Лавина чувств

Глава 26

Выставив левую ногу вперед, Рагнар наклонился прячась за щит, и начал колотить рукояткой меча по недубленой коже седла в знак вызова. Его противник, Хеймо, один из рыцарей отца, согласился размять кости здесь, на углу внутреннего двора.

Весь свой так давно сдерживаемый гнев и напряжение Рагнар приготовился обрушить на своего врага. Он вдруг обнаружил в себе страстное желание, чтобы борьба шла по-настоящему. Ему хотелось наносить удары и видеть, как льется кровь. С периметра боевого круга, грубо очерченного обгоревшей палкой, воины и слуги выкрикивали советы и подбадривали соперников. Рагнар видел их лица, предвкушавшие незабываемое зрелище. Мельком посмотрев вверх, он заметил, что его мать и тетка наблюдают из окна своей комнаты. Он покажет им, чего стоит на самом деле, какой он воин. Но не ожидание их похвалы побудило его выйти на сегодняшний поединок. Главная причина заключалась в том, что ему захотелось одержать победу над этим воином с волосами, как у барсука, который, сидя верхом на гнедом коне и положив руку на бедро, задумчиво следил сейчас за Рагнаром.

Осторожно, словно подкрадывающийся зверь, Рагнар стал кружить вокруг Хеймо, выискивая слабое место для броска. Он устремился вперед, чтобы нанести удар. Хеймо увернулся, быстро подставив свой щит.

— Давай, Рагнар, покажи ему! — прокричал кто-то из толпы. Добавились голоса еще двух или трех человек. Они доставили Рагнару неимоверное наслаждение. Несмотря на то, что он впал в немилость, присоединившись к восстанию Лестера, он все еще оставался наследником. Отец простил его и снова принял в свою семью. В некоторых домах уже верили в то, что Вильям Железное Сердце сдает свои позиции, и Рагнар ничего не предпринимал, чтобы вывести их из этого заблуждения. Пусть смотрят на него как на естественного преемника Железного Сердца.

Хеймо увернулся, умудрившись нанести случайный, но отличный удар по щиту Рагнара, но это стоило ему многих усилий, его лицо покраснело от напряжения. Рагнар оставался хозяином положения — легкий, быстрый и гибкий, приготовившийся к новому выпаду.

— Выходи из угла, Хеймо, иначе он прижмет тебя! — прокричал кто-то из толпы, отдавая свои симпатии старшему и более тяжелому сопернику.

Сверкая глазами от ликования, Рагнар прыгнул, как лев, и нанес победоносный удар. Хеймо, уронив меч и щит, упал на колени, признавая свое полное поражение. По двору пронесся торжествующий вой Рагнара, от которого дрожь пробрала всех присутствовавших. Высоко подняв вверх свой меч, победитель медленно прошелся по кругу, принимая льстивые почести от женщин, припавших к окну. Горящим от радости взглядом он искал своего отца. Но внимание того было приковано не к сыну. Железное Сердце стоял к нему спиной и выслушивал наемника Конана де Гейла, который, только что спрыгнув со взмыленной лошади, быстро о чем-то говорил.

Ликование Рагнара перешло в свирепую ярость. Он плюнул через край своего поднятого щита и, разорвав круг людей, направился к отцу и наемнику.

— Очень важно, чтобы ты приехал… — говорил Конан, но остановился и осмотрел Рагнара с ног до головы. — Учишься сражаться? — довольно спросил он.

Рагнар пожалел, что у него не боевое оружие с настоящим стальным лезвием. Он взглянул на отца, но лицо старика оставалось сдержанным и бесстрастным, будто высеченным из камня. Ни слова в защиту Рагнара не сорвалось с его твердых тонких губ; кроме того, от бессердечного Рагнара он и не ожидал другого ответа.

— Я давно умею сражаться. Если хотите, могу преподать вам урок, — усмехнулся он и приглашающе взмахнул своим мечом.

Конан поднял брови. Он тоже взглянул на Вильяма, но, увидев ту же непроницаемость, пожал мощными плечами.

— Почему бы нет? — сказал он. — Мне придется подождать, пока оседлают свежую лошадь. Любой воин слабеет без практики. Кроме того, это не займет много времени. — Он оставил Вильяма и подошел к Хеймо. — Можно? — Взял у рыцаря меч и помахал им, звеня браслетами на запястье.

Рагнара затрясло от злости, когда он услышал ответ наемника, сказанный спокойным, безразличным тоном. Этому человеку было примерно столько же лет, сколько и его отцу, и его украшало больше шрамов, чем старого волкодава. Его светлые волосы поредели, и явно проступал живот, говорящий о том, что старый воин погрузнел и потерял былую поворотливость. Непонятно, как Конану де Гейлу вообще позволили ступить на двор Арнсби.

Теперь уже собралась толпа побольше, привлеченная ожиданием серьезной драки. Мартин, толкаясь, пробивался к переднему ряду зрителей. Конан, заметив его, улыбнулся. Мартин подмигнул ему, а затем дерзко показал язык старшему братцу.

Рагнар счел это последним оскорблением для себя и бросился в атаку без предупреждения, стремительно и свирепо, издав яростный вопль. Ему удалось отбросить Конана назад серией ударов, но после первого неожиданного наскока старый наемник поднял щит Хеймо вверх, принимая на него натиск Рагнара. Он явно предпочитал обороняться до тех пор, пока у юного противника не убавится спеси. Еще и еще раз Рагнар нападал на него, полный злости, стремясь нанести сокрушительный удар. Конан отражал выпады, выслушивая смешки, исходившие от зрителей, и вопли, призывавшие Рагнара докончить его.

— Давай, сукин сын, нападай! — проревел Рагнар сквозь зубы, прижимая Конана к краю очерченного круга.

— Не трать понапрасну свое дыхание, мальчик! — ответил Конан. — Это первое правило.

Рагнар удвоил свои усилия. Хотя он все еще стремительно передвигался, его лицо покраснело, а грудь вздымалась все тяжелее. Конан, тоже раскрасневшийся и порядком взмокший, успел отметить это про себя. Он выжидал своего момента, а затем неуклюже и явно преднамеренно махнул мечом у ног Рагнара. Соперник сразу же опустил щит, чтобы отразить удар, но Конан, выпрямившись, изменил направление с быстротой молнии, и лезвие тупого меча коснулось сзади незащищенной шеи Рагнара.

— Ты убит, — задыхаясь, сказал Конан, опуская свой щит и отступая назад.

Воцарилась тревожная тишина, и Конан знал, что зрители не совсем верят тому, что только что сами увидели, — все произошло так внезапно. Рагнар замер, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься уже просто в драку.

— Не будь дураком, — остановил его Конан и добавил: — Очень важно сначала научиться держать оборону.

— Да я плевать хотел на твои советы! — Рагнар плюнул и, бросив наземь меч, стал проталкиваться через круг, нарочно мимоходом пихнув Конана плечом.

Конан вернул меч и щит рыцарю, у которого их одолжил, и задумчиво посмотрел, как Рагнар пошел к дому. Зрители тоже начали расходиться.

— Ненависть затмила его рассудок, — сказал Конан Вильяму. — А в остальном он нормальный молодой парень.

— Ты не очень-то помог ему обрести рассудок, — холодно ответил Вильям, когда для Конана вывели свежую лошадь.

Наемник вдел ногу в стремя.

— Враг именно так и действует, — сказал он. — Твой Рагнар, словно камень, выпущенный из пращи. Необходимо постоянно следить за тем, чтобы не оказаться на его пути, когда он летит быстрее молнии.

Железное Сердце проворчал:

— Мне не нужны твои советы, как обращаться с собственным сыном. Рагнар не любит тебя. И я его в этом не виню.

Конан тяжело вздохнул, видя глубокую пропасть, до сих пор разделяющую его с Вильямом. В принципе ничего не изменилось после смерти Морвенны, все осталось по-прежнему.

Вильям сердито посмотрел на него.

— В любом случае, — сказал он, — почему послали за мной? Каким, по-твоему, я могу стать утешением для Джослина?

— Если его жена и ребенок умрут, он в тебе будет очень нуждаться. Ты сам пережил подобное несчастье. Я не могу видеть его таким разбитым, какими были когда-то ты и я. Я всегда близко к сердцу принимал удары судьбы, которые обрушивались на этого парня, что бы ты обо мне ни думал. В конце концов, он ведь мой племянник. Де Гейлы не всегда являлись наемниками и бездельниками. Мой дед владел огромными землями и имел отличную родословную, но он разорился, приняв неверную сторону в междоусобицах. Я хочу, чтобы хотя бы Джослин добился успеха. Пусть его жизнь будет лучше, чем наша. — Конан замолчал и сильно стиснул зубы. Его лицо слегка покраснело от нахлынувших чувств и легкого смущения. Потом добавил: — Я, возможно, слишком много говорю в последнее время, во всяком случае, больше, чем следовало, но, похоже, уже поздно отступать.

Они выехали из замка в молчании — нормальное состояние для Вильяма, но не для Конана, который обычно веселился, ведя глупые разговоры, и наглел с каждой минутой, не заботясь о том, что его примут за болтуна.

— Выходит, что женщина и ребенок смертельно больны? — спросил Вильям после продолжительной паузы.

— Я точно не знаю, — устало ответил Конан. — Возле них находится как можно меньше людей, чтобы предостеречь остальных от заражения, — таковы указания самой леди Линнет. Я лишь слышал, что Джослин совсем не спит и почти ничего не ел с тех пор, как они заболели, а сегодня утром он послал за отцом Грегори.

— Он хоть в курсе того, что ты поехал за мной?

Конан покачал головой.

— Не думаю, что это может занимать его сейчас. Смертельная угроза нависла над его женой и пасынком, и все его мысли только об этом.

Вильям поджал губы.

— Он женился на ней сразу же после того, как с полей убрали урожай, — проворчал он. — Ты же не собираешься меня убедить, что его душа уже неизлечимо больна? — И, не выслушивая возражений Конана, он помчался вперед, давая ему понять, что совершенно не желает спорить по этому поводу.

Джослин взглянул на чашу с остывшим и загустевшим супом, который Стивен принес в спальню уже полчаса назад. На его поверхности застыли маленькие кусочки жира, облепившие нарезанные кубиками овощи. Он обычно никогда не жаловался на свой желудок, способный принять любую пищу. Но внутри что-то сломалось, и он отказывался работать, сжимаясь всякий раз от боли, когда напоминали о еде. Джослин поставил нетронутый суп на камин, даже не прикоснувшись к хлебу, а лишь взял кувшин с вином. Уж это он точно сможет проглотить без рвоты.

Едва передвигая ногами, он вернулся к кровати и сел в кресло, ставшее его тюрьмой и опорой во время двух бессонных ночей. Или, может быть, уже прошло три? Время потеряло для него всякий смысл, пока он наблюдал, как распространяется зараза, пожирая все на своем пути.

Отец Грегори посетил мать и ребенка, воспользовавшись возможностью отпустить им грехи. Это являлось необходимой предосторожностью и одновременно утешением, как он сам говорил, но Джослину от этого нисколько не становилось легче. Исповедовать их означало признать, что они могут не поправиться.

Его глаза устали от недостатка сна, но он уверил себя, что, если сомкнет веки, если хотя бы на мгновение перестанет дежурить у их кровати, неминуемая смерть явится на своих быстрых невидимых ногах и заберет от него Роберта и Линнет, как когда-то Джуэля. И если смерть пока не явилась, то только потому, что кто-то отчаянно сопротивляется ей, сражаясь из последних сил.

Он взглянул на жену с ребенком, спавших вместе на большой кровати. На мгновение ему показалось, будто Роберт начал дышать более легко после последней дозы растительного отвара, или, может быть, это всего лишь фантазия его ноющего разума. Линнет вздрагивала во сне и тихо стонала. Ее волосы намокли и потемнели, а лицо и шея покрылись красными пятнами. Она то и дело сбрасывала с себя покрывала и что-то бессвязно бормотала. Она металась беспокойно по кровати, постоянно облизывала свои сухие бледные губы.

Джослин склонился над ней, взял ее горячую ладонь и нежно погладил ее лоб.

Глаза женщины открылись, и она невидящим взглядом уставилась прямо на него.

— Раймонд, — задыхаясь, произнесла она. — Раймонд, кто-нибудь может войти, прошу вас, не нужно.

— Все хорошо, Раймонда здесь нет, — пробормотал Джослин и быстро повернулся, чтобы выжать полотенце в холодной воде и положить ей на голову. — Тебе просто снится.

— Нет. — Она нахмурилась, слабо отталкивая его. — Не снится. — Ее тело заметалось под мокрой от пота простыней и прогнулось, словно принимая любовника. — Нет, прошу вас, слишком опасно. Я… ах! — Ее схватила судорога, не оставляя ему никаких сомнений, что ее вымышленный любовник лежит рядом с ней. Холодная дрожь пробежала по спине Джослина. Все внутри него сжалось, когда она начала извиваться и стонать, ибо эти звуки, несмотря на мучительную болезнь, были звуками наслаждения, а не боли. Раймонд де Монсоррель. Ему изменяли с призраком в его собственной постели.

— Линнет, ради бога, он же умер! — прокричал Джослин, наваливаясь коленями на кровать, чтобы сдержать ее колотящееся тело. — Боже мой, да очнись же, я не могу больше этого слышать!

Она отчаянно сопротивлялась, но совершенно обессилела. Затем издала отчаянный стон, всхлипнула, глубоко вздохнула и расслабилась.

Чуть не плача, Джослин медленно отпустил ее.

— О боже, — прошептал он, закрыв лицо руками.

— Будет безопаснее, если вы позволите мне доставить вам удовольствие по-другому, — простонала она хриплым умоляющим голосом, устремив свой взор на потолок, словно кого-то там увидела. — Если Джайлс догадается, он убьет нас обоих. Вам нравится, когда я делаю это.

Джослина охватило непреодолимое желание заткнуть ей рот, заставив замолчать. Вскочив на ноги, он помчался в коридор, пытаясь сохранить равновесие, хотя это давалось ему с большим трудом. Прижавшись виском к холодной каменной стене, он пытался побороть отвращение. Он вспомнил непристойные сплетни в бараках Ноттингема о том, какой у Раймонда де Монсорреля аппетит на женщин. Об этом сложили много легенд. На него самого и смотреть-то не хотелось — лысеющий, с кривыми ногами от постоянной жизни в седле и с огромным носом, похожим на луковицу, но он считал, что это не портит его привлекательности в делах, касающихся женщин. Его преимущества скрывались в его штанах, так по крайней мере утверждали слухи. Одна из проституток отряда, хвастаясь, как де Монсоррель завел ее на стену церкви Святой девы Марии в праздник Вознесения, рассказывала, что даже бык не доставил бы ей такого наслаждения. И Линнет позволила ему… Джослин принялся колотить кулаками по стене от отчаяния, совсем не чувствуя боли, но все же постарался взять себя в руки и рассуждать спокойно.

В конце концов, у него ведь тоже когда-то были подобные отношения с Бреакой. Она была тогда в два раза старше, чем он, такая уверенная и опытная в любовных делах, а он в то время не ведал ни вины, ни греха. Он вдруг понял, что нет у него права бросать в Линнет камни, хотя и очень хотелось, благо только что он получил неопровержимое свидетельство ее греха. О боже! Линнет борется со смертью, а его сейчас беспокоит, что она когда-то была близка с Раймондом де Монсоррелем. Он стал отвратителен сам себе и, повернувшись, решил вернуться назад, но вид отца, стоявшего у дверей, помешал ему.

— Конан мне все рассказал, — проговорил Железное Сердце, переступив через порог. — Хоть раз он не соврал, раскрыв свой глупый рот. Отойди в сторону и перестань сверкать на меня глазами. Я тоже переболел сыпным тифом, причем в обеих формах. — Он указал на ряд маленьких рубчиков на коже. — Чуть не помер. Так говорят, хотя сам я ничего не помню. Мне исполнилось тогда всего четыре года. Где они, здесь?

Джослин кивнул. Его голова потяжелела, и он ощутил острую боль. «Черт дернул этого Конана», — подумал он, почувствовав в то же время едва заметное облегчение. Неуверенной походкой он последовал за отцом в спальню.

Железное Сердце остановился возле кровати. Джослин услышал тихий бормочущий голос Линнет.

— О чем она бредит? — Он в тревоге поспешил к своему отцу.

Железное Сердце искоса посмотрел на Джослина, и его серые глаза засияли лукавым блеском, как бы предполагая, что здесь что-то не так.

— Что ты больше не можешь лежать рядом с ней, потому что она беременна.

— Что?

— Это правда?

— Я… я не знаю. Она ничего не говорила, до того как заболела. — Джослин сел в кресло возле кровати и начал в отчаянии ломать себе руки. — Думаю, еще слишком рано, и у нас было совсем мало времени. И тут же мелькнула предательская мысль: «А с Раймондом де Монсоррелем?» Он бросил взгляд на маленького мальчика. Жар несколько спал, и казалось, что малыш крепко и спокойно спит. Он походил на свою мать, в нем не узнавалось почти никаких черт де Монсоррелей, за исключением, может быть, подбородка и выступавших скул. А какая разница, которому из де Монсоррелей они принадлежали. В голове Джослина уже все переворачивалось от острой боли, делая его совершенно беспомощным. Перед глазами заплясали маленькие цветные точки, исполняя своенравный танец, и он тихо простонал.

— Тебе нужно поспать, — сказал Железное Сердце, бросив на него озабоченный взгляд. — Ты причинишь себе больше вреда, чем пользы, если будешь так над собой измываться. Все, что ты здесь делаешь, может сделать и простая служанка. Ступай.

Джослин испугался. Мысль о том, что Линнет в бреду перескажет служанке или отцу тот вздор, который он недавно услышал, заставила его покачать головой и отказаться от этого предложения. Кроме того, он вспомнил, как потерял Джуэля и Бреаку.

— Не могу, — прохрипел он уставшим голосом.

— Ты должен. — Железное Сердце положил руку Джослину на плечо и посмотрел ему в глаза. — Я не знаю, насколько верны тебе твои люди, но, если будет необходимо, я отдам им приказ схватить и связать тебя. Майлс и Конан уж точно не станут колебаться.

— Ты не посмеешь! — Джослин, побледнев, тоже пристально посмотрел на отца, от ужасной головной боли его чуть не стошнило.

После такого ответа Железное Сердце убрал руку с плеча Джослина и направился к двери, набирая в легкие воздух, чтобы позвать кого-то из воинов.

— Боже мой, ты ничего не понимаешь! — прокричал Джослин надломленным голосом. Но горло его сдавило, и крик застрял где-то в груди. Он сделал еще одну попытку, но от этого только сильнее заболела голова. — Когда-то у меня была любимая женщина и ребенок, но я потерял их, потому что меня не было рядом с ними в минуту опасности!

Железное Сердце на секунду закрыл глаза, как будто Джослин своим откровением причинил ему физическое страдание. Повернувшись, он сделал два шага по направлению к сыну и остановился. Его руки сжались в кулаки от нервного перенапряжения, он судорожно несколько раз сглотнул, словно частыми глотками что-то пил. Когда же заговорил, то слова он произносил с большим трудом. Казалось, что он толкает в гору огромный камень:

— Меня тоже не было рядом с твоей матерью, и это самое ужасное. Вернувшись из военного похода, я увидел, что она уже мертва, хотя тепло еще не совсем оставило ее тело, и мне чудилось, будто она жива. — Он горько усмехнулся. — Кругом разносят слухи, что я пытался покончить с собой из-за любви к ней, но это не так. Я хотел свести счеты с жизнью, потому что ненавидел себя. — Ухватившись за ремень, он прерывисто вздохнул и спросил: — Женщина и ребенок, упомянутые тобой, — это случилось с тобой, когда ты отсутствовал?

Джослин кивнул. У него так разламывалась голова, что он отказывался что-либо понимать. Печальное признание Железного Сердца, признание, спрятанное раньше за семью печатями, не произвело поэтому никакого впечатления.

— Бреака взяла меня под свое крылышко, в свою постель. Она родила Джуэля зимой, твоему внуку исполнилось бы сейчас двенадцать лет.

— А что произошло?

— Лихорадка. — Джослин закусил губу. — Он оказался недостаточно крепким, чтобы пережить ее. Когда он умер, исчезло и то, что связывало меня с его матерью… или, может быть, огонь, горевший когда-то в нас, к тому времени уже давно погас. Я не хочу теперь потерять Линнет и Роберта. — Джослин наклонил голову и закрыл глаза. Он не мог сейчас вынести даже света свечи. Головная боль засасывала его, ничего не оставляя, кроме себя.

— Ты не потеряешь их, — сказал Железное Сердце. — Ребенок, кажется, уже перенес самое худшее судя по тому, как он выглядит сейчас, а у твоей жены упрямое стальное сердце.

— Нет, отец, ее я тоже теряю. Все изменилось.

— Не неси чепуху. Все, что изменилось, так это твоя способность думать. Я по твоему голосу вижу, что у тебя сейчас просто раскалывается голова. — Его грубые черты вдруг сразу смягчились, и он тяжело вздохнул. — Конан полагал, что я найду мудрые слова, чтобы утешить тебя, но боюсь, что он меня переоценил. Все, на что я способен теперь, так это быть с тобой рядом. Можешь положиться на меня. Доверь мне на ночь заботу о твоей жене и пасынке, и я обещаю тебе, что не упущу их.

Джослин думал отказаться, хотел сказать отцу, что это невозможно, но боль, играя с ним, как кошка с мышкой, запустила свои когти в его череп, и мир вокруг него превратился в кипящую непереносимую муку. Он лишь смутно осознавал, что слова, соскочившие с его языка, оказались не теми, которые он хотел произнести.

Железное Сердце, подойдя к двери, позвал прислугу.

Линнет почувствовала, что на ней что-то лежит. Горячее и тяжелое, око приковало ее к матрасу, делая дыхание невозможным. Она попыталась столкнуть это с себя, но оно не поддавалось, еще сильнее сжимая свои тиски. Она ощущала, как жесткие пальцы погружаются в ее плоть, разрывая ее, расталкивая в стороны, освобождая путь для чьего-то вторжения. Жадно хватая ртом воздух, она открыла глаза и сначала увидела лишь темноту ночи, освещенной единственным пламенем свечи, стоявшей возле кровати. Потом она смогла различить фигуру мужчины, сидевшего в кресле. Он поднялся, склонившись над ней, и в это время ей на грудь опустилось что-то громоздкое, огромное.

— Не сопротивляйтесь, — прошептал голос Раймонда де Монсорреля. — Вам все равно не удастся.

Она попробовала закричать, но в ее легких не хватало воздуха, и, когда она открыла рот, получила голодный влажный поцелуй, колючий от небритой щетины. Ее поглотила кружащаяся темнота. Глаза ничего не видели, но она по-прежнему могла улавливать чьи-то голоса. Раймонд что-то похотливо шептал ей на ухо, Джайлс, позеленевший от злобы, обзывал шлюхой. Джослин… Джослин, ради бога, проснись, я больше не могу выслушивать это. Еще один голос, резкий от раздражения и звучащий совсем близко:

— Давай, женщина, черт бы тебя побрал, дыши! Ты же не думаешь, что я собираюсь заниматься этим всю ночь!

Она почувствовала, как кто-то с силой загоняет ей в легкие воздух. Ей стало легче, давление на грудь уменьшилось, темный мир перестал кружиться. Голоса умолкли, и ее грудь затрепетала, наполняясь свежим воздухом. Она еще раз вдохнула, ощутив вкус виски на своих губах.

С невероятными усилиями она разомкнула веки. Комнату освещало все то же пламя одинокой ночной свечи, а над ней по-прежнему, склонившись, стояла смутная фигура мужчины, отбрасывая длинную тень, — мрачно сверкающие глаза, седые волосы, брови и выступающие скулы… Медленно приходя в сознание, она узнала Вильяма де Роше. Он протянул свою мозолистую ладонь и опустил ей на лоб, действуя на удивление нежно. Она попробовала уклониться, но слабость охватила ее, и Линнет устало вновь закрыла глаза.

— Гм, все еще горячая, — услышала она голос тестя, — но, думаю, постепенно жар отступит. Ее дыхание стало ровнее. Ей просто мешал дышать угол подушки. Ты, девочка, присмотри за своей хозяйкой.

— Да, сэр.

До Линнет долетели звуки льющейся в таз воды, и через некоторое время ей на лоб легло холодное полотенце. Кресло у кровати заскрипело, и Линнет догадалась, что это отец Джослина вновь сел в него. «Что он здесь делает? — расслабленно подумала она, — и где Джослин и Роберт?» Было очень трудно думать. Сон накрывал ее мягким пышным одеялом, и она с радостью уступила его объятиям.

Железное Сердце подождал, пока Линнет заснет, посмотрел, как служанка легкими движениями поправила ей белье. До рассвета оставалось еще несколько часов, но он решил, что самое тяжелое в его ночном дежурстве уже позади. Смогла бы она сама дышать, если бы он не подарил ей свое дыхание? Вряд ли. Это средство спасения ему показал его дед, подсмотревший его у одного греческого врача во время похода на Иерусалим. Вильяму уже однажды удалось так спасти человека. Один из его дружинников решил искупаться в Тренте, но начал тонуть. Когда его синим вытащили на берег, он уже не дышал. Вильям помог ему, вернув дар дыхания, и в конце концов парень выжил, оставшись таким же, как и до этого сурового испытания.

Интересно, предчувствовал ли Джослин, что Линнет сегодня ночью чуть не ускользнула от него навсегда? Морвенна обладала даром ясновидения, хотя этого оказалось недостаточным, чтобы уберечь себя, а ведь Джослин многое унаследовал от матери. Морвенна тоже страдала от ужасных головных болей. Он вспомнил, как священник хотел однажды изгнать из нее злых духов, заявив, что у нее в голове, должно быть, поселились демоны. А Агнес открыто говорила одной из своих служанок, что считает Морвенну ведьмой. Это было единственный раз, когда она смогла высказать свое мнение, так как Вильям поклялся, что отрежет ей язык, если она еще хоть раз посмеет распускать такие слухи.

Тем не менее это не помешало ей думать по-своему. Возможно, кто-то мог бы и его действия назвать колдовством — он вернул женщине дыхание.

— Позовешь меня, если понадоблюсь, — приказал он служанке и устало пошел в соседнюю комнату, где временно на матрасе спали Джослин и Роберт. Ребенок на глазах поправлялся. Возможно, уже утром он будет жаловаться только на то, что у него сосет под ложечкой. Болезнь выжала из него все жизненные соки, превратив в бледную тень, но он, видимо, тоже обладал стойкостью и цепкостью тянущейся к солнцу виноградной лозы.

Железное Сердце посмотрел на Джослина, возле которого свернулся Роберт. Даже во сне он еще болезненно хмурил брови. Он вспомнил недавно произнесенные сыном слова о женщине и ребенке, которые были у него когда-то. До сих пор старый воин не имел времени подумать о них, но теперь тяжелые мысли нахлынули на него. Железное Сердце присел у камина и поднял кувшин вина с добавленным в него виски. Семь лет прошло, и он, не зная того, успел стать дедом, а затем лишиться своего внука. Судьба Джослина настолько повторяла его собственную, что Железному Сердцу стало не по себе.