Крутая парочка

Глава 26

“Вскрытие — неподходящая процедура для того, чтобы начинать с нее день”.

Эта мысль вертелась в голове Ковача, когда он усаживался за стол в их каморке, держа в руке чашку кофе. Лиски нигде не было видно. В офисе царила тишина. Ковач радовался, что ему удалось проскользнуть более-менее незаметно: он нуждался в нескольких минутах одиночества, чтобы как следует подумать. Вынув из кармана снимки, сделанные на месте гибели Майка Фэллона, он разложил их поверх бумаг, которыми пренебрегал последние несколько дней.

Конечно, можно назвать это самоубийством и забыть о нем, как только придет заключение медэксперта, если бы не смутное и неопределенное ощущение тревоги. А также тот факт, что Нил Фэллон, словно испорченная луковица, начинает демонстрировать все больше и больше гнилых слоев…

Ковач скользил взглядом по фотографиям, в поисках чего-то упущенного, надеясь при этом, что он ничего не обнаружит. Вывод, что Железный Майк решил покончить счеты с жизнью, был явно предпочтительнее альтернативной версии.

Сейчас фотографии почти что казались ему произведениями абстрактного искусства, а не изображениями человека, которого он знал двадцать лет. Было куда легче смотреть на них, чем на то, как этого человека разрезают вдоль и поперек.

Мэгги Стоун, медицинский эксперт округа Хеннепин, лично производила вскрытие. Несмотря на эксцентричную привычку носить пистолет-авторучку и каждые полгода менять цвет волос, Стоун была лучшим специалистом, и на ее мнение можно было полагаться без колебаний. Ковач знал Мэгги много лет и мог обратиться к ней с просьбой присутствовать на вскрытии тела старого друга. Стоун и глазом не моргнула: человека, чьей профессией было извлекать у мертвецов внутренние органы, ничего не могло потрясти.

В результате Ковач провел утро в прозекторской, наблюдая, как Стоун и ее ассистент Ларе двигаются вокруг отполированного до блеска стального стола, делая свое дело.

Появившаяся в каморке Лиска выглядела мрачной — в ее лице не было ни кровинки, хотя на улице стоял трескучий мороз. Она молча положила сумку в ящик и сняла пальто.

— Как твой стукач?

— Похоже, выживет. Я только что из больницы.

— Он в сознании?

— Нет. Но он не свернулся калачиком, как утробный плод, поэтому врачи надеются, что мозг серьезно не пострадал. Кости срастутся, а то, что он на всю жизнь останется уродом, — всего лишь мелкое неудобство, — с иронической усмешкой добавила Лиска.

— Это не твоя вина, Динь.

— Знаю. Но видеть его снова… — Она тяжело вздохнула. — Если бы я только поспела туда вовремя!

— Если ты будешь себя терзать, это ничего не изменит. Он действовал по своей воле, а ты сделала все, что могла.

Лиска кивнула:

— Да. Это нелегко, но я справлюсь.

— Не сомневаюсь. И если я тебе понадоблюсь, можешь на меня рассчитывать.

Она посмотрела на него, в ее глазах блестели слезы.

— Спасибо.

— Партнеры должны поддерживать друг друга.

Лиска притворно нахмурилась.

— Не заставляй меня плакать, Ковач, а то я сделаю тебе больно.

— Осторожнее, — предупредил он. — Мне может это понравиться — я ведь одинокий мужчина. — Помолчав, он спросил: — Ты уже доложила начальству?

— Пока нет, но придется, — поморщилась Лиска. — Ибсен был моим информатором, я оказалась на месте преступления… Кроме того, мне позвонили с предложением бросить это дело.

— Будь это случайное нападение, тебе не стали бы звонить.

— Пожалуй. Теперь у меня есть достаточно фактов, чтобы обратиться в БВД и получить доступ к документам по делу Кертиса. Стал бы кто-нибудь предупреждать меня насчет закрытого дела, если бы не было веских оснований открыть его заново?

— А что Огден и Рубел? У них есть алиби?

Лиска с презрением отмахнулась:

— Алиби! Они играли в пул в полуподвале дома Рубела. И знаешь, кто был с ними? Кэл Спрингер!

— Весьма кстати.

— Кэл бы подтвердил, что эта парочка во время нападения на Ибсена была на Луне. Должно быть, у них есть фотография, где он трахает козу, — с отвращением сказала Лиска. — Дело Ибсена поручено Касл-тону. Он и начальник смены согласны на мое участие, если Леонард не станет возражать.

— Леонард надерет тебе задницу за то, что ты копаешься в делах БВД.

Лиска пожала плечами:

— Что я могла сделать, если парень сам захотел поговорить со мной? Насколько мне известно, все остальные дали ему от ворот поворот. Никто не пожелал выслушивать его теории заговора по поводу СПИДа.

— А кто болен СПИДом?

— Эрик Кертис был ВИЧ-инфицирован. Это кое-что меняет, верно? Какой гомофоб станет забивать до смерти гея, рискуя вступить в контакт с зараженной кровью?

Ковач нахмурился, вспоминая свой разговор с человеком, осужденным за убийство Кертиса.

— Все утверждают, что это сделал Верма.

— Если так, то кто же меня предупреждал? Ведь Верма в тюрьме.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом Ковач повернулся на вращающемся стуле:

— Я ставлю на Огдена.

— Я тоже.

— Только будь осторожна.

— Как прошло вскрытие Майка?

— Никаких особых откровений. Под ногтями ничего, кроме грязи. На тыльной стороне кистей рук есть синяки, но это не обязательно следы борьбы. К то же мы знаем, что он недавно упал. Да и Стоун не может поклясться, что это ушибы — посинение кожи на руках могло быть вызвано положением тела.

— А как насчет следов пороха?

— Имеются на обеих руках. Конечно, не исключено, что кто-то заставил его засунуть револьвер себе в рот, но как это доказать?

— Значит, Стоун даст заключение о самоубийстве?

— Она мне обещала не давать никакого заключения, пока не поступят все результаты анализов. К тому же бумаги часто кладут не туда, куда надо, — если ты понимаешь, что я имею в виду.

Лиска усмехнулась.

— Думаю, доктор Стоун не возражала бы, чтобы ты положил не туда, куда надо, ее саму, — если ты понимаешь, что имею в виду я.

Ковач почувствовал, что краснеет. Перед его мысленным взором предстала не Мэгги Стоун, а Аманда Сейвард. Он заставил себя нахмуриться.

— Я не собираюсь ложиться в постель с женщиной, которая зарабатывает себе на жизнь потрошением трупов. А если серьезно, Мэгги обеспечит нам немного времени, но едва ли за этот период произойдет чудо. Я также попросил ее взглянуть на результаты вскрытия Энди Фэллона на случай, если Апшо что-то напортачил.

— Вы нуждаетесь в чуде? — осведомился Элвуд, входя в каморку. Плотный мохеровый свитер поверх рубашки с галстуком делал его похожим на шерстистого мамонта.

— Я бы продал за него душу дьяволу, — отозвался Ковач.

— Тут есть противоречие, так как чудеса обычно ассоциируются с положительными высшими силами, — назидательно произнес Элвуд. — Но так и быть. Можешь продавать душу дьяволу и не забудь передать ему от меня привет.

— Ты что-то узнал? Так выкладывай же, черт побери!

— Соседка видела грузовик Нила Фэллона, стоявший у дома Майка в ночь со среды на четверг — точнее, в девять минут второго. Я проверял показания, которые вчера взяли патрульные у соседей. Они приходили и в тот дом, но хозяйки не было — дверь открыла уборщица. Я решил позвонить — и вот результат.

Ковач вскочил со стула.

— Слава богу, Элвуд!

— Я тоже решил, что это уже кое-что.

— Соседка видела грузовик, но не слышала выстрел? — с сомнением спросила Лиска.

— Она глухая, как пень, и днем обычно пользуется слуховым аппаратом, — объяснил Элвуд. — Ей восемьдесят три, но с головой все в порядке.

— А со зрением?

— Тоже — особенно когда она смотрит в бинокль, лежащий на кофейном столике.

— Как насчет освещения?

— У ее дома стоят прожекторы. Она не узнала грузовик, но запомнила номер.

— Пожалуй, ей стоит занять мое место, когда Леонард меня уволит.

— Она видела, когда отъехал грузовик?

— Да, в час тридцать две.

— Раньше, чем предполагаемое время смерти, но, сойдет.

Ковач спрятал в ящик снимки Майка Фэллона и поправил галстук, глядя в темный экран компьютера.

— Доставь для допроса Нила Фэллона, — велел он Элвуду. — А я сообщу новости Леонарду.

— Что, черт возьми, все это значит? — осведомился Нил Фэллон.

Пара патрульных забрала его прямо из магазина. На Фэллоне был все тот же засаленный комбинезон, что и в тот день, когда Ковач сообщил ему о смерти брата. Руки были темными от грязи и жира.

— Господи, мой брат и отец мертвы, а вы привозите меня сюда, как какого-то гребаного преступника! — негодовал Фэллон, меряя шагами тесное пространство комнаты для допросов — той самой, где Джамал Джексон огрел Ковача по голове. — Ни объяснений, ни извинений…

— Вы и есть гребаный преступник, — спокойно отозвался Ковач. — Мы знаем о приговоре, который вы получили за нападение, Нил. Думали, мы не станем проверять ваше прошлое? Как насчет ваших объяснений и извинений?

Он стоял, скрестив руки на груди, прислонившись спиной к стене рядом с зеркалом и наблюдая за реакцией Фэллона. Лиска заняла позицию у противоположной стены, а Элвуд — возле двери. Никто не воспользовался стульями вокруг стола. Видеокамера мерцала красным светом.

Фэллон сердито уставился на Ковача:

— Это было давным-давно и не стоило выеденного яйца. Просто несчастный случай.

— Вы случайно ударили парня в баре так, что он провалялся неделю в коме? — заговорила Лиска.

— Была драка. Он упал и ударился головой.

Ковач посмотрел на Элвуда:

— Кажется, Каин то же самое сказал об Авеле?

— По-моему, да.

— Так как насчет извинения за то, что вы лгали мне вчера, Нил? — продолжал Ковач. — Или, может быть, объясните, что вы делали в доме вашего отца в ночь его смерти — после часа?

Выражение лица Фэллона мигом изменилось — теперь оно было смущенным и испуганным.

— Я… я не знаю, о чем вы говорите.

— Бросьте, — посоветовала Лиска. — Соседка вашего отца видела ваш грузовик на подъездной аллее в час тридцать.

— Вчера вы сказали мне, что последний раз говорили с ним вечером по телефону. — Ковач замолчал, выжидательно глядя на Нила.

Глаза Фэллона метались по комнате, словно в поисках объяснения.

— Почему вы солгали мне, Нил? Вам было стыдно, что вы не смогли убедить отца раскошелиться на сумму, которую должны выплатить бывшей жене? Об этом вы двадцать три минуты говорили по телефону, когда позвонили ему из вашего бара в одиннадцать вечера?

Фэллон судорожно втягивал в себя воздух, как астматик на грани приступа, потирая шею грязной рукой.

— Вы выглядите так, как будто у вас спазм прямой кишки, Нил, — заметила Лиска.

— Неужели вы думали, что я не позвоню в телефонную компанию проверить ваши разговоры? — снова заговорил Ковач. — Должно быть, вы считаете меня тупицей.

— Зачем вам все это? — нервно осведомился Фэллон. — Я ведь не подозреваемый. Мой отец просто покончил с собой…

— Именно я обнаружил его с размозженной головой, так что вам незачем напоминать мне об этом, Нил. Это неэффективная стратегия. Любая насильственная смерть подлежит расследованию, и в первую очередь обращают внимание на семью. Самые весомые мотивы убийства обычно бывают у родственников? Вы ведь сами сказали мне, что ненавидели Майка. Добавьте к этому факт, что вам нужны деньги для выплаты жене и что Майк отказался вам их дать. Это и называется мотивом.

Страх начал выходить на поверхность — движения Фэллона стали резкими, над верхней губой выступил пот. Он отошел к углу, где раньше находилась книжная полка.

— Но я не мог такое сделать! Ведь это был мой отец!

— Который тридцать с лишним лет твердил вам, что вы хуже вашего “голубого” брата. Это называется растравлять рану.

— Старик был ублюдком, но я его не убивал, — заявил Фэллон. — А что касается этой суки Черил, то не ее собачье дело, где я возьму деньги. Я выплачу ей все.

— Или потеряете бизнес, который заработали горбом, — сказала Лиска. — В аду не наберется столько злобы, сколько у оскорбленной мстительной женщины. Я это знаю, потому что сама такая. Когда я говорила с вашей женой, мне показалось, что она теряет терпение и готова на вас надавить. Вы просили денег у брата?

Нил помотал головой, как будто получил удар в ухо. Он переводил взгляд с Лиски на Ковача, словно не веря внезапному обороту событий.

— Вы хотите сказать, что я убил и его тоже?

— Мы не говорим, что вы вообще кого-то убили, Нил. Мы просто задаем вам вопросы, имеющие отношение к делу, и указываем, как выглядит ситуация с полицейской точки зрения.

Нил больше не владел собой.

— Засуньте вашу точку зрения себе в задницу, Ковач! — заорал он. — Смерть Энди вас не касается. С этим делом покончено — оно мертво и похоронено. Пепел к пеплу, прах к праху. Так решило ваше начальство.

Ковач поднял брови:

— И вы пытаетесь ткнуть меня в это носом?

— Я просто говорю, что с этим покончено.

— Но ведь перед нами определенная модель поведения, Нил. В течение одной недели два члена семьи покончили с собой. Это уже само по себе подозрительно. Вы ненавидели обоих и переживали трудное время, как в финансовом, так и в эмоциональном отношении. Мы называем эти факторы стимуляторами стресса. Их может оказаться достаточно, чтобы заставить человека перейти черту. А учитывая, что вы отбыли срок за преступление, связанное с насильственными действиями…

— Я никого не убивал!

— Что же вы делали среди ночи в доме Майка?

— Пришел проведать его. — Фэллон отвел взгляд и рассеянным жестом коснулся синяка на скуле. — Когда мы говорили по телефону, мне не понравился его голос.

— Голос или слова? — спросил Ковач. — Мы знаем, что вы были пьяны. Вы сами говорили мне, что накачались достаточно, чтобы затеять драку с клиентом, в котором признали копа. Ваш отец сказал что-то, разозлившее вас?

— Все было совсем не так!

— А как? Не станете же вы убеждать меня, что у вас была идеальная семья.

— Нет, но…

— Вы сказали, что Майк всегда к вам придирался. О чем вы говорили по телефону?

— Я уже объяснял вам — о том, в какое время я должен за ним заехать, чтобы отвезти в церковь.

— Да, но почему вы не упомянули, что вам не понравился его голос? Вы не сказали, что встревожились из-за отца, а наоборот, если мне не изменяет память, назвали его старым мудаком. Почему вы не рассказали, что приезжали проведать его?

Фэллон потер рукой лоб.

— Старик убил себя после моего ухода, — ответил он, понизив голос. — Выходит, я не позаботился о нем, как следует. А ведь я остался его единственным сыном…

— Не позаботились? Каким образом? О чем он вас просил?

Нил Фэллон, порывшись в кармане комбинезона, вытащил пачку “Мальборо”.

— Простите, мистер Фэллон, — сказал Элвуд, — но у нас не курят.

Нил метнул на него злобный взгляд и достал из пачки сигарету.

— Так вышвырните меня отсюда — и дело с концом!

Ковач подошел к нему.

— Думаю, что ваш разговор был не столько о нуждах Майка, Нил, сколько о ваших собственных, — мягко произнес он, меняя тактику. — Вы были пьяны и сердиты, когда звонили отцу, и поспорили с ним из-за денег, которые вам нужны. После разговора вы стали накручивать себя, вспоминая, как Майк любил Энди и придирался к вам. В итоге вы довели себя до такого состояния, что сели в грузовик и поехали к отцу, чтобы высказать все это ему в лицо.

— С таким же успехом я мог говорить с репой, — пробормотал Нил. — Старик был одурманен выпивкой и своими таблетками. Да и вообще ему всегда было наплевать на то, что я говорю!

— Значит, он не дал вам денег?

Нил покачал головой и усмехнулся:

— Он даже не слышал моих просьб. Старик хотел говорить только об Энди — как он его любил, как Энди его подвел, что не надо было будить спящую собаку…

Ковач посмотрел на Лиску, которая резко выпрямилась.

— Он использовал именно эти слова? — спросила она. — “Не будить спящую собаку”? Почему он так сказал?

— Понятия не имею, — огрызнулся Нил. — Наверно, потому, что Энди признался, что он гей. Если бы держал это при себе, старику не пришлось бы с этим разбираться. “После стольких лет”, — твердил он. Как будто Энди следовало рассказать об этом, когда ему было десять лет, или дождаться, пока старик умрет!

— Должно быть, это окончательно вывело вас из себя, — заметил Ковач. — Ведь вы из-за Энди подрались с клиентом, а ваш отец продолжал говорить все о том же, хотя вы стояли перед ним во плоти.

— Именно это я ему и сказал. “Энди мертв. Можем мы похоронить его и жить дальше?”

Нил затянулся сигаретой и выпустил струю дыма. Его лицо густо покраснело. Он щурился, пытаясь то ли ярче воскресить в памяти происшедшую сцену, то ли сдержать слезы, и глядя в зеркало невидящими глазами.

— Я крикнул ему прямо в лицо: “Энди был вонючий пидор, и я рад, что он мертв!”

Нил прикрыл глаза рукой, сигарета тлела у него между пальцами.

— И что сделал Майк?

По щекам Фэллона вдруг потекли слезы, из горла вырывались какие-то невнятные звуки.

— Что сделал Майк, Нил?

— Он… он ударил меня.

— А вы что сделали?

— О господи…

— Что вы сделали, Нил? — настаивал Ковач.

— Дал ему сдачи. — Нил Фэллон всхлипывал, закрыв лицо руками. — А теперь он мертв. Они оба мертвы! Боже мой…

Ковач взял у него сигарету и с сожалением положил ее на стол, оставив черный ожог на деревянной поверхности.

— Вы убили его, Нил? — тихо спросил он. — Вы убили Майка?

Фэллон покачал головой, не убирая рук от лица:

— Нет.

— Мы можем проверить, есть ли на ваших руках следы пороха, — сказала Лиска.

— Сделаем так называемый анализ с нейтронной активацией, — объяснил Ковач. — Не важно, сколько раз вы с тех пор мыли руки. Микроскопические частицы въелись вам в кожу и проявятся даже спустя несколько недель.

Разумеется, он блефовал, пытаясь запугать Фэллона. Тест мог показать лишь то, вступал ли человек в контакт с барием и сурьмой, — но это были компоненты не только пороха, но и миллиона других соединений, естественных и искусственных. Даже положительный результат имел бы очень малую ценность для следствия и еще меньшую — в зале суда. Слишком много времени прошло между происшествием и анализом. Защите ничего не стоило бы оспорить результат, наняв платных экспертов. Но Нил Фэллон едва ли знал это.

В дверь постучали, и в комнату заглянул лейтенант Леонард.

— Можно вас на два слова, сержант?

— У меня важный допрос, — с раздражением отозвался Ковач.

Леонард молча устремил на него красноречивый взгляд, и Ковач с трудом сдержал вздох. Если Нилу есть в чем признаваться, то сейчас самое время надавить на него, пока он не взял себя в руки.

Надо же было лейтенанту вывести его из игры в самый решающий момент!

Бросив многозначительный взгляд на Лиску, Ковач последовал за Леонардом в соседнюю комнату, откуда можно было наблюдать за допросами через стекло. Темное помещение походило на кинозал со стеклянной панелью вместо экрана. Эйс Уайетт, скрестив руки на груди, смотрел сквозь затемненное стекло на Нила Фэллона. Несколько секунд он стоял в профиль к Ковачу, потом повернулся к нему. На его лице застыло серьезное, озабоченное выражение, которое красовалось на рекламных афишах его сериала по всему Миннеаполису и Сент-Полу.

— Зачем ты это делаешь, Сэм? — спросил Уайетт. — Неужели этой семье мало досталось?

— Зависит от обстоятельств. Если окажется, что этот член семьи убил двух других, ответ будет положительным.

— На вскрытии выяснилось что-то, о чем я не знаю?

— А почему ты вообще должен об этом знать? — с вызовом осведомился Ковач. — Подобная информация строго конфиденциальна.

Уайетт проигнорировал его слова, давая понять, что его не интересует мнение заурядного копа.

— Ты обращаешься с ним так, словно точно знаешь, что Майк был убит.

— У нас есть на то основания, — отозвался Ковач. Вынув из внутреннего кармана фотографии, он разложил их на подоконнике. — Во-первых, Майк проделал это в ванной. Многие самоубийцы так поступают, но ему было нелегко въехать туда в инвалидном кресле ~ и притом задним ходом. Это заметила Лиска. Я подумал, что он, возможно, хотел снабдить нас аккуратной сценой гибели, но куда вероятнее, что для нас постарался кое-кто другой. Когда в последний раз Майк о ком-то заботился? Оружие хранилось у него в спальне в шкафу. Тогда почему он не застрелился там? Едва ли чтобы не создавать беспорядка: у него не квартира, а свинарник. Прибавьте к этому преступление, совершенное Нилом Фэллоном в прошлом, историю его отношений с отцом и то, что он не сообщил о своем пребывании в доме Майка.

— Но время его пребывания там не совпадает с временем смерти, — заметил Леонард.

— Время смерти никогда нельзя определить с точностью, — сказал Ковач. — Стоун вам это объяснит.

— Но ведь в результатах вскрытия нет никаких указаний на убийство, не так ли? — осведомился Уайетт.

Ковач пожал плечами и перевел взгляд с фотографий на окно в комнату для допросов. Нил Фэллон сидел, опираясь локтями на стол и обхватив руками голову. Лиска стояла рядом, наклонившись к нему.

— Если той ночью между вами произошло нечто более серьезное, лучше расскажите нам об этом, Нил, — спокойно сказала она, словно давая дружеский совет. — Снимите груз с вашей души.

Фэллон покачал головой:

— Я не убивал старика.

Казалось, будто его голос доносится из телевизора, стоящего на консоли у окна. Видеокамера была направлена на него и Лиску — их уменьшенное и искаженное изображение виднелось на экране.

— Я ударил его, — продолжал Нил. — Что может быть серьезнее? Ударил по лицу родного отца, да еще прикованного к этому чертову креслу. А теперь он мертв.

— Мы сделаем нейтронную активацию, — сказал Ковач Леонарду и Уайетту. — Возможно, это его припугнет и заставит признаться.

— А если нет? — спросил Леонард.

— Тогда я извинюсь за причиненные неудобства, и мы попробуем что-нибудь еще.

Уайетт нахмурился:

— Почему бы вам не подождать заключения Стоун? Зачем зря мучить человека? В конце концов, Майк был одним из нас…

— И он заслужил, чтобы мы сделали для него больше, чем требуют формальности. — Ковач начал терять терпение. — Ты хочешь, чтобы я отмахнулся от этого дела, Эйс? Хочешь пойти к Стоун и попытаться убедить ее приписать и эту смерть несчастному случаю, дабы легенда о Железном Майке не потускнела? А если этот громила в самом деле его прикончил?

— Ковач… — начал Леонард.

Сэм устремил на него свирепый взгляд:

— Что “Ковач”? Это отдел убийств! Мы расследуем случаи насильственной смерти. Майк Фэллон умер именно такой смертью, а мы хотим поскорее забыть об этом, не вдаваться в причины, потому что нам страшно: ведь лет через пять мы сами можем оказаться на таких же фотографиях. Самоубийство нас пугает — нам известно, до чего работа может довести человека, оставив его ни с чем!

— Может быть, ты именно потому предпочитаешь думать, что это убийство, Сэм? — осведомился Уайетт. — Если Майк Фэллон не убивал себя, то, возможно, и ты этого не сделаешь?

— Нет, — покачал головой Ковач. — Я бы мог ничего не заметить, если бы Лиска буквально не ткнула меня носом. Она была права, отнесясь к этому как к любой насильственной смерти, требующей расследования. Здесь творится слишком много неладного, чтобы смотреть на это сквозь пальцы.

Уайетт пожал плечами:

— Я просто хочу проявить должное уважение к единственному оставшемуся в живых члену семьи Майка. По крайней мере, до тех пор, пока медэксперт не сообщит нам что-либо конкретное.

— Прекрасно! Если бы ты имел право голоса, может быть, я бы к тебе прислушался. Но я присутствовал на вечеринке по случаю твоей отставки, Эйс, если только мне это не приснилось. Поэтому твое мнение о моем расследовании значит для меня не больше кучки крысиного дерьма.

Эйс Уайетт побагровел. Леонард поспешил вмешаться:

— Вы переходите границу, Ковач.

— Границу чего? Целования в задницу? — отвернувшись, пробормотал Ковач.

Гейнс, прихлебатель Уайетта, стоял в дальнем углу комнаты, глядя на него с самодовольной ухмылкой школьного ябеды. Ковач с отвращением посмотрел на него и снова повернулся к лейтенанту и Уайетту.

— Если я позволил себе лишнее, прошу прощения, — извинился он без малейшего намека на искренность. — У меня была чертовски тяжелая неделя.

— Нет, — со вздохом промолвил Уайетт. — Ты прав, Сэм. Я не имею права голоса. Это твое расследование. Если ты хочешь проучить Нила Фэллона и навлечь судебный иск на департамент, потому что нуждаешься в визите к психоаналитику, не мое дело вмешиваться. Как бы мне ни хотелось, чтобы этого безобразия не происходило.

— Ну, а мне бы хотелось мира во всем мире и чтобы “Викинги” выиграли суперкубок, прежде чем я умру. Что до безобразия, Эйс, то тебе должно быть известно, что убийство — безобразное явление.

— Если это действительно убийство.

— Вот именно. И если это убийство, я доберусь до того, кто это сделал, кем бы он ни был!

Он снова устремил взгляд в затемненное окно, наблюдая за допросом.

— Вы правша или левша, мистер Фэллон? — спросил Элвуд.

— Левша.

Элвуд поставил на стол набор маленьких контейнеров и ватных тампонов. Фэллон выпрямился на стуле.

— Мы приложим к вашим пальцам тампоны с пятипроцентным раствором азотной кислоты, — объяснила Лиска. — Это не больно.

Ковач посмотрел на фотографии Майка Фэллона.

— Господи! — пробормотал он, подбирая одну за другой и откладывая в сторону. Его пульс бешено колотился.

— В чем дело? — спросил Уайетт. Ковач разглядывал последнюю фотографию. И как он только этого раньше не заметил?

— Пожалуйста, протяните левую руку, мистер Фэллон, — попросил между тем Элвуд, готовя тампон.

Нил Фэллон поднял с колена заметно дрожавшую руку.

Ковач поднес снимок к оконному стеклу, получив как бы комбинированное изображение отца и сына. Мертвый Майк Фэллон с размозженной головой; оружие, убившее его, лежит на полу справа от инвалидного кресла, очевидно выпав из руки, когда старика покидала жизнь.

— Мистер Фэллон?

Вопросительные интонации в голосе Элвуда отвлекли Ковача от фотографии.

— Мистер Фэллон, мне нужно, чтобы вы протянули руку.

— Нет! — Нил Фэллон отодвинул свой стул от стола и поднялся. — Я не обязан и не буду этого делать!

— Это совсем нетрудно, Нил, — сказала Лиска. — Конечно, если вы его не убивали.

Нил шагнул к двери, опрокинув стул.

— Я никого не убивал. Если вы думаете, что это не так, предъявляйте мне обвинения или убирайтесь к дьяволу. Я ухожу.

Элвуд повернулся к окну, а Ковач снова уставился на фотографию.

— Майк Фэллон был левша, — негромко произнес он. — Значит, его убили.