Крутая парочка

Глава 15

Пробудившись от беспокойного, наполненного видениями сна, она увидела его. Он стоял возле ее кровати, вырисовываясь на фоне окна огромным безликим силуэтом с плечами как горные склоны.

Паника взорвалась в ее груди, словно бомба, застревая в горле и мешая дышать. Мышцы рук и ног судорожно сжались.

“Беги!” — крикнул кто-то в ее мозгу.

Но когда она начала соскальзывать с матраса, он протянул обе руки и выпустил что-то на пол. Она увидела скользящее к ней толстое извивающееся тело змеи с кремовым брюхом и черно-коричневым рисунком на спине.

Вскочив с кровати, она побежала изо всех сил. Мир вокруг почернел — она ничего не видела и не ощущала собственных ног.

Что-то ударило ее по правой щеке под глазом с такой силой, что она упала навзничь. Дернув шеей, она застыла на полу и поняла, что ударилась об угол шкафа.

“Господи, я сломала шею! Он все еще в комнате! Я не могу двигаться!”

Изо всех сил цепляясь за ускользающее сознание, она заставляла мозг продолжать функционировать. Если бы только можно было пошевелить руками и ногами… Слава богу, они двигаются!

Упираясь руками в пол, она медленно поднялась. Голова казалось тяжелой, как шар для боулинга, а шея — хрупкой, как сломанная зубочистка. Она опустилась на колени, поддерживая голову руками. Боль пульсировала во всем теле; сознание мерцало в голове. Вспышка — темнота, вспышка — темнота…

“Это был сон! Этого не произошло!”

Впрочем, это больше походило на галлюцинацию. Она не спала, но пребывала в иллюзорном мире. Специалисты называют это ночными страхами. Надо сказать, она тоже была специалистом, годами испытывая это на собственном опыте.

Нахлынула знакомая волна отчаяния. Ей хотелось кричать, но ничего не получалось. Наступила защитная потеря чувствительности, и, подчинившись ей, она медленно встала на ноги.

Все еще поддерживая голову рукой, она включила лампу на комоде. В комнате никого не было. Свет играл на обоях в кремовую полоску. Кровать была пуста, даже подушки отсутствовали: она столкнула их на пол и сбросила стакан с водой с ночного столика. На ковре цвета слоновой кости темнело влажное пятно. Рядом с пустым стаканом валялся будильник, показывающий 4.59.

Осторожно подойдя к кровати, она стянула одеяло.

Змеи нигде не было. Частью мозга, способной логически мыслить, она понимала, что ее вообще не существовало, но тем не менее внимательно осматривала пол, страшась увидеть гибкое тело, скрывающееся под дверью стенного шкафа. Она пыталась дышать ровно, но это удавалось с трудом. В голове стучало, шея болела, как будто в нее вонзили нож, к горлу подступала тошнота. Коснувшись рукой щеки, она почувствовала что-то липкое и решила осмотреть повреждения.

Аманда Сейвард разглядывала в висящем в ванной зеркале свое отражение — вместе с обстановкой, всегда дававшей ей ощущение безопасности и уюта: мягкой, элегантной и женственной. Теми же словами обычно описывали тот образ, который сама Аманда являла окружающему миру, но теперь она выглядела так, словно провела пять раундов на ринге. Правый глаз распух от удара; алая царапина на щеке жгла кожу, резко контрастируя с белым как мел лицом. Боль была нестерпимой; дыхание со свистом вырывалось сквозь зубы.

Сейвард осторожно провела двумя пальцами по щеке. Скрыть повреждения не удастся. Как же их объяснить? Кто ей поверит?

Взяв из бельевого шкафа мочалку из махровой ткани, Аманда смочила ее холодной водой и осторожно приложила к ушибам, скрипя зубами, чтобы не кричать. Потом она приняла три таблетки тайленола, вернулась в спальню, сняла пропотевшую ночную рубашку и надела просторный свитер и легинсы.

В доме было тихо. Панель системы безопасности на стене у двери ровно светилась — значит, все в порядке. Прежде чем лечь, Аманда произвела обычный ритуал, проверив замки, но чувство опасности оставалось. Она знала по опыту, что избавиться от него можно, только обойдя дом и убедившись в отсутствии посторонних.

Аманда вынула из ящика ночного столика револьвер и направилась в холл, двигаясь, как девяностолетняя старуха. Она обходила комнату за комнатой, проверяя каждое окно, каждый замок и не выключая электричество. Свет прогонял призраков, которые преследовали так долго, что вызывала удивление их способность по-прежнему внушать ей страх. Эти призраки стали близкими, как члены семьи, хотя и оставались глубоко ненавистными.

Войдя в кабинет, Аманда включила стереоаппаратуру, и послышался голос Кенни Логгинса. Но в этот раз спокойная негромкая песня, посвященная воспоминаниям о доме, пробуждала в ней чувство пустоты и одиночества.

Аманде нравился ее маленький уютный кабинет с окном, выходящим на задний двор, заставленный кормушками для птиц. Она жила в Плимуте — пригороде, расположенном среди болот и лесов на озере Медсин. К ней во двор даже иногда забредали олени, хотя этой ночью никто не тревожил систему охраны. Три фотографии оленей, которые ей удалось сделать, висели на стене в маленьких рамках. На одной из них отражение в стекле самой Аманды накладывалось на смотревшее на нее животное.

Она задвинула шторы, поскольку пребывала не в том состоянии, чтобы демонстрировать себя внешнему миру. Спальня служила ей убежищем от работы, а кабинет — от мрачных теней ее жизни.

Но этой ночью спасения не было ни от чего.

Письменный стол и полки над ним содержались в аккуратности: счета и документы были разложены по папкам, скрепки лежали на магнитном блюдце, а ручки стояли в деревянном стакане. Фотографии отсутствовали, да и сувениров было немного. На правой полке лежал полицейский значок, и Аманда машинально взяла его в руку. Значок служил постоянным напоминанием о том, почему она стала копом…

На столе лежала “Миннеаполис стар трибьюн”, открытая на развороте, который большинство читателей пропускало, спеша добраться до новостей спорта. Заметка, заинтересовавшая Аманду, находилась в самом низу и была длиной в дюйм. “Смерть признана несчастным случаем”. Не было даже фотографии.

“Какой стыд! — думала она. — Он был таким красивым. Но большинство жителей города знают о нем лишь по этим нескольким строчкам, которые тут же забудут”.

— Я не забуду тебя, Энди, — прошептала Аманда. — Как я могу забыть? Ведь это я тебя убила…

Она стиснула в руке значок, и острые грани впились ей в ладонь.

Темнота все еще окутывала Миннеаполис, когда Аманда Сейвард прибыла в здание муниципалитета. Большинство огней, которые горели в окнах, выходящих на улицу, не выключались со вчерашнего вечера. В этот час никто сюда не входил, поэтому Аманде ничего не стоило незаметно проскользнуть в свой кабинет. Чем дольше ее не будут видеть, тем лучше. Хотя во второй половине дня все равно придется идти на похороны, но она, выходя, наденет темные очки.

Впрочем, даже сейчас, не имея почти никаких шансов с кем-нибудь столкнуться, очки она не сняла, а чтобы скрыть ночные повреждения, голову повязала широким черным шарфом из бархата, который обвивался вокруг шеи, эффектно опускаясь на плечи, хотя ее целью был не театральный эффект, а маскировка.

Каблуки гулко стучали по старому полу, и каждый шаг отзывался эхом в пустом холле. Расстояние до комнаты 126 казалось невыносимо длинным. Рука, сжимающая ключи, вспотела под перчаткой. Ночной эпизод не прошел бесследно: иногда у нее начинались тошнота и головокружение, подгибались колени, а повернуть голову вправо было невозможно.

Аманда вставила ключ в замочную скважину и огляделась, чувствуя покалывание в затылке. Но коридор был пуст. Пройдя через приемную и не зажигая свет, она направилась в свой кабинет.

Теперь она была в безопасности — на час или два. Аманда повесила пальто и шарф на вешалку возле двери, обошла вокруг стола, сняла очки и посмотрелась в зеркальце в пудренице, словно надеясь, что со времени ее ухода из дому произошло чудо.

Синяк вокруг правого глаза ярко пламенел, поблескивая от геля с антибиотиком. Макияжем его не скрыть, а повязку на такое место наложить невозможно. Участок непосредственно под глазом распух и посинел.

— Ничего себе, фонарь!

Услышав голос, Сейвард вздрогнула. Она хотела повернуться спиной, но поняла, что уже поздно. Ее душили гнев и стыд. Схватив очки, она быстро надела их.

Ковач стоял в дверях кабинета, походя на персонажа романа Реймонда Чандлера: длинное пальто с поднятым воротником, руки в карманах, старая шляпа, сдвинутая на лоб.

— Очевидно, удар в лицо — заурядное событие для сотрудника БВД.

— Если вы хотите повидать меня, сержант, договоритесь о встрече с секретарем, — ледяным тоном отозвалась Аманда.

— Я вас уже повидал.

Что-то в голосе Ковача заставило ее почувствовать себя уязвимой. Казалось, он видел нечто большее, чем физические свидетельства того, что с ней произошло.

— Вы обращались к врачу? — спросил Ковач, шагнув ближе, положив шляпу на стол и проведя рукой по коротким волосам. — Выглядит скверно.

— Со мной все в порядке. — Подойдя к дальнему концу стола, Аманда спрятала сумочку в ящик и оперлась рукой на крышку, так как снова почувствовала головокружение.

— Могу я взглянуть на парня, который это сделал?

— Никакого парня не было. Я упала.

— С третьего этажа?

— Это не ваше дело.

— Мое, если вас кто-то разукрасил.

Ковач постарался, чтобы в его голосе не было никаких личных эмоций. В конце концов, это работа, за которую ему платят.

— Повторяю: я упала.

Аманда видела, что он ей не верит. Она уже выяснила, что Сэм Ковач — отличный коп с многолетним опытом, которого нелегко провести. Хотя она не лгала, но правдой ее слова тоже назвать было трудно.

Аманда видела, как Ковач устремил взгляд на ее левую руку в поисках кольца. Очевидно, интересуется наличием мужа-буяна. Но единственное кольцо, которое она носила, было на правой руке — кольцо с изумрудом, десятилетиями передававшееся дочерям в семье ее матери.

— Поверьте, сержант, я последняя женщина, которая позволит мужчине поступить так со мной и остаться безнаказанным, — сказала Аманда.

Ковач набрал в легкие воздух, словно собираясь заговорить, но передумал.

— Вы ведь пришли не для того, чтобы справиться о моем самочувствии?

— Вчера я встретил Кэла Спрингера, — сказал Ковач. — Вы будете гордиться, узнав, что он все еще трясется из-за вашего расследования.

— Меня не интересует Кэл Спрингер. Я уже говорила вам, что дело Кертиса закрыто. В расследовании было допущена масса ошибок, но никакие заявления о нарушении правил ни к чему не приведут — во всяком случае, в суде.

— Некомпетентность — конек Кэла, но что касается нарушения правил… А как насчет Огдена? Я слышал, что он подбросил часы Кертиса в квартиру Верма.

— Вы можете это доказать?

— Я — нет, а вот Энди Фэллон… Между прочим, Огден был у него в доме, когда мы с моей напарницей прибыли туда во вторник.

— Энди ничего не смог доказать, и мы закрыли дело. — Аманда старалась не поддаваться очередному приступу головокружения. Боль стучала у нее в голове, как молоток. — Энди взялся за другое расследование.

“Не по своему выбору, а по твоему приказу”, — отметил про себя Ковач.

— Огден знал об этом?

— Да, знал. Кстати, а что он делал в доме Энди?

— Осматривал достопримечательности.

— Отвратительно!

— И к тому же глупо, но я не думаю, что у него ума палата.

— Вы расспрашивали его о причине присутствия на месте происшествия?

— Я не имею права никого расспрашивать, лейтенант, — напомнил ей Ковач. — Дело закрыто. Трагический несчастный случай. Надеюсь, вы не забыли?

— У меня хорошая память.

— Я решил, что Огден и его напарник откликнулись на вызов по радио. У меня не было причин полагать, что у него имеются другие мотивы. Глупый вопрос, но не было ли вражды между ним и Фэллоном? Огден не угрожал ему?

— Насколько я знаю, вражды не было. Возможно, обычная неприязнь.

— Вы в БВД, очевидно, привыкли, что вас все ненавидят.

— Вы, я думаю, тоже, сержант.

— Только не мои коллеги. Она пропустила это мимо ушей.

— Людям, совершающим дурные поступки, не нравится отвечать за их последствия. В этом отношении плохие копы хуже преступников. Им кажется, будто они могут спрятаться за значком, а когда выясняется, что это не так… Конечно, я могу проверить досье, но вряд ли я что-нибудь обнаружу. Ведь, несмотря на заключение медэксперта, мы оба в глубине души не сомневаемся, что Энди покончил с собой.

Аманда неосторожно вздохнула слишком глубоко, и ее сразу бросило в жар, а ладони стали липкими от пота. Ей хотелось сесть, но она не желала проявлять слабость перед Ковачем или внушать ему надежду, что она собирается вывести материалы на экран компьютера в его присутствии.

— Предпочитаю полагаться не на душу, а на пищеварение, — заметил Ковач.

— Вы знаете, что я имею в виду. Это не убийство.

— Я знаю только, что он мертв, — упрямо заявил Ковач. — И знаю, что этого не должно было случиться.

— Мир полон трагедий, сержант Ковач, — отозвалась она, стараясь дышать осторожно. — Возможно, для нас было бы более естественно, если бы тут имело место преступление, но это не так. Следовательно, мы должны покончить с этой историей и двигаться дальше.

— Этим вы и занимаетесь? — осведомился Ковач, шагнув к краю стола, где она стояла. — Двигаетесь дальше?

Сейвард чувствовала, что он говорит уже не об Энди Фэллоне. Ковач смотрел на царапину у нее на лице, которая не была скрыта темными очками. Она шагнула назад, но пол под ней покачнулся, в глазах потемнело, а головокружение нахлынуло вновь.

Ковач быстро схватил ее за плечи, и Аманда прижала ладони к его груди, чтобы не упасть.

— Вам нужен врач, — настаивал он.

— Все в порядке. Просто я должна на минуту сесть.

Аманда попыталась освободиться, но Ковач не отпустил ее, а повернул таким образом, что, когда у нее в очередной раз подогнулись колени, она смогла опуститься на стул. Ковач снял с нее очки и посмотрел в глаза.

— В скольких экземплярах вы меня видите? — спросил он.

— В одном — и этого более чем достаточно.

— Следуйте глазами за моим пальцем, — велел Ковач и стал водить им в разные стороны.

Лицо его было мрачным, в глубине карих глаз поблескивали голубоватые огоньки. “Вблизи он интереснее, чем на расстоянии”, — рассеянно подумала Аманда;

— С глазами, кажется, все в порядке, — пробормотал Ковач, осторожно коснувшись ее щеки. — Но ставлю десять баксов, что останется шрам.

— Он будет не первым, — тихо сказала Аманда и отвела взгляд.

— Вам нужно показаться врачу, — повторил Ковач, садясь за ее стол. — Не исключено сотрясение мозга. У меня есть опыт в таких вещах. — Он указал на шрам над собственным левым глазом.

— У вас было сотрясение? — спросила Сейвард. — Это может многое объяснить.

— Нет. У меня голова как гранит. Возможно, у нас с вами есть кое-что общее.

— Полагаю, что это работа, сержант.

Аманда придвинулась к столу, надеясь, что все-таки не упадет в обморок. Ковач даже не шевельнулся. Эта близость ей совсем не нравилась. Он запросто мог коснуться ее волос или лица, как только что сделал. И вообще, чего ради он сидит за ее столом? Это ее место! Она чувствовала, что он проделал брешь в ее обороне и, похоже, отлично это понимал.

— Почему вы не хотите говорить об Энди Фэллоне, лейтенант? — спокойно спросил Ковач. Аманда закрыла глаза.

— Потому что он мертв и я чувствую свою ответственность.

— Вы считаете, что должны были предвидеть такой финал? Но иногда это невозможно. Очень часто ожидаешь одного, а жизнь наносит удар совсем с другой стороны. — Он изобразил хук левой в непосредственной близости от ее поврежденного глаза.

— Возможно, вам лучше заняться расследованием настоящего убийства, — заметила Аманда, потянувшись к телефону.

Ковач наблюдал, как она набирает номер, чтобы послушать записанные сообщения. Он отнюдь не выглядел счастливым; впрочем, другим ей его видеть не доводилось.

“У нас действительно имеется кое-что общее, помимо гранитной головы, сержант”, — подумала она.

Ковач неохотно поднялся и взял шляпу.

— Не всегда разумно быть смелой, Аманда, — тихо сказал он.

— Так и быть, можете называть меня лейтенант Сейвард.

Его рот скривился в усмешке.

— Знаю. Я просто хотел услышать, как это звучит. — Он сделал паузу. — Когда вы виделись с Энди в воскресенье вечером, вы выпили бокал вина?

— Я не пью вино. Мы пили кофе.

— М-мм… А вы знаете, что Энди переменил простыни и постирал белье перед самоубийством? Странно, не правда ли?

Сейвард промолчала.

— Увидимся на похоронах.

Ковач вышел, а она некоторое время смотрела ему вслед, не слушая сообщения, звучащие в телефонной трубке.