Лавина чувств

Глава 20

Промозглым сентябрьским вечером Роберт, дрожа от волнения, стоял возле матери, наблюдая как внутренний двор Рашклиффа заполняется воинами, лошадьми и гружеными повозками.

— Мама, там Джослин! — Он оживленно показал в сторону знакомого гнедого жеребца с хорошо различимыми отметинами.

У Линнет чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда она увидела Джослина. Три недели они ничего не слышали о нем, кроме случайных пугающих слухов, которые приносили с собой торговцы из Ноттингема, проезжающие по дороге на Фосс и Хамбер. Они говорили, будто шотландцы достигли Йоркшира и уже наступают на сам Йорк и что шотландская армия насчитывает тридцать тысяч воинов, каждый из которых похож на свирепого дикаря. И Майлс, и Малькольм презрительно усмехались, выслушивая все это.

— Три тысячи еще может быть, — отвечал Малькольм, когда Линнет наносила мазь на его шрамы, чтобы уменьшить зуд. — Я не хочу сказать, что среди них нет отважных воинов, но они наверняка плохо вооружены — у них есть только то, что они успели награбить. Они долго не продержатся против конных рыцарей. Уж я-то знаю. Я ведь сам родом из Шотландии.

На Линнет его заверения действовали успокаивающе, и она продолжала заниматься обычными делами, словно ее суженый отправился всего лишь на день поохотиться на оленя, а не находился в сотнях миль севернее на куда более опасной охоте, преследуя по поросшим вереском полям шотландцев. Чтобы отвлечься от докучавших мыслей, она с усердием усаживалась за шитье. Линнет закончила не только свое свадебное красное платье с черной каймой, но и две рубахи темно-зеленого цвета для Джослина, а также теплую шерстяную куртку. Кроме того, она успела сшить и новую рубашку для Роберта, и его одежда казалась теперь малым подобием той, которая предназначалась для Джослина. На Роберте зеленый цвет оттенял его светлые волосы, а у Джослина он подчеркнет зеленоватый оттенок его глаз.

Теперь, вернувшись домой, он мог носить эти рубахи, но долго ли? Четыре часа тому назад прибыл Брайен Фитцренар в состоянии крайнего изнеможения, желая лишь немного еды, хорошего ночного сна и новую лошадь с утра. Он, шатаясь, подошел к матрасу, который она наспех для него приготовила в алькове, и почти сразу же заснул, успев, однако, сказать, что ему надо передать приказ для Джослина, как только он приедет. Линнет догадывалась, что этот приказ, по всей видимости, предписывал ее супругу отправиться на новое сражение, и от этого у нее все переворачивалось внутри.

Она видела, как Джослин соскочил с седла, и с облегчением заметила, что он легкой походкой идет ей навстречу. Роберт запрыгал от радости, словно гончая, удерживаемая на поводке. Губы Джослина слегка подергивались. Линнет, наклонившись, шепнула что-то на ухо сыну и легонько подтолкнула его, почувствовав острую сладкую боль в груди, глядя, как тот бежит к возвращающемуся с боя герою.

— Я молился за тебя каждый день, как и обещал, и могу теперь пустить своего пони галопом. И знаешь еще что? У крольчихи родились крольчата, и у них совсем нет меха! — на одном дыхании выпалил Роберт, взвизгнув от радости, когда Джослин загреб его себе на руки.

— Он, кроме того, научился писать свое имя! — добавила Линнет, смеясь и попадая в объятия свободной руки Джослина, получив от него шершавый поцелуй. — Я поставила котел с водой на огонь, чтобы вы смогли помыться, а в комнате стоит подогретое вино.

— Вы, милая девушка, сделаете из него повесу, — раздался грубый голос, и Линнет повернула голову, широко раскрыв глаза от испуга, который ей не удалось быстро скрыть. Присутствие Вильяма де Роше ее удивило. Джослин полностью поглотил ее внимание, и она никого кругом не замечала, пока Джослин не уведомил ее, что его отец тоже с ним. Морщины на лице старика стали еще глубже. Белки его глаз налились кровью.

— Сомневаюсь, милорд, — она произнесла это с холодной любезностью. Вильям де Роше действовал ей на нервы своим высокомерием и чувством превосходства. Он смотрел на нее, как купец на покупаемый товар, выискивая в нем изъяны. А ведь вскоре они должны породниться. — Разве хозяйка дома не обязана заботиться о своем муже по его возвращении из похода?

Ее ответ не произвел на Железное Сердце никакого впечатления, и он проворчал:

— Значит, вы уже выучили свои обязанности с середины этого лета? — в его вопросе звучал сарказм.

— И мне даже не пришлось ее бить, — сказал Джослин, вставая между отцом и Линнет. — Вы ведь тоже не откажетесь от кубка подогретого вина и горячей ванны, чтобы снять усталость с дороги? Что касается меня, то я так соскучился по уюту, что сделаю это с превеликим удовольствием. И если это превращает меня в повесу, то я как-нибудь проживу с этим.

— Ха! — проскрипел Железное Сердце, причмокнув губами, и без всякого приглашения направился к гостиной, заметно при этом прихрамывая.

— Не обращай внимания, — сказал Джослин. — От сырой погоды у него ломит в суставах, а настроение становится хуже, чем у паршивого медведя. Если бы его гордость не была такой уязвимой, он бы принял все, что ему не предложишь. — Он пожал плечами и вздохнул. — Этот поход оказался не самым легким. Конан и мой отец не совсем помирились, но я не хочу впутываться в их спор и винить кого-то из них в том, что произошло почти тридцать лет назад. — Он взглянул на Линнет, потом на ребенка, которого держал на руках, и переменил тему.

— Какая красивая рубаха! Она ему очень идет.

— Я сшила ее к нашей свадьбе, — ответила Линнет, — но Роберт захотел надеть ее сейчас, ведь сегодня тоже праздник. Кто знает, каким будет завтрашний день.

— Почему ты так говоришь? — резко спросил он.

— Чуть раньше приехал Брайен Фитцренар с письмом для вас, а оно, я думаю, ничего хорошо не сулит.

Из груди Джослина вырвался тихий стон, и он медленно пошел в сторону гостиной. На пороге, прежде чем войти, он повернулся к Линнет.

— Зачем откладывать? Выходи за меня сейчас, — предложил он. — Сегодня.

Она вздрогнула, услышав эти слова. Сначала даже испугалась, легкая дрожь пробежала по ее телу, но потом стало приятно и тепло.

— Если таково ваше желание, то оно и мое тоже, — застенчиво произнесла она, взглянула в его глаза и еще больше смутилась, увидев в них что-то странное.

— Граф Лестерский высадил свою армию на восточном берегу, — мрачно объявил Брайен Фитцренар и подвинул свой табурет к самому краю огромной овальной ванны. — Епископ Норфолкский оказывает ему всяческую поддержку.

— Епископ? Ему, наверное, уже семьдесят, а он все живет! — Джослин вытянул руки, положив их на края ванны. Вода содержала молотую соль, чтобы принести облегчение после трудного похода. Сидеть в ней после осенних холодов и ощущать исходившее от воды тепло было настоящим наслаждением.

Брайен устало ущипнул себя за переносицу.

— Он вечный мятежник. Если где-нибудь заваривается каша, он тут как тут, чтобы еще больше подлить масла в огонь. У меня здесь с собой письмо, чтобы вы смогли прочитать… и вы тоже, милорд де Роше. — Он взглянул на Железное Сердце, сидевшего на сундуке. Тот пребывал в самом дурном расположении духа, желая поскорее закончить разговор и испытывая сильное желание выпить подогретого Линнет вина. — Хью де Боэн, коннетабль, собирает армию, чтобы помешать Лестеру прорваться через центральные графства и присоединиться к своим союзникам. Вам нужно срочно дать ответ, когда вы сможете к нему присоединиться.

Джослин отхлебнул горячего вина и подождал, пока Линнет и ее служанка повесили полотенца возле камина и положили для него чистое белье. Расправляя рубаху, Линнет вдруг замерла и посмотрела ему в глаза. На ее лице ясно читалось беспокойство и даже страх.

— Лошади сейчас не в лучшей форме, — заметил Железное Сердце. — За три недели мы погоняли их по холмам и долинам, преследуя это шотландское отребье! Что вы хотите, выжать воду из камня?

— Если мы не остановим их сейчас, потом будет тяжелее. — Голос Брайена был глухим от усталости. — Мне не нужно напоминать вам, милорд, что Арнсби и Рашклифф будут первыми целями Лестера, если ему удастся закрепить свое положение в этой местности.

Железное Сердце, выплеснув остатки вина, побрел к камину, чтобы наполнить свой кубок. Роберт быстро отпрыгнул в сторону с его пути и подбежал к ванне. Джослин нежно взъерошил пушистые волосы мальчика. Он не помнил, какая неразбериха царила во времена правления короля Стефана, потому что, когда с ней покончили, он сам еще был ребенком. Тем не менее он много слышал об этом от отца, видел остатки разрушенных селений и испытывал здоровый страх перед подобным, не желая его повторения.

— Дайте мне одну ночь и день, чтобы я смог сыграть свадьбу, и тогда я сам поведу своих воинов в бой, — тяжело вздохнув, ответил Джослин. — Как справедливо говорит мой отец, лошадям нужен отдых, но надеюсь, что мы сможем набрать поблизости свежих коней у крестьян.

Брайен посмотрел на Джослина, затем на Линнет и развел руками в знак извинения.

— Понимаю, что прошу слишком многого, но если сейчас мы сможем сломить Лестера, тогда, уверен, у нас будет возможность мирно отдохнуть.

Когда Брайен ушел, спустившись в гостиную, Джослин взглянул на отца.

— Если хочешь, оставайся здесь, но я хотел бы взять твоих людей, — предложил он.

— Я еще не впал в старческое слабоумие! — проворчал Железное Сердце. — Мне, пожалуй, не следовало бы мотаться по стране, но ведь Рагнар и Иво до сих пор с Лестером, хотя им пора бы уж и опомниться. Я предоставил им полную свободу, и что из этого вышло? Пусть же теперь они узнают всю силу отцовского гнева.

Джослин прикусил язык и принялся намыливать плечи, зная, что его слова все равно никак не подействуют на отца, когда тот в таком состоянии. Для Рагнара и Иво отцовский гнев мало что значил. Во всяком случае, они уже давно привыкли к тому, что Железное Сердце ими постоянно недоволен.

Вытеревшись сухим полотенцем, Джослин отошел от ванны и оделся в новую одежду, оставленную Линнет: нижнее белье из мягкой ткани, рубаху и темно-зеленую куртку. Все радовало новизной. Так как Линнет не располагала достаточным временем, она просто нашила сверху тесьму, тем не менее все получилось у нее просто превосходно, и Джослин не находил слов, чтобы выразить свое восхищение и признательность, так все ему понравилось.

— Прекрасные перышки, — проворчал Железное Сердце.

— Очень красиво, — тихо сказал Джослин, улыбнувшись Линнет.

Железное Сердце хмуро посмотрел на обоих и, проявляя нетерпение, повернулся к ним спиной, сбросил с плеч плащ и начал расстегивать ремень.

— Нет никакого смысла выливать эту воду из ванны, она еще такая горячая, что в ней можно сварить яйцо вкрутую. Оставьте несколько свежих полотенец, и больше мне ничего не нужно.

Джослин почувствовал, как напряглась стоявшая рядом Линнет. Не обращая на них никакого внимания, Железное Сердце снимал с себя одежду и бросал ее на пол. Линнет взяла себя в руки. Холодным и спокойным голосом она приказала служанке принести полотенца и найти свежее белье для Железного Сердца. Затем под предлогом, что ей нужно проверить, как готовится обед, она, извинившись, вышла.

Железное Сердце все так же мрачно посмотрел ей вслед.

— А она капризная девчонка, — хмыкнул он.

Джослин без малейшего раздражения посмотрел на отца.

— Думаю, ты ее уже достал, — сказал он. — Исполнять обязанности прачки — это для нее уже слишком. Ей следовало бы утопить тебя в этой лохани. Я бы на ее месте так и поступил.

— Куда ушла мама? — Роберт украдкой обошел вокруг Железного Сердца. Джослин взял его на руки.

— Пошла поговорить с кухаркой. Хочешь, пойдем в конюшню и посмотрим, кого я тебе привел с Севера?

Роберт оживленно закивал.

Железное Сердце, покачивая головой, совсем обнаженный подошел к камину, чтобы налить себе еще кубок горячего вина, а затем наконец залез в воду.

Линнет вышла замуж за Джайлса в сентябре. Тогда стояла жаркая душная погода. Амбары наполнялись зерном нового урожая, и на току в воздухе постоянно носились золотистые пылинки мякины. И на Линнет красовался сплетенный из колосков венок как знак плодородия, указывавший на то, что жениху предстоит вспахать девственную землю, засеяв ее семенами в надежде на будущий богатый урожай.

Теперь снова наступил сентябрь, уже закончилась работа в поле, хотя погода в этом году стояла мрачная и сырая, и Линнет нарочно решила не надевать на себя венок невесты.

Сидя за столом, уставленным спасенным серебром Рашклиффа, она потягивала вино из великолепного инкрустированного кубка. Она до дна испила чашу своего первого брака и теперь пила за брак с Джослином.

Венчание длилось недолго и скорее напоминало помолвку. Отец Грегори в качестве представителя церкви засвидетельствовал, что обе стороны вступают в брак по собственной воле. Все, что стоило сделать Джослину и Линнет, это дать торжественное обещание хранить супружескую верность друг другу и связать свой союз обручальными кольцами. Их благословили крестом, и они стали мужем и женой. Весь свадебный обряд занял меньше четверти зарубки на свечных часах. Сегодня ночью будет его заключительная часть, означающая, что ничто, кроме смерти, не сможет их никогда разлучить. А завтра, попрощавшись с ней, Джослин уедет на свидание с этой самой смертью. Линнет старалась выбросить эту мысль из головы, но она все равно не давала ей покоя, осев где-то в уголках сознания и постоянно насмехаясь над ней.

Генри, одетый в новую рубаху из зеленой фланели, нагнулся над нею и Джослином и наполнил их общий кубок вином из кувшина, который держал в руках. Когда он отошел, Линнет заметила, что Джослин, не скрывая своего желания, смотрит на нее, и этот ничем не прикрытый страстный взгляд мужа испугал ее.

Чтобы скрыть страх, Линнет сделала еще глоток из кубка. В ту ночь после свадьбы Джайлс ужасно напился и неумело обращался с ней, изрыгая проклятия и отдавая ей короткие приказы: «Разведи ноги, черт бы тебя побрал. Шире, выше. Да не лежи ты, как покойник. Перестань визжать, ведь не больно же».

Джослин положил свою ладонь на ее руку, а другой поднял наполненный кубок, чтобы выпить оттуда, куда она только что прикоснулась своими губами. Возлияние перед пашней, а потом наслаждение в грехе, который не всегда переносится болезненно, чаще сладостно.

Она вдруг почувствовала взгляд Конана, весело наблюдавшего за молодыми. Он поднял кубок и что-то пробормотал своему соседу, Брайену Фитцренару. Посланник юстициария засмеялся и поддразнивающе посмотрел на жениха и невесту. Линнет хотела убрать свою ладонь из-под руки Джослина, но понимала, что это вызовет еще большие насмешки. В конце концов, это их свадьба, и Конан всего лишь стремится сохранить старые традиции. Время от времени Железное Сердце поднимал голову, отрываясь от кубка с вином, и что-то лепетал про семейные обязанности.

— Хорошо пользуйся ею в постели, — невнятно проворчал он, при этом его глаза смотрели явно в разные стороны. — Дочки — вот какие дети тебе нужны. — Его голова склонялась все ниже к столу, будто весила слишком много для его шеи. — Когда будешь отдавать их замуж, ты сможешь выбрать себе сыновей. Так ты не будешь округ… окружен идиотами.

Джослин бросил сердитый взгляд в сторону отца.

— Боже мой, сколько ему еще надо выпить, чтобы вино заставило его замолчать? — произнес он сквозь зубы.

Линнет положила свою руку на ладонь мужа.

— Мы в долгу перед твоим отцом, за то что он помог пополнить наши запасы провиантом, — решительно сказала она, — но я не могу больше сидеть здесь и выслушивать его. — Она слегка сжала его пальцы. — Пусть это обычай, но я не могу раздеться донага в его присутствии перед нашим брачным ложем.

— У нас нет необходимости стоять без одежды перед свидетелями, — успокоил ее Джослин. — Ты уже видела меня голым и могла убедиться, что у меня нет телесных недостатков, а я не сумасшедший, чтобы отвергать тебя из-за какого-нибудь скрытого под одеждой физического изъяна. Кроме того, — добавил он, уныло посмотрев на Конана, — ты же не думаешь, что я горю желанием раздеваться перед этими пьяными рожами? Я в любом случае не желаю становиться мишенью для непристойных шуток.

Линнет почувствовала слабую волну облегчения.

— Благодарю вас, — прошептала она. — Еще со времени моего прошлого замужества брачная ночь стала для меня ненавистна. Мне казалось тогда, что меня заперли в клетке с диким животным, а все гости — это публика, пришедшая поглазеть на нас.

— Тебе незачем бояться меня, я не допущу этого.

— Да, я знаю. — Она раскрошила сладкий медовый пряник, лежавший у нее на деревянной тарелке. — Я вовсе не вас боюсь.

Он на некоторое время сжал губы, затем нагнулся к ней поближе и тихо сказал:

— Послушай, прислуге осталось подать только одно блюдо, хотя все вокруг и так наелись до отвала. Пойди наверх под предлогом, будто тебе нужно проверить, уснул ли Роберт, и оставайся там. Я посижу здесь немного и поддержу эти праздные разговоры, а потом найду причину выйти из-за стола. К тому времени, как они поймут, что происходит, мы успеем запереть на засов дверь спальни.

Кивнув в знак согласия, она встала из-за стола как раз в ту минуту, когда из кухни стали выносить последнюю перемену блюд: сладкую пшеничную кашу на молоке, приправленную корицей, пироги с фруктами, спрессованные сырки, пирожки с мясом и чаши с заваренными зелеными травами. Линнет чувствовала на себе похотливые взгляды мужчин, представляющих, как она будет выглядеть без одежды с распущенными волосами. Вслед ей понеслись соленые замечания и грубые шутки в адрес Джослина, который пытался защищаться, отвечая на остроты. Ее сердце бешено колотилось, а все лицо пылало, будто у нее начался жар. Подойдя к лестнице, Линнет быстро оглянулась и увидела, как Джослин беззаботно ест пирог с мускатными орехами и беседует с Конаном, пытаясь отвлечь его внимание. Испытывая к Джослину глубокую признательность, Линнет пошла наверх по тускло освещенной каменной лестнице.

Джослин заложил дверь перекладиной.

— Гости, возможно, станут барабанить по запертой на засов двери, — заметил он, — но сомневаюсь, что они додумаются принести топор, чтобы отстоять таким образом древний обычай.

Линнет облегченно вздохнула.

— Я очень сожалею, но я не смогла бы пережить это унижение еще раз.

— Для любого когда-нибудь должен наступить конец несчастьям, — сказал он, усевшись в кресло возле камина. Джослин знал, чего хотел, однако понимал, что если он воспользуется своими правами в такой грубой форме, какой требовала традиция, то допустит серьезную ошибку, которая ему дорого будет стоить. Медленно развязывая шнурки на своей одежде, он вдруг задумался: почему, собственно, Линнет так боится его отца? Безусловно, Железное Сердце не был особенно привлекательным даже в самые лучшие времена, но он отличался от баронов, которых она знала раньше. Они представляли куда большую угрозу в ее жизни, чем этот грубый, но безобидный человек.

— Роберт уже спит? — мягко спросил он.

— Да, конечно. — Ее лицо просветлело. — Думаю, его сильно утомили сегодняшние события. Его голова полностью занята той лошадью, которую вы ему подарили.

— Я надеялся, что они понравятся друг другу, — довольно сказал Джослин и почувствовал тепло, вспоминая радость на маленьком лице Роберта, когда тот увидел свой подарок.

— Знаешь, как он назвал ее?

Джослин покачал головой, отмечая про себя, что Линнет впервые обратилась к нему на ты.

— Джайлс как-то заметил, что у жены Лестера зубы и зад, как у кобылы. Роберт, должно быть, это услышал. Он назвал лошадь Петрониллой, по имени графини.

Джослин едва не подавился от смеха. Петронилла де Бомон на самом деле напоминала лошадь, хотя ее масть скорее можно было бы назвать пегой, чем гнедой, но поставь их рядом, он бы сказал, что шотландская кобыла более привлекательна. Петронилла, какое длинное имя.

— Я даже не знаю, кто должен обижаться — лошадь или графиня, — сказал он, улыбнувшись.

— Это правда, что она одевается как мужчина и участвует в битвах рядом с мужем?

— Более или менее. Ну, сейчас уж она точно с ним. — Джослин посмотрел на жену из-под бровей. — Ты же не собираешься последовать ее примеру?

— Так, возможно, будет легче, чем просто сидеть здесь и ждать, — ответила она, распуская свои косы.

Он взял гребень из слоновой кости, лежавший на сундуке, и сел возле нее на кровати.

— Дай мне свои волосы, — ласково попросил он. — Ты же не хочешь убирать с двери засов, чтобы впустить свою служанку, а я раньше делал это уже много раз.

Вначале Линнет вся сжалась при его приближении, но спустя немного времени, расслабилась и ответила ему озорной улыбкой.

— Это что, признание в прошлых грехах?

— Как вам будет угодно, — ответил он тем же тоном и, взяв ее волосы в свои руки, начал расчесывать каждую прядь на ее голове. Свет от камина падал прямо на них, придавая нежному цвету ее волос красноватый оттенок. Запах розмарина и ромашки поднимался от плавных движений гребня и действовал на Джослина успокаивающе.

— Если вы думаете, миледи, что я всю жизнь распутничал в спальнях сказочных красавиц, разбивая их сердца, то вы сильно заблуждаетесь.

— А разве все свое время вы проводили на турнирах? — Ее голос зазвучал тише, так как голова поддалась нежным прикосновениям гребня. Наблюдая за игрой света на ее тонкой шее, за мягкой ямочкой над ключицей, Джослин на мгновение с горечью и нежностью подумал о Бреаке.

— Признаюсь, что я иногда срывал случайно зрелый плод с дерева, чьи ветви низко свисали через забор, но если бы я этого не делал, он бы попадал в руки кого-нибудь другого. — Какое-то время Джослин расчесывал ее волосы в задумчивом молчании. Тяжелые густые пряди отливали ярким блеском, словно являясь продолжением огня в камине. — Кроме того, — добавил он, — довольно долго я любил одну женщину, и у меня не появлялось желания стянуть запретные яблоки. Бреака тогда бы меня точно убила.

Линнет вполоборота внимательно посмотрела на него.

— Конан что-то упоминал про ва… твое прошлое.

— Это он мог. Может быть, он полагал, что ты мне посочувствуешь и твое сердце смягчится.

— Он тогда любовался тобой и Робертом, глядя, как вы забавляетесь. Я думаю, он заговорил, потому что радовался за тебя, да и поведал он очень немного. Только то, что твой сын умер, а ты расстался с его матерью.

Каким казалось теперь далеким все это, сказанное тихим голосом в этой спальне, где начиналась его новая жизнь.

— Оспа, — сказал он. — Она не выбирает себе места и приходит туда, где ее совсем не ждут. Ему тогда исполнилось всего четыре года. Бреака тоже тогда чуть не оставила этот мир. Он похоронен на кладбище по дороге в Руан. Я отдал все свое серебро, чтобы подкупить священника и позволить Джуэлю, незаконнорожденному сыну наемника, остаться на освященной земле с неотпущенными грехами. — Отложив гребень, он откинул ее волосы на одну сторону и начал развязывать шнуровку на платье. — Этот удар судьбы выбил меня из нормальной колеи. На какое-то время я совершенно одичал, ни на что не обращая внимания. То лето, когда умер Джуэль, приносило мне удачу только на турнирах. Я отвоевал обратно все серебро, которое заплатил священнику, и еще сверх того, так что смог собрать свою собственную дружину, а не таскаться по пятам за Конаном.

— Значит, вашего сына звали Джуэль.

— Это бретонское имя, так звали отца Бреаки. — Джослин почувствовал, как Линнет дрожит от прикосновений его пальцев, или, может быть, это дрожала его собственная рука. Ему потребовалось собрать всю свою волю, чтобы сдержаться и не дать волю слезам. — Я помню его совсем маленьким, он был очень похож на свою мать — был таким же быстрым и проворным, как и она. — Он пожал плечами. — Прошло уже восемь лет.

Линнет снова повернулась к нему и заглянула в его глаза. Ее брови недоуменно изогнулись.

— Мне было почти семнадцать, когда он родился.

— А Бреаке?

Покончив со шнурком, Джослин начал медленно стаскивать платье с ее плеч. Это ему удалось, и жена осталась перед ним в одном нижнем белье.

— Ей было тридцать два — почти годилась мне в матери, — Джослин засмеялся.

— Зачем ты все это рассказываешь мне?

— Ты думаешь, это долго оставалось бы тайной, когда в доме находится Конан? Он с удовольствием кормил бы тебя этим, давая по маленькому кусочку, а я догадывался бы об этом только тогда, когда ты стала бы смотреть на меня, как на врага. Теперь все известно и ничего не стоит между нами.

Линнет пошевелилась, закрыла глаза, и от ее ресниц на щеках появились пушистые тени.

— Я не прав? — Джослин коснулся ее подбородка кончиками пальцев.

— Нет, — тихо ответила она, — больше ничто не стоит. — Это было неправдой или не совсем правдой. У нее не хватило смелости, в отличие от супруга, выложить перед ним свое прошлое.

Положив ее ладони на плечи, Джослин медленно начал стягивать с них женскую сорочку. Линнет опустила глаза, чувствуя, как его взгляд обжигает ее обнаженное тело.

— Боже, — услышала она его шепот. Ему захотелось сразу овладеть ею, но он продолжал сдерживать себя. Линнет почувствовала, как он почему-то робко прикоснулся к ее спине. Она вздрогнула, зябко передернув плечами, и вдруг почувствовала, что с нею происходит нечто странное. Ее груди напряглись и набухли, а тело странно ослабло. Мужские руки ласкали ее все нежнее и настойчивее, а его губы искали ее поцелуя.

Шли минуты, а их ласки становились все неистовее, все жарче. Последние капли стеснительности оставили их. Джослин торопливо сбросил с себя остатки одежды, и туда же, на пол, упало все, что еще оставалось на Линнет. Они уже не думали о том, что стояло между ними раньше, прикосновения, поцелуи становились все более страстными и откровенными. Линнет вдруг почувствовала, как ей уютно и хорошо рядом с Джослином. Ей вдруг стало очень жарко. Джослин своим горячим телом накрыл ее, так что она не могла да и не хотела пошевелиться. Она чувствовала своей грудью, как бьется его сердце. Ее ладони скользили по его спине, ощущая его гладкую влажную кожу, крепкие напрягшиеся мускулы. Ее рука опускалась все ниже, лаская его живот и продвигаясь все дальше к его ногам. Линнет непроизвольно, даже не думая о том, что она делает, дразнила его своими нежными и в то же время полными страсти и желания прикосновениями.

Джослин прервал свой жаркий поцелуй, застонал от удовольствия, и тогда Линнет, движимая собственным нетерпеливым желанием, слегка приподнялась и прижалась к телу мужа, и он, бережно и нежно проник в нее, осыпав ее новыми страстными поцелуями.

В это мгновение кто-то с силой ударил в дверь. Потом еще и еще раз.

— Джослин, открывай немедленно, прощелыга! — неистово завопил Конан. — Тебя еще как следует не уложили в постель!

Линнет сдавленно вскрикнула и уставилась через плечо Джослина на дрожащую дверь, надеясь, что перекладина выдержит.

Джослин выдавил сквозь зубы проклятие.

— Джослин! — Дверь, сделанная из толстых дубовых досок, тряслась от постоянных ударов. Затем последовали ругательства. Послышались приглушенные голоса Майлса де Селсея и Генри, пытавшихся оттащить Конана от запертой комнаты, где укрывались Джослин и Линнет. — Нечестно! Не по трад… традиции! — проревел Конан.

Генри, чтобы уговорить Конана уйти, бормотал про новую бочку вина, которую собираются начать. Послышался топот и шарканье ног.

— Довольно, сэр Конан. — Линнет услышала голос Генри. — В гостиной намного лучше, чем здесь, на холодном сквозняке.

— Прощелыга! — Раздался последний глухой удар в дверь. Звуки стихли, и снова воцарилась тишина. Джослин вздохнул и прижался головой к шее Линнет.

— Пьяный Конан — это настоящий демон из ада, — пробормотал он. — Это все потому, что, выходя из одной битвы, мы сразу отправлялись на другую. Выпивка и женщины — вот его единственное утешение в этой жизни.

Она услышала в его голосе насмешку над самим собой и прикоснулась к его влажным от пота волосам.

— Забудь об этом, — прошептала она.

Он какое-то время лежал молча, затем поднял голову и негромко засмеялся.

— А Конан был прав, — заметил он. — Меня действительно как следует не уложили в кровать… пока.

Он все еще был внутри нее, хотя и несколько расслабившись, но теперь она почувствовала, как в нем возникает новая волна желания.

— Как ты думаешь, он вернется? — спросила она, крепко обвивая его своими руками.

— Сомневаюсь, — ответил Джослин, задыхаясь. — Но я убью его, если он посмеет!

Линнет попыталась определить, не подслушивает ли кто-нибудь под дверью, но все, что она слышала, так это учащающееся с каждым мгновением дыхание Джослина, поскрипывание кровати и ее собственные умоляющие сладкие стоны. Уже ни о чем не думая, она двинулась навстречу мужским движениям, и ее затопило восхитительное ожидание чего-то настолько огромного и приятного, что ей показалось, будто у нее вот-вот лопнет сердце.

Губы Джослина ласкали ее грудь, его руки, казалось, были везде. Линнет стиснула зубы, стараясь не издать ни звука, но ей это не удалось, и ее громкие стоны заполнили комнату, словно прекрасная музыка. Внезапно Джослин громко застонал, изогнулся всем телом, запрокинув голову, и Линнет вдруг почувствовала, как ее начинает сотрясать сладостная судорога — сильнее, сильнее и наконец взрыв. И все тело разлетелось хрустальными осколками, и ничего не осталось — только он и она.

Линнет задохнулась от наслаждения. Разница между его нежными ласками и тем, чему подвергал ее Джайлс, была такой ощутимой, что ей хотелось плакать от счастья. Она не желала, чтобы какие-то неприятные воспоминания из прошлой жизни испортили ей сегодняшнюю ночь. Эта ночь навсегда останется ее памяти как одна из самых светлых страниц в ее жизни. Линнет покрепче прижалась к телу Джослина и спрятала лицо на его груди, пытаясь найти то, что заставит ее забыть все на свете.