Кровавое забытье

Глава 4

Трои боролся с Рассветным Забытьем. Его тело лежало недвижимое и тяжелое, в то время как его разум лихорадочно работал. Он никогда не вернется в тюрьму сна. Он должен был выбраться.

Когда его конечности наконец пришли в движение, он с облегчением вздохнул. Он сел и потер лицо.

Это не было жестокой уловкой или раз в столетие помилованием. Он проснулся навсегда. Благодаря Селандин. Ее живая аура наполняла поместье, которое так долго пустовало без посетителей.

Она определенно не была сном. Если бы он выдумал прекрасную спасительницу, чтобы даровать ему благодать своей крови, Паво никогда бы не стала объектом его фантазий.

Он сосредоточился на том, чтобы отгородиться от ее присутствия, но это лишь заставило его сосредоточиться на ней. Он сдался, бормоча проклятия в адрес Кровавого Союза и вторгшейся принцессы.

Трои впервые за сто лет поставил ноги на пол и попытался встать.

Его колени подогнулись, и он рухнул на землю, как ребенок. Если бы его люди могли видеть его сейчас, он бы никогда этого не пережил. Иовиан, с его острым, как бритва, юмором, поджаривал бы Трои на костре в каждом лагере до конца их военной карьеры.

Трои уперся лбом в край кровати. Удержалась ли удача непобедимого Ремуса, и дожил ли он до выхода на пенсию с мужчиной, которого тайно любил? После того как Марто умер героической смертью, смогла ли его вдова содержать их детей без помощи Трои? Он никогда не узнает.

Но он знал, что они сделали бы в этот момент. Поднялись бы снова.

И он заставил себя встать. Шаг за неуверенным шагом он последовал за аурой Селандин в большой зал. Он нашел ее сидящей на его троне в его бархатном халате, пожирающей целую гусиную ножку.

Он нахмурился.

— Давайте, Ваше Высочество. Чувствуйте себя как дома.

— Пора бы тебе уже встать, соня. — Она облизала палец.

Он вспомнил, каков был на ощупь этот палец у него во рту. Его клыки напряглись в деснах, и он сглотнул, его горло было сухим, как песок.

— Мои комплименты вашему повару, — сказала она, — и тому, кто наложил чары, сохранившие эту еду свежей.

Он взял ближайший к нему кубок с вином и понюхал. Действительно, пахло так, будто его только что налили. Он сделал длинный глоток, чтобы смочить горло, но смертный напиток ничего не сделал с жжением вечной жажды в его глотке.

Трои бросил на нее сердитый взгляд.

— Если ты хочешь моей помощи в свержении Риксора, убирай свою задницу с моего места.

С полуулыбкой она откинулась назад. Только когда от гусиной ножки осталась одна кость, она встала, изящно вытирая руки вышитым носовым платком. Затем она порылась в большом коробе у своих ног, которая была переполнена прекрасными одеждами. Должно быть, она обыскала каждый сундук и гардероб в поместье. Она сошла с возвышения, с длинной веревкой в руках, и протянула ее от его плеча до запястья.

— Что, во владениях Гипноса, ты делаешь? — потребовал он.

— Снимаю с тебя мерки. — Она обошла его вокруг, натягивая шнур на его плечи. — Мне нужно перешить твою одежду, а также обновить ее по последней моде.

— Я могу вырвать глотку Риксору и в мешковине, и в бархате.

Селандин опустилась на колени у его ног и посмотрела на него.

— Ты никогда не попадешь на его летний бал в мешковине. Он состоится на седьмую ночь фестиваля Летнего Солнцестояния, так что у меня не так много времени, чтобы привести твой гардероб в этот век.

Трою следовало бы обратить внимание на то, что она проговаривается о своем плане, но пока она измеряла его ногу, ее пальцы коснулись внутренней стороны его бедра. Ее рот был на расстоянии вытянутой руки от шнурков его бриджей. Прежде чем он успел остановить это, вызванный голодом образ заполнил его разум: Принцесса Алигеры на коленях перед ним, с ее полными и румяными губами вокруг его члена.

Он поднял ее на ноги.

— Эти мерки будут бесполезны для тебя к завтрашней ночи.

Гнев вспыхнул в ее глазах, щелкая, как искры, в ее ауре.

— Отпусти меня!

Ему хотелось ее встряхнуть, но он быстро отстранил ее от себя, чтобы иметь возможность опереться бедром на ближайший стол для поддержки. Скрестив руки, он попытался выглядеть угрожающе. Он не мог позволить ей увидеть, как это небольшое усилие истощило его.

— Мои мерки изменятся. Чем больше я пью, тем больше мышц я восстановлю. Не меняй размер моей одежды.

Она сжала губы.

— Очень хорошо. Но ты будешь носить то, что я на тебя надену, без протестов. У нас нет права на ошибки.

Он усмехнулся.

— Так жемчужина Паво низведена до роли швеи. Что ты сделала, чтобы заслужить такую мстительность от Риксора?

— Я родилась женщиной. Не презирай женщин, владеющих нитью. Мы прячем судьбы всех, кроме своей собственной.

— Я никогда не питал презрения ни к одной женщине в моем доме. Все знали, что я хорошо забочусь о тех, кто от меня зависит.

Она скептически приподняла бровь.

— История запомнила тебя иначе. Все песни — о твоем проклятии, если только они не о твоих завоеваниях. Тех, что на поле боя и в постели. Похоже, все, что ты делал до того, как стать кровососущим монстром, — это дрался и трахался.

Его Гесперинская совесть снова уколола его. Как смертный, жестокие деяния Трои принесли ему только славу, как и его соблазнения. Он всем этим наслаждался. Пока не получил Дар бессмертия вместе с бременем бессмертного сочувствия.

Селандин внимательно посмотрела на него.

— Ты опять позеленел. Вот. — Она протянула запястье.

— Я не голоден.

— Ты мне нужен в форме для нашего урока танцев.

Он посмотрел на нее свысока. Макушка ее головы доставала ему до ключицы. Он не будет вспоминать, как идеально ее тело прижалось к его, пока он пил ее наслаждение.

— Мне не нужны наставления от тебя. Я прекрасный танцор.

— Ты знаешь Танец Вдовы?

Он лихорадочно пытался вспомнить любой танец с таким названием.

— Я так и думала, — заключила она. — Некоторые танцы из твоей эпохи все еще популярны, но есть много новых, с которыми ты столкнешься впервые, когда мы окажемся внутри.

— Это твой план? Мы должны протанцевать прямо на Солнцестояние Риксора и… что… убить его под взглядами менестрелей¹³?

— Мы должны произвести впечатление на балу, чтобы получить приглашение на праздник. Мы примем личности Принца и Принцессы Клементии, которые никогда не появляются в городе. Их не будет здесь, чтобы разоблачить нас, и никто на балу будет жаждать встречи с неуловимыми членами королевской семьи.

— Ты ожидаешь, что я буду выдавать себя за Паво? — возмущенно протестовал Трои. — И твоего мужа!

— У тебя есть идея получше, чтобы приблизиться к Риксору?

— Да. Я скрою себя с помощью Гесперинской магии и буду достаточно близко, чтобы убить его, прежде чем он даже узнает, что я здесь.

— Включают ли твои Гесперинские навыки прорыв через Антрийские чары, которыми он себя окружает постоянно? Чар, сделанных из магического огня, из твоей самой большой слабости? Похоже, ты не добился никакого прогресса против тех, что у твоей собственной двери, в конце концов.

Трои стиснул зубы.

— И как беглой чародейке Черы пройти через такие чары?

Селандин достала веретено из кармана и самодовольно улыбнулась.

— К твоему счастью, я — прядильщица.

От этого откровения у Трои по спине пробежал холодок. С ее талантом, даже чары Святилища на его доме не смогли бы удержать ее подальше от него.

— И почему ты выбрала именно меня? Что тебе нужно от Гесперина?

— Ты увидишь. Я проведу тебя внутрь. Ты совершишь убийство. Риксор умрет в моем кресле, а я буду смотреть.

Чистая ярость пульсировала в ее ауре, ярость животного, которое бросается на того, кто его заковал в цепи. Трои лучше бы не давать ей повода желать и его смерти тоже.

Ему нужно было восстановить свою полную силу, прежде чем она повернется против него. Его сила будет недолговечной между питьем, пока он полностью не оправится от своего голодного забытья. Его единственный способ защитить себя от нее — это принять ее кровь. Без дальнейших возражений он взял ее предложенное запястье.

Он приготовился, но ничто не могло подготовить его к новому вкусу ее сущности. Он сдержал стон, когда ее сложный вкус расцвел на его языке. Ее гнев и скорбь перетекли в него, слившись с его собственными в единое целое. Но где-то под этими горькими нотами он ощутил богатую сладость страстной женщины, которая когда-то любила жизнь.

Было бы слишком легко положить ее на ближайший банкетный стол для настоящего пиршества. Он отпустил ее, прежде чем потерять голову.

Она взяла со стола ткань и эффективно вытерла запястье. Трои провел рукой по рту, желая, чтобы его клыки отступили. Они не послушались его.

— Ты теперь можешь танцевать? — спросила она.

— Да. — По его жилам текла ее жизненная сила, и он чувствовал, что способен долететь до самых лун и вернуться обратно.

— Тогда покажи мне, на что ты способен, Таурус.

Каждый раз, когда она называла его прежнюю фамилию, в нем ворочалась смутная смесь чувств, в которых он не желал разбираться.

— Пока мы вместе замышляем убийство, зови меня Трои.

Она протянула ему руку.

— Очень хорошо, Трои. Я ожидаю, что ты будешь звать меня Селандин. Если я услышу, как ты говоришь ‘ведьма-труп’ или ‘гарпия Паво’, я прогоню тебя обратно в твою постель своим веретеном и сотку новое проклятие вокруг тебя.

— Я не посмел бы оскорбить мой источник крови. — Он взял ее руку.

Она повела его к открытому проходу между банкетными столами и прижала их противоположные ладони друг к другу.

— Это исходная позиция.

— Вы касаетесь рук в качестве первого движения танца?

Ее раскатистый смех наполнил пустую комнату.

— Я никогда не ожидала, что еретик будет так возмущен! Да, дедуля, мужчины и женщины касаются рук во время танцев в наши дни!

У нее не было права обладать таким восхитительным смехом. Трои нахмурился.

— Я не возмущен, просто удивлен. Мы всегда соблюдали строгие правила приличия во время танцев. — Он усмехнулся ей. — Это было частью погони. Раздвигать границы дозволенного в танце было искусством, а после бала частные танцы в темноте были наградой.

Слабый румянец выступил на ее острых скулах.

— Не раздвигай никаких границ на балу Риксора — или сегодня во время нашего урока. Это не погоня. Это вопрос жизни и смерти.

— Соблазнение всегда таково, — неожиданно для себя сказал он.

— Ха. Полагаю, так, согласно твоему предку, который убил мужа моего предка. Но мне не нужны искусства соблазнения Принца Троила. Мне нужна сила Первородного Троила.

Она начала танец, двигаясь вокруг него с грациозными взмахами ног. Он следовал за ней, кружась с ней, их руки касались, а тела были наполовину повернуты друг к другу.

— Представь музыку в своей голове. — Она начала отсчитывать такты про себя. — Раз, два, три, четыре…

— Я сомневаюсь, что маги Черы исполняют Танец Вдовы после вечерних обрядов. Когда ты в последний раз танцевала?

— Не так давно, как ты. — Она повернулась на месте и знаком предложила ему сделать то же самое.

— Справедливо. — Он скопировал ее, затем поднес свою противоположную ладонь к ее, и они повторили шаги в другом направлении. — Как долго Риксор сидит на твоем троне?

— Десять лет, — выплюнула она.

Десятилетия более чем достаточно, чтобы обида превратилась в безумие. Трои знал это по собственному опыту.

— Сколько тебе лет?

— Твои манеры заржавели после сна. Неприлично спрашивать даму о ее возрасте. — Она оттанцевала назад, оставив его ладонь холодной, и поманила его.

Он последовал за ней.

— Мне сто сорок лет. Обещаю, что независимо от твоего возраста, ты будешь казаться мне весенней девой.

— Мне было двадцать четыре года, и я была вдовой, когда Риксор лишил меня моей силы. Теперь я научу его никогда не недооценивать тридцатичетырехлетнюю чародейку.

— Быть таким — значит быть глупцом. Остерегаться нужно не весенних дев, а осенних матриархов. И не заставляй меня начинать о зимних старухах. Они страшнее всех.

В ее взгляде мелькнула потеха, когда она приготовилась к следующему повороту. На этот раз она положила его руку себе на талию.

Она плохо ела последние десять лет. Он обхватил ее стройную талию, вновь закружившись с ней в танце, в то время как она прикрыла лицо рукой, словно обмахиваясь веером в жесте притворной скромности.

Он начинал понимать историю, которую рассказывал этот танец. Это тоже была погоня, и он мог научиться раздвигать ее границы.

Она оглядела его с ног до головы.

— Как тебе может быть сто сорок? Ты выглядишь так, будто был моложе меня в момент своего превращения.

— Мне было тридцать, затем я провел десять лет Гесперином до моего столетнего забытья.

На ее лбу нахмурилась морщинка.

— Легенды говорят об этом иначе.

— Непременно расскажи мне истории о моем ‘проклятии’. Они ужасны?

— Трагичные, отвратительные и неподходящие для ушей изнеженных дам.

— Что ж, мы уже выяснили, что ты не изнеженная дама. Продолжай.

— Сказания гласят, что женщины твоего рода были тайными еретичками, почитательницами Гесперы, практиковавшими ее темные искусства, но ты не хотел иметь ничего общего с запретной богиней. Когда твой отец умер и ты унаследовал свое княжество, ты устроил коронационный пир на Летнее Солнцестояние. Ты пригласил представителя от каждого Ордена Магов, но отказался выделить место для волшебницы Гесперы, чтобы та могла явиться под видом кого-то другого.

Они снова сделали поворот на месте, и она взяла его другую руку и положила себе на талию. На этот раз он притянул ее к себе чуть крепче.

Она протянула руку ладонью к его груди, почти касаясь ее.

— В отместку, чародейка превратила тебя в Гесперина, обрекая служить Геспере всю вечность. Гости в ужасе бежали — есть противоречивые сведения о том, скольких ты съел, прежде чем они сбежали — но присутствовавший маг Антроса храбро сразился с тобой. Хотя ты оказался слишком могущественным, чтобы он мог убить тебя, он изгнал тебя в столетний сон, который истощит твою силу. Он поклялся, что его преемники придут за тобой и… — Она замолчала.

— О, пожалуйста, расскажи мне, какие пытки они придумывали все эти годы. Лучше бы им быть достойными моей грозной репутации.

— Они планируют принести тебя в жертву Антросу на Летнее Солнцестояние. — Она толкнула его.

Теперь его очередь было оттанцевать от нее.

— Одно из тех показушных церемоний в Храме Антроса? Сожжение на алтаре?

Она танцевала вне досягаемости, дразняще кружась.

— О, да. Со всей полагающейся помпой¹⁴ и важностью.

— Гребаные военные маги.

Она снова рассмеялась.

— Так, что же произошло на самом деле?

— Легенда гораздо интереснее.

— То, во что верят люди, и то, что произошло на самом деле, — и то, и другое полезно знать. Но я предпочитаю знать правду. Обычно она опаснее, чем сказки.

Ее кружение приближало ее все ближе и ближе. Она постучала по своей талии, чтобы показать ему, что делать дальше. Он снова обхватил ее, уже немного ближе, чем того требовал танец. Он не почувствовал никакой реакции в ее собранном теле, но ее аура выдавала, что его прикосновение возбуждает ее. Несмотря на ее мастерское придворное лицо, она была прозрачна для его Гесперинских чувств.

Он хотел получить объяснения ее безумным эмоциям. Было бы мудро удовлетворить свое любопытство о ней, рассудил он. Чем больше он знает, тем лучше он будет вооружен против любого предательства.

— Ты расскажешь мне правду о том, как ты стала магом Черы?

Она остановилась, чтобы откорректировать положение его рук для следующей фазы танца, и он подумал, что она может не ответить. Но когда они снова начали двигаться, она заговорила.

— Моя магическая способность проявилась, когда я была маленькой. Конечно, это означало, что мне придется вступить в храм. Но я была единственной наследницей моих родителей, предназначенной выйти замуж за подходящего мужчину, чтобы править Алигерой. Не желая отдавать меня Орденам, мы скрывали мою магию ото всех. Мои родители унесли секрет в могилу. Даже мой муж умер, так и не узнав.

— Твое горе течет в моих венах.

Она посмотрела на него с любопытством.

— Это поговорка Гесперинов, — поспешил объяснить он. Он полагал, что впитал больше непрактичных Гесперинских принципов, чем думал. — Так мы выражаем соболезнования.

— Тогда спасибо.

— Значит, тебя оставили управлять Алигерой в одиночестве, молодой вдовой? Ну и ну, мужчины, наверное, кружили вокруг тебя, как стервятники.

Она повернулась к нему спиной, а он послушно последовал ее примеру, танцуя за ней так близко, что мог коснуться.

— Я могла бы удержать свой трон против всех претендентов, — заявила она, — если бы Риксор не предал меня.

— Он каким-то образом узнал о твоей магии?

Танец вновь свел их лицом к лицу. В ней поднялась боль, но она продолжила говорить невозмутимо.

— Да. Он раскрыл мои способности Кайону, нашему кузену в Ордене Антроса. Толстые как воры, эти двое. Кайон завербовал меня на службу Чере, заработав ему похвалы за поимку заблудшей волшебницы. А Риксор, следующий в очереди, унаследовал все, что по праву принадлежит мне.

Спустя сто лет Паво как внутри храмов, так и за их пределами, продолжали те же самые махинации. Он ненавидел признавать, как много общего у него и Селандин.

— Этот Кайон будет на пиру?

— Ты действительно думаешь, что я вытащу тебя прямо из твоей постели и в когти огненного мага, который может использовать твою стихию против тебя в твоем уязвимом состоянии?

— Конечно, ты бы именно так и сделала. Поэтому тебе и нужен Гесперин, не так ли? Чтобы замаскировать не только твою внешность, но и твою магию. Риксор и Кайон знают твое лицо, но что хуже, маг знает твою ауру. Это нетривиальная вещь — скрыть твою врожденную магическую способность. Нет ни одного мага во всех Орденах, который помог бы мятежной чародейке против Антросов. Так что тебе нужен еретик.

Они снова кружились ближе. Он чувствовал, что танец приближается к своей кульминации. На этот раз, когда он обхватил ее талию, она сжала его свободную руку в тисках.

— Ты побежишь обратно к безопасности своей постели теперь, Гесперин? — бросила она вызов. — Или ты хочешь собственной мести?

Он притянул ее ближе.

— Ты должна была рассказать мне о Кайоне сразу.

Ее запах вновь наполнился той самой первобытной смесью страха и желания.

— А если бы я рассказала, что бы ты сделал?

— Я бы согласился на твой план с еще большим энтузиазмом, — сказал он ей. — Я жажду мести магам Антроса так же, как и роду Риксора. Я уничтожу их обоих.

Она посмотрела ему в глаза, ее рот был достаточно близко, чтобы поцеловать.

— Тогда ты именно тот еретик, который мне нужен.