Корабль, идущий в Эльдорадо

13

А вечером, как только я лег спать, у меня состоялся неприятный разговор с внутренним голосом.

— Какой же ты, Руднев, дурак, — сказал мне мой внутренний голос. — Ты действительно собираешься отдать этой девчонке пять тысяч баксов?

— Да, собираюсь.

— У тебя что, крыша съехала?

— Но она же потом вернет!

— Дырку от бублика она вернет.

— Ты не понимаешь. Если Ксения не заплатит, еще неизвестно, чем все это может для нее обернуться.

— Тебя это колышет?

— Нет, я так не могу. Когда девушка начинает плакать…

— «Девушка начинает плакать», — передразнил внутренний голос. Да ей заплакать — раз плюнуть. У женщин слезы легкие.

— Заткнись, — сказал я.

Внутренний голос заткнулся. Но ненадолго.

— Слушай, — опять возник он, — а ты случайно не влюбился?

Я нервно заворочался.

— С чего ты взял? Она мне просто немного напоминает Ирину.

— Кому ты лапшу на уши вешаешь?!

— Вот что, — вконец разозлился я, — убирайся к чертовой матери!

Внутренний голос убрался, но некоторое время спустя снова принялся зудеть:

— Опомнись, лопух, пока еще не поздно…

В общем так мы пикировались до самого утра. А утром я отправился к Дерябину.

Серега жил в маленькой двухкомнатной квартире, которую «сделал» папа-архитектор. Я принялся рассматривать его жилище.

— Не заходи туда, — сказал он, когда я открыл дверь в большую комнату. — Чужая территория. Мы с женой в состоянии «холодной войны». Она — там, я — тут. Так что не нарушай государственную границу.

Мы прошли на Серегину территорию. В маленькую комнату.

— Серый, — сказал я, — ты мне не одолжишь пять тысяч баксов? У меня в Москве есть. Но надо срочно. Хочу помочь одному человеку.

— Держу пари, — усмехнулся Дерябин, — что этот человек — баба!

— Да, моя знакомая, — неохотно признался я. — Она разбила чужую машину и теперь просто в отчаянии.

— Еще бы. Такие деньги на дороге не валяются.

— Так одолжишь?

Серега лениво потянулся.

— Как только достану машинку для печатания долларов, сразу одолжу.

Просто выразить не могу, до чего я разозлился.

— Да пошел ты… — И я быстро направился в прихожую.

Серега догнал меня и взял на плечи.

— Ты что, Руднев?

— Ничего, — резко вырвался я.

— Хорошо… Считай, что я неудачно пошутил.

— В следующий раз шути удачнее.

Мы вернулись в комнату.

— Она просто в отчаянии, — повторил я.

— Я ее отлично понимаю. Но и ты меня пойми — откуда у бедного киномеханика такие бабки?

— Прекрасно! Будь здоров! — вскочил я со стула.

— Да погоди ты, — удержал он меня за руку. — Дай сообразить.

— Сколько ты собираешься соображать? Десять лет?!

Дерябин внимательно на меня посмотрел.

— По-моему, ты влюблен. Все симптомы налицо.

— Ты лучше быстрее соображай, — посоветовал я.

Серега начал соображать. А я принялся ходить из угла в угол, постепенно успокаиваясь. В самом деле, чего я так дергаюсь? Может, Серый прав, я действительно влюбился в Ксению? Да нет, чушь собачья. Она мне, конечно, нравится, но так — чисто эстетически…

— Есть! — выкрикнул Серега. — Есть у меня один дед! Пал Палыч. Ему почти девяносто лет. Он был приятелем моей бабки. В принципе, у него могут быть зелененькие. Недавно его приглашали в Москву, в американское посольство, для вручения какого-то ордена за боевые заслуги во время войны. Наверняка и деньги к ордену полагаются. Давай бросим к нему кости. Попытка не пытка.

И мы «бросили кости» к Пал Палычу.

Пал Палыч был до того старый, что уже слегка походил на мертвеца. Даже взгляд у него был потусторонний. Откуда-то оттуда.

— Один мой хороший знакомый, — принялся рассказывать старик надтреснутым голосом, — страдал весьма редкими заболеваниями. Например, из-за одной болезни ему нельзя было есть много — умрешь, а из-за другой — мало, тоже умрешь. Сейчас он уже на кладбище.

Дерябин попытался перевести разговор ближе к делу.

— А вот у него, — показал он на меня пальцем, — есть одна знакомая…

— Тоже на кладбище, — сочувственно покачал головой Пал Палыч.

— Пока еще нет, — сказал я.

— А я во время войны был боевой генерал, — похвастался старик.

— Генерал? — повторил я.

— Да! Боевой!

— Всю жизнь мечтал познакомиться с боевым генералом.

— Считайте, молодой человек, что ваша мечта осуществилась.

— Пал Палыч, — сделал попытку Серега, — а вы нам не дадите…

— Не дам, — тут же ответил старик.

— Я же еще не сказал, что.

— Я вам ничего не дам, — твердо заявил Пал Палыч.

Дерябин украдкой сделал мне знак рукой: мол, спокойно. И мы продолжили светскую беседу.

— Вы смотрели фильм Баварина «Корабль, идущий в Эльдорадо»? — спросил я.

— Нет, не смотрел.

— Обязательно посмотрите. На Каннском кинофестивале эта картина стала заметным событием.

Старик моргал красненькими глазками.

— Для меня в жизни осталось только одно заметное событие, — прошамкал он. — Мои собственные похороны.

— Зачем же о грустном, Пал Палыч? — встрял в разговор Серега.

— Что, не нравится? — ядовито захихикал старик. — Погода слишком хорошая, да? Нет, молодые люди, жизнь — такая штука: сегодня ты есть, а завтра тебя уже нет.

— Это верно, — тут же согласился с ним Дерябин. — И главное, что туда с собой ничего не заберешь. Ни рубли, ни доллары…

— Да, не заберешь, — вздохнул Пал Палыч.

— Вот поэтому и дайте нам пять тысяч долларов, — рубанул с плеча Серега. — И не просто так, а в долг. Я бы, конечно, у бабули попросил, но вы же знаете, Пал Палыч, она давно на том свете. А как она вас любила, как любила…

Лицо старика затуманили воспоминания.

— Наденька Дерябина… И я ее любил. Стихи писал: «О, приди же! Звезды блещут! Наши души так трепещут!»

— Прекрасные стихи, — сказал я.

Пал Палыч подозрительно посмотрел на Серегу.

— А отдашь ли?

— Монсеньер, — сделал Дерябин преувеличенно честное лицо, — за кого вы нас принимаете? Вернем с процентами, клянусь здоровьем бабушки.