Утреннее небо напоминало цветом скисшее молоко. С воспаленными глазами Ева сидела над второй чашкой кофе. «Дело не во времени, — думала она. — Дело в цифрах».
Рорк поставил перед ней тарелку с омлетом.
— Тебе это понадобится.
Ева взглянула на тарелку, потом перевела взгляд на Рорка, когда он сел напротив нее.
— У меня с глазами все в порядке? Ощущение такое, будто у меня глаза песком засыпало.
— Все нормально, просто покраснели немного.
— Не понимаю, как ты этим занимаешься день за днем. — Тут Ева опрометчиво посмотрела на стенной экран, на который он вывел утренние биржевые сводки, и прикрыла глаза ладонью. — Сжалься!
Рорк тихонько рассмеялся, но переключил экран на новости.
— Наелась цифр, дорогая?
— Они мне во сне снились. Плясали. А некоторые еще и пели. А у других даже зубы были. Я ни за что бы не согласилась работать бухгалтером, лучше бы с голоду умерла. А ты, — Ева указала на него вилкой, — ты их обожаешь. Пятидесяти и стодолларовые бумажки, норму прибыли, накладные расходы, торговую маржу и всякую хрень, необлагаемую налогом.
— Я мало что люблю так же сильно, как всякую хрень, необлагаемую налогом.
— А я не понимаю, как вообще люди ухитряются следить за деньгами, когда они летают по всему шарику со скоростью света. Один парень вкладывает их в поросячьи задницы, пять минут, и — бац! — он уже отпихнул поросячьи задницы и вложил бабки во всякие электронные штучки, да еще перевел остаток в арахисовое масло.
— Никогда не стоит засовывать все яйца в одну поросячью задницу.
— Как скажешь. — Еве пришлось подавить зевок. — Эти ребята гребут бабки граблями, а потом опять размазывают их повсюду.
— Деньги в чем-то похожи на навоз. Ты ничего не сможешь вырастить, если не размажешь его повсюду.
— Я ничего подозрительного найти не смогла, но это не показатель: мне кажется, мои мозги спеклись где-то на втором часу. Уровень жизни соответствует доходам, доходы соответствуют дивидендам, прибылям, инвестициям и т. д. и т. п. Если кто-то из них шурует на стороне, у них это глубоко закопано.
— Я посмотрю, не удастся ли мне что-нибудь накопать. Ну а пока у меня есть пара клиентов, которые демонстрируют постоянный прирост прибыли за последние два года. Возможно, это хороший менеджмент, — добавил Рорк. — Или везение. Или нужная информация.
— С представительствами в Нью-Йорке?
— Да.
— Отлично. Теперь мне есть, чем их запугивать и терроризировать. Это искупает долгую ночь с цифрами. — Ева принялась за омлет с заметно возросшим аппетитом. — Рорк, допустим, ты шустришь с бухгалтерией, что-то покупаешь или продаешь под прилавком, действуешь в «серой зоне» закона и этики.
— Я?! — Он мастерски изобразил оскорбленную невинность и глубокий шок. — Да как у тебя язык повернулся?
— Не валяй дурака! Я сказала: «допустим». Если бы ты этим занимался, а кто-то из твоих служащих об этом прознал, что бы ты стал делать?
— Ушел бы в несознанку. В полную и глухую несознанку. Я бы все отрицал, а сам тем временем по-быстрому уничтожил бы все, что меня уличает, подчистил бы данные, сфабриковал бы другие, если бы понадобилось. Ну и в зависимости от того, как дело повернется, я дал бы служащему прибавку или перевел бы куда-нибудь.
— Другими словами, есть масса способов замылить дело, если это вопрос денег. А вот убивать двоих — это крайность. Это значит поддавать жару. Теперь уж копы точно начнут рыть.
— Да, убийство — это слишком сильная и необъяснимая реакция. Кто-то слишком сильно занервничал, хотя это всего лишь бизнес.
— Вот и я так думаю. Это что-то личное.
Так как ей хотелось обсудить это дело с Мирой, Ева переслала файлы на ее рабочий компьютер в полицейском управлении, а затем позвонила чересчур бдительной секретарше полицейского психиатра и записалась на прием.
По пути в центр города Ева заметила кричащую рекламную растяжку:
ПОЛНАЯ РАСПРОДАЖА! ПОТРЯСАЮЩЕ НИЗКИЕ ЦЕНЫ В «ПЕЩЕРЕ АЛАДДИНА» НА ЮНИОН-СКВЕР!
«Что за люди могут интересоваться распродажами в Магазине под названием „Пещера Аладдина“? —удивилась Ева. — Что им нужно? Скидки на лампы, начиненные джиннами? Неликвидные ковры-самолеты?»
Для любителей скидок было еще слишком рано Даже для туристов было еще рано, кроме разве что самых неугомонных. Жители Нью-Йорка деловито спешили на работу или с работы, у многих уже с утра были назначены встречи за завтраком. Приходящая прислуга, ежась от холода, дожидалась автобусов, которые должны были доставить их в квартиры или городские особняки для ежедневной уборки.
Ева подумала о том, что у нее под ногами, в подземке, дремлет под стук колес еще больше народу.
На каждом углу уже стояли лоточники, зорко выслеживая в толпе желающих отведать зубодробительно черствых бубликов и смертельной отравы, выдаваемой за кофе. Над решетками грилей поднимался дымок: сигнал для тех, кто был настолько голоден — или настолько безумен, — чтобы соблазниться омлетом из восстановленного белка.
На тротуарах уже раскрывали столы и разворачивали одеяла торговцы, толкавшие поддельные дизайнерские товары «серого рынка». В такой холодный день, с ветром, пробирающим до костей, и облачным небом, с которого вот-вот грозил посыпать снег, самым ходким товаром будут шарфы, шляпы и перчатки, решила Ева.
Ее прогноз подтвердился: не успела она въехать в гараж полицейского управления, как пошел снег вперемешку с ледяным дождем.
У себя в кабинете Ева взяла себе вторую чашку кофе, села, вскинула ноги на стол и принялась изучать доску с фотографиями.
«Здесь что-то личное», — она опять и опять приходила к этому заключению.
Джейк Слоун поддерживал личные отношения с обоими убитыми.
Лайла Гроув пыталась установить личные отношения с убитым мужчиной.
Кара Грин, заведующая отделом, в котором работала убитая, если верить ее собственным словам, поддерживала дружеские отношения с обоими убитыми.
Все три поколения Слоунов проявляли личный интерес к Копперфильд.
И все вышеперечисленные лица имели значительные доли в капитале фирмы, были заинтересованы в ее успехе, в ее репутации.
Ева наклонила голову и переключила мысли в другое русло. Какая связь существует между всеми этими людьми внутри фирмы?
Она загрузила в компьютер данные, которые дал ей Рорк, и начала искать эту связь.
Пока она работала, Рорк вошел в кабинет майора Уитни. Уитни поднялся и протянул ему руку.
— Спасибо, что согласились принять меня вот так сразу, без предварительной договоренности, — начал Рорк.
— Это не проблема. Могу я предложить вам кофе?
— Нет. Я вас надолго не задержу. — Рорк раскрыл портфель и вынул тонкую папку с бумагами. Он заставил своих адвокатов работать всю ночь. — Как я понимаю, возникли опасения, касающиеся следствия по делу об убийстве Копперфильд и Байсона, а также этической стороны моих отношений с ведущим следователем.
— Почему бы вам не присесть?
— Ну, хорошо. Вот здесь, — все так же холодно продолжил Рорк, положив папку перед Уитни, — находится документ, составленный моими адвокатами. Документ обязывает меня никоим образом не использовать любые данные, с которыми я мог бы ознакомиться через ведущего следователя по этому делу в ходе ее расследования.
Уитни бросил взгляд на бумаги и вновь перевел его на Рорка:
— Я вижу.
— В документе также говорится, что, если мне будет предоставлен доступ к этим данным, я обязан работать с ними вслепую. Только цифры, без имен и названий организаций. Все детали четко оговорены. Если я нарушу какое-либо из указанных в нем условий, меня ждет весьма суровое наказание. Разумеется, вы захотите, чтобы ваш юротдел прошелся по документу частым гребнем, прежде чем дать свое разрешение. Любые изменения или дополнения, внесенные в текст, должны быть согласованы с моими адвокатами. Документ должен отвечать интересам обеих сторон.
— Я позабочусь, чтобы это было сделано.
— Вот и прекрасно. — Рорк поднялся на ноги. — Разумеется, всякого рода документы и содержащиеся в них юридические тонкости не могут предусмотреть все. Например, они не могут помешать мне солгать, обойти юридические препоны, использовать мою жену и двух жестоко убитых молодых людей ради собственной финансовой выгоды. Но я хотел бы надеяться, что этот департамент и представляемая вами служба отдают себе отчет в том, что следователь, ведущий дело, никогда этого не допустит. — Он выждал минуту. — Я хочу услышать от вас, что вы не подвергаете сомнению порядочность лейтенанта. Не просто хочу, я, черт побери, на этом настаиваю.
— Я никогда не подвергал сомнению порядочность лейтенанта Даллас. И никто никогда не ставил ее под вопрос.
— Значит, под вопросом только моя порядочность?
— Официально этот департамент и представляемая мною служба обязаны обеспечить защиту частной сферы жителей города Нью-Йорка, позаботиться о том, чтобы информация, собранная или обнаруженная в ходе данного расследования, не была использована во вред, ради личной выгоды или в любых незаконных целях.
— Я думал, вы меня достаточно хорошо знаете, — бросил в ответ Рорк, едва удерживаясь на краю скользкого утеса своей ярости. — По крайней мере, настолько хорошо, чтобы не сомневаться: я никогда ничего такого не сделаю, что могло бы негативно отразиться на моей жене, поставить под удар ее репутацию или ее карьеру.
— Я хорошо вас знаю, — кивнул Уитни. — Я достаточно хорошо вас знаю, чтобы ни на минуту в этом не усомниться. Поэтому неофициально: все это чушь собачья. — Уитни так резко взмахнул рукой, указывая на бумаги, что они разлетелись по столу. — Бюрократическая, политиканская суета, ритуал целования начальственных задов, который бесит меня ничуть не меньше, чем вас. Могу предложить вам мои личные извинения на этот счет.
— Свои личные извинения вы могли бы предложить ей.
Теперь Уитни поднял брови:
— Лейтенант Даллас не является гражданским лицом, она находится под моим командованием. Политика департамента ей известна. Я не стану извиняться за то, что проинформировал подчиненную о проблеме, которая могла возникнуть в ходе следствия. Да и она не стала бы извиняться, будь она на моем месте.
— Она собирается официально привлечь меня в качестве гражданского эксперта-консультанта.
— Да, мне следовало это предвидеть. — Уитни хмурился, откинувшись на спинку кресла. — Она бросает вызов каждому, кто посмеет усомниться в ее порядочности. Или в вашей. И все же… — Теперь он в раздумье побарабанил пальцами по столу. — Значит, пока идет следствие, вы находитесь под нашей эгидой, и это в какой-то степени прикроет нашу задницу. Ну а ваш документ — я полагаю, он недаром такой пространный и подробный, — прикроет все, что осталось. Но нам не помешало бы объективное освещение в печати.
— Это можно устроить, — заверил его Рорк.
— Я в этом не сомневаюсь. Я отдам это на одобрение в наш юротдел и согласую с шефом Тибблом.
— Прекрасно. Не буду вам мешать.
Уитни поднялся из-за стола:
— Когда будете говорить с лейтенантом, передайте ей, что я ничуть не сомневаюсь: дело будет должным образом раскрыто.
«И это, — подумал Рорк, — единственное извинение, на какое Ева может рассчитывать».
— Я так и сделаю.
Когда Пибоди просунула голову в дверь кабинета Евы, Ева прикрепляла таблички с именами к обратной стороне своей доски.
— Мы с Бакстером все перебрали, — доложила Пибоди. — Ничего подозрительного не всплывает. Да, у Копперфильд и Байсона не было общих клиентов.
— Надо копнуть глубже, — проговорила Ева, обращаясь не столько к ней, сколько к себе самой. — Забудь пока о цифрах, смотри на имена. Смотри на людей. От цифр все равно с ума сойти можно.
— А мне они даже нравятся. — Пибоди вошла в кабинет и протиснулась мимо письменного стола, чтобы взглянуть на обратную сторону доски.
— У нас есть «большая тройка», — начала Ева, указывая на имена, — Слоун, Майерс, Краус. У Слоуна есть еще сын и внук. Соединим Копперфильд со Слоуном, учтем, что они оба в подчинении у Кары Грин. У Копперфильд есть помощница, ее зовут Сара-Джейн Блумдейл. Рашель ДеЛей связана с Джейком Слоуном, через него — с Копперфильд, а также с Байсоном, который находится вот здесь, под большой тройкой и под Майрой Ловитц. И еще от него тянется связь к Лайле Гроув.
— Вам нужна доска побольше.
— Возможно. Так, теперь у нас есть их алиби. Майерс и Краус были с клиентами.
— И их алиби подтвердилось, — добавила Пибоди — У Джейкоба Слоуна есть внук с подружкой и жена. Тут игра двойная: ведь Слоун дает алиби своему внуку.
— Удобно.
— Но вполне правдоподобно.
— Задницу Рэндала Слоуна на время убийства прикрывают клиенты.
— Тоже проверено. И ни один из них не был клиентом Копперфильд.
— Допустим. Но юридические интересы Фонда Баллока представляет адвокатская фирма Стьюбена, Роббинса, Кавендиша и Малла, а они — клиенты Копперфильд. И это один из счетов, — я сегодня утром позвонила Каре Грин, и она подтвердила, — которые Копперфильд получила в течение последнего года.
— А-а… — протянула Пибоди и тут же съежилась под грозным взглядом Евы. — Да я ничего такого не говорю.
— Английская адвокатская фирма с представительством в Нью-Йорке, и это тоже удобно. Байсон тоже с ними связан, потому что он был бухгалтером у Лурдес Кавендиш Макдермотт…
— Похоже на оперную певицу.
— …светской дамы и вдовы Майлза Макдермотта, очень богатого плейбоя. Есть и другие не столь явные связи. Рэндалу Слоуну дали алиби Саша Зинхоф и Лола Уорфилд. У Зинхоф есть сестра, живущая в Праге. Вместе с двумя партнерами она владеет и управляет пятизвездочным отелем, а их бухгалтерией занимается…
— …фирма Слоуна, Майерса и Крауса, — подхватила Пибоди. — Я работала над файлами Копперфильд, но там не было фамилии Зинхоф. Я бы не пропустила.
— У сестры другая фамилия. Анна Керлинко. А дела партнерской группы вела Копперфильд. И кстати, этот счет она тоже получила в течение последнего года.
— Либо это совпадение, либо обширные связи.
— Я предпочитаю связи. Выдели данные по этим компаниям и особо — по персоналу, работающему в Нью-Йорке. Мне надо по-быстрому проконсультироваться с Мирой.
Выйдя в коридор, Ева остановилась перед торговым автоматом и грозно нахмурилась. Она находилась в перманентном состоянии холодной войны с автоматами. Но ей нужна была банка пепси! И ей не просто хотелось пить. Если она возьмет банку с собой к Мире доктор не станет приставать к ней со своим вечным цветочным чаем.
Ева побренчала монетками в карманах. Нет, она не будет просто так, за здорово живешь, вводить в автомат свой код. Это означало бы не просто искать, а прямо-таки нарываться на неприятности.
Она отсчитала нужный набор монет и уже собиралась, рискуя пережить досаду или разочарование, всунуть их в прорезь автомата, когда в коридор вошли двое полицейских в униформе, конвоирующих тощего парня в наручниках.
Тощий парень верещал без передышки, как попугай, накачанный «Зевсом». Что-то насчет домогательств, конституционных прав и кого-то по имени Ширли.
— Эй ты! — Ева протянула монеты, а свободной рукой погрозила парню. — Закрой хлебало!
Он был до того накачан наркотиками, что глаза у него бешено вращались в орбитах, но тон ее голоса пробился сквозь дурман и дошел до него. Он перешел на скулеж.
— Вот, держи, — обратилась Ева к полицейскому. — Купи мне пепси.
— Есть, лейтенант.
Патрульный исполнил просьбу, не моргнув глазом, и Ева поняла, что о ее холодной войне известно всему департаменту.
— Что он сделал? — спросила она, кивнув на хнычущего попугая.
— Столкнул женщину с лестницы у себя в доме. Она пролетела два марша и больше не встала.
— Поскользнулась. Она поскользнулась. Меня там вообще не было. Я ее и знать-то не знал. Копы меня схватили и вытащили на улицу. Я в суд подам.
— Трое очевидцев, — сухо доложил патрульный, передавая ей банку пепси. — Сбежал с места преступления. Упал, слегка расшибся в ходе преследования.
— Кто ведет дело?
— Кармайкл.
Ева удовлетворенно кивнула.
— Спасибо.
Она ушла, направилась к одному из эскалаторов, ведущих в отдел Миры, а верещание обкуренного попугая возобновилось в полном объеме у нее за спиной.
Наверное, отдел Миры можно считать более пристойным, чем ее собственный, решила Ева. По крайней мере, здесь вряд ли встретишь накачанного дурью подозреваемого в убийстве, которого волокут на допрос. Здесь было тихо, господствовали спокойные, неяркие краски. И здесь было много закрытых дверей.
Дверь Миры была открыта, секретарша, охранявшая помещение по периметру, выглядела спокойной, и Ева решила, что ей не придется выворачиваться наизнанку, чтобы попасть на прием.
Мира заметила ее в открытую дверь.
— Ева! Заходите, заходите прямо сюда. Мне только нужно закончить кое-какую бумажную работу.
— Спасибо, что уделили мне время.
— К счастью, сегодня у меня есть немного свободного времени.
Как всегда, Мира выглядела элегантной и безупречно ухоженной, хотя как будто не приложила к этому никаких усилий. Она отращивала свои мягкие, собольего цвета волосы, и они завитками ложились на ее затылок. На ней был однотонный костюм-тройка цвета спелой сливы. На шее поблескивала серебряная цепочка, в ушах — маленькие серебряные колечки.
Она ласково улыбнулась. У нее было прелестное лицо с кроткими голубыми глазами, но Ева знала, что эти глаза способны заглянуть прямо в черепную коробку и увидеть любые секреты, таящиеся в мозгу.
— У вас нашлась минутка, чтобы заглянуть в отчеты?
— Я их прочла. Присядьте. Какой ужас, не правда ли? Какая жалость! Молодые, красивые, полные жизни и энтузиазма, и их жизни так внезапно оборвались. — Мира отодвинулась от стола. — Ведь они только-только начали жить.
— И уже закончили, — безжалостно отрезала Ева. — Хотелось бы знать: почему?
— Ответ на этот вопрос редко бывает однозначным, не правда ли? Что касается психологического портрета, — Мира заговорила деловым, официальным тоном, — вы наверняка не удивитесь, если я скажу, что я согласна с вашим заключением и с мнением патологоанатома: в обоих случаях действовала одна и та же рука. Скорее всего, мужчина, возраст от тридцати пяти до шестидесяти пяти. Он не импульсивен и действовал не ради острых ощущений. Он не изнасиловал ни одну из жертв, потому что это не стояло у него в повестке дня. И, похоже, он не отождествляет секс с властью и господством. Возможно, он состоит в сексуальной связи, в которой ему отведена роль подчиненного.
— Изнасилование требует времени, — добавила Ева. — Ему надо было успеть в срок и придерживаться приоритетов.
— И в этом я с вами соглашусь. Но изнасилование или угроза изнасилованием часто используются в садистских убийствах. Не реже, чем увечья. Здесь не было сексуального насилия, не было увечий, не было вандализма. Он пришел подготовленным, пришел с определенной целью. Он добился своей цели с помощью грубой силы и физических — а может быть, и эмоциональных — пыток. — Мира разложила на столе фотографии с места преступления. — Он связал их и тем самым поставил их под свой контроль, дал им почувствовать себя беспомощными. Снял изоленту с их ртов. Это подсказывает мне, что он хотел видеть их лица. По какой-то причине он в этом нуждался. Он хотел видеть их лица целиком, пока душил их.
— Гордился своей работой?
— Да. Он выполнил свою работу, он наслаждался своей силой и властью над ними. Поскольку он сумел одолеть мужчину таких лет и такого физического развития, как Байсон, нетрудно предположить, что он сам в хорошей форме. Для убийства он использовал то, что подвернулось под руку на месте: пояс от халата, веревку. Это свидетельствует о ясном уме и присутствии духа. Отсутствие ДНК на месте первого убийства указывает на то, что он принял меры предосторожности. Однако на месте второго убийства была найдена его ДНК, и это говорит о том, что он потерял самообладание, позволил чувствам взять верх.
— Потому что ему настучали по башке.
— Совершенно верно. — Мира невольно улыбнулась. — Байсон причинил ему боль, а он, видимо, не умеет держать удар и плохо реагирует на боль.
— Первичной мишенью была Копперфильд.
— И я не сообщила вам ничего такого, чего вы раньше не знали.
— Нет, но вы подтвердили мои выводы. Он пошел на крайние меры, не будучи доведенным до крайности. Он, безусловно, опасался их, опасался того, что они могут сделать, но на телах жертв, на месте преступления нет никаких следов паники убийцы. Он владел собой и продемонстрировал это своим жертвам и самому себе, когда душил их лицом к лицу. «Смотри, как я тебя убиваю, а я посмотрю, как ты умираешь», — задумчиво проговорила Ева.
— Да. И хотя он — в этом можно не сомневаться! — испытал волнующие ощущения во время первого Убийства, он настолько сохранил самообладание, что быстро переместился к месту второго убийства и закончил свою работу.
— Но он не профессионал. Слишком грязная работа для профессионала.
— И опять я с вами согласна, — кивнула Мира. — Но он был очень сосредоточен, целеустремлен и прекрасно подготовлен.
— Для этого достаточно развитого чувства самосохранения.
— Вполне. Следуя этому чувству, он, возможно, защищал себя, свои интересы или другого человека, который был ему дорог. Он был очень осторожен.
— Но он не настолько знаком с криминалистической экспертизой, чтобы сообразить, что мы сможем взять его ДНК со ссадин на костяшках пальцев Байсона.
— И тем не менее, — возразила Мира, — я считаю его человеком образованным, дисциплинированным и дотошным. Не сомневаюсь, что он уничтожил все, что изъял из обеих квартир, избавился от инструментов, при помощи которых проникал в квартиры. Буду очень удивлена, если окажется, что это не так. Если вам доведется его допрашивать в ходе вашего расследования, я полагаю, он охотно пойдет на контакт и проявит готовность к сотрудничеству. Если он был знаком с убитыми, он обязательно посетит заупокойную службу и будет демонстрировать все подобающие признаки скорби по безвременно ушедшим. Все детали своего поведения он тоже продумал заранее.
— А также алиби на интересующее нас время, — мрачно подытожила Ева.
— Несомненно, у него есть алиби. Другие в сходных обстоятельствах могли бы демонстративно отказаться от хлопот по обеспечению алиби: это увеличивает остроту ощущений во время следствия. Я хочу сказать, что для других это было бы игрой. Но это не ваш нынешний случай. Он заранее расставил все точки над «и».
— Да, спасибо, — кивнула Ева.
— Я с нетерпением жду завтрашнего праздника, — сказала Мира, когда Ева поднялась.
— А что за…. Ах да!
Мира со смехом повернулась во вращающемся кресле.
— Не припомню случая, чтобы праздник в вашем доме не стал событием знаменательным и запоминающимся. Мэвис, должно быть, в восторге.
— Да, наверно. Хотите знать правду? Я ее вроде как избегаю. Нам пришлось сходить с ней на занятия по подготовке к приему родов, понимаете? Это был настоящий кошмар, я даже говорить об этом не могу без содрогания. А теперь я боюсь: вдруг она захочет убедиться, была ли я внимательна, все ли усвоила, позвонит и устроит мне… ну что-то вроде устной проверки?
— А вы были внимательны?
— Господи, да от этого деться было некуда! Все равно что смотреть фильм ужасов. Жуть берет, — пробормотала Ева, с трудом сдерживая дрожь. — А завтра я опять окажусь среди женщин, которые выращивают в себе детей. Вдруг кому-то из них придет в голову родить?
— Вряд ли, но на всякий случай у вас будет рядом пара докторов. Я там буду, и Луиза тоже.
— Точно. — При мысли об этом Еве стала немного легче. — Я совсем забыла. Слава тебе, господи, какая гора с плеч! А вы не могли бы задержаться, пока все они не Уйдут? Просто на всякий случай. А то мало ли что…
— Вы прослужили в полиции одиннадцать с лишним лет и ни разу не принимали роды?
— Совершенно верно, и я собираюсь держать этот рекорд.
Едва войдя в кабинет Саши Зинхоф, Ева подумала, что она могла бы посостязаться с Рорком по простору, Роскоши и вкусу. Чистые линии и неожиданные яркие пятна на общем пастельном фоне обстановки делали комнату женственной без вычурности и жеманства.
Точно такое же впечатление произвела на Еву сама Саша.
Ей запросто можно было дать на десять лет меньше, чем значилось в ее официальных документах. Волосы цвета меда были эффектно взбиты надо лбом. На ее лице в форме сердечка выделялись ясные голубые глаза. На ней был костюм цвета ржавчины, такой же изысканный и сдержанно-элегантный, как и ее драгоценности.
Она легкой поступью пересекла толстый серебристый ковер на своих тонких каблучках и протянула руку для приветствия.
— Лейтенант Даллас. Мы шапочно знакомы. Встречались на каком-то гала-концерте прошлой весной.
— Я помню.
— Паршивый повод возобновить знакомство. А вы детектив Пибоди. Мы говорили по телефону.
Пибоди пожала протянутую руку.
— Спасибо, что приняли нас.
— Садитесь, прошу вас. Скажите, что я могу для вас сделать. Вы хотели поговорить и с Лолой тоже? Она сейчас будет. Хотите выпить чего-нибудь, пока мы ее ждем?
— Спасибо, ничего не нужно. — Ева села в кресло, обитое кожей янтарного цвета, такое мягкое, что она испугалась, как бы его не продавить. — Вы были знакомы с Натали Копперфильд?
— Совсем немного. Я знаю не столько ее, сколько о ней. — Саша тоже села. — Это ужасно — то, что случилось с ней и с ее молодым человеком. Но я не совсем понимаю, при чем тут мы с Лолой.
— Вы заявили, что вы и мисс Уорфидд ужинали с Рэндалом Слоуном в тот вечер, когда были совершены убийства.
— Совершенно верно. Это был в основном деловой ужин, но нам с Лолой просто нравится общаться с Рэном. Мы пробыли в городе до третьего часа ночи, как я и сказала детективу, когда она мне звонила. Вы же не можете всерьез подозревать Рэна…
Она замолкла, потому что дверь распахнулась и в кабинет вбежала раскрасневшаяся, растрепанная Лола Уорфилд. Ее черные кудри разметались в полном беспорядке и стояли копной. Ее глаза — почти одного цвета с креслом, в котором сидела Ева, — светились весельем, хотя она изо всех сил старалась напустить на себя покаянный вид.
— Простите, простите, я опоздала. Даллас, верно? Я рискнула жизнью и похитила вашего изумительного мужа на танец на гала-концерте у «Маркиза» прошлой весной. Будь он моим, я побила бы палкой любую женщину, осмелившуюся положить на него глаз, даже если она играет за другую лигу.
— Тогда город был бы завален трупами.
— Да, это проблема. Извините. — Лола одарила Пибоди ослепительной улыбкой. — Я не помню вашего имени.
— Детектив Пибоди.
— Рада с вами познакомиться. То есть, конечно, радоваться нечему, я понимаю. Все это ужасно, но в то же время это безумно волнует.
— Лолу не оттащить от экрана, когда передают криминальные новости, — объяснила Саша.
— А теперь мы оказались в самом центре криминальных новостей! Точнее, на обочине, хотя я бы даже сказала, что в первом ряду. И я веду себя ужасно. Я пару раз встречалась с Натали. Она показалась мне очаровательной. Очень милой. — Не закрывая рта, Лола подошла к винному бару у дальней стены кабинета и вынула из Холодильника бутылку воды. — С кем поделиться?
— Нет, спасибо. — Ева дождалась, пока Лола уселась на подлокотник кресла, которое занимала Саша. — Когда был назначен деловой ужин с Рэндалом Слоуном?
— М-м-м… — Лола переглянулась с Сашей. — За пару дней до того, не правда ли? Мы обычно встречаемся с ним раз в квартал.
— Совершенно верно, — подтвердила Саша. — Встреча должна была состояться раньше, но нам пришлось ее перенести, потому что нас не было в стране. Мы уезжали на несколько дней сразу после Нового года.
— Кто договаривался об ужине?
— Гм… — Лола наморщила лоб. — Мне кажется, это был Рэн. Так обычно и бывает: он звонит, договаривается о встрече или об ужине в ресторане.
— В ходе ваших деловых или дружеских встреч с мистером Слоуном он когда-нибудь упоминал о каких-либо проблемах с Натали Копперфильд или Биком Байсоном?
— Нет. — Этот пас перехватила Саша. — Он никогда о них не упоминал. Мы работаем непосредственно с Рэном. Нет, мы с ними познакомились — с ней и с ее женихом, — как я вам уже говорила. В доме Джейкоба Слоуна. Натали дружила с его внуком.
— Мисс Копперфильд занималась финансами вашей сестры.
— Да, — подтвердила Саша. — Когда Анна и ее друзья занялись бизнесом, я порекомендовала ей фирму и лично поговорила с Рэном о наиболее подходящей, по его мнению, кандидатуре. Он порекомендовал Натали. И они с Анной, как мне сказали, сразу подружились, когда Натали летала к ней в Прагу на первую встречу.
— Ваша сестра была довольна работой мисс Копперфильд?
— Никаких жалоб до меня не доходило. А дошло бы, если бы они были.
— Обязательно, — подтвердила Лола. — Анна не умеет страдать молча. Вы ищете подозреваемого среди служащих фирмы? Я думала, это что-то личное, ну возможно, преступление по страсти. Ревнивый бывший или безответно влюбленный.
— Мы всюду ищем, — сказала Ева, поднимаясь с кресла. — Если что-нибудь вспомните, прошу вас позвонить мне в Центральное управление полиции.
— И это все? — Губы Лолы обиженно надулись, — а я-то думала, нас будут поджаривать.
— Может, в следующий раз вам повезет больше. Спасибо, что уделили нам время, — добавила Ева.
Она молчала, пока они не вышли на улицу.
— Впечатления? — спросила Ева, когда они направились к машине.
— Прямые, откровенные, спокойные, уверенные в себе. Дела шли нормально в день ужина со Слоуном, и я ни за что не поверю, что они будут выгораживать служащего компании, даже если считают его своим другом. Сестра Зинхоф связана с первой жертвой, но внутреннее чувство подсказывает мне, что ни одна из них не способна совершить двойное убийство. Ни одна из них не станет с этим связываться, даже чтобы выгородить сестру. И они богаты. Очень богаты. Если речь идет о деньгах, им не надо воровать и жульничать, чтобы заработать еще больше.
— Тут речь не о том, чтобы заработать или даже получить. Речь идет о жадности. О жажде власти, — уточнила Ева. — Но я никаких флюидов не уловила. Если это счет сестры — тот самый, что Копперфильд пометила красным флажком, и кто-то из них знал об этом… Нет, не верю. Уж больно они обе были невозмутимы. Что у нас есть на Анну Керлинко? Где она была в ту ночь?
Пибоди села в машину и извлекла свою электронную записную книжку.
— С учетом разницы во времени, она завтракала со своим нынешним любовником, когда убивали Копперфильд, а к девяти утра по своему времени была уже на работе. Есть свидетели. Она не могла прилететь сюда, обработать их обоих, а лотом тем же манерой упорхнуть обратно.
— Движемся дальше.
Сообразуясь с географией и со своим списком, Ева проехала шесть кварталов на восток — туда, где располагалось нью-йоркское отделение адвокатской фирмы, представляющей интересы Фонда Баллока. Счет этой фирмы был передан Копперфильд несколько месяцев назад, размышляла Ева, к тому же тут была еще одна связь через Байсона, представлявшего племянницу одного из партнеров.
Представительство адвокатской фирмы размещалось в элегантном кирпичном здании. В приемной было тихо, как в церкви. За стойкой администратора сидела женщина, в разноцветных бликах освещения, льющегося с улицы из витражных окон.
Выглядела она весьма эффектно: рыжеволосая красотка с пышной гривой, волнами лежащей на плечах. Ева предъявила ей жетон, и красотка заморгала в ответ:
— Я не понимаю.
— Это жетон, — подсказала Ева. — Полиция. А теперь позвоните своему шефу и передайте, что нам надо с ним поговорить.
— Бог ты мой! То есть я хочу сказать, извините, но мистер Кавендиш на совещании. Я немедленно позвоню его секретарю, мы проверим его расписание и найдем место для встречи с вами.
— Нет-нет, вы не поняли. Позвольте мне повторить. Жетон. Полиция. — Ева огляделась и заметила в углу полированные деревянные ступени. — Рабочие кабинеты наверху?
— Да, но…
Ева оставила рыжеволосую красотку заикаться, а сама вместе с Пибоди двинулась к лестнице.
Второй этаж напомнил Еве уже не церковь, а музей. Старинные потертые ковры — наверняка чертовски дорогие. Обшивка стен деревянная — не пластик и не ДСП — и панели тоже небось старинные. На стенах — пейзажи в рамах.
Слева по коридору открылась дверь. Вышедшая в коридор женщина была вдвое старше девицы внизу и вдвое сообразительнее. Ее иссиня-черные волосы были стянуты на затылке в строгий пучок без всякого кокетства, но эта прическа шла к ее жесткому волевому лицу. Строгий деловой костюм в тонкую полоску тоже был лишен кокетства, но скроен так, что идеально подчеркивал линии великолепной фигуры.
— Насколько мне известно, вам сообщили, что мистер Кавендиш на совещании и сейчас его нельзя беспокоить. Чем я могу вам помочь?
— Вы можете вызвать его с совещания и объяснить, что нам придется его побеспокоить, — невозмутимо ответила Ева. — Нам бы это здорово помогло. — Столкнувшись с молчаливым горящим взглядом женщины, она почувствовала бегущие по спине мурашки веселого возбуждения. — Имя есть, сестрица?
— Эллин Бруберри. Я секретарь и юридический ассистент мистера Кавендиша.
— Вот и отлично. Мы ведем следствие, и в этой связи нам необходимо поговорить с мистером Кавендишем.
— Мистера Кавендиша, как вам сказали уже дважды, нельзя беспокоить. И, если хотите знать, он не обязан встречаться с вами без предварительного уведомления.
— Вот тут вы меня поймали, — жизнерадостно согласилась Ева. — Что ж, мы будем просто счастливы Дать мистеру Кавендишу, лично вам и всем, кто здесь Работает, уведомление в том, что вы обязаны явиться в Полицейское управление города для дачи официальных показаний, которые — будучи юридическим ассистентом, вы должны это знать — могут занять от нескольких часов до… ну, скажем, до следующего Рождества. Есть и другой вариант: мы можем поговорить с ним прямо сейчас в тепле и комфорте его собственного кабинета. И не исключено, что мы уйдем минут через двадцать, перестанем вцепляться вам в волосы. — Ева сделала многозначительную паузу. — Выбирайте. В наступившей тишине было слышно, как Эллин Бруберри негодующе фыркнула.
— Вам придется объяснить мне, о чем идет речь.
— Да нет, не придется. Вы можете спросить вашего босса, что он предпочитает — поговорить со мной прямо сейчас или в самом скором времени отправиться в управление и провести там неопределенное время на официальном допросе. Но, если хотите, вы можете сами принять за него это решение. В любом случае выбор за вами.
— Но учтите, — добавила Пибоди, постучав по циферблату своих ручных часов, — время капает.
— Ждите здесь.
Ева выждала, пока Эллин Бруберри скрылась из виду, пока затих яростный стрекот ее сапожек на высоких каблуках.
— «Время капает»? — переспросила она.
— Ну, вы же видите, как здорово сработало? Вам не кажется, что она какая-то уж больно злющая? И она знает, зачем мы сюда пришли.
— О да, она, несомненно, знает. Любопытный поворот. — Ева повернулась и принялась изучать один из сельских пейзажей. — Как это так получается: люди живут и работают в городе, а потом вешают на стены деревенские виды? Неужели они не могут решить, где им хочется быть?
— Многие люди считают деревенские виды умиротворяющими.
— Ну да, как же. Пока не задумаются, что это там крадется за деревьями или ползет в траве.
Пибоди беспокойно переступила с ноги на ногу.
— Многие люди предпочитают думать, что никто не крадется за деревьями. Там прыгают и играют очаровательные оленята. И в траве никто не ползет, там резвятся прелестные крольчата.
— Многие люди просто глупы. Давай-ка мы тоже устроим наши маленькие игры и веселье, Пибоди. Давай для начала прокачаем Бруберри. И Кавендиша.
— Это действительно могли быть оленята с крольчатами, — проворчала Пибоди и вытащила ППК, чтобы начать проверку.
Через несколько минут из-за одной из дверей вновь появилась Бруберри. Ее спина была прямой, как доска, ее голос звучал холодно и отчужденно.
— Мистер Кавендиш примет вас сейчас. Десять минут.