Кормилица по контракту

21

В октябре Вадим уехал в командировку. Он обещал вернуться недели через две, но конкретную дату не назвал.

Валя, неожиданно для себя, тяжело переносила разлуку, впала в апатию, стала плохо спать, раздражаться по пустякам. Ей казалось, что весь огромный дом с отсутствием Вадима сиротливо опустел, сделался тихим и безжизненным, как заколдованное царство.

Каждое утро она начинала с того, что вычеркивала в календаре очередное число, сокращая таким образом время, оставшееся до предполагаемого возвращения Вадима. Ее тоску немного рассеивал лишь Антошка — он уже делал первые шаги по комнате, обеими руками держась за стены. Глядя на сияющее личико малыша, слыша его веселый лепет, Валя слегка отвлекалась, оживала, начинала улыбаться ему в ответ.

Дни стояли серые и пасмурные, шел бесконечный, мелкий и унылый дождик — благодатная теплынь бабьего лета кончилась как-то разом и бесповоротно. В доме было промозгло и сыро, и Кира распорядилась включить батареи, чтобы не промерзнуть самим и не застудить малыша.

С самого утра в комнате царили густые сумерки, горели лампы. Кира по обыкновению вязала, а Валя, зябко кутаясь в плед, сидела в кресле и смотрела в одну точку. Все ее существо находилось в какой-то вялой полудреме, она с трудом заставляла себя встать, куда-то идти, заниматься привычными делами.

Перед выходными дождь зарядил с новой силой. Он гулко барабанил по крыше всю ночь напролет, не давая Вале сомкнуть глаз. Когда в восемь утра она поднялась кормить Антошку, ее шатало от слабости. Немного саднило горло, ныла спина.

Пришедшая вскоре Кира заставила Валю измерить температуру. Оказалось тридцать семь с мелочью.

— Не дай Бог, грипп, — перепугалась Кира. — Еще заразишь ребенка.

Она уложила Валю в постель, напоила горячим чаем с малиновым вареньем, растерла ей грудь и спину какой-то пахучей мазью и велела лежать в течение всего дня.

Валя валялась на диване, закрыв глаза, и пыталась уснуть, но у нее не выходило. Она неотступно думала о Вадиме. Все-таки, конечно, она любит его. Любит, иначе не страдала бы так, не считала бы дни до его приезда, не хандрила, ощущая себя полной развалиной.

Любовь бывает разная: светлая и легкая, как летнее утро, и мучительная, с терзаниями ревности, порой переходящая в ненависть. Есть любовь-страсть и любовь-дружба, любовь с первого взгляда и пришедшая в результате многолетних отношений — всякая…

Так, или приблизительно так, рассуждала Валя, нежась под теплым, стеганым одеялом и слушая монотонный и заунывный шум дождя за стеклами.

— Закрою-ка я шторы, — сама себе сказала Кира и, отложив вязание, подошла к окну.

До Вали донесся легкий шорох передвигаемой портьеры, но она так и не открыла глаза, продолжая лежать, погруженная в собственные мысли.

— Смотри-ка, — в голосе Киры зазвучало удивление, — кажется, к нам гости.

— Какие еще гости? — лениво поинтересовалась Валя.

— Понятия не имею. Какая-то машина. Ума не приложу, кто бы это мог быть — все друзья Вадика знают, что он в отъезде.

Валя с трудом оторвала голову от подушки, нашарила возле дивана тапочки и, волоча ноги по ковру, приблизилась к окну. В сплошной серой пелене дождя за стеклом с трудом угадывался силуэт дворника, открывающего ворота. С улицы во двор въезжал автомобиль. Валя вгляделась в него повнимательней, и ей показалось, что она спит, или у нее начались галлюцинации. Она узнала «десятку» Тенгиза. Тот же цвет, те же затемненные стекла, антенна на капоте.

Валю моментально охватила нервная дрожь, пробирая до самых костей. «Глупости, — попыталась она успокоить саму себя, — мало ли похожих машин? Почему это обязательно должен быть Тенгиз? Наверняка кто-то из знакомых Вадима, кого он не проинформировал о своем отсутствии». Тем не менее руки ее против воли потянулись за теплой, пуховой шалью.

— Пойду гляну, кто это, — произнесла Валя нарочито равнодушным тоном.

— Ты? — Кира окинула ее скептическим взглядом. — Куда тебе, и так простуженная. А впрочем, — она махнула рукой, — впрочем, иди. А то у меня голова разболелась, прямо мочи нет. От дождя, наверное. Смотри только, не стой на сквозняке.

— Ладно. — Валя уже была у порога.

Выйдя из детской, она быстро спустилась по ступенькам и поспешила к парадной двери. Нюта уже открывала на звонок. Потянуло холодом, шум дождя на мгновение усилился, стал близким и почти осязаемым. В вестибюль вошел Тенгиз. В его черных волосах блестели одинокие, серебристые капли, лицо было сосредоточенным и в то же время решительным. Он заметил Валю и кивнул.

— Здравствуй.

— Здравствуй, — проговорила она, стараясь сохранять спокойствие.

— Так это к тебе, — догадалась Нюта, запирая дверь на засов, — а я-то думаю, что за визитеры! Вы идите в холл, а то здесь дует.

— Пошли, — коротко приказала Валя.

Тенгиз молча последовал за ней. Она привела его в просторный, полукруглый холл, кивком указала на диван.

— Садись.

Он сел, вытянув перед собой длинные ноги в черных, кожаных брюках. Валя смотрела на него и отчетливо понимала, что ничего не чувствует. Ни желания, ни нежности, ни боли. Ничего. Как будто они были совершенно чужими друг другу, незнакомыми людьми.

— Зачем ты пришел?

— За тобой.

Валя усмехнулась.

— Не поздновато ли?

— Лучше поздно, чем никогда. — Тенгиз с вызовом поднял на нее черные глаза.

— Не говори глупостей. — Валя отошла от дивана чуть в сторону. — Где ты был раньше? Все это время — когда я мучилась родами в больнице одна-одинешенька, когда валялась в палате, обколотая наркотиками после смерти нашей девочки? У нас была девочка — ты, небось, и не знаешь об этом?

— Знаю, — глухо проговорил Тенгиз.

— Теперь это не имеет значения.

— Имеет. — Тенгиз встал и приблизился к Вале. — Я пришел за тобой, Валя-Валентина. Потому что… потому что, я не могу без тебя.

— Вот как? — она насмешливо заглянула ему в лицо. — И даже твой папа не помеха? Ну да, конечно, я была опасна для него, лишь когда носила в себе твоего ребенка. А теперь можно не бояться — шансов женить тебя на себе у меня нет, стало быть, для постели я сгожусь.

Подбородок Тенгиза дернулся, его скулы напряглись.

— Замолчи!

— Почему я должна молчать? Разве я у тебя в доме? Ты мне рот не затыкай!

— Замолчи!! — повторил Тенгиз уже с угрозой.

Раньше он никогда так не разговаривал. Валя привыкла видеть его мягким и добродушным, и ее удивил этот резкий, повелительный тон. «Пусть злится, — мстительно подумала она. — Раз злится, значит ему больно. Так же, как когда-то было мне».

— Послушай, Валя-Валентина, — Тенгиз взял ее за руку, — я виноват перед тобой и не отказываюсь от своей вины. Но не надо так. Слышишь, не надо!

— Да что «не надо»? — вспылила Валя. — Ты даже не понимаешь, чего требуешь от меня! Как я могу взять вот так и уйти? У меня теперь совсем другая жизнь, новая работа. Что же мне, по-твоему, бросить грудного ребенка, лишить его молока?

— Тебе не нужно работать, — сквозь зубы бросил Тенгиз, — я дам тебе все, что пожелаешь.

— Это на чьи же денежки, интересно? — с ехидством осведомилась Валя, — На папины?

— Отец здесь ни при чем. Мы с друзьями отрыли фирму, она приносит неплохой доход. Ты не будешь ни в чем нуждаться, клянусь тебе.

— Спасибо, — Валя покачала головой, — но мне ничего не нужно. По крайней мере, от тебя.

Тенгиз весь вскинулся, глаза его грозно сверкнули.

— Значит, от другого нужно? Эх, Валя-Валентина, быстро ты забыла нашу любовь!

Валя вдруг испугалась. Откуда Тенгиз знает про другого? Как вообще ему удалось разведать, где она находится? И ей, дурехе, даже в голову не пришло спросить его об этом!

— Ты… как сюда попал? — тихо проговорила она.

— Тетка твоя адрес дала. Ей в больнице сказали — она о тебе беспокоилась, справки наводила, что да как.

— Понятно. — Валя облегченно вздохнула.

Ясно, Тенгиз ничего не знает о Вадиме, просто ляпнул наугад, из ревности.

— Так мы едем? — он смотрел на нее с надеждой. — Если да, то собирайся. У меня не так много времени.

— Нет, Тенгиз. — Валя постаралась произнести эти слова, как можно мягче, но в голосе ее все равно звучала прохлада. — Нет. Я никуда не поеду.

— Дура! — крикнул Тенгиз и, сжав ее запястье, рванул к себе. — Дура! Я тебя, можно сказать, замуж зову! Ты кто здесь? Прислуга, нянька! Об тебя ноги вытрут и выбросят, когда придет срок!

— Заткнись! — тоже закричала Валя, изо всех сил дергая руку, пытаясь освободиться. — Не смей здесь командовать! И отпусти сейчас же, мне больно!

— Не отпущу! — Он ухватил ее еще крепче. — Я тебе покажу! Я объясню…

— Идиот! Сумасшедший придурок! Скотина!

Позади раздались быстрые шаги, приглушенные толстым ковром. Валя, продолжая отчаянно рваться из рук Тенгиза, мельком обернулась и увидела Киру. На ее лице были написаны изумление и испуг.

— Что здесь происходит? Валя, это кто? — Кира кивнула на Тенгиза, который при виде нее, нехотя разжал свою железную хватку.

— Это? — Валя отпрянула в сторону, презрительно усмехнулась и проговорила с издевкой: — Это тот самый Тенгиз Теймуразов, о котором ты наслышана! Явился не запылился, собственной персоной.

— Зачем? — не поняла Кира.

— Зовет меня с собой. Забыл, бедненький, как бросил меня с пузом, точно ненужную собачонку.

— Валя! — глухо и умоляюще произнес Тенгиз.

— Что — «Валя»? Разве это не так? Или память отшибло?

— Погоди, Валентина. — Кира поморщилась, как от боли. — Зачем так шуметь? Вас на весь дом слышно.

— А как не шуметь, если он мне руки выламывает? — возмущенно парировала Валя.

— Вовсе я тебе ничего не выламывал! — не выдержал Тенгиз. — Что ты врешь? Подержал только, и все.

— Ага, подержал! Вон, все красное. Теперь синяки останутся. — Валя озабоченно взглянула на действительно вспухшее запястье.

— Но, Валечка, нельзя же так выяснять отношения, — ласково, но твердо проговорила Кира, — криком делу не поможешь.

— А чем поможешь?

— Нужно поговорить. Спокойно, без взаимных оскорблений и упреков. Выслушать друг друга. Это необходимо, чтобы решить все проблемы миром.

— Я не желаю его слушать, — буркнула Валя.

— Напрасно. — Кира подошла к ней, мягко обняла за плечи. — Ведь молодой человек разыскал тебя и приехал в такую даль не забавы ради. У него есть свои соображения. Ты не обязана выполнять его требования, но должна выслушать — так поступил бы на твоем месте любой культурный, воспитанный человек.

Предложение Киры Вале совсем не нравилось. Больше того, оно казалось ей глупым и бессмысленным. Зачем ей снова слушать Тенгиза, если она только что его уже выслушала? Ничего нового он ей не скажет, только время зря тратить и нервы. Нервов особенно жаль. Однако привычка во всем подчиняться старшей подруге одержала верх. «Если Кира так считает, ладно, — решила Валя, — Может, ей и видней».

— Хорошо, — нехотя пробурчала она, не глядя на Тенгиза, — так и быть. Я согласна.

— А вы? — Кира вопросительно посмотрела на юношу.

Тот молча кивнул.

— Ну и отлично, — весело проговорила она. — Пойдемте в гостиную, что ли. Выпьем чаю, побеседуем.

Гостиная находилась на первом этаже. Это была огромная комната, больше похожая на зал, предназначенная для пышных праздничных приемов. Иногда, впрочем, там собирались и домочадцы, посидеть за столом, выпить чаю или кофе, посмотреть телевизор и просто поболтать.

Перед тем как войти, Кира громко крикнула в коридор:

— Нюта! Организуй нам чайку, пожалуйста, и поживей!

— Хорошо, Кира Сергеевна, — отозвалась откуда-то издалека горничная.

Кира, Тенгиз и Валя молча расселись вокруг большого, овального стола, покрытого ажурной, полотняной скатертью.

— Итак, — Кира удобно откинулась на спинку стула, — выслушаем обе стороны, как в суде. Первый будете вы, Тенгиз. Не возражаешь? — обратилась она к Вале.

— Пусть болтает, — пренебрежительно разрешила та.

— Пожалуйста, излагайте свою точку зрения. — Кира вежливо кивнула Тенгизу.

Он поднял голову. Ноздри его слегка подрагивали.

— У меня одна точка зрения. Я люблю Валю. Всегда любил. Дурак был, не понимал, что могу ее потерять навсегда. Теперь понял. Если только она простит меня, рабом ей буду. Одену, обую, как принцессу. Ничего не пожалею, стану работать, как вол. Все для нее.

— Но Валя больше не любит вас, — деликатно проговорила Кира. — Она не хочет, чтобы вы так старались ради нее. И ее можно понять. Наши пристрастия меняются — так уж устроены люди.

— Мои пристрастия остались прежними, — упрямо возразил Тенгиз. — И… я не верю, что Валя забыла меня. Она просто злится, она обижена, оскорблена до глубины души. Заставьте ее поверить мне, дать шанс…

— Тенгиз, милый, я не могу ее заставить. Она самостоятельный человек и… у нее сейчас роман. — Кира лукаво из-под ресниц глянула на Валю.

Та еле заметно кивнула в знак одобрения.

— Роман? — Тенгиз недоверчиво сощурился. — Здесь, в этом доме? Не может быть.

— Может.

— Кто это? Кто-нибудь из обслуги? Он не сможет дать ей столько, сколько дам я.

Кира тонко улыбнулась.

— К моему великому сожалению, Тенгиз, Валин избранник вовсе не из обслуживающего персонала. Напротив, он — хозяин дома. Надеюсь, остальные вопросы теперь отпали сами собой?

Тенгиз смотрел на Киру, как завороженный. Выражение решительности и непреклонности на его лице постепенно уступало место безнадежности.

— Теперь слово Валюше, — произнесла Кира, видя, какое действие оказала на Тенгиза ее последняя фраза.

— Мне нечего добавить к тому, что ты только что сказала. — Валя пожала плечами. — Пожалуй, лишь одно. Еще неделю назад я опасалась дать название тому, что связывает меня с Вадимом, считала наши отношения просто далеко зашедшим флиртом. Теперь я знаю наверняка, что это. Это не флирт. Я… люблю Вадима. Он мне дороже всего на свете, без него я — ничто.

Кира неожиданно резко встала из-за стола.

— И где это Нюта запропастилась? — в голосе ее звучала досада и даже злость. — Совсем распустились горничные. Вернется Вадик, обязательно скажу ему, что нужно принять меры. — Она глянула на Валю, сидевшую с гордо поднятой головой и пылающим лицом, и проговорила чуть мягче: — Я рада, Валюша, что ты наконец сделала правильные выводы из того, что происходит. Думаю, когда Вадим приедет, вам обязательно нужно объясниться.

Дверь гостиной распахнулась, и появилась Нюта с подносом, на котором красовались три чашки, чайник, сахарница и вазочка с шоколадными конфетами всевозможных сортов.

— Такое впечатление, будто ты готовила званый обед по меньшей мере из пяти блюд, — недовольно заметила Кира, садясь обратно на свое место.

Девушка виновато опустила глаза.

— Простите, ради Бога. У Наташи зуб разболелся, делала ей полоскание.

— Пусть к врачу сходит, нечего заниматься самолечением. Ладно, ставь поднос и иди.

Валя снова, в который раз восхитилась Кириной манерой разговаривать с прислугой — будто та была от рождения царских кровей, и всю жизнь только и делала, что командовала и распоряжалась, а не скромно трудилась в средней школе. «Мне бы такой характер», — вздохнула она про себя. Горничная послушно поставила поднос на стол и бесшумно вышла.

— Кто какой чай любит? — совсем другим, светским тоном полюбопытствовала Кира. — Кому покрепче, кому послабей?

— Мне послабей, — отозвалась Валя. — Мне Антошку кормить.

— А мне, наоборот, покрепче, — попросил Тенгиз.

Он странным образом успокоился, будто выполнил поставленную перед собой задачу и, хоть и не добился результата, все равно чувствовал облегчение. В глазах его больше не было гнева и злости, выражение лица стало бесстрастным и отрешенным.

Кира разлила по чашкам заварку. Потом поискала глазами на столе и досадливо всплеснула руками.

— А молоко-то! Эта дурында забыла подать молочник! Валюша, тебе обязательно нужно добавить в чай молоко, для лактации.

Валя и сама мечтала именно о чае с молоком. Кормление отнимало у ее организма большое количество энергии, восполнить которую могли лишь молочные продукты.

— Я схожу, принесу. — Она встала из-за стола, радуясь, что хоть на несколько минут избавится от необходимости находиться рядом с Тенгизом.

— Сходи, дорогая, сходи. Уж прости, что приходится тебя тревожить.

— О чем ты? — Валя улыбнулась Кире и легкой походкой вышла из гостиной.

Она дошла до кухни, залезла в холодильник, достала оттуда новый, нераспечатанный молочный пакет. Вскрыла его, налила немного молока в фарфоровый кувшинчик и вернулась обратно, к столу.

Тенгиз и Кира сидели молча, каждый погруженный в свои мысли. Чашка Тенгиза уже была пуста. Валя разбавила свой чай молоком и положила туда три ложки сахара.

— Пожалуй, я поеду, — как-то не совсем уверенно произнес Тенгиз, глядя в пол, — раз все так плохо…

— Для вас, — с улыбкой уточнила Кира. — Для Валечки совсем даже не плохо, а, наоборот, очень хорошо.

— Да, согласен. — Он скользнул беглым взглядом по Кириному лицу и тут же снова отвел глаза.

— Может быть, еще чаю? — вежливо, но равнодушно поинтересовалась Кира.

— Нет, спасибо. — Тенгиз решительно поднялся и пошел к дверям.

— Счастливо доехать по такому ливню, — бросила ему в спину Кира.

— Постараюсь. — Он исчез в коридоре.

Кира с облегчением выдохнула и размашисто перекрестилась.

— Слава тебе, Пресвятая Дева Мария! Ну, и козел!

— Конечно, козел, — подтвердила Валя, с удовольствием глотая сладкий и теплый чай, — ты еще зачем-то защищала его.

— Я не защищала, глупышка. Я просто не хотела, чтобы дошло до рукоприкладства. Кавказцы — народ горячий, у них от любви до ненависти один шаг. В доме одни женщины, что бы мы стали делать, если бы твой Тенгиз надумал поучить тебя уму-разуму с помощью кулаков?

— Ты, как всегда, права, — улыбнулась Валя. — Тебя, наверное, ученики обожали. Ты все всегда знаешь.

— Если бы обожали! — Кира грустно усмехнулась. — Школа — это отдельный разговор, лучше сейчас его не начинать.

— А Антошка-то где? — спохватилась Валя. — Ты оставила его в манеже?

— Твой Антошка давно спит сном праведника. Я попросила Наталью покараулить его, хотя, думаю, он проснется лишь к утру.

— Но ведь еще целое кормление.

— Брось, — отмахнулась Кира. — Парню уже девять месяцев, он вполне может обойтись и без этого.

— Нет, я все-таки покормлю его, — возразила Валя и неожиданно почувствовала, как у нее слипаются глаза.

Сказывалась давешняя бессонница и колоссальное нервное напряжение, которое она только что испытала в присутствии Тенгиза. Ее буквально клонило к столу, не осталось сил даже чай допить.

— Что с тобой? — встревоженно проговорила Кира, глядя на поникшие и обмякшие Валины плечи. — Тебе нехорошо?

— Спать хочется. Так бы и вздремнула часок, другой.

— Так вздремни, в чем проблема? — Кира отодвинула от себя чашку. — Пойдем, я отведу тебя наверх.

— Пошли, — согласилась Валя.

Кира почти волоком дотащила ее на второй этаж. В детской стояла тишина, нарушаемая лишь едва слышным сопением Антошки. Его сонное, ровное дыхание подействовало на Валю еще более расслабляюще. Она с трудом доковыляла до дивана, скинула шаль и свернулась клубком под одеялом.

— Спи, — напутствовала ее Кира.

— Через два часа обязательно разбуди меня. Будет одиннадцать, и я покормлю малыша.

— Разбужу, не волнуйся.

Валя хотела еще что-то сказать, но язык отяжелел настолько, что им невозможно стало пошевелить. Перед глазами поплыли причудливые видения…

…Ей снилась Танька. Она была совершенно здоровая, веселая и босоногая, только остриженная под мальчишку, колючим ежиком. В руках у Таньки был большущий, янтарно-желтый банан. Она кусала его острыми, мышиными зубками и пристально смотрела на Валю.

— Тебя выписали из больницы? — спросила та у сестренки.

— А я и не лежала в больнице. — Танька равнодушно пожала плечами и заглотнула зараз половину банана.

— Как не лежала?

— А так. Мамка тебе наврала. Чтоб ты денег побольше слала.

— Ты что такое говоришь, негодяйка! — рассвирепела Валя. — Как тебе не стыдно на мать наговаривать? Вот как сейчас тресну по башке!

— А вот и не треснешь! — с издевкой запела Танька, подскакивая на одной ноге и тряся пустой банановой кожурой. — Не треснешь!

— Почему это? — с подозрением спросила Валя.

— Потому! Обманули дурочку на четыре курочки! Обманули дурочку на четыре курочки!

Валя замахнулась, чтобы дать вредной Таньке тумака, но та ловко увернулась в сторону. И исчезла.

Валя недоуменно пошарила вокруг себя глазами, но сестра как в воду канула. Вместо нее по грязной, истоптанной тропинке к ней приближался какой-то путник, усталый, заросший темной бородой.

«Видать, издалека идет», — мелькнуло у Вали в голове.

Путник поднял лицо. Выбившееся из-за облаков, скупое солнце осветило его, и она узнала Вадима. От радости у нее перехватило дыханье.

— Ты приехал! — Валя бросилась к нему, повисла на шее, стала целовать: в лоб, в виски, в колючие, небритые щеки.

Вадим молчал, глядя на нее со смесью нежности и жалости. Наконец она остановилась, опустила руки.

— Ты что? Что-то случилось?

— Ничего. — Он смотрел прямо на Валю, в глазах его была грусть.

— Но ты… какой-то не такой.

— Обыкновенный. Я просто вспомнил Лику.

— Ты… все еще любишь ее? — с горечью спросила Валя, делая шаг от Вадима назад.

— Нет. Я не люблю ее больше. Я люблю тебя.

— Меня, — повторила Валя.

Ей показалось, она сейчас умрет от счастья. Что-то внутри лопалось, не давая дышать. Она протянула к Вадиму руки, но он вдруг исчез, как только что исчезла Танька. На дорожке, в грязи четко пропечатались два следа от его ботинок.

— Вади-им! — крикнула Валя, что было мочи. — Вадим! Вернись!

Сердце билось, выпрыгивало из груди. Блестящая, черная грязь чавкала под ногами. Она тянула к себе, манила — вот-вот упадешь в нее лицом, захлебнешься жижей. Валя ощутила, что не удерживает равновесия, и… открыла глаза…

…В комнате было светло. Дождь больше не барабанил по стеклам. Вокруг стояла удивительная, почти мертвая тишина.

«Что это? Утро? — испугалась Валя. — Я что, проспала всю ночь? Где Антошка?»

Она резко выпрямилась и села на постели. Голова сразу же пошла кругом, Вале показалось, что еще секунда и ее стошнит. С трудом превозмогая дурноту, она тревожно оглянулась по сторонам. Детская кроватка была пуста, крохотная подушечка тщательно взбита, одеяльце аккуратно сложено. Антошка куда-то делся.

Валя ощутила, как по спине пополз холодный пот. Господи, что же произошло, пока она спала? Почему Кира не разбудила ее, как обещала? Что-то случилось? Что-то страшное, непредвиденное?

Валя принялась лихорадочно натягивать на себя одежду. Дрожащими руками кое-как переплела косу, прихватила ее на затылке заколкой, соображая, что же теперь делать. Бежать вниз, найти кого-нибудь из прислуги?

Дверь детской широко распахнулась, и в комнату вошла Кира с Антошкой на руках. Обычно бледное лицо ее слегка разрумянилось, глаза весело блестели.

— О! Ты проснулась, спящая красавица! — приветствовала она Валю.

Малыш, одетый в прогулочный комбинезон, с увлечением грыз сухарь, пуская на него слюни.

Валя так и замерла на месте, уронив на пол щетку для волос.

— Где вы были? Я чуть с ума не сошла!

— Зачем сходить с ума? — проговорила Кира с недоумением в голосе. — Мы ходили прогуляться. Дождик наконец перестал, погода просто дивная. Ты спала, мы не стали тебя будить.

— Но ведь я просила! — с укоризной произнесла Валя. — Два подряд пропущенных кормления — это же хулиганство!

— Милая, — Кира расстегнула «молнию» на Антошкином комбинезоне, — неужели лучше было бы, если бы ты слегла с какой-нибудь болезнью? Видела бы ты себя вчера вечером после ухода твоего мачо — краше в гроб кладут. Тебя просто шатало от усталости и недосыпа. Ты заснула моментально: еще голову на подушку не успела положить, а глаза уже закрыла. Мне стало тебя ужасно жалко, я решила — пусть спит до упора, сколько влезет. Что я, не человек, не могу понянчиться с ребенком? Да, мой ангел, да, мой сладкий? — Кира звонко чмокнула малыша в пухлую щечку, перепачканную сухарными крошками.

— Ты бы хоть записку оставила, — не унималась Валя, у которой внутри по-прежнему все дрожало от только что пережитого волнения. — Я уже Бог знает, что вообразила!

— Моя дорогая, ты слишком впечатлительна, — Кира мягко улыбнулась. — Ну, посуди сама, что может случиться? Мы и вышли-то всего на полчасика, думали вернуться до твоего пробуждения.

— Ладно. — Валя подавила судорожный вздох. — Чем ты его кормила?

— На ночь кефиром, а с утра кашкой. Он прекрасно все скушал, правда, золотце? — Кира снова затормошила Антошку, засюсюкала с ним.

Малыш бросил сухарь на ковер и потянулся вымазанными ручонками к Вале.

— Ну иди, иди к своей маме, — недовольно проговорила Кира, — ишь, извертелся весь.

Валя пропустила мимо ушей то, как Кира назвала ее, схватила Антошку в охапку, прижала к себе.

— Солнышко! Я так испугалась!

— Ма-ма-ма, — громко залопотал малыш.

Валя и Кира переглянулись.

— Я же говорю, он скоро станет звать тебя мамой. — Кира сняла плащ, отнесла его в гардеробную и, вернувшись, уселась в кресло.

Валя так и продолжала стоять, держа Антошку у груди и задумчиво глядя на него.

— У ребенка должна быть мать, — тихо и твердо произнесла Кира, — и, смею тебя заверить, Вадим это отлично понимает.

— Ты хочешь сказать, что он… что я нужна ему только потому, что Антошка ко мне привязан? — Валя не поверила своим ушам.

— Вовсе я не это хочу сказать. Просто, вспомнила наш вчерашний разговор за столом. Время, Валюша, все расставило на места, показало, кто есть кто. То, что ребенок свое самое первое, самое сокровенное слово адресовал тебе — не случайность, а закономерность. Он… как бы это объяснить… решился и, наконец, узнал тебя. Узнал в тебе мать, которую потерял при рождении. Следующим этапом решится Вадим. Он узнает в тебе женщину, без которой не может существовать.

Валя почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Какое счастье было слушать Киру — если бы, если бы все так и случилось, как она предсказывает! Невозможно и мечтать о большем. Вадим и Антошка — два самых близких ей человека, двое ее мужчин. Никогда не расставаться с ними, быть всегда вместе — вот самое заветное ее желание.

— Ты что, плачешь? — удивилась Кира, глядя на мокрое Валино лицо.

— От радости. Подумала, что твои слова могут оказаться правдой.

— Они и есть правда.

В коридоре послышался быстрый топот ног. Дверь открылась, и в детскую ворвалась Наталья.

— Кира Сергеевна, Валюша! Только что Вадим Степаныч звонил. Он летит в Москву. Вечером будет дома.

— Ура! — Валя притиснула к себе Антошку и закружилась с ним по комнате. — Ура! Ура! Ура! — Слезы на ее щеках мгновенно высохли, глаза сияли, на губах цвела улыбка.

Кира и Наталья, глядя на нее, тоже заулыбались. Один Антошка не оценил ситуации и громко, протестующе завопил, испуганно вцепившись в Валину блузку.

— Тихо ты, дурачок, — смеясь, начала увещевать его та, — папа же приедет! Нужно радоваться, а ты хнычешь, как девчонка. Ну-ка, перестань. Перестань сейчас же, а то песенку не спою!

— Ты его закружишь вконец, — заметила Кира, — весь завтрак пойдет обратно.

— Не пойдет. — Валя махнула рукой, но все же остановилась. — Сколько сейчас времени?

— Половина двенадцатого.

— Ужас, сколько я проспала! Наверное, выгляжу страшнее некуда. Небось и глаза отекли.

— Да нет, все в порядке, — успокоила ее Кира, — выглядишь лучше, чем обычно. И все из-за того, что выспалась как следует. Так что скажи спасибо.

— Спасибо! — искренне проговорила Валя и, не выпуская малыша, подбежала к Кире и поцеловала ее в щеку.

Та в ответ добродушно улыбнулась.

Наталья ушла по делам. Антошку засадили в манеж, забросали его игрушками, и он, похныкав для виду, вскоре успокоился, забормотал что-то тарабарское, увлеченный игрой.

Валя придирчиво разглядывала себя в зеркале. Ей казалось, что что-то в ее лице изменилось, и притом не в лучшую сторону. Вроде и щеки бледней обычного, и веки припухли, да еще проклятый прыщик на носу! Нет, это никуда не годится!

Она схватила тюбик с тональным кремом и принялась тщательно замазывать прыщ, который, если говорить начистоту, существовал скорее в ее воображении, нежели на самом деле. Трудилась Валя долго — Кира успела спуститься вниз, распорядиться насчет обеда, позвонить матери, а она все стояла у трюмо, попеременно орудуя то пуховкой, то кисточкой, то карандашом для подводки.

— Да хороша ты, хороша, сил нет, — насмешливо проговорила Кира, увидев подругу все в той же позе, в которой она оставила ее почти сорок минут назад. — Кажется, ты решила поразить Вадима в самое сердце. Он приедет, посмотрит на твое лицо и упадет в обморок от счастья.

— Брось, Кирочка, мне не до шуток, — Валя последний раз провела по губам помадой, — все-таки, что ни говори, когда Вадим уезжал, я не была такая страшная. Ну, теперь вроде как ничего. — Она отступила от зеркала на шаг и полюбовалась своей работой. — Да, теперь сойдет.

— Вот дурочка, — Кира весело усмехнулась, — ведь до вечера весь макияж сто раз сотрется. Снова будешь час у зеркала торчать?

— Не сотрется, — убежденно проговорила Валя, убирая косметичку, — я хорошо нарисовала, на совесть.

— Ладно, тебе видней, — согласилась Кира.

День тянулся медленно и томительно. Валя вся превратилась в ожидание. В семь часов Вадим позвонил, что он благополучно приземлился. В аэропорту его встречал Леша на машине, и к восьми они уже должны были приехать в коттеджный городок.

В половине восьмого Валя прилипла к окну. Даже плач Антошки, требовавшего, чтобы с ним поиграли, не смог заставить ее покинуть свой пост. Она, не отрываясь, смотрела на улицу, на бетонку, из-за поворота которой вот-вот должен был показаться знакомый черный «мерс».

Кира, глядя на это, всерьез начала тревожиться.

— Слушай, Валь, ты бы отошла от окна. Во-первых, дует, грудь простудишь. А во-вторых… уж больно твое поведение напоминает знаменитую сказку Пушкина.

— Какую еще сказку? — не отрывая взгляда от стекла, проговорила Валя.

— О мертвой царевне и о семи богатырях. Помнишь, как там: «…Смотрит в поле, инда очи проглядела глядючи с белой зори до ночи». Это про царицу, про то, как она ждала своего мужа.

— Ну и что? — равнодушно бросила Валя. — Что в этом плохого?

— Как что? Не помнишь разве, что дальше было?

— Плоховато, — призналась Валя, — я Пушкина вообще-то не слишком люблю. Мне больше Лермонтов нравится.

— Ай-ай-ай, какой позор! — Кира укоризненно покачала головой. — Стыдно классику не знать. Дальше случилась трагедия. Царь вернулся, а царица «восхищенья не снесла и к обедне умерла». Так-то, Валентина.

— Не беспокойся, я не умру, — хладнокровно проговорила Валя и, дохнув на стекло, протерла его рукавом блузки. — Черт, ничего не видать, все запотело.

Кира, пожав плечами, отошла от нее и, вытащив из манежа Антошку, пустила его ползать по ковру.

Наконец темень за окном прорезал яркий свет фар.

— Едут! — вскрикнула Валя и, пулей пролетев мимо Киры, выскочила из комнаты.

Она бежала по ступенькам, и сердце у нее в груди радостно стучало в такт шагам. Сейчас, вот сейчас! Она увидит Вадима, обнимет его, прижмется щекой к его груди.

Наталья уже открывала дверь. По случаю возвращения хозяина она принарядилась и теперь вся сияла, как новенькая монетка. Вадим вошел в холл, поставил на пол легкий дорожный саквояж. Вид у него был усталый, но веселый.

— Валюшка! — он широко улыбнулся и раскрыл Вале свои объятия.

Она впорхнула в них, повисла у него на шее, зажмурившись от невероятного, нереального ощущения счастья. «Точно, как во сне», — сказал кто-то внутри нее.

Валя приоткрыла глаза, осторожно заглянула Вадиму в лицо. Оно действительно было утомленным и бледным, на щеках чернела суточная щетина. Валя ласково провела по ней рукой.

— Колючий.

— Прости, — Вадим улыбнулся, — так замотался, что еле на ногах стою. А тут еще и рейс отменили, пришлось добираться на перекладных. Вот, побриться даже не успел.

— Ничего, — Валя поцеловала его и потрепала по волосам, — ты мне таким еще больше нравишься.

— Как вы здесь поживали? Не скучали?

— Еще как! Просто выли от тоски.

Вадим весело рассмеялся. Потом легонько отстранил от себя Валю.

— Детка, мне нужно привести себя в порядок. Придется нам еще какое-то время побыть в разлуке. Не возражаешь?

— Нисколько. Когда приказать подавать ужин?

— Минут через сорок. А вообще-то, я и есть не хочу, только принять горизонтальное положение.

— Есть нужно обязательно, — строго проговорила Валя.

Сверху спустилась Кира, подошла к Вадиму, поцеловала его.

— Здравствуй, Вадик. Рада тебя видеть.

— И я тебя, Кирочка. Ты нездорова? Выглядишь какой-то утомленной.

— Нет, со мной все в порядке. Мама. Позавчера ездила к ней — она совсем плоха.

— Может быть, нужно в больницу? Ты только скажи, это всегда можно устроить. — Вадим погладил Киру по плечу.

— Спасибо, Вадик. Я подумаю. Ты иди, мойся, отдыхай. Чуть позже будем ужинать. Я уже обо всем распорядилась.

Вадим кивнул, привлек к себе напоследок Валю, чмокнул ее в нос и ушел в кабинет.

— Вот видишь! — Валя повернула к Кире смеющееся, радостное лицо. — Дождалась и не умерла. Так что Пушкин твой здесь ни при чем.

— Ладно, ладно, — согласно закивала та, — ты давай, топай в детскую. А то там наш прынц в манеже без памперса сидит. Наверняка, обмочил штаны. А я займусь хозяйством.

Валя побежала наверх.

Антошка действительно сидел в манеже и деловито грыз погремушку. Рядом красовалась аккуратная лужица.

— Ах ты, бесстыдник! — мягко пожурила его Валя. — Пора уже проситься на горшок.

— Ма-ма-ма! — радостно произнес малыш, поднимаясь на ножки.

«Надо будет сказать Вадиму, что он пытается говорить, — подумала Валя, — вот обрадуется, наверное!»

Она переодела Антошку, накормила его овощным пюре и уложила в кроватку. Немного покачала, чтобы тот уснул, и снова спустилась вниз. Подошла к кабинету, потихоньку заглянула вовнутрь.

Вадим, очевидно, только что вышел из душа. Он стоял посреди комнаты в одних домашних брюках, голый по пояс, его мокрые волосы красиво поблескивали в свете люстры.

— Валя, ты? — он обернулся на шорох, лицо его потеплело. — Иди сюда.

Она смущенно улыбнулась, продолжая стоять на пороге.

— Я просто взглянуть, как ты. Не буду мешать.

— Глупости. Ты никогда не мешаешь. Иди ко мне, говорю.

Валя скользнула в кабинет, прикрыв за собой дверь. Вадим обнял ее, потом подхватил на руки, отнес на диван. Они целовались, жадно, ненасытно, и его поцелуи напомнили Вале поцелуи Тенгиза — в них теперь была та же неистовость, та же первобытная страсть.

«Он любит меня! — молнией мелькнуло у нее в голове. — Любит, иначе бы не сжимал в объятиях до боли, не проявлял такого нетерпения, не смотрел бы так — пристально, точно гипнотизируя. Кира права, он любит меня!»…

…Вадим провел рукой по ее волосам. Потом закурил, глядя в потолок.

— Детка, я… хочу что-то тебе сказать. Только не сейчас. Сейчас я слишком устал. Завтра. Ты потерпишь до завтра, хорошо?

— Конечно, потерплю, Вадик. Я могу терпеть ради тебя очень долго. Сколько нужно. — Она уже знала, что он хочет сказать. Она и сама собиралась сказать ему то же самое.

Время пришло. Оно диктовало свои условия, оно, как говорила Кира, все расставило по местам. Антошка заговорил, Вадим примирился со смертью Лики, а Валя забыла Тенгиза. Теперь впереди у них была новая жизнь, в которой они, все трое, будут связаны одной ниточкой, будут существовать друг ради друга и перестанут жалеть о прошлом. Навсегда.

— Ты иди тогда, Валюшка, — тихонько и мягко проговорил Вадим, — иди к себе. А я немного подремлю до ужина. Завтра, в это время ты уже все будешь знать. Все. — Он улыбнулся и прикрыл глаза.

Валя поцеловала его напоследок и скользнула с дивана на пол. Быстро и бесшумно накинула одежду, поправила волосы. У порога она обернулась, глянула на Вадима. Тот спал, уронив одну руку с дивана, а другой прикрыв лицо — последние свои слова он произносил уже в полусне.

— Спи, — шепотом сказала ему Валя, — мы оба все знаем. Давно знаем. Ни к чему и слова.

Блаженно улыбаясь, она шмыгнула за дверь и нос к носу столкнулась с Кирой.

— Где Вадим? — Та смотрела куда-то мимо Вали, озабоченная своими мыслями.

— Он задремал. Я не стала его будить, пусть отдохнет хоть чуть-чуть.

— Как это отдохнет? А ужин? Все уже готово, я приказала Наталье накрыть в гостиной. — Кира решительно взялась за ручку двери, но Валя отчаянно замотала головой:

— Нет, нет! Кира, не надо, не трогай его. Он очень устал.

— Но сама-то ты его трогала, и еще как, — неожиданно сердито проговорила та, но руку опустила и, ничего больше не сказав, быстро пошла вперед по коридору.

Валя на мгновение застыла, растерянная, потом поспешила вслед за Кирой. Догнала ее, тронула за плечо.

— Ты что, обиделась на меня?

— Вот еще, — фыркнула Кира. — Если уж тебе так не терпелось среди дня лезть к нему в постель, то пожалуйста.

— Но, Кирочка, сейчас уже вечер, а не день! — жалобно пошутила Валя, пытаясь вернуть расположение приятельницы.

В какой-то мере это ей удалось. Кира замедлила шаг, обернулась, лицо ее немного прояснилось, на губах возникла знакомая, ироническая улыбка.

— Эх, Валентина! Ты неисправима. Вся состоишь из сплошных порывов — то у окна дежуришь в течение часа, то мужиков насилуешь, не дав им выйти из душа. Одним словом, «есть женщины в русских селеньях»!

— Перестань издеваться, — засмеялась Валя, успокоенная тем, что Кира больше не сердится на нее, — слушай лучше, что сейчас было. Вадим обещал завтра сказать мне что-то очень важное.

— Ну вот, я же говорила! — произнесла Кира торжествующим тоном. — Поздравляю, от души поздравляю. — И тут же ворчливо прибавила: — А все-таки, не нужно было давать ему до ужина. Видит Бог, еда теперь пропадет понапрасну.

Она словно в воду глядела. Вадим, как накануне Валя, заснул на всю ночь и ни к какому ужину не появился. Женщины поели в одиночестве, а большую часть праздничных блюд пришлось поставить в холодильник, до утра. Затем Кира объявила, что должна отлучиться по делам.

Валя поднялась в детскую, покормила Антошку, уложила его. Затем разделась и легла сама. Она пыталась представить себе завтрашнее утро, то, как они с Вадимом встретятся. Как она выслушает его признание, как повторит точь-в-точь все его слова. А потом они оденут Антошку, посадят его в коляску и поедут гулять. Будут не спеша бродить по тихим улочкам городка, шуршать осенней листвой, строить прекрасные планы на будущее или просто молчать…

Валя сама не заметила, как начала дремать. В какой-то момент, перед тем, как окончательно провалиться в сон, ей показалось, что она отчетливо слышит за окном шум автомобиля. Затем глухо и отдаленно тренькнул входной звонок.

«Кира вернулась», — догадалась Валя, и тут же реальность стала расплываться, сознание наполнили причудливые, фантастические образы. Валя уснула крепким, здоровым сном счастливого и уставшего человека.