Корабль, идущий в Эльдорадо

26

Последний сеанс в кинотеатре, где работал Дерябин, начинался в десять вечера. У стеклянного окошечка кассы никого не было. Скучающая кассирша покрывала ногти перламутровым лаком.

— Хороший фильм, не знаете? — спросил я у нее.

— Эротика, — с гримасой отвращения ответила она. — Пойдете?

Я кивнул.

— Тогда берите сразу пять билетов.

«Да, все в жизни повторяется, — подумал я, — и тут уж ничего не поделаешь». Но на сей раз я не стал с ней спорить, а купил пять билетов и прошел в пустой зрительный зал.

Свет погас, и на экране замелькали голые тела.

А я опять перенесся в «президентский» номер и танцевал с Ксенией при свечах, сжимая ее податливое тело и целуя чувственные губы… Это было прямо какое-то наваждение. «Боже мой, грустно-то как», — думал я, глядя на экран, где парочка занималась любовью…

Когда фильм кончился, я зашел к Сереге.

— А, Руднев, это ты. А я думаю, что там за дурак приперся на последний сеанс. Как делишки?

— Прекрасно, — сказал я, — просто прекрасно. Ксения мне изменила.

— Ну, положим, она мне изменила, — уточнил Серега.

— Тебе она изменила со мной. А мне — с Бавариным.

— С Бавариным? С тем самым?!

— Да. С тем самым.

— Ни фига себе, — покачал он головой. — А я вчера его фильм крутил. Очень талантливый режиссер.

— С чем тебя и поздравляю.

Дерябин выставил на стол две банки пива.

— Давай все по порядку.

Я подробно рассказал о своем любовном послании, о нашем разговоре на скамейке у озера и даже о том, как я переспал с Ольгой. Рассказывая, я с новой силой ощутил горечь от того, что Ксения предпочла Баварина, а не меня. Стало так обидно…

— Увы, несовершенен этот мир, — философски изрек Серега, попивая пиво. — Ты любишь Ксению, а спишь с какой-то Ольгой. Ксения любит меня, а спит с тобой и Бавариным. Баварин любит свою жену, а та спит с негром, хотя наверняка любит кого-то третьего. Я не удивлюсь, если негритянка, с которой я случайно переспал в экспрессе «Москва — Новороссийск», окажется женой этого самого Джима. Да, несовершенен мир, — повторил он, качая головой. — Но мир и должен быть несовершенен. Как только он станет совершенным, он тут же погибнет.

— Серый, кончай блистать интеллектом, — поморщился я. — Лучше посоветуй, что мне теперь делать?

— Харакири, — посоветовал Серега.

Я пропустил его совет мимо ушей и снова принялся бередить кровоточащую рану.

— Представляешь, я ей в любви объясняюсь, а она мне про Баварина, какой он бедный и несчастный…

— Не переживай, Руднев. Женщинам не стоит верить на слово. Они говорят об одном, думают о другом, а отдаются третьему.

— Ты хочешь сказать, что Ксения меня все же любит?! — ухватился я за его слова, как утопающий за соломинку.

— Во всяком случае, отвращения она к тебе не испытывает. Что же касается Баварина, то, я думаю, Ксения его просто пожалела. Певица из кабака вон тоже тебя пожалела, не так ли? Наши русские женщины очень жалостливые. Их хлебом не корми, дай только с кем-нибудь пострадать. А тут такая знаменитость и одновременно с этим глубоко несчастный мужик. Как не пожалеть?..

Я в возбуждении прохаживался по узкому пространству между стеной и кинопроекторами.

— А вдруг она его все-таки любит? — не оставляли меня сомнения.

— Никогда, Руднев, не надо думать хуже, чем есть на самом деле. — Серега допил пиво и, смяв банку, выкинул ее в мусорную корзину. — Разве она тебе говорила, что любит Баварина? Нет. Еще раз повторяю: она его пожалела. А любовь и жалость — разные вещи, хотя в чем-то и схожи. Если бы Ксения действительно любила Баварина, то называла его по имени, а не по имени-отчеству.

Последний Серегин аргумент показался мне несколько натянутым.

— Что за ерунда, — раздраженно сказал я. — Называть Баварина по имени просто его возраст не позволяет.

— Трахаться с ним ей возраст позволяет, а называть по имени не позволяет.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь?

Дерябин взял со стола мою банку пива, которую я даже не открыл.

— А к тому, Руднев, что нам надо забыть на время взаимные распри и объединиться против общего врага — Баварина. Помнишь, как русские князья объединялись против татаро-монголов?

Непонятно было, шутит он или говорит серьезно.

— Ты шутишь, что ли?

— Вполне серьезно. Нам надо отбить Ксению у Баварина.

— «Нам», — саркастически хмыкнул я. — И каким же образом?

— Давай думать.

И мы начали думать. Вернее, Серега начал думать, а я все ходил и ходил из угла в угол. При этом поймав себя на мысли, что в точности такая же картина наблюдалась несколько дней назад. У Дерябина дома. Я ходил из угла в угол, а Серый размышлял о том, где бы достать доллары…

— Есть! — выкрикнул Серега. — Есть одна совершенно фантастическая идея!

Я подскочил к нему.

— Ну?! Ну?!

— Познакомь Баварина со своей матерью. Я уверен — она не упустит такой лакомый кусочек.

В первую минуту я даже не нашелся, что ответить. Просто ошалело глядел на его довольную физиономию.

— Нравится идейка? — спросил Дерябин.

Идейка казалась мне чудовищной.

— Как ты можешь такое предлагать?! — с трудом сдерживая закипающую в душе ярость, сказал я.

— А что? — искренне удивился он. — Твоя мать наверняка клюнет. Сам же говорил — она сейчас не замужем. А куда Ксюшке тягаться с этакой волчарой!

— Заткнись, Серый! — процедил я сквозь зубы.

— Да я тебе отличный совет даю!

— Я не нуждаюсь в подобных советах. Лучше пойду к Баварину и набью ему морду. Как мужчина мужчине.

Серега чуть пивом не подавился от смеха.

— Ой, не могу, — громко хохотал он. — Вот уж правду говорят, влюбленность — род сумасшествия. И чего ты этим добьешься? Ксения станет жалеть Баварина еще больше. А тебя просто возненавидит. Не говоря уж о том, что Баварин выкинет твой гениальный сценарий на помойку. — Он закурил. — Не плюй в колодец, Руднев. А представляешь, если ему сценарий понравится и он захочет делать фильм? Режиссер с мировым именем снимет фильм по твоему сценарию! Ты же сам мне тут три часа доказывал, что ваша встреча в поезде — случай, который бывает раз в сто лет! Трамплин, с которого ты сможешь прыгнуть черте куда!..

— Трамплин, случай… — с отвращением повторил я. — Если бы не этот идиотский случай, Ксения сейчас была бы со мной.

— Или со мной, — вполне резонно заметил Дерябин. — Что толку говорить о том, чего нет. Если б у бабушки выросли усы, она была бы дедушкой.

— Это верно, — несколько поостыл я. — Но то, что ты предлагаешь, мне абсолютно не подходит. Снова идти к этому типу. Улыбаться. Заискивать. Нет, я не могу. Противно.

— Ой-ой-ой, какие мы гордые. Пойми, Руднев, здесь гордость не уместна. Тут надо хитростью брать. Чтоб и волки, и овцы сыты были.

— Господи, что за бред! — опять взорвался я. — Волки и овцы сыты! Что я ему — мать в гостиницу приведу?! «Знакомьтесь, Евгений Петрович, это моя маман».

Серега невозмутимо дымил сигаретой.

— Я смотрю, Руднев, у тебя совсем котелок не варит. Зачем ее вести в гостиницу? Пригласи Баварина в гости. И все дела.

— Так он и пойдет.

— Соври чего-нибудь. Тебе главное — с матерью его познакомить… Поверь, я дело говорю.

Мне надоело выслушивать весь этот вздор.

— Ладно, Серый, кончай мозги пудрить! — Я направился к двери. — Пока.

— Подумай! — крикнул он вслед.

Электронные часы в темном фойе показывали полночь.