Кровавое забытье

Глава 11

Шаги Риксора затихли в особняке. Величайший враг Трои уходил. Он позволил ему уйти. Кровь Кайона растекалась по помосту к упавшему веретену Селандин.

Не уходи, умоляла она.

Трои подвел ее. Ослепленный жаждой мести, он нарушил свое обещание защищать ее.

Он схватил артефакт, выпавший из ее рук, и окинул магическим чутьем все поместье. Но он не ощущал ее ауры — лишь чары огненных защит, которые медленно гасли, словно клубы дыма, на просторах опустевшей усадьбы.

Он найдет то место, куда ее увезли, и спасет ее, даже если за это его принесут в жертву в Летнее Солнцестояние.

Каким должен быть его следующий шаг? Ответ приходил в голову слишком медленно. Тело налилось свинцовой усталостью. Из груди вырвался яростный вопль бессилия. Рассвет приближался. Ему снова предстоит провалиться в забытье и часами оставаться беспомощным, в то время как Селандин будет мучиться в тюрьме Инквизиторов.

У него не было выбора. Он должен был укрыться в своем особняке и дожить до наступления ночи. Он был бесполезен для нее мертвым.

Трои отступил в свою собственную тюрьму и вошел через брешь, которую она оставила в огненных заклинаниях.

Резкая боль пронзила полузажившие ожоги на его спине. Трои рухнул на землю, слабость быстро распространялась по его конечностям. Он лежал беспомощно на спине и смотрел на кожаный нагрудник с изображением Глаза Гипноса.

Собиратель Даров улыбался ему, держа кинжал, с которого капала магия и кровь Трои.

Последней связной мыслью Трои было то, что некромант никогда не смог бы пройти через защиты Святилища, если бы его не впустила прядильщица.

Сознание к Селандин вернулось вместе с ослепительным солнечным светом, что лился сквозь высокое окно с решеткой в ее камере.

Наступал рассвет. Какой по счету? От этой мысли ее с тошнотворным ужасом резко выбросило из сна.

Память о времени после поимки расплывалась в сплошной череде допросов. Она не могла понять, сколько дней уже провела в этой камере.

Она не знала, жив ли Трои.

Если он вернулся в особняк, тогда все кончено. Представляя, что Собиратель Даров сделал с ним, ее вырвало прямо на пол, в углу камеры, где она стояла, опираясь на руки.

Она так старалась сказать Трои не уходи обратно в поместье, предупредить его до того, как стражи заткнули ей рот. Она опоздала. Хоть бы на миг раньше ей открылась вся правда… хоть бы она нашла в себе силы биться за него так же яростно, как он всегда бился за нее…

Трои был мертв из-за нее.

Она сжалась в комок и рыдала. Рыдала о нем. Она, беспечная вдова, принцесса клана Паво, всегда державшая свои эмоции под жестким контролем, — теперь ее душили рыдания, такие, каких не вызывали ни смерть родителей, ни гибель мужа, ни потеря трона.

Вскоре она присоединится к нему. На этот раз для нее не будет пожизненного заключения в храме. Даже суда не будет. Инквизиторы были полны решимости устроить из нее показательный пример на Алтаре Акрона.

Ее пальцы вновь и вновь возвращались к ненавистным кандалам на щиколотке, бессмысленно скобля его. Эти магические узы станут ее саваном. Она не могла заставить себя остановиться, продолжала ковырять заклепки и дергать за крепления, даже если это стоило ей кровавых ссадин и клочьев кожи.

Она наконец поняла, что делало ее счастливой, но было слишком поздно.

В детстве она делала то, что требовали родители. В замужестве она жила под властью мужа. Как маг, она каждый день боролась с требованиями храма о ее полной капитуляции.

Однако те немногие, золотые годы, когда она была настоящей принцессой, повелительницей самой себя, она не знала над собой иной власти, кроме собственной воли.

Ей не нужны были танцы, власть или месть. Все, что когда-либо имело для нее значение, — это быть хозяйкой своей собственной судьбы.

Она была счастлива, когда была свободна.

Ответ был прямо перед ней той ночью, когда Трои поклялся бороться за ее свободу.

Награда Собирателя Даров не купит ей счастья. За жалкую сумку с монетами она променяла величайшее сокровище, которое когда-либо находила.

Ее последняя встреча с Троем снова и снова проносилась в ее сознании. Был ли хоть какой-то шанс, что он понял ее слова? Могла ли остаться хоть крупица надежды на то, что он сбежал в безопасное место, а не прямо в засаду Сборщика Даров?

После того как она видела, как он победил восемь огненных магов, ей хотелось верить, что он каким-то образом победил и Собирателя Даров. Но даже если так, он мог сейчас скрываться, страдая от ран, и некому было дать ему крови.

Она никогда не узнает его судьбу.

Трои считал, сколько раз он просыпался прикованным к своему трону. Подсчет ночей давал ему крупицу здравомыслия, пока слабость и боль разъедали его рассудок.

— Ты отравил меня? — потребовал он у Собирателя Даров на шестую ночь.

Некромант закинул ноги на стол и закурил.

— Мне и не пришлось. Эти проклятые цепи и так неплохо тебя держат. Ты уже не тот бессмертный, каким был сто лет назад.

Трои не был даже так силен, как когда он пробудился от долгого сна. Голод, терзавший его изнутри уже шестую ночь подряд, причинял куда большую боль, чем столетнее воздержание.

Собиратель Даров улыбнулся.

— Грызущее чувство в твоей глотке скоро прекратится. Нам нужно лишь залечь на дно до тех пор, пока не закончится Летнее Солнцестояние и маги Антроса не упустят свой шанс принести тебя в жертву. Тогда я получу свою награду без их вмешательства. Ты не будешь чувствовать голода после того, как я доставлю твою голову в Храм Гипноса в мешке.

Трои не ответил, его зубы стучали от лихорадочного озноба. Он едва мог сосредоточиться на словах врага. Мысль о крови Селандин поглощала его. Оттенки ее вкуса… ощущение ее жизненной силы, текущей в его вены…

Геспера, помоги ему. Если бы женщина, приговорившая его к смерти, вошла в дверь прямо сейчас, он бы отдал свою жизнь за еще один глоток ее крови.

— Маги Антрос не смогут похвастаться сожжением Гесперина в это Солнцестояние, — размышлял Собиратель Даров. — Они вымещают это на человеке, который должен быть жертвой в этом году. Твоя маленькая ведьма исчерпала шансы раскаяться и сгорит вместо тебя завтра.

Нет. Богиня, нет. Трои рванул свои цепи и прорычал:

— Не ври мне!

Некромант положил прялку Селандин на стол перед Трои.

— Прялка мага Черы теряет свою силу, когда она умирает. Смотри, как это произойдет.

Смеясь, Собиратель Даров оставил его там. Трои обвис в цепях, не в силах оторвать взгляд от прялки Селандин.

Даже теперь, оказавшись в западне, что она для него приготовила, он гибнул оттого, что потерял ее.

Это не было ни отравлением, ни голодом. Ему следовало понять это еще тогда, когда ее кровь так быстро восстановила его после столетнего голодания. Правда подкрадывалась к нему постепенно, ведь даже несколько дней, проведенных с ней, заставили его желать ее на веки вечные.

Она была ему нужна. Он жаждал ее. Селандин была его Благодатью.

И он променял свою Благодать на месть.

Кайон погиб, и Риксору суждено было влачить существование с этой пустотой внутри. Ради чего? Ради того, чтобы другой маг из Антроса занял место Кайона, а Риксор отныне носил в себе боль, что вдохнула новые силы в старую вражду. И сто лет назад им правили такие же, как они, и сто лет спустя ничто не изменится.

Трои возвращался снова и снова, пойманный в ловушку этого повторения человеческой истории. Даже будучи Гесперином, он все еще пытался быть человеком из Кордиума. Тем человеком, которого знали и любили Иовиан, Рем и Марто.

Трои позволил воспоминаниям нахлынуть на себя и взглянул на опасную правду. Его акты жестокости были топливом для боевого духа его людей. Они были не только теми, кто приводил его в чувство, но и теми, кто спаивал его и злил в их бесконечном цикле издевательств над собой и другими. Они поддерживали в нем жизнь и в то же время убивали его.

Тем ли человеком он хотел быть? Таким, как его отец?

Клубок противоречивых чувств в душе Трои наконец-то размотался, и перед ним предстала голая правда. Он испытывал к отцу и любовь, и ненависть. А на мать он затаил обиду за то, что она предпочла ему свои принципы, так и не вернувшись домой.

Чувства Селандин, все это время проникавшие в его душу, открыли ему глаза. Трои наконец осознал: его мать стояла не перед выбором между долгом перед Гесперой и любовью к нему; ее поставили перед ультиматумом — сломать волю его отца или сломать себя.

Его отец не уничтожил ее. Она спасала себя каждый раз, когда говорила ему «нет».

Трои уже не мог ничего исправить с матерью. Но он мог выбрать иной путь с Селандин — не повторять ошибок прошлого.

Пришло время Трою поступать как подобает Гесперину.

Сто десять лет спустя после того, как он впервые получил Дар, Трои завершил свое превращение. Он мог только молиться о том, что для этого еще не слишком поздно.

Селандин с криком ярости рванула наручники. Она была бессильна. Они забрали у нее все, включая его кольцо, и оставили ее здесь в белых одеждах жертвы. Ее веретено давно пропало.

Мысли крутились в ее голове. Она бессознательно касалась пальцем оголенной кожи на том месте, где всего час назад покоилось его кольцо.

В свои юные годы, во время запретных экспериментов с магией, ей не нужно было веретено. Она открывала зачарованные замки силой мысли и щелчком пальцев и разыгрывала старых ворчунов, носивших иллюзорные парики.

Храмовое обучение принесло с собой и артефакты — инструменты, позволявшие фокусировать чары и облекать их в куда более мощную форму. Она овладела этими ненавистными орудиями, затаив в сердце клятву когда-нибудь обратить их против своих угнетателей.

Действительно ли эти артефакты сделали ее сильнее? Или та зависимость, которой они ее научили, была еще одним способом храма контролировать ее?

Колдовство с чистой Волей было самым трудным способом практиковать магию. Но если бы она могла найти новый способ сосредоточить свою силу здесь и сейчас…

Она была недостаточно сильна, чтобы распустить оплот заклинаний, укреплявших тюрьму Инквизиторов. Но она могла бы добраться до караульного помещения в конце коридора, где ее раздели и заперли кольцо Трои.

Селандин выжидала, пока за окном не стемнело. Затем она поднялась на ноги и повернулась к массивной двери. Она прижала свои окровавленные ладони к гладкой каменной кладке и закрыла глаза.

Заклинания в этом месте ощущались как все годы ее жизни, когда другие правили ею. Порядок и власть, облеченные в форму и вбитые в каждый замок и засов.

Ярость пронзила ее, и она вложила всю ее в свою магию.

Она думала о своих счастливых годах и о независимости, которая ощущалась как крылья в груди. О моменте, когда она сорвала с себя саван. О той ночи в постели с Трои, когда она впервые в жизни почувствовала себя свободной с другим человеком.

Селандин простерла руки, ладонями к ночному небу, и представила себе защиты Антрос, уплывающие в звезды Гесперы.

Магия на ее камере была разорвана на бессильные нити с силой, которую она чувствовала под кожей.

Дверь бесшумно открылась. Она прошла по коридору к караульному помещению. Две ауры. Она дернула за заклинания, которые они выпили, чтобы помочь им не спать во время долгой смены. К тому времени, как она вошла в дверь, вся ночная стража лежала, свалившись на стол, в глубоком сне.

Селандин кружилась, исполняя Танец Вдовы задом наперед. Все запертые сундуки в комнате распахнулись.

Мерцание магии Гесперинов привело ее к кольцу Трои. Она схватила его и протолкнулась через следующую дверь, поднявшись по лестнице на вершину сторожевой башни. По команде ее разума, светящиеся заклинаниями огни на парапете погасли.

Она отпустила сознание в темное, лишенное луны небо и прикоснулась к лунному камню окровавленной рукой. По поверхности самоцвета расползлось багровое сияние.

Буря магии Гесперинов поднялась за пределами защит тюрьмы. Она поводила пальцем против часовой стрелки вокруг лунного камня, разрушая огненные защиты. Она оскалила зубы, ее кровь брызнула на камни у ее ног.

В защитных заклятиях образовалась узкая брешь. Через нее ворвалось некое присутствие, и она рухнула на землю под напором одной лишь мощи его магии. Перед ней материализовался Гесперин, и из камня в рукояти его меча исходило багровое свечение.

Она подняла голову, чтобы взглянуть на него, и ее рот открылся от изумления. В его стально-серых глазах и бледном, орлином лице она увидела бурю. Ветер трепал его красную косу до щиколоток. Теперь она понимала, что чувствовал Трои, когда Кроваво-Красный Принц впервые вознесся над ним с этим сияющим клинком в руке.

Рудхира наклонился и взял руку Селандин в сильную, но мягкую хватку. Он помог ей подняться на ноги.

С глубины тюрьмы прозвучал гонг. До ее ушей донеслись крики, затем топот сапог, поднимающихся по лестнице.

Как раз когда Инквизиторы вырвались на вершину башни, Кроваво-Красный Принц шагнул с Селандин прочь через ее разрыв в защитах Ордена.