входят такие качества, как ум и привлекательность. В ответ он проникся к женщинам презрением и отчасти — равнодушием, еще не зная, что проблемы только начинаются.

На самом деле все то время, когда, как сам он полагал, Дэвид Стил презирал женщин, он потихоньку разуверялся в самом себе. Юношеские комплексы оживали в его душе, и потому довольно быстро он пришел к выводу, что, видимо, никогда не будет с кем-то вместе.

Грейс Колмен он заметил сразу, впервые увидев ее в офисе. Тогда она еще не совсем перешла на деловой стиль в одежде и позволила себе прийти на работу с распущенными волосами и в каком-то удивительном одеянии: нечто летящее, шифоновое, бирюзового цвета. Впрочем, на платье он внимания не обратил. Больше всего Дэвида потрясло сочетание черных, вьющихся тугими кольцами волос, рассыпанных в художественном беспорядке по плечам, и синих, словно сапфиры, глаз.

Потом… что ж, потом он решил, что она, наверное, уволилась, потому что, вроде бы, не встречал ее в коридорах «Стиллберд Компани». И увидел ее вновь только на той рождественской вечеринке… Трагической вечеринке. Счастливой вечеринке. Вечеринке, изменившей — он это точно чувствовал — всю его жизнь.

В самом деле, прошло всего два дня, как Грейс появилась в его доме, а он уже совершенно с новым чувством возвращается сюда после работы. Ему интересно. Ему весело и страшно. Он мечтает увидеть эту девушку снова и снова.

Дэвид нахмурился и покачал головой. Завтра придется извиняться. То, как он повел себя, непростительно. Он набросился на Грейс, точно уличный хулиган, наверняка испугав ее.

Впрочем, она ответила на его поцелуй.

И мгновенно холодная змея скользнула, обвилась вокруг бьющегося сердца, и яд потек по жилам, замораживая кровь, отнимая волю.

Что, если и она заинтересована в том, чтобы получить свои комиссионные? Младший менеджер — в доме босса, доверенное лицо его тетки. Для рядовой секретарши это взлет к самым вершинам.

Дэвид Стил очнулся, с удивлением посмотрел на свою руку. По ней стекала струйка крови, на ковре лежали осколки стакана.

Вот до чего ты докатился, Дэвид Стил! Сидишь, словно старая дева, опасаясь за свою сомнительную девственность, хотя давным-давно уже никто на нее не покушается!

Старая дева… Кстати, о девах. Кларисса ведет себя подозрительно спокойно, а ведь проблема Марко остается открытой. И довольно тревожной.

Мысли Дэвида перенеслись к событиям трехлетней давности.

В работе тогда выдался небольшой перерыв — после заключения целого пакета выгоднейших контрактов — и Дэвид Стил решил сделать Клариссе подарок. Одна из богатейших наследниц Англии никогда в жизни не выезжала за пределы страны, поэтому он решил свозить тетушку в поездку по Европе.

Кларисса пришла от его предложения в восторг, начала собираться заранее, обошла все окрестные домишки фермеров, с семьями которых была очень дружна, и наобещала привезти подарков. Собственно, Дэвид узнал об этом совершенно случайно — разговорился с садовником. Фергюс жил в деревушке под холмом, на котором стоял Мэнор-Стил, и приходил работать сюда каждое утро. Фергюс и произнес ту удивительную фразу.

— Дай ей Боже здоровья, мисс Клариссе. Ангел у вас в доме, мистер Дэвид, чистый ангел. Повезло вам…

Дэвид едва не подскочил, услышав эти странные слова. Нет, он и сам ненавидел, когда кто-то осмеливался назвать или просто посчитать Клариссу инвалидом, но назвать это везением?

Он не успел толком ответить. Старик, обрадованный возможностью поговорить, охотно рассказывал, и молодой хозяин с некоторым стыдом узнавал о том, что ему и в голову не приходило.

Что Кларисса Стил ежедневно навешала всех стариков и больных в деревне. Что большую часть своих карманных денег она тратила на лекарства для сельчан и конфеты для их ребятишек. Что своей властью приказала перекрыть крышу в домике старой вдовы Мардж, оставшейся без кормильца, и распорядилась возить ей дрова бесплатно. Что помогла викарию организовать еженедельные благотворительные вечера в пользу самых бедных жителей окрестных деревень. И наконец то, что во всех этих деревнях не было НИ ЕДИНОГО человека, кто бы не уважал и не благодарил добрую мисс Клариссу из Мэнор-Стил.

Да-с… Так вот, в мае они отправились в Европу.

Лувр и Версаль Клариссе очень понравились, но от экскурсий она наотрез отказалась. Сосредотачиваться надолго она не умела. Музыкальные вечера в изящных французских салонах и маленьких концертных залах отпали в полуфинале, так как выяснилось, что в этой камерной обстановке Кларисса просто-напросто засыпала мирным детским сном и даже иногда похрапывала. Зато Опера ей очень понравилась, Кларисса хлопала громче всех и даже кричала «бис!»

Дэвид смотрел на веселую, как птичка, тетку с искренним умилением. Все равно, что показывать мир ребенку — так он решил про себя во Франции. И очень ошибся. Ибо впереди их ждала Италия.

Вероятно, Италия сама по себе излучает некие флюиды. Скорее всего, из-за солнца. Из-за ослепительного бирюзового неба. Из-за сочной зелени, терпкого вина, из-за великолепных статуй и соборов, к которым здесь никто не относится, как к музейным экспонатам. Все просто: чумазые босоногие ребятишки рождаются среди этого великолепия, растут и становятся взрослыми, и для них совершенно естественно назначать свидания у подножия статуи, вышедшей из-под резца Микеланджело, или играть в прятки в старом акведуке времен Цезаря.

Эта земля была пропитана любовью, любовь сочилась вместе с росой, выпадала дождем, шептала в волнах Адриатического моря, шелестела длинными листочками олив, искрилась в брызгах кьянти, и все девушки были красивы, а юноши — романтичны, в вечернем воздухе разливались звуки песен о любви, одним словом — любовь в Италии правила всем. И Кларисса пала ее жертвой.

В Венеции, которая значилась одним из последних пунктов их пребывания в Италии, Дэвид получил телеграмму от одного из филиалов «Стиллберд Компани» и был вынужден оставить Клариссу на пару дней в одиночестве. В относительном — ибо верный Стенли Рочестер тенью следовал за Клариссой, попутно поражая Дэвида знанием стихов Данте и Вергилия. Дэвид уехал с легким сердцем, даже не предполагая размеров катастрофы, которая вот-вот должна была разразиться над ними.

Вернее-то всего, что этот малый сел им на хвост чуть ли не во Франции. В Италии — точно. И момент своего появления на сцене тоже подгадал абсолютно точно. Венеция — едва ли не самый романтичный город мира.

В то прекрасное утро Кларисса поссорилась со Стенли, потому что он мешал ей кормить голубей. Точнее, стал проявлять некоторые признаки нетерпения — после того, как они провели на Площади Цветов уже добрых три часа за этим занятием. Кларисса велела ему исчезнуть с ее глаз, надулась, расстроилась до слез… и удрала от него. Стенли немного пометался по площади, расспросил торговцев сувенирных лавочек, а потом увидел саму Клариссу немного в стороне, бродящую среди колонн Дворца Дожей. Стенли успокоился, занял стратегический пост в одном из открытых кафе и стал ждать. Выйти из Дворца можно было только на площадь. Вроде бы. По крайней мере, все экскурсанты так и делали.

Однако через три часа ему стало ясно, что тетя его босса и его подопечная ухитрилась исчезнуть. Вот тут Стенли едва не повредился в рассудке. Остаток дня он провел в беспорядочных и несколько истеричных поисках, а вечером к их отелю подплыла самая что ни на есть гондола с настоящим гондольером, а в ней сидела румяная и счастливая Кларисса Стил в настоящей шляпе из итальянской соломки, украшенной цветами и лентами. Сопровождал Клариссу мужчина такой типичной наружности, что даже эскимос при виде него выпалил бы, не задумываясь: итальянец, однако!

Черные как смоль кудри мягкой волной ниспадали на высокий чистый лоб. На дне черных огненных глаз прыгали золотые искорки. Тонкий нос, безукоризненная линия подбородка, резко очерченные скулы, синеватая тень будущей щетины, которая у итальянцев появляется на третьей минуте после бритья и необыкновенно их украшает. Чувственные и в то же время вполне по-мужски резко очерченные губы. Прибавьте сюда телосложение знаменитого Давида Микеланджело, черные брюки, выгодно подчеркивающие талию и узкие бедра, белоснежную рубаху с расстегнутым воротом, открывающую мускулистую бронзовую грудь, толстую золотую цепь с массивным крестом и крохотный бриллиантик в ухе — ну пират и пират! Устоять перед таким не смогла бы и леди Годива, а уж бедная Кларисса Стил была сражена полностью.

Будь ослепительный красавец помоложе, Стенли сразу заподозрил бы в нем альфонса, однако брюнету было никак не меньше тридцати пяти, а учитывая здоровый итальянский климат, в котором все выглядят куда моложе своих лет — возможно, и больше. К тому же манеры итальянца оказались безукоризненны, а уж в этом Стенли толк знал.

Марко Санти — так представился неведомый спаситель — нашел Клариссу, как и предполагалось, во Дворце Дожей, где она благополучно заблудилась и на что-то отвлеклась. Марко предложил ей помощь, и неугомонная тетка Дэвида Стила немедленно — как это делают все на свете маленькие девочки — сочинила сложнейшую историю о мрачном и суровом опекуне (Стенли Рочестер), который не позволяет несчастной жертве (Кларисса Стил) посмотреть город ее мечты (Венеция). История, как подозревал Стенли, изобиловала мрачными подробностями Клариссиного заточения, но надо отдать Марко должное, он пересказал ее без тени насмешки над Клариссой, наоборот, отдавая дань искреннего уважения к ее таланту рассказчицы.

Короче говоря, Марко стал их гидом по Венеции, и даже когда вернулся Дэвид, никто не заподозрил того, что следовало предположить в первую же очередь.

Кларисса Стил насмерть влюбилась в Марко Санти.

Он ездил с ними в Рим, Флоренцию и Неаполь, а в Бриндизи распрощался, причем Кларисса рыдала, а сам Марко выглядел совершенно искренне расстроенным. Мрачное настроение Клариссы сохранялось до первого же порта, а потом она вновь повеселела, хотя что-то в ее поведении изменилось. Скажем так, теперь она все чаще «играла в принцессу».

Гром грянул уже дома. Позорный гром, Дэвид ненавидел вспоминать это. Наибольшее отвращение ему всегда внушала мысль о том, что кто-то считает для себя возможным читать чужие письма. Однако в тот летний день в Мэнор-Стил шла грандиозная уборка, и горничная чистила камин в комнате Дэвида. Когда из трубы на нее выпал огромный пластиковый пакет, набитый бумагами, она, естественно, отнесла их хозяину. Камин-то его!

Это были письма Марко Санти. Откровенные признания в страстной любви, призывы бросить все и отдаться зову сердца и плоти, обещания и посулы. Дэвид начал читать машинально, а потом не мог остановиться, словно липкая паутина опутывала его, не давая встать, отодвинуть от себя чужие любовные послания.

Довольно быстро стало ясно: Марко Санти старательно и осторожно завлекал в свои сети простушку Клариссу. О том, что его намерения были отнюдь небескорыстны, говорило то, что почти в каждом письме он очень тонко и ненавязчиво напоминал ей, что она взрослая женщина, у которой есть собственные и немалые средства, чтобы начать новую, изумительную жизнь рядом с человеком, который ее боготворит.

Потрясенный Дэвид Стил взял себя в руки и начал действовать.