Кормилица по контракту

27

Разбудил ее оглушительный звонок. В темноте надрывался телефон.

Тенгиз ворочался рядом с Валей, в постели, что-то тихо бормоча во сне, но глаз не открывал. Она подождала немного, надеясь, что звонят по ошибке и вот-вот сигнал смолкнет. Однако трезвон не унимался.

— Что за черт? — сердито выругалась Валя, спуская ноги с кровати. — Кому мы понадобились среди ночи?

Она глянула на светящийся во тьме циферблат электронных часов — так и есть, половина пятого.

Телефон продолжал трещать, настойчиво и тревожно. Валя поежилась спросонья, накинула халат и босиком прошлепала в коридор. Подняла трубку и, откашлявшись, чтобы не сипеть со сна, проговорила:

— Але, слушаю.

— Валя?

Ей показалось, что она ослышалась. Это был голос Вадима. Точно его — низкий, чуть глуховатый, — Валя узнала бы его из тысячи других голосов.

— Да, — сказала она едва слышно.

Во рту сразу пересохло, по спине побежали мурашки.

— Валя, это я, Вадим. Здравствуй.

— Здравствуй.

Откуда он мог узнать этот телефон? Почему звонит ночью? Господи Боже, помоги унять эту противную, унизительную дрожь во всем теле.

— Валя, Антон болен. Ему очень плохо. Врач сказал, нужна хотя бы капля грудного молока. Иначе… — Вадим не договорил, замолчал.

Валя отчетливо слышала в трубку его дыхание.

— Антошка? Что с ним? Простыл?

— Нет. Отравление. Сначала была высокая температура, потом рвота. Теперь сильная слабость, он ничего не ест. Уже третий день.

— Третий день? — ужаснулась Валя. — Как же это возможно в его возрасте?

— Ты… приедешь? — с надеждой спросил Вадим.

— Когда?

— Как можно скорее. Ведь у тебя еще есть молоко, правда?

— Есть. Совсем чуть-чуть.

— Пожалуйста, я тебя очень прошу, приезжай. Прямо сейчас. Возьми машину, я верну деньги. Пожалуйста.

— Да, да. Не волнуйся. — Валя обеими руками стиснула трубку, чтобы та не выпала из дрожащих пальцев. — Вадим, не переживай, я приеду. Сейчас начну собираться. Мы его выходим, обязательно выходим.

— Жду. — В ухо ей ударили короткие гудки.

Валя положила трубку на рычаг. Потянулась к бра, дернула за шнур. Вспыхнул желтоватый свет. Она подняла лицо и вздрогнула: в дверях комнаты стоял Тенгиз.

— Кто это? — Он не двигался с места, лицо его в лучах лампы казалось мертвенно-белым.

— Кто-то ошибся номером, не туда попал. — Валя запахнула раскрывшийся на груди халат.

— Врешь. — Тенгиз зло усмехнулся.

— Не вру. — Она попыталась придать голосу уверенность.

— Врешь! — повторил тот еще более резко и шагнул к ней. — Я все слышал. Это он, твой вдовец. Звонит сюда среди ночи, как к себе домой. Что ему надо?

Валя поняла, что обманывать бесполезно. Нужно сказать Тенгизу все, как есть.

— Малыш серьезно заболел. Ему необходимо мое молоко. Я сейчас поеду туда.

— Черта с два! — рявкнул Тенгиз и схватил Валю за полу халата.

— Тише ты, идиот! За стеной люди спят!

— Ты никуда не поедешь, слышишь? Никуда. — Он вцепился в ее руку, потащил за собой, в спальню.

Валя, как могла, сопротивлялась, но силы были неравные. Тенгиз приволок ее в комнату, швырнул на постель.

— Думаешь, я совсем мозги пропил, ничего не соображаю?

— Ничего я не думаю. Разреши мне уйти. Ребенок может погибнуть.

— Плевал я на ребенка! — Он навалился на нее сверху, дыша перегаром.

— Тенгиз! — Валя в отчаянии наотмашь ударила его по лицу.

— Дерись, дерись, — пробормотал он, распахивая ее халат.

Ее ослепил гнев.

— Придурок, отвяжись от меня! Я все равно уйду, хоть ты меня веревками привяжешь к этой кровати! — Она изо всех сил рванулась от него, оба не удержались и свалились на пол.

Тенгиз, не до конца протрезвевший, двигался довольно неуклюже, и Вале удалось воспользоваться этим. Миг — и она вскочила на ноги, подхватила со стула свою одежду.

— Я все равно уйду! Я и так бы ушла! Куда угодно, на улицу, на вокзал. Лишь бы не видеть твоей физиономии.

Тенгиз застыл на четвереньках, тяжело дыша и глядя на Валю огромными, блестящими глазами.

— Ты… ты меня ненавидишь, Валя-Валентина.

— Да, я тебя ненавижу! — Она плохо соображала, что говорит. Ею владело одно-единственное желание — вырваться отсюда, уйти, поскорее добраться до коттеджа, взять на руки Антошку. Она была готова на что угодно, лишь бы ей не мешали.

— Да как же ты не понимаешь! — Тенгиз в отчаянии обхватил руками голову и стал раскачиваться взад-вперед, словно собираясь молиться своему Аллаху. — Я же люблю тебя! Больше всего на свете люблю. А ему ты не нужна. Не нужна! Как собачонка — свистнули, ты и побежала! Он же выгнал тебя!

— Не выгнал. Я сама ушла.

— Не уезжай. Ради всего святого, не уезжай! — Тенгиз пополз по ковру к Валиным ногам, но она брезгливо отпрянула в сторону:

— Не смей ко мне прикасаться!

— Не буду. — Он покорно застыл в шаге от нее.

— Тенгиз, — немного мягче проговорила Валя. — Мне нужно ехать. Мы не можем быть вместе. С этим надо смириться.

— Я не могу с этим смириться, — глухо произнес Тенгиз, — я умру без тебя.

— Не умрешь.

Она стала быстро одеваться, натянула джинсы, свитер. Собрала волосы в пучок. Тенгиз молча наблюдал за ней, лицо его стало совсем неподвижным, похожим на маску.

— Ты дура, Валя-Валентина, — проговорил он наконец, когда Валя была совсем готова.

— Я дура, что уехала от них, послушала тебя и уехала. Нельзя было уезжать, нужно было остаться.

— Не поэтому. — Тенгиз поднялся с колен и, пошатываясь, стоял перед Валей.

— А почему? — Что-то в его тоне заставило ее насторожиться, пренебречь тем, что она спешит, задержаться.

— Спроси об этом свою подругу, — все тем же спокойным, мертвым голосом произнес Тенгиз, — она знает.

— Какую подругу? Верку, что ли?

— Киру.

— Киру? — Валя изумленно уставилась на Тенгиза. — При чем здесь она?

— При том. Она в курсе, почему твой принц к тебе охладел.

— Что ты такое несешь? — Валя в ужасе отпрянула от него. Он не удерживал ее, только усмехнулся, страшно, зловеще перекосив губы.

— Спроси ее.

— Что ты имеешь в виду? О чем спросить? Тенгиз! — Валя металась по комнате, не зная, что предпринять.

Нужно немедленно бежать отсюда, ловить машину, мчаться спасать Антошку. Но как быть с тем, что она только что услышала?

Тенгиз больше не говорил ни звука, стоял, похожий на манекен, глядя в пол перед собой.

— Послушай. — Валя осторожно приблизилась к нему, тронула за плечо. — Ты общался с Кирой? Она тебе что-то рассказала про Вадима? Да?

— Общался. Я общался с твоей Кирой. С этой сукой. — Тенгиз вдруг захохотал, как сумасшедший. Глаза его закатились, рот задергался.

«У него просто белая горячка, — в ужасе догадалась Валя, — нужно вызвать врача, иначе он, Бог знает, что может натворить».

— Тенгиз, тебя надо лечить. Ты болен. — Она вытерла испарину у него со лба и отступила назад.

— Я здоров. А ты дура!

— Прощай. — Валя бросилась в прихожую, сорвала с вешалки куртку, надела сапожки, перекинула через плечо сумочку. Затем на секунду прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука.

Немного успокоенная этим, она распахнула входную дверь и выбежала на площадку.

На улице была непроглядная мгла. Валил снег. Увязая по колено в сугробах, Валя вышла к шоссе. Вдалеке показались огни. Она подняла руку. Автомобиль пронесся мимо, даже не затормозив. За ним второй, третий.

Валя терпеливо стояла у обочины и голосовала. Наконец рядом остановилась «четверка». В темноте было не разобрать, какого она цвета — черного или темно-зеленого. Из окна высунулся совсем молодой парнишка, по виду вчерашний школьник.

— Сестренка, тебе куда?

— На Рублевку. Пятнадцатый километр.

— Ого! — присвистнул водила и оценивающе глянул на Валю. — По вызову, что ль?

— Нет, я не путана. — Валя помотала головой и, мгновение поколебавшись, проговорила: — Сын у меня там. Болеет, так я к нему.

— С работы? — догадался парень.

— С работы, — подтвердила Валя.

— А кем работаешь-то? — он снова окинул ее взглядом с головы до ног

— Продавщицей, в круглосуточном, — соврала она.

— Ну, садись, поедем. — Парень распахнул дверцу.

Валя уселась рядом с ним, расстегнула куртку — в салоне вовсю жарила печка.

— А я вот нигде не работаю, — доверительно сообщил шофер, — бомблю по ночам, тем и живем.

— С кем живете? — машинально поинтересовалась Валя, рассеянно глядя в окно.

— Да ни с кем. — Паренек засмеялся. — Это я так, к слову. Один я, какие мои годы? А ты, видать, тоже совсем молодая, а уж с ребенком?

Валя молча кивнула.

— И муж есть? — полюбопытствовал парнишка, крутя баранку.

— Мужа нет.

— Тогда давай знакомиться. — Он лукаво прищурился. — Меня зовут Стас.

— Валя.

— А сынку-то сколько?

— Одиннадцать месяцев.

— Ух ты! — Стас удивленно покачал головой. — Такой малец. И как ты его оставляешь, главное, на кого? Мать, небось, нянчится?

— Подруга. — Валя вспомнила слова Тенгиза и невольно содрогнулась.

Что же все-таки он имел в виду, когда нес свою околесицу? Что такого могла сделать Кира? Наваждение какое-то.

Стас приоткрыл окно и закурил. К Вале он больше не подкатывал — очевидно, наличие грудного младенца его напрягало, отбивая охоту к знакомству. Она была как нельзя более рада этому обстоятельству — ее терзала тревога и страх за Антошку.

Что, если ему не поможет грудное молоко? Вдруг он умрет? Валя крепко зажмурилась, прогоняя прочь дикие мысли. Почему машина едет так медленно? Кажется, они еще даже не выехали на окружную.

— Скоро будем на месте, — проговорил Стас, точно услышав ее немой вопрос. — Сейчас машин мало, пробок нет. Доедем в два счета.

— Скорей, — тихо попросила Валя.

Он кивнул и выжал до упора газ. «Четверка» взревела и понеслась во весь опор. Валя перестала смотреть в окно, чтобы не дергаться без толку, взгляд ее сосредоточился на руках Стаса, уверенно и твердо лежащих на руле.

— А ты красивая девушка, — заметил тот, — почему же отец ребенка с тобой не живет?

— Так, — нехотя проговорила Валя, — у него есть другая.

— Вот гад, — ухмыльнулся Стас. — Младенцу года нет, а он баб меняет. Хорош гусь!

— Давай не будем об этом, — попросила она.

— Не будем, — согласился он.

Помолчал немного, потом проговорил извиняющимся тоном:

— Я б тебя и с ребенком взял, был бы человек хороший. Да только рановато мне еще папашей заделываться. Ты не обижайся, а, Валюха?

— Я не обижаюсь. — Валя покосилась за окно. — Долго еще?

— Минут двадцать. Да ты не бойсь, успеешь. Грипп, что ли, у твоего сынка?

— Отравление.

— Чепуха, — уверенно махнул рукой Стас, — промыть желудок марганцовкой, и все пройдет.

— Угу — Вале захотелось оглохнуть, чтобы не слышать его голоса, который отвлекал ее от собственных мыслей.

Интересно, как Вадим встретит ее? Как ни в чем не бывало? И откуда он знает телефон Тенгиза?

— Вот она, Рублевка, — сказал Стас, — еще немного, и приедем. У тебя деньги-то есть?

— Есть. Семьсот тебе будет достаточно?

— Еще как, — обрадовался он, — а ты неплохо зарабатываешь в своем магазине.

— Не жалуюсь.

— Ты все же черкни свой телефончик. Есть у тебя мобила?

— Нету, — снова соврала Валя.

— Как же так? — изумился Стас. — Быть того не может. Просто не хочешь давать, динамишь.

— Не хочу, — вяло подтвердила Валя, — мне сейчас не до знакомств.

— Понял. — Стас кивнул и резко забрал вправо.

Машина свернула на бетонку, ведущую к коттеджному городку.

— Здесь, поди, одни новые русские живут. У тебя подруга кто? Парикмахерша?

— Что-то вроде этого.

— Хорошо устроилась, — с легкой завистью проговорил Стас. — Куда дальше?

— Вон туда. — Валя указала на коттедж Вадима, уже видный из-за других домов.

— Будет сделано. — Стас лихо подрулил к воротам и остановился.

Валя протянула ему деньги.

— Гран мерси. Лечи своего младенца. А телефон ты все-таки зря не дала. У нас с тобой могло бы неплохо выйти.

— Могло. — Валя с трудом заставила себя улыбнуться парню. — Спасибо, мне пора.

— Удачи. — Стас наклонился и чмокнул ее в щеку. Затем подождал, пока она вылезет, захлопнул дверцу и уехал в темень.

Валя пошла к воротам, за которыми уже маячила фигура дворника.

Дверь коттеджа распахнулась, уличный мрак озарила полоска яркого света. На крыльце показался Вадим с сигаретой в руке.

— Валя! — негромко позвал он.

— Да, это я.

— Скорее, иди сюда.

Она прошла через ворота во двор, поднялась по ступенькам и остановилась, боясь взглянуть Вадиму в глаза.

— Спасибо, что приехала.

— Как Антошка?

— Скверно. Сильное истощение. Он почти не двигается.

— Пойдем. — Валя первая вошла в дом. Стараясь не смотреть по сторонам, быстро двинулась к лестнице.

Вадим шел за ней.

— Где Кира?

— Уехала к матери. Пять дней назад. Та при смерти.

— Ты с ним один?

— Врач был все это время. Утром снова должен прийти.

— Хорошо.

Они поднялись наверх, Валя сняла куртку, сапоги, вымыла руки с мылом. Потом осторожно заглянула в детскую.

Антошка лежал в кроватке, укутанный до подбородка одеялом. При виде его исхудавшего, осунувшегося личика Валя содрогнулась…

— Милый мой, маленький! — она подошла к кроватке, присела на корточки.

Антошка приоткрыл глаза, поглядел на Валю равнодушным взглядом. Затем бессильно уронил веки.

Валя обернулась к Вадиму.

— У него сейчас что-нибудь болит?

— Не знаю, — глухо, сквозь зубы, произнес тот. — Нет, наверное. Иначе бы он кричал. Хотя… у него… может не быть сил.

— Я возьму его?

— Возьми.

Валя бережно достала Антошку из кроватки, прижала к груди, села с ним в кресло.

— Зайчик, ты меня не узнаешь?

Малыш шевельнул пересохшими губками:

— Ма-ма.

Валя моргнула, чтобы скрыть слезы. Какая же она сволочь — бросила ребенка на произвол судьбы! Посчитала личные обиды выше материнских чувств. А он до сих пор помнит ее, до сих пор называет мамой.

— Сейчас, моя радость. Сейчас. — Валя дрожащими руками расстегнула пуговицы на кофточке. Не обращая внимания на стоящего рядом Вадима, достала из бюстгальтера грудь, ткнула ее Антошке в ротик. Тот пару раз лизнул сосок и отвернулся.

— Не хочет, — жалобно и растерянно проговорила Валя.

— Попробуй еще раз, — посоветовал Вадим.

— Там, наверное, совсем ничего нет. — Она вздохнула и снова поднесла грудь к личику малыша. — Ну же, кушай. Кушай, тебе говорят.

Антошка захватил сосок губами, легонько сжал. Помедлил секунду, затем начал сосать. Совсем слабо, не так, как раньше.

— Ест, — тихо и взволнованно произнесла Валя, боясь спугнуть малыша, — гляди, он ест.

— Вижу. — Вадим напряженно сглотнул. — Я пойду. Не буду мешать.

— Ты не мешаешь.

Он подвинул стул к креслу и сел. Оба молчали, не отрывая глаз от сосущего ребенка.

— Только бы он поправился, — проговорила Валя, поглаживая Антошку по голове.

— Поправится. Врач сказал, в молоке есть все, что ему нужно. Все витамины, микроэлементы.

— Дай-то Бог.

Антошка пососал еще немного и потихоньку уснул. Вале показалось, что его личико едва заметно порозовело. Она осторожно вернула его в кроватку.

— Пусть спит.

Вадим тоже поднялся со своего места, подошел к ней.

— Ты, наверное, голодна? Я пришлю Наташу, скажешь ей, чего тебе хочется.

Валя кивнула. Пустой с ночи желудок давал себя знать острыми спазмами.

Вадим вышел. Вскоре явилась Наталья. Они с Валей обнялись, расцеловались.

— Как ты? Как живешь? — Наталья смахнула с глаз выступившие от избытка чувств слезы.

— Нормально.

— Я тебе принесу курицу с макаронами и подливкой. А на десерт пирожное и чай с молоком.

— Да, хорошо, спасибо. — Валя подумала, что вот уже два месяца не пила чая с молоком, только кофе, который каждое утро варил для нее Тенгиз.

Горничная ушла и скоро вернулась с подносом. Валя позавтракала и уселась возле детской кроватки.

Около двенадцати в детскую заглянул Вадим.

— Ну, что там у вас?

— Все спит. Я не стала будить, — шепотом ответила Валя.

— Правильно сделала.

Она заметила, что он еле стоит на ногах от усталости.

— Ты-то сам когда последний раз спал?

— Не помню.

— Иди ляг, — мягко, но настойчиво попросила Валя. — Не бойся. Ничего не случится, я же здесь, рядом.

Вадим упрямо качнул головой.

— Нет, я не уйду отсюда.

— Тогда поспи прямо тут. — Она кивнула на свой диванчик.

Вадим заколебался, но усталость взяла верх.

— Ладно. — Он прилег, не раздеваясь, и, едва коснувшись головой подушки, тотчас задремал.

В комнате царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Валя сидела на стуле в неестественно прямой позе, сложив руки на коленях и боясь шелохнуться. Ей казалось, что время повернуло вспять. Снова она тут, в этой благословенной комнате, снова рядом самые дорогие люди…

…Валя больно ущипнула себя повыше запястья. Нет, это все лишь самообман! Вадиму она не нужна, он позвал ее только затем, чтобы помочь Антошке. Ее задача помочь и уйти. Не унижаться, не вымаливать к себе жалости. Просто выполнить свой долг и исчезнуть…

Вадим спал не больше часа. Проснулся, посидел с сыном и снова ушел к себе.

К обеду явился врач. Он осмотрел малыша, заметил, что есть положительная динамика, хотя и слабая, велел покормить еще хотя бы раз. Вале удалось накопить приличное количество молока лишь к вечеру. Она дала Антошке грудь, тот высосал все до капли. А ночью ему неожиданно стало хуже.

Он никак не мог заснуть, тихо и жалобно хныкал, то просился на руки, то требовал, чтобы его вернули в кроватку. Валя и Вадим сбились с ног, пытаясь успокоить малыша, но все было без толку.

Антошка угомонился лишь к самому утру, лежал в кроватке прозрачный, как былинка, скорбно поджав крохотные губки. Валя, глядя на него, не могла сдержать слез.

— В чем же дело? Ну в чем? Ему не помогает молоко!

— Тише. Успокойся. — Вадим на мгновение коснулся ее плеча и тут же убрал руку. — Не бывает все сразу. Должно пройти немного времени.

— Но я боюсь — он такой бледный, почти желтый. Может, надо в больницу?

— Мы справимся сами, — отрезал Вадим.

Валя не стала спорить с ним. Ее саму пошатывало от утомления, глаза, покрасневшие от бессонницы и слез, слипались.

— Теперь ты поспи, — приказал Вадим, — а я подежурю.

Валя не помнила, как дошла до диванчика. Только присела — и свалилась замертво. Однако спокойно ей не спалось, мучили кошмары. То виделось, что Антошке стало хуже, его снова рвет, Вадим вызывает «скорую», та везет малыша в больницу. То снился Тенгиз — как он ползает у ее ног, хватается за полы халата, кричит: «Не уходи!»

В конце концов, Валя открыла глаза и встала.

— Чего ты? — удивился Вадим. — Спала бы еще.

— Больше не хочу. — Она подошла к кроватке, в который раз с надеждой и тревогой заглянула в Антошкино лицо.

— Мне кажется, ему полегчало, — не очень уверенно произнес Вадим.

У Вали тоже сложилось такое впечатление. Малыш дышал ровнее, кожа его утратила пугающую восковую бледность. Вскоре он заворочался, всхлипнул со сна и громко позвал:

— Мама!

— Да, милый, я здесь. — Валя рванулась было к кроватке, но остановилась на полпути, с неловкостью оглянулась на Вадима.

Тот смотрел на нее напряженно, исподлобья и молчал.

— Мама! — громче и настойчивее повторил Антошка. В его голосе слышались близкие слезы.

— Что ты стоишь? — тихо произнес Вадим, отворачиваясь от Вали. — Подойди. Он же тебя зовет.

— Но… — начала она дрожащим голосом.

— Подойди, — перебил он.

Валя приблизилась к кроватке, нагнулась над малышом. Антошка заулыбался, потянулся к ней ручками, пытаясь сесть. Ему не хватило силенок, и он жалобно захлюпал носом.

— Не плачь, мое сокровище. — Валя взяла ребенка на руки, принялась укачивать, как когда-то давно, когда он был совсем крохой.

Антошка сразу смолк, прижался щекой к Валиной груди.

— Хочешь кушать? — спросила она тихонько. Подошла к креслу, села в привычную позу, расстегнула блузку.

Малыш, казалось, только этого и ждал. Ухватил грудь обеими ручонками, поймал сосок, жадно зачмокал.

Вадим постоял немного, глядя на то, как Антошка сосет, затем резко развернулся и вышел.

Валя закончила кормить малыша, осторожно посадила его на диван. Антошка сидел и гремел погремушкой. Потом попытался сползти на пол. Это ему удалось. Он заковылял вдоль дивана, придерживаясь за его край.

— Какой же ты молодец! — проговорила Валя, боясь верить собственным глазам. — Молодец, умница! Надо скорее сообщить папе, что тебе стало лучше.

Оставить Антошку она не решилась, кликнула Наталью, велела той срочно бежать за Вадимом. Через пять минут тот ворвался в детскую. Увидел ползающего под столом малыша, остановился как вкопанный. Потом его лицо осветилось улыбкой:

— Ну ты герой, Антоха! Вчера еще помирал, а сегодня пешком под стол путешествуешь! Я же говорил тебе, что он поправится! — по-мальчишески запальчиво обратился он к Вале. — Говорил?

— Говорил, говорил. — Она смотрела на него спокойно и серьезно.

Вадим осекся, перестал улыбаться.

— Спасибо, — произнес он глуховато. — Это все ты. Сделала настоящее чудо.

— Подожди благодарить. Нужно, чтобы малыш начал нормально есть.

— Да, конечно.

Они оба чувствовали себя до крайности неловко. Не знали, что еще сказать, куда деть ставшие вдруг лишними руки.

— Ну, я пойду, — наконец неуверенно проговорил Вадим.

— Да, иди. Отдыхай, если что, мы тебя позовем.

— Ладно. — Он повернулся к двери, сделал пару шагов. Остановился, вернулся назад.

— Что? — тихо спросила Валя.

— Ничего. Я просто подумал… может, лучше мне побыть с Антошкой? А ты поспи, чтобы молока было больше.

— Нет, нет. Я останусь. Молока и так хватает.

— Ну, хорошо. — Вадим снова пошел к двери, на этот раз широкими, решительными шагами. Распахнул ее, скрылся в коридоре.

Валя видела, что он терзается так же, как и она сама. Интересно, как поживает его женщина? Собирается приехать в Москву, стать женой Вадима, усыновить Антошку? Или… или, может быть, они уже давно расстались?

О чем все-таки говорил Тенгиз прошлой ночью? Что такого знает Кира о Вадиме, чего не сказала Вале? Может, стоит объясниться с ним начистоту, спросить, правда ли он тогда полюбил другую, или была какая-то иная причина его охлаждения к ней?

«Потом, — решила Валя, — все потом. Когда Антошка будет здоров».

Вечером снова пришел врач. Долго осматривал малыша, щупал ему живот, лез ложечкой в рот, чтобы увидеть язык. Потом удовлетворенно произнес:

— Ну, вроде бы наши дела идут на поправку. Грудное молоко — лучшее лекарство от всех болезней в таком нежном возрасте. А у вас, — он улыбнулся Вале, — у вас оно еще и очень высокого качества, как видно. Глядите, что стало всего за сутки. — Доктор кивнул на вполне веселого Антошку, пытающегося дотянуться до стетоскопа, лежащего на столе. — Дайте ему сухарик, пусть погрызет. А завтра можно приготовить жидкую кашку. Думаю, больше этот молодой человек не станет отказываться от пищи.

Врач попрощался и уехал. Валя дала Антошке сухарь, как было велено. Тот охотно обслюнявил его, отгрыз верхушку и бросил на пол.

Часов в восемь вечера он уснул прямо на ковре, весь обложенный игрушками. Валя перенесла его в кроватку, укрыла, погасила свет. Вадим еще раньше ушел к себе, и она, не зная, чем заняться, разделась, приняла душ и легла.