Лавина чувств

Глава 29

Вильям Железное Сердце владел тремя домами в Ноттингеме на холме, который находился у дороги на Дерби. Второй дом он сдавал внаем торговцу вином. Третий в настоящее время пустовал, хотя скоро его собирались заселить сын того торговца и его новая невестка, как только они отпразднуют свадьбу в ее родном городе Линкольне.

За тем домом, где чаще всего останавливался Железное Сердце, присматривали мужчина и женщина преклонного возраста. Джонас наблюдал за состоянием дома и время от времени выполнял случайную работу на заказ. Тилли подрабатывала прачкой, стирая белье у состоятельных купцов, живущих дальше по Лонг-Роу, и в доме всегда стоял огромный котел, полный белья, а на заднем дворе поблескивали мыльные лужи, от которых исходил пар.

Стоя на пороге, Линнет посмотрела на жилище, где им предстояло жить, и ей стало немного дурно. Внутри дома дело обстояло ничуть не лучше — воздух пропитался запахом капусты и лука, варившихся в другом котле, который шипел на огне в главной комнате. Последние три дня ее желудок пребывал в несколько расстроенном состоянии. Даже сегодня утром, до того как они тронулись в путь, ее едва не стошнило, когда Стивен поставил перед ней на стол блюдо с копченой сельдью. Обычно она обожала такую еду, но сегодня ей с трудом удалось проглотить кусочек хлеба.

У нее в голове вертелось подозрение, что она беременна, но, так как это действительно было всего лишь предположение, она пока ничего не сказала Джослину. Она улыбнулась, несмотря на недомогание и подумала о новой кровати, стоявшей теперь в их спальне. На ней красовалось свежее белье, лежали овечья шкура и северный плед. Все старое сгорело в огне на внутреннем дворе. Они вместе с Джослином любовались, как идет дым от семейной кровати Монсоррелей, а в их спальне уже стояла новая, которая прославит имя де Гейла.

Джослин отправился в замок в Ноттингеме, собираясь навестить своих старых знакомых, с которыми вместе воевал когда-то, и объявил, что появится лишь к вечеру. Роберт очень расстроился, узнав, что не сможет поехать с ним, но обещание Джослина сводить его на следующий день на рынок несколько успокоило мальчика.

Сейчас он играл в углу двора с молодым рыжим котом, купленным Тилли на рынке Уикдей возле церкви Святой девы Марии. Линнет с нежностью наблюдала за сыном. Он обожал всех животных, хотя тех, которые имели особенно густой и мягкий мех, любил больше остальных. Они с Джослином уже делили свою комнату с раненой белкой, обнаруженной Робертом во время поездки на своем пони. А на прошлой неделе он спас от повара соню, намеревавшегося запечь ее в собственной шкуре и подать на стол в качестве деликатеса. Теперь соня тоже обитала в их комнате, и ее плетеный домик висел возле клетки с белкой в алькове, где спал Роберт. Никто с тех пор не мог и думать о том, чтобы отведать соню за обедом.

Линнет уже решила было войти в дом, как приехал Железное Сердце. Он собирался сразу отправиться по делам к купцу, который жил возле городской стены и торговал шерстью.

— Дочка, — поприветствовал ее Железное Сердце несколько грубым кивком.

Линнет в ответ наклонила голову и послушно последовала за ним в дом, чтобы предложить вина. После ее болезни их отношения претерпели некоторые изменения. Она знала, что ради Джослина Железное Сердце приехал с Рашклифф в самый пик ее болезни и оставался там до тех пор, пока она не стала поправляться; его молчаливая, но крепкая, как скала, поддержка многое тогда значила. Почему-то она больше не думала о нем как об угрозе, ей даже не приходилось при нем напрягаться, чтобы не показать своего страха. Конечно, у него имелись свои недостатки, некоторые из них казались просто безобразными, но за ними скрывалось плечо друга, на которое она могла опереться.

Со своей стороны отец Джослина смягчился по отношению к ней и иногда даже вел себя нежно. Он прекратил свои пошлые разговоры, и когда они беседовали друг с другом, то по крайней мере общались, не ощетиниваясь, как кошка с собакой.

— Джослин еще не вернулся? — спросил Железное Сердце. Его длинный нос поморщился от запаха пара, исходившего от котла Тилли. — Никогда невозможно отгадать: то ли в котле кипит белье, то ли варится обед, — заметил он.

— Нет, он сказал, что задержится.

— Должно быть, болтает со своими старыми приятелями.

— Да, — ответила она, заставив себя улыбнуться.

Железное Сердце, потирая руки, бросил на нее быстрый испытующий взгляд из-под густых бровей.

— Ты бледна, как свежая головка сыра, — резко сказал он. — Что-нибудь случилось?

— Нет, отец. — Линнет подальше отошла от бурлящего котла. — Слегка шалит желудок, и больше ничего.

— Ха! — Он продолжал осматривать ее с головы до ног.

Линнет покраснела, положив ладонь на живот, чтобы убедиться в том, что он плоский и не осталось и следа от прежней беременности, но сам этот жест ее выдал.

Железное Сердце тем не менее не стал продолжать эту тему.

— Тогда тебе нужно пойти отдохнуть, — мягко сказал он. — Черствый хлеб и сладкое вино полезны при такой хвори. — Он кивнул головой. — Ступай на верхний этаж и поспи часок. Я присмотрю за мальчиком.

Линнет мгновение колебалась, но еще одна противная волна запахов из котла заставила ее желудок содрогнуться, и она приняла предложение с благодарной улыбкой.

— Мне это не нравится, — заявил Ранульф Фитцранульф, шериф Ноттингема, вглядываясь вдаль через окно башни. Между реками Лин и Трент раскинулся широкий зеленый луг, а за ними виднелись деревушки Бриггфорд, Уилфорд и Клифтун. — В городе слишком много людей Феррерса, и они что-то замышляют. — Он принялся покусывать ноготь большого пальца.

Стоя возле своего бывшего хозяина, платившего ему, Джослин тоже созерцал картину пасторального спокойствия. Деревья, тянувшиеся вдоль берегов, уже оделись в новую листву нежно-зеленого цвета, а луг стал похож на пышный ковер из трав и цветов, на нем мелкими темными бусинками рассыпался пасущийся скот. Ленивые серые облака дыма клубились над трубами сыромятен, расположившихся на берегу Лина, и груженая баржа держала путь вверх по реке, приближаясь к пристани замка.

— Когда я приезжал сюда осенью, то тоже удивился числу воинов Феррерса, — заметил он.

— В то время, когда состоялась битва под Форнемом? — Фитцранульф, повернувшись, посмотрел на Джослина своими водянистыми голубыми глазами. Левый глаз шерифа слегка косил. Складывалось такое впечатление, будто он никогда не глядит прямо, даже тогда, когда действительно смотрел в лицо собеседнику. Но этот обман зрения был простителен, ибо шериф Ноттингема считался самым прямодушным из людей.

— Они, как хищники, поджидают подходящего момента, чтобы наброситься на нас, но у них не будет такой возможности. Когда пришла новость о поражении Лестера, они постепенно разъехались.

— Но теперь они вернулись.

— Зимнее перемирие подходит к концу. — Фитцранульф посмотрел на свой искусанный ноготь. На большом пальце жевать уже было нечего, и он набросился на указательный. — У меня достаточно людей, чтобы защитить замок, но не город, где влияние Феррерса слишком велико. Если произойдет что-нибудь серьезное, горожанам придется самим позаботиться о себе. Вы надолго к нам?

— Вообще-то мы здесь, чтобы закупить продовольствие. Два, в крайнем случае — три дня. Мой отец, возможно, поставит охрану возле своего дома, раз уж он расположен почти рядом с владениями Феррерса.

— Ваш отец тоже здесь?

— Но по другим делам и наверняка пробудет на пару дней больше, чем я. Я слышал, он хотел заглянуть к вам.

Фитцранульф кивнул, отведя в сторону свой озабоченный, но полный лукавства взгляд.

— Самая плохая услуга, оказанная мне юстициарием. Он отдал вам в жены Линнет де Монсоррель, — проворчал он. — Таким образом, я потерял самых лучших воинов, которыми когда-либо располагал. До сих пор дуют недобрые ветры. Но теперь я хотя бы могу положиться на верность Рашклиффа. Когда им владели Монсоррели, заставить их сотрудничать в каком-либо вопросе не представлялось возможным: все равно, что пытаться превратить воду в вино. Старина Раймонд наверняка оказался бы таким же крепким орешком, как и Феррерс.

— Да, мне это известно.

Фитцранульф поднял голову; его лицо выражало любопытство, но Джослин не имел намерения разглашать секреты, касающиеся его самого и которые Раймонд де Монсоррель унес с собой в могилу.

— Мне нужно вернуться в Рашклифф, — добавил он, отвлекая внимание своего собеседника, — но, если вы только пожелаете, я оставлю часть своих воинов здесь. Хорошо обученные наемники вам не помешают.

— За чей счет? — поинтересовался Фитцранульф, показывая, что он относится к деньгам так же практично, как и ко всему остальному.

— Я их нанял до середины лета. Все, что от вас потребуется, это предоставить им еду и ночлег. Если они понадобятся мне в Рашклиффе, они доберутся до него за один день.

— Отлично, — кивнул Фитцранульф. — Я знаю, когда стоит схватить золотую гусыню, если она путается у меня под ногами. Если вам что-нибудь понадобится от меня в будущем, дайте мне знать.

Навестив шерифа, Джослин решил заглянуть в караульное помещение, чтобы засвидетельствовать там свое почтение. Его угостили здесь кружкой знаменитого пива, варившегося в этом замке, а также хлебом и сыром. Один из охранников, Большой Одинель, прозванный так за огромный рост, поставил локти на стол и сладострастно облизнул губы.

— Эй, Джос, это правда, что говорят о Раймонде де Монсорреле?

Хлеб с сыром во рту так и застрял у Джослина в горле. Он еще раз старательно прожевал его, сделав глоток пива, чтобы запить, и пожал плечами, делая вид, что ему это крайне безразлично.

— Да ладно, кончай смеяться. Ты знаешь, про что я. Говорят, он покрывал собой каждую бабу, которой было от тринадцати до пятидесяти. Могу поспорить: где бы ты ни появлялся, повсюду наткнешься на маленьких ублюдков, похожих на этого старика! — Одинель язвительно засмеялся, сверкая темными глазами. — Помнишь ту девочку, хваставшуюся тем, что она провела с ним несколько минут на стене церкви? Мы приводили ее сюда. Она призналась: будто у него больше, чем у быка! Думаю, его следовало сохранить после смерти, как сохраняют мощи святых! — Он оглядел комнату, чтобы получить одобрение присутствующих.

Непристойные слова полились нескончаемым потоком. Джослин услышал смех вокруг себя, но он звучал как-то глухо, словно издалека. Его глаза окутала красная пелена, а на всем теле выступила испарина, но он все-таки сдержал себя и не вырвал у Одинеля гадкий язык, ибо, поступи он так, признал бы, что призрак Раймонда все еще имел над ним власть, а Джослин решил, что та старая кровать уже давно сгорела дотла и дух этого развратника навсегда изгнан из его памяти.

— У тебя богатое воображение, — ответил он, когда пришел в себя и смог говорить. — Раймонд де Монсоррель славился как известный соблазнитель, а шлюхи всегда будут рассказывать байки о любом высокородном клиенте, который прошелся у них между бедер. Это доставляет им удовольствие и вызывает интерес у клиентов, — резко добавил он.

Одинель неуверенно заморгал. На короткое время установилась неуютная тишина. Джослин задался вопросом: что, черт возьми, он делает в этом караульном помещении? Его титул превратился в такой же осязаемый барьер между ними, как и шелковая тесьма, окаймляющая его рубаху, или берилловая и янтарная броши, закрепленные сбоку на его отделанном мехом плаще. Хотя он сам, может быть, и не хотел этого, но все изменилось, и он стал каким-то посторонним для этой компании, одним из «тех», и из-за его прошлого на него теперь смотрели и с восторгом, и с презрением. В его отсутствие они будут говорить о нем так же, как и о Раймонде де Монсорреле. Поэтому он больше не мог здесь оставаться.

Джослин быстро, едва попрощавшись, вышел, и обе стороны с облегчением вздохнули. Когда дверь караульного помещения закрылась за ним, охранники сразу же расслабились, как будто все это время, пока он находился внутри, они стояли по стойке смирно. А с противоположной стороны двери Джослин, закрыв глаза, почувствовал себя как только что отпущенный на свободу заключенный. Теперь перед ним, когда спускался по холму, ведущему к рынку, встал вопрос: куда идти. Не к Линнет, только не сейчас, когда слова Одинеля глубоко задели его за живое и непонятная обида поселилась в груди.

Наконец он сделал свой выбор и отправился к Конану, который, как предполагал Джослин, должен сидеть в это время в таверне на рынке Уикдей. Он долго петлял по узким улочкам, пока не выбрался к ручью Брод-Марш. Небольшой поток воды, бегущий вдоль Бьярд-лейн, теперь опять оказался перекрыт, только на этот раз дохлой собакой, и жители близлежащих домов вели оживленный спор, решая, кто должен отвечать за удаление этого препятствия. Джослин осторожно пробрался по грязи на обочине дороги, мимо темных дверей, ведущих к убогим жилищам с очагом, разведенным посередине, и с дымящимися трубами на крышах. В одном месте, ближе к вершине холма, виднелись спускавшиеся к кучке домов ступеньки, высеченные в мягком песчанике.

Возле своего дома за небольшим столом сидел сапожник. Кругом лежали инструменты и разбросанные куски кожи, из которых он делал обувь. По соседству с ним находилась небольшая красильня, и, когда Джослин проходил мимо, ее владелец, вымачивавший ткань в котле с ярко-оранжевой водой, уставился на прохожего. Здесь же расположилась лавка, принадлежавшая Ротгару, мастеру по мечам, и Джослин остановился, чтобы посмотреть на хороший товар.

— Лучшая ломбардская сталь, сэр, — сказал Ротгар, откладывая свои дела и подходя к Джослину.

Джослин помнил его с детства, с тех самых пор, как пришел сюда вместе с Железным Сердцем, и то, что он тогда увидел, сразу привело его в восторг. Жена Ротгара, теперь уже покойная, суетилась вокруг него, угощая сахарным инжиром, а Ротгар позволил ему подержать в руках оружие.

Кинжал, который он протянул ему сегодня, имел длину девять дюймов, острый с обеих сторон, а рукоять, покрытая натуральной оленьей кожей, так и льнула к рукам. Его собственное оружие, прослужившее ему с самых первых дней его наемничества, уже изрядно поизносилось. Ему несколько раз приходилось заменять ручку, а истончившееся лезвие затуплялось через каждую неделю.

— Сколько просишь за него?

— Восемь шиллингов, — немедленно ответил Ротгар, проведя рукой по длинным усам. — Сам материал обошелся мне в четыре, а сверху ведь еще мое время и мастерство.

— Я дам тебе пять, — сказал Джослин, проверяя заточенное лезвие на подушечке большого пальца. — Именно столько заплатил я по дороге в Нормандию.

Ротгар прищелкнул языком.

— Нормандия ближе к Ломбардии, и потому сталь стоит дешевле. А отсюда уж слишком долго приходится ехать, чтобы заключить сделку. — Кузнец потянул за густые серебряные волоски над своей верхней губой. — Вот что я скажу. Учитывая, что вы и ваш отец постоянные мои покупатели, я уступлю его вам за шесть с половиной.

— Шесть, — сказал Джослин, — и пока я здесь, то закажу, пожалуй, для своего пасынка тупой меч.

Ротгар продолжал подергивать свои усы.

— Ох, тяжело с вами, милорд, но думаю, что так будет вполне справедливо, раз уж вы подкидываете мне работу. Шесть так шесть.

— Я плачу сразу, — заметил Джослин, кладя монеты поверх стойки, именно для этого и предназначенной.

Ротгар, сосчитав их, смел себе в ладонь.

— Вам стоило бы привести парнишку ко мне в лавку, чтобы обмерить.

— Сегодня днем?

— Да, можно и сегодня. — Ротгар начал отстегивать деревянную пуговицу на мешочке, висевшем у него на ремне, но вдруг остановился и поднял голову. — А что это за шум?

Джослин выскочил на улицу, сжимая в руке новый кинжал. Его ослепил яркий дневной свет, представлявший собой резкий контраст с той темнотой, которая царила в земляной лавке. Со стороны дороги Хологейт-роуд до него донеслись крики и лязг оружия. Затем послышались более громкие вопли ужаса, и он увидел яркие языки пламени.

— Боже мой, что происходит? — Ротгар выглянул через плечо Джослина, держа в руке свой кузнецкий молот.

— Ясно только одно: начались какие-то неприятности. Лучше прикрой свою лавку, спрячься сам и захвати с собой все ценное. Я отправляюсь в Уикдей — там должны быть мои люди.

Ротгар сурово кивнул и без лишнего промедления позвал своего подмастерье и поспешно принялся складывать товар.

Джослин перешел через узкую грязную улочку, посмотрев на вершину холма, где стояла пивная. Народ выбегал из домов, обеспокоенно допытываясь друг у друга, что происходит. С холма и со стороны рынка тоже в панике бежали горожане.

— Грабители! — кричал один из запыхавшихся торговцев, предупреждая тех, кто стоял внизу. Под мышкой он держал гуся — наверное, свой товар, — который отчаянно бил своими оранжевыми лапами. — Люди Феррерса — спасайтесь!

Джослин двинулся сквозь поток охваченного паникой люда, раздвигая его своими мощными плечами, пока наконец не добрался до Уикдея. Зеленый искусственный куст, подвешенный обычно на горизонтальном шесте над входом, указывая, что это место является пивной, сейчас валялся втоптанным в землю возле дверей, а с горящего пола поднимался густой дым, так как кто-то выбросил из жаровни полено, чтобы поджечь таверну. На заднем дворе господствовала тишина, не слышалось даже лая сторожевой собаки хозяина, виднелись лишь ее конура и тяжелая цепь.

Джослин выбежал обратно на улицу. Люди лавиной неслись с рыночной площади, стараясь отыскать убежище в церквах. Дым клубился над выстроенными в ряд домами купцов на улице Кингс-роуд, ведущей к храму Святой девы Марии. Огонь жадно лизал соломенные крыши, но никто не осмеливался его тушить. Боясь за свою собственную жизнь, люди давали огню полную власть над городом.

Джослин стоял как вкопанный, не обращая внимания на неистовые людские волны. Затем он увидел воинов. Огонь от факелов, которые они держали в руках, отражался на их шлемах и кольчугах. Они забегали в жилища горожан, поджигая сено и солому, вороша огонь в очагах и разбрасывая угли, позволяя яростному огню пожирать все на своем пути.

Джослин натолкнулся на два мертвых тела, растянувшихся на улице. Одно из них принадлежало городской проститутке. Ее безвкусное желтое платье было забрызгано кровью. Во втором трупе, обнимавшем ее, видимо, пытаясь защитить свою временную возлюбленную, Джослин узнал Геймела. Его плотничные инструменты валялись здесь же, разбросанные по улице, а его деревянная нога торчала из-под него под каким-то кривым углом.

В надежде, что они еще живы, Джослин присел на корточки, наклонившись над ними, но быстро обнаружил, что им не нужна уже никакая помощь. Он перекрестил их, закрыв уставившиеся в никуда глаза Геймела, и поднялся на ноги. Его переполняла злоба. Где же, черт возьми, Конан?

Со всех сторон раздавался звон церковных колоколов. Внезапно Джослин подумал о Линнет и Роберте, и у него все перевернулось внутри от страха. Когда его отец отправился по делам, там осталось лишь несколько слуг. Они совсем беззащитны. Дом отца стоял рядом с домом графа Дерби. Это может уберечь его от пожара, но это также означает, что в том районе будет огромное количество людей Феррерса.

Он побежал, протискиваясь через узкую улочку, переполненную людьми, стремящимися к церкви Святого Петра, где они надеялись обрести безопасность. Под ногами шлепала грязь, и он скользил на ней, поминутно рискуя упасть. Позади в панике визжали обыватели. Огонь охватил бочку с сосновой смолой в мастерской плотника, и огненные брызги разлетелись в толпу. Одна капля попала Джослину на руку и с шипением начала въедаться в кожу, прежде чем он успел ее стереть. С большим трудом ему удалось преодолеть сопротивление толпы. Изловчившись, он попал на обочину и оказался в вонючем переулке, узкой тропой извивавшемся вдоль задних стен домов, обступивших рыночную площадь.

Здесь тоже царил хаос, и Джослин понял, что беспорядки в городе масштабнее, чем он предполагал.

Кругом шел грабеж, все пылало в огне. Он на секунду присел на корточки в саду одного из дворов, чтобы перевести дыхание и задаваясь вопросом: пошлет шериф своих воинов в город или будет оборонять замок, надеясь, что выступление Феррерса скорее продиктовано сиюминутной злобой и ненавистью, чем попыткой захватить город и замок.

Сжимая в руке только что купленный кинжал, Джослин выпрямился и пошел через двор. Внезапно, громко топая копытами и хлопая ушами по своим маленьким глазкам, мимо него галопом промчалась огромная черная свинья, чуть не сбившая его с ног. Он быстро отпрыгнул в сторону, столкнувшись с двумя пешими воинами, державшими в руках длинные ножи и собираясь зарезать свинью, которая, фыркая, пронеслась через сад, юркнув в дырку плетеного забора, и исчезла в шумном переулке.

Остановившись, воины оценивающе взглянули на Джослина поверх поднятого наготове оружия.

— У нас с вами нет личных обид, — сказал Джослин. — Дайте мне спокойно пройти своей дорогой, и я позволю вам идти своей.

Воины обменялись быстрыми взглядами и продолжали внимательно оценивать Джослина. Он сразу же вспомнил о золотой тесьме на своей рубахе, о плаще и обо всем том, что являлось куда большим искушением для этих головорезов, чем жареная ляжка свиньи, которая к тому же уже находилась где-то на полпути к Брод-Маршу.

— Нам бы тоже не хотелось ссориться с тобой, — ответил старший из воинов, — но ты бы больше понравился нам, если бы отдал свой плащ в знак доброй воли.

— Кошелек и ремень — тоже, — добавил второй, чьи быстрые хитрые глаза не пропустили многообещающую округлость кошелька Джослина и отделанный золотом кожаный ремень.

Один воин встал справа от него, второй — слева. Джослин кинулся на одного из них, подняв кинжал для удара. Однако атака не увенчалась успехом, так как соперник, изловчившись, схватил его за руку. Джослин поступил таким же образом, уцепившись за запястье своего противника, и, используя свою хватку как рычаг, с силой отбросил мужчину вправо, преграждая путь второму воину. Высвободившись, Джослин пустился бежать. Он слышал звуки быстрых шагов гнавшихся за ним, но двигался заметно быстрее и вскоре оказался на рыночной площади.

Здесь тоже грабили дома, предавая их огню. Джослин увидел, как через площадь воины катят тяжелые бочки из погреба виноторговца, а он сам и его семья стояли рядом и смотрели, беспомощные и напуганные. Воин в кольчуге, восседавший на боевом коне, отдавал распоряжения, размахивая длинным хлыстом.

Позади Джослина раздался ликующий возглас:

— Вот он, сукин сын, держите его!

Оглянувшись, Джослин увидел своих преследователей, от которых он только что ускользнул, проделав достаточное расстояние от дверей одного дома на Какстул-Роу. Джослин снова принялся бежать, прекрасно понимая, что если его поймают, то на этот раз наверняка убьют.

Рыночная площадь превратилась в руины из перевернутых стоек и прилавков; грабители рыскали среди них, как стервятники, завидевшие убитого волка. Джослин искал здесь убежища, перебираясь от одного места к другому и медленно приближаясь к Орган-лейн. Возле низкой стены, отделявшей рынок зерна, один из грабителей пригрозил ему коротким ножом, но сразу же отступил, заметив в руках Джослина сверкающий длинный кинжал, и отправился за более легкой наживой. Джослин следил в оба глаза за этим удалявшимся грабителем, не заметив тело, растянувшееся позади одной из опрокинутых будок, пока не споткнулся об него. Он повалился, вонзив свой кинжал в труп и налегая на него. Когда сделал первый вдох, то чуть не задохнулся, ибо зловоние, исходившее от мертвеца, говорило о том, что он являлся одним из работников многочисленных сыромятен, расположившихся по ту сторону моста через реку Лин. Запах экскрементов смешивался с вонью разложения, протухшего бараньего жира и резким металлическим смрадом танина. Зловоние было настолько сильным, что Джослина вырвало. Неподалеку он услышал приближающихся преследователей. Через мгновение они повернут за угол будки, обнаружив его лежащим у своих ног, и он станет легкой жертвой их ножей.

Не долго думая, Джослин сорвал с себя плащ и расшитую золотом рубаху. Запихав их под стол будки, он перевернул труп, стянул с него плащ и испачканную рубаху и оделся в это отвратительное тряпье. Сальный, кишащий вшами капюшон застегивался на продолговатую деревянную пуговицу, а узловатая палка довершала ансамбль. Лишь Джослин отошел от трупа, как два грабителя, пыхтя, подбежали к будке.

Его падение, несмотря ни на что, пошло на пользу. Сгорбившись, он заковылял не так быстро, иначе это могло бы сразу выдать его. Наоборот, он двигался, слегка шаркая ногами, напоминая обычного крестьянина.

— Эй! — прокричал один из воинов. — Не видел ли ты, как пробегал здесь один дворянин? Высокий, в темно-красном плаще?

Джослин покачал головой, пробормотав ответ на грубом англо-датском языке, свойственном деревне. Одновременно он махнул рукой, так, чтобы ужасный запах от его одежды долетел до их носов. Ни один из них, решил он, не захочет приблизиться к нему настолько близко, чтобы попытаться опознать.

— Боже, от него воняет, будто он подох еще неделю назад! — заявил второй воин. — Ты понял, что он тут сказал?

Его товарищ покачал головой, тоже сбитый с толку.

— У него слишком сильный акцент даже для здешних. Идем, мы только зря теряем время, и меня сейчас стошнит, если простою здесь еще немного. Давай поищем с другой стороны.

Холодный пот проступил на теле Джослина, пока он смотрел, как они поспешно уходят прочь. Он с трудом выдохнул, затем вдохнул. Теперь, когда он немного привык, запах от этого тряпья не казался таким омерзительным. Именно благодаря ему его жизнь была спасена. Повернувшись, он пошел через рыночную площадь, направляясь к городским воротам возле часовни. Разграбленные дома вдоль Лонг-Роу напоминали деревенский пейзаж где-нибудь на пограничной полосе, где подобные зрелища можно видеть постоянно. Джослин ухватился за соломинку надежды, размышляя над тем, что жилище его отца слишком близко расположено к дому графа Дерби и потому, может быть, его пощадили. Ужасные картины рисовались в его воображении, когда он торопливо пробирался по грязной улице.

Из темного переулка, который вел от городской стены к рынку, выскочила группа спешивших куда-то воинов. Они было окружили Джослина, но оставили в покое, отпустив несколько замечаний по поводу исходившего от него зловония.

Джослин мельком посмотрел на них и тотчас же расслабил кулак, сжимавший кинжал.

— Конан! — проревел он. — Где, черт возьми, вы были?

Его дядя уперся руками в бока и смерил Джослина с головы до ног.

— Я мог бы то же самое спросить у тебя. — Его отмеченная шрамом губа криво изогнулась к левой ноздре. — Боже мой, от тебя несет хуже, чем с поля боя трехнедельной давности!

— Мне пришлось поменяться одеждой с прахом одного дубильщика кожи, иначе бы меня проткнули насквозь два подонка, — оправдался Джослин. — Я предполагал, вы будете в таверне Уикдей.

— Да, мы собирались туда, но оказалось, что дядя Годреда держит пивную на Черри-Три-лейн. Мы сидели там, когда появились люди Феррерса и учинили беспорядок. Мы довольно быстро от них избавились, но затем поняли, что все намного серьезнее. Сейчас мы направляемся к дому твоего отца.

— Нельзя терять время. — Джослин торопливыми шагами пошел вверх по холму. — Не думаю, что люди графа Дерби причинят вред Линнет и Роберту — они им слишком нужны, — но я не хочу, чтобы моя семья попала в их лапы.

— Не сомневаюсь, что рыцари твоего отца защитят дом, — сказал Конан, поспешая вслед за Джослином и по-прежнему морщась от запаха его одежды.

— У моего отца дела с торговцем шерстью на Орган-лейн, и он отпустил большинство своих людей побродить по городу. Точно так же, как поступил и я, — ответил Джослин. — Насколько я знаю, в доме осталась лишь прислуга.

Джослин и Конан приблизились к тем трем домам, которыми владел Железное Сердце, и обнаружили, что около них царят обманчивая тишина и спокойствие. Харчевня, расположенная через дорогу, полыхала в огне, но в целом этот район города казался менее разоренным. Но предположение, что все здесь обстоит хорошо, было бы ошибочным. Входная дверь первого дома еле висела на петлях, а в проходе на полу лежали раздетые тела оруженосца Железного Сердца и мужа Тилли, Джонаса. Комнаты опустели. Все, имевшее цену, унесли. Никто не отвечал на зов Джослина. Он вышел во двор. Котел Тилли был опрокинут, рядом, в грязи, валялась куча рваного истоптанного белья. Прижав уши к своей маленькой головке, котенок Тилли, ощерившись, смотрел из-под деревянного стола. Миска с водой и тонкими полосками необработанной кожи стояла на скамье возле каких-то инструментов для починки оружия. Синий щит отца лежал на земле, по недубленой коже до самого центра тянулся порез. На земле виднелись пятна крови, там, где протащили тела, раненые или мертвые.

Джослин подобрал пару кузнечных щипцов, сжав их до боли. Он не мог так сильно опоздать. Казалось невозможным, что он позволил всему этому совершиться.

Потом услышал усиливающиеся с каждой секундой звуки со стороны сада, находившегося по другую сторону узкого переулка, и крик женщины.

Бросив щипцы, он схватил щит отца за короткие ремни и побежал.