Лавина чувств

Глава 36

Агнес де Роше, подняв крышку сундука, достала из него груду одежды и понесла ее к кровати, на которой лежал Железное Сердце. Его руки скрестили на груди, а темно-седые волосы расчесали с пробором посередине. Линнет никогда не замечала их смазанными маслом и приглаженными при его жизни. Он чаще всего откидывал их со лба вверх, и поэтому на голове у него всегда царил полный беспорядок, напоминающий разве что гриву льва. Гребнем он вообще очень редко пользовался, предпочитая ему собственные пальцы.

Смерть смягчила грубые черты его лица, но все же без естественных красок и цветов жизни оно выглядело слишком бледным, впрочем, как и полагается покойнику. А Агнес ликовала и упивалась своей победой. Она походила на нетерпеливую невесту — ее щеки порозовели, а глаза сверкали, пока она исполняла свои обязанности, совсем не обременительные и даже приятные для нее.

На обратном пути из часовни Линнет сопровождали два фламандских охранника Рагнара, предупредив ее, что, если она еще раз куда-нибудь уйдет, ее просто привяжут. Агнес уже оправилась от той удушающей схватки со своим мужем, хотя ее голос после всего случившегося стал сиплым и она говорила шепотом. Сняв прежний легкий шелковый платок, она решила надеть более теплый из плотной шерсти, который сейчас окутывал ее шею и плечи, скрывая все отметины, оставшиеся от пальцев Железного Сердца.

Линнет заставили сесть на табурет и наблюдать за тем, как Агнес готовит к погребению своего мужа, которого потом отнесут в часовню, где совершат обряд отпевания и попрощаются с ним. Было больно смотреть, как эта женщина обмывает тело так нежно, будто любовница, потирая его старческую огрубелую кожу с неприличной радостью и упоением. Линнет сделалось дурно. Дважды ей приходилось подбегать к ведру с помоями, стоявшему в углу комнаты, но у нее ничего, кроме желчи, не выходило. И каждый раз, стоило ей вернуться на свое место, она снова видела, как Агнес воркует над супругом, улыбаясь и поглаживая его.

— Теперь ты мой, — прощебетала Агнес, проводя по телу тряпицей, смоченной в розовой воде, и оставляя на нем длинные гладкие полосы. — Отныне ты не сможешь перечить моей воле.

Линнет вздрогнула, испугавшись странного сладостного тона ее последней фразы. Ее обуял страх, что в своем безумии Агнес сейчас сорвет с себя одежду и ляжет рядом с покойником.

— Конечно, когда наступит ваша очередь делать то же самое, ваш муж будет выглядеть не так прилично, — продолжала Агнес, роняя время от времени из складок одежды маленькие хрупкие лавровые листья и шалфей. — Мне однажды довелось лицезреть содранную с тела кожу, прибитую гвоздями к воротам одного еврейского дома в Ньюарке. Трудно было даже предположить, что она принадлежала человеку, — вся желтая и сморщившаяся; им сначала следовало бы ее хорошенько выдубить, прежде чем выставлять на всеобщее обозрение.

На Линнет снова нахлынул приступ тошноты; ее позыв к рвоте последовал незамедлительно после слов Агнес, и такой сильный, что она все равно бы не успела дойти до гардеробной, и ей пришлось воспользоваться своим платком, сдернув его с головы.

Агнес прищелкнула языком.

— Вам плохо, моя дорогая? — спросила она своим хриплым голосом, притворяясь заботливой, хотя у нее это плохо выходило. — Когда же должен появиться ребенок?

— Мне плохо от вашей болтовни, — с трудом проговорила Линнет, убирая свой испорченный платок. «Господи, дай мне силы, Пресвятая дева Мария, помоги», — мысленно молилась она, понимая, что больше не сможет этого вынести.

— У вас слишком нежное сердце, какое, впрочем, когда-то имела и я. Может быть, во мне вы видите саму себя? — Агнес наклонила голову, глядя на Линнет своими ужасными проницательными глазами. — Но вы все-таки беременны? Я в своей утробе выносила достаточное количество детей, чтобы хорошо в этом разбираться.

Встав, Линнет пошла выбросить свой испачканный платок в ведро с отходами.

— Вам нет до этого никакого дела, — ответила она холодным тоном, который, как она надеялась, придаст ей мужества.

— Нет есть, — пробормотала Агнес. — У вас в животе зреет семя внука Морвенны де Гейл. Нам придется самим с ним покончить, если вы не распрощаетесь с ним по собственной воле. И не нужно поглядывать на дверь. На лестнице стоит охранник, и он получил распоряжение пропускать вас только со мной. Подойдите-ка. — Она махнула рукой. — Помогите мне лучше одеть мужа, его пора отнести в часовню. Он не должен предстать перед алтарем в одной рубашке. Так не подобает.

Линнет попятилась назад, прочь от подзывающих пальцев Агнес, чувствуя к ней глубокое отвращение; она двигалась до тех пор, пока ее спина не уперлась в стену и ей просто некуда было идти дальше. Агнес ухмыльнулась, пожав плечами и вновь поворачиваясь к покойному.

Линнет медленно соскользнула вниз, опустившись на низкий деревянный сундук, покрытый слоем пыли. Усевшись на него, она попыталась сохранить спокойствие, но мысли постоянно возвращались к нависшей над ней и над ее нерожденным ребенком опасности. Словно откуда-то издалека, до ее сознания долетали обрывки фраз, указаний Агнес, повелевавшей то опускать, то поднимать покойного, натягивая на его одеревеневшее тело парадную одежду, которой прежде Вильям Железное Сердце всегда избегал, но теперь помимо своей воли становился похожим на разряженную куклу, выставившую напоказ свое пышное убранство.

— Вам нельзя сопровождать меня в часовню с непокрытой головой, — проворчала Агнес, обращаясь к Линнет. — В этом сундуке вы найдете то, что вам нужно. Приведите себя в порядок, хотя бы ради священника.

Все предметы кругом заплясали перед глазами Линнет, комната завертелась, проваливаясь куда-то в пустоту. Она хотела категорически отказать Агнес, но понимала, что ее единственный шанс избавиться от этой сумасшедшей — убедить Рагнара перевести ее в другое место, подальше от матери, если он хочет сохранить ей жизнь, чтобы использовать в своих далеко идущих планах.

Она робко повернулась и, опустившись на колени, подняла крышку сундука, на котором только что сидела. Сразу же в нос ударил запах увядших трав. Линнет начала разбирать сложенные ночные рубашки и летнее нижнее белье. Не обнаружив платка, она стала рыться еще глубже, пока, наконец, не нашла две шелковые ткани — одну зеленую, поменьше, и другую нежно-голубую. К последней по-прежнему была пришпилена небольшая брошь в виде бронзовой лошадки.

Линнет взяла именно второй платок, но, когда она потянула его, оказалось, что брошь зацепилась за лежащую под ним одежду. Она подняла обе вещи, чтобы распутать их, и вдруг на дне сундука заметила платье, сшитое из зеленого бархата с потускневшей серебряной каймой. Когда она получше разглядела его, то обнаружила, что покрой соответствовал фасону, модному в те времена, когда она была еще совсем маленькой девочкой. Оно явно могло бы подойти лишь женщине, ожидавшей ребенка.

— Боже милостивый, — прошептала она, посмотрев в сторону Агнес. Старуха не выказывала пока никаких признаков недовольства, увлекшись похоронными приготовлениями Железного Сердца и не обращая внимания на невестку, рывшуюся в одеждах.

Линнет заинтересовалась, мог ли этот сундук принадлежать Морвенне. Носила ли она когда-нибудь эту голубую вещь с брошью? А то шелковое полотно одинакового цвета с зеленым платьем и так ему подходящее?

Осторожно, дрожащими пальцами, она накинула на голову голубой платок, концы которого крепко связала под подбородком.

Агнес обернулась. Ее маленькие глазки выпучились, как у совы, когда она увидела открытый сундук.

— Не этот сундук, — раздраженно отрезала она, — а тот, который стоит рядом. — Она указала пальцем на второй, более крупный ящик, расположившийся у стены неподалеку. Но затем она безразлично махнула рукой. — Не имеет значения. Мод все равно не пользуется им.

— Он принадлежал Мод?

Агнес пожала плечами.

— Я же сказала — это не имеет никакого значения.

Линнет вытащила зеленое платье, встряхнув его как следует, и подняла повыше, держа перед собой.

— Это ее?

Если бы Агнес в тот день имела голос, она бы непременно закричала, набрав в легкие побольше воздуха. Раскрыв рот, она уставилась на помятую зеленую материю, на широкие рукава и широкую серебряную кайму. Краска схлынула с ее лица, превратив его в бледно-желтую восковую маску. Старуха хватала руками воздух, как бы пытаясь дотянуться до невидимого врага, злобно сверкая глазами.

— Я же приказала его сжечь! — прохрипела она. — Глупая старая дура, мне не следовало разрешать ей оставаться здесь и минуты. Так она отплатила за мою доброту, неблагодарная скотина. Ей бы только утешать Вильяма и его отпрыска от этой потаскухи, вместо того чтобы скрашивать мое одиночество. Дайте его мне! — Вытянув пальцы вперед, она зашагала к Линнет.

— Вы сильно навредили себе, когда убили Морвенну, не так ли? — Линнет отошла в сторону, пытаясь уклониться от Агнес. Вооруженная зеленым платьем, как знаменем, она больше не испытывала страха перед ней. — Она навсегда осталась в памяти вашего супруга такой же свежей и молодой, какой он когда-то знал ее.

— Отдай мне это платье, грязная девка! — прохрипела Агнес. Но Линнет в очередной раз увильнула от когтей хищницы. Немного потускневшая серебряная тесьма все еще сверкала на свету, а бархат отливал зеленью летних полей. Надвигаясь на Линнет всем своим телом, не замечая ничего под ногами, Агнес споткнулась о больший сундук. На нем стояла небольшая открытая корзина, в которой хранились принадлежности для вышивания. Выудив ножницы среди мотков шерсти, она взяла их, словно это было настоящее оружие. — Ах ты шлюха! — кричала Агнес надломленным голосом, пропитанным ненавистью. — На этот раз тебе не удастся увести его от меня!

Линнет отпрыгнула назад, стараясь увернуться от угрожавших ей рук Агнес, пышущей гневом и яростью. Двигаясь боком и нагибаясь, Линнет пыталась приблизиться к кровати, чтобы она разделила их, но Агнес слишком быстро преследовала ее, а противодействие Линнет еще больше ее злило.

— Убирайся прочь от него! — просопела Агнес, размахивая перед Линнет ножницами. Острые края распороли старый зеленый бархат.

Заточенные железные лезвия чуть не задели саму Линнет. Агнес изо всех сил вцепилась во враждебное ей полотно, почти вырвав его из рук своей соперницы, но Линнет держала его крепко. Когда сверкающая сталь пронеслась возле лица молодой женщины, она, обороняясь, высоко подняла свое зеленое знамя.

— Получите! — прокричала она, кидая его на голову Агнес, и побежала к двери. Она боролась с тяжелой щеколдой, зная, что в любой момент Агнес выпутается из платья и снова набросится на нее.

Всхлипывая, Линнет в панике надавила нижней частью ладони на щеколду, почувствовав, как та поддается. Она распахнула дверь, собираясь сбежать по лестнице к охранникам, но путь ей преградил Рагнар.

— Куда вы направляетесь? — вкрадчиво спросил он и, схватив ее за плечо, повернул к себе, толкая обратно в комнату. Он был не один. Вместе с ним в спальню вошли Иво, четыре рыцаря и священник.

— Ваша мать только что пыталась убить меня! — задыхаясь, проговорила Линнет, безуспешно стараясь освободиться из его тисков. — Она думает, что я Морвенна де Гейл!

Агнес наконец оставила в покое зеленое платье, свирепо глядя на Линнет, занеся ножницы над своей головой и все еще угрожая ими.

— Она шлюха! — выплюнула Агнес, и ее лицо побагровело. — И у нее к тому же ребенок. Я не потерплю отродья де Гейлов под своей крышей!

Рагнар поднял брови.

— Мама, в данный момент она нужна нам. У нее ключ к поместьям Рашклиффа. Нет никакой пользы в том, что мы уберем ее сейчас.

Лицо Агнес еще больше потемнело. Она упрямо стиснула губы, а ее пальцы сильнее сжали смертоносную сталь.

Рагнар указал рукой на корзину с шитьем.

— Положи их, — рассудительно произнес он. — Все вопросы мы обсудим потом, после казни. Мой отец, до того как скончался, купил тебе место в монастыре. Наверное, мы воспользуемся им, поместив туда вместо тебя молодую вдову?

Губы Агнес оставались плотно сжатыми, но она послушала Рагнара, кинув ножницы среди мотков шерсти.

— В душе я желаю тебе только добра, — сказала она.

— Я знаю, мама, — нежно ответил Рагнар, и его голос при этом звучал особенно тепло. Отпустив Линнет, он пересек комнату и посмотрел на застывший труп, на красный парадный наряд и на мозолистые, огрубевшие в сражениях руки, крестообразно сложенные на груди.

— Он совсем на себя не похож, — пробормотал он, нервно потирая тыльной стороной ладони подбородок. Линнет приметила, что его показное спокойствие на самом деле было очень хрупким. Под глазами пролегли темные тени, а у уголков рта появились складки. Предстоящее убийство мучило его совесть — похоже, он не совсем сегодня выспался, одолеваемый ночными кошмарами.

— А это и не он, — холодно сказала Линнет. — Это тело скорее напоминает разодетую куклу.

Рагнар сердито посмотрел на нее.

— Либо вы попридержите свой язык, либо я запру вас одну в погребе, — выпалил он.

— Вы поступите так с каждым, кто будет вам противоречить? — парировала Линнет. — Запрете их, заткнете им рты… убьете их?

Кулаки Рагнара сжались. Его всего затрясло, и он сделал два шага ей навстречу.

— Рагнар, не надо, — попросил Иво взволнованно. — Не здесь, когда папа… — И он указал в сторону покойника.

Рагнар остановился. В его груди клокотала целая буря, глаза сделались дикими и свирепыми, как у голодного загнанного волка. Но Линнет не желала казаться испуганной. Она ответила ему тем неустрашимым взглядом, который так помогал ей в тяжелые минуты, когда она понимала, что уступать нельзя, что бы ни произошло.

Рагнар резко отвернулся от нее, продолжая сжимать кулаки. Его голос охрип от ярости и желчи, когда он обратился к Агнес:

— Отца приготовили для церковного обряда?

— Да, душа моя, — сказала Агнес. — Посмотри, я одела его как подобает лорду, в лучший костюм, и даже про кольца не забыла.

Рагнар улыбнулся, но как-то вымученно, неискренне.

— Если бы ты действительно хотела воздать ему по заслугам, он бы сейчас выглядел по-другому — в своей самой старой рубахе и поношенном плаще, — произнес он все тем же надломленным голосом.

Агнес уставилась на него непонимающими глазами. Рагнар покачал головой.

— Но это не важно, — снисходительно добавил он. — Ты в любом случае постаралась. — И он поцеловал ее в щеку.

Агнес вдруг насторожилась, заслышав звук ударяющихся друг о друга мечей и пронзительный крик, идущий с конца лестницы, расположенной возле поста охранников у подножия башни.

Вытащив из ножен оружие, Рагнар подошел к двери и махнул рукой одному из своих рыцарей, чтобы тот спустился вниз и все как следует разузнал. Воин поспешил исполнить приказ своего хозяина. Почти сразу же находившиеся в комнате уловили еще более угрожающий звон металла, вопли сражающихся и визги служанок. Человек Рагнара вскоре вернулся назад и, шатаясь, вошел в помещение. Из его плеча потоком лилась кровь.

— Заприте дверь! — задыхаясь, простонал он сквозь зубы, обращаясь к Рагнару. — Ваш брат и его люди на свободе, к тому же они вооружены! — Предупредив об опасности, он ударил ногой в дверь, захлопнув ее и прислонившись к ней спиной.

Рагнар побледнел от такого поворота событий, затем наклонился, чтобы поднять засов, стоявший у стены. В надежде на спасение Линнет бросилась к двери, пытаясь преградить Рагнару дорогу и помешать засунуть брус за металлические кронштейны. Она закрыла ему путь к выходу всем своим телом, вытянув в стороны руки. Рагнар с силой оттолкнул ее. Женщина рухнула на пол, упав на бок и тяжело ушибив бедро и плечо, но перевернулась на живот, уцепившись пальцами за его рубаху. Рагнар поднял деревянную балку и тупым концом ударил Линнет по голове.

Черные круги поплыли перед глазами Линнет, и она почувствовала струящееся тепло крови. Она ослабила свою хватку, и Рагнар наконец высвободился. Сквозь надвигающуюся на нее завесу тумана Линнет заметила, как он поднял брус, чтобы запереть единственный вход, и как раз в этот момент дверь с силой распахнулась и в комнату ворвались Джослин и Ги де Монтобан.

Раненого рыцаря толчком отбросило в сторону, и он завертелся от боли, сжимая свое плечо и раскрыв от адских мук свой рот. Рагнар выпустил из рук брус и отпрянул назад с быстротой оленя. Он резко выхватил меч из ножен, на мгновение блеснув гладким стальным лезвием, и пригнулся, встретившись глазами с Джослином.

Джослин задыхался, крутой подъем отнял у него остаток сил, и сейчас он находился на грани изнеможения. Возле двери он увидел Линнет. Она пыталась встать на ноги, ее губы что-то шептали, будто она хотела о чем-то его предупредить, но из ее груди не исходило ни единого звука, и она снова повалилась на спину. Кровь залила ей поллица, капая на платье. Кипящая ярость Джослина забурлила с новой силой, и, издав вой раненого зверя, он кинулся на Рагнара. Удар, нанесенный им, скорее был продиктован гневом. Рагнар легко отразил этот первый натиск и нанес умелый контрудар, оставаясь при этом спокойным, сохраняя хладнокровие и ровно дыша. Лезвие меча взвизгнуло, задев плохо сидящую на Джослине кольчугу, которую он позаимствовал у одного фламандца в подвале. Он сражался и мечом, взятым у того же воина, его рукоять вся покрылась потом и липла к рукам.

Комната наполнилась лязгом и блеском оружия. Священник быстро проскользнул за дверь, осторожно переступив через Линнет. Иво позволил Ги де Монтобану пленить себя, не сделав при этом даже символической попытки сопротивления.

Рагнар напористо наступал на Джослина, заставляя его пятиться назад и пользуясь своим мечом двумя руками, размахивая им, словно это был боевой топорик.

— Вместе в часовню, — пропыхтел Рагнар, загнав Джослина в угол. — Ты и твой отец — как все будет замечательно!

Джослин споткнулся о сундук и понял, что жизнь сейчас висит на волоске, ему отпущены последние мгновения, еще немного и потом — мрак, забвение, но Рагнар тоже потерял равновесие, наступив на кучу зеленого бархата, валявшегося в беспорядке, и его удар пошел косо, разрубив сундук вместо черепа Джослина. Рагнар опустился на колени, делая попытку выдернуть застрявший в древесине меч. Прежде чем он смог опомниться и высвободить лезвие, Джослин прыгнул на него, прижимая всем своим весом к полу. Голова Рагнара ударилась о доски, но сам он ухитрился стукнуть Джослина коленом в пах. Джослин свернулся клубком от боли, и Рагнар получил время, чтобы снова встать и взять оружие. Обхватив обеими руками обшитую кожей рукоять, он размахнулся, чтобы наконец прикончить Джослина.

Сталь издавала неприятные скрежещущие звуки, сталкиваясь с лезвием противника. Рагнар, чувствуя, что победа близка, прилагал все усилия, чтобы пробиться к сердцу Джослина. А его сводный брат, находясь на грани полного поражения, уже едва мог сопротивляться. За прошедшие сутки его измученная плоть приняла на себя слишком много ударов и испытаний, и вряд ли он смог бы найти в себе силы выдержать еще одно. Отражая все новые и новые выпады своего врага, Джослин почувствовал, что пот заливает ему глаза, острая боль пронизывала все его члены.

Видя усталость Джослина, Рагнар собрался на последний смертельный бросок, но в этот момент в комнату ворвался Мартин, а за ним писец Фальберт.

— Воины! — прокричал Фальберт, схватившись рукой за бок. Его лицо было пурпурным. — Требуют, чтобы их впустили… Главный слуга уже поднимает мост!

Мартин вскочил между двумя своими братьями.

— Перестаньте, вы должны остановиться! — провизжал он, и его лицо побелело. — Вы не можете убить друг друга!

— Убирайся прочь, щенок! — зарычал Рагнар, не отрывая ни на секунду глаз от Джослина. — Слышал, что сказал писец? — выплюнул он. — Прибыли мои союзники. Либо все кончится сейчас, либо ты завтра будешь болтаться на виселице, развлекая моих гостей. Что выбираешь?

Джослин тупо уставился на Рагнара. Каждый нерв, каждый мускул на его теле изнывал от усталости; все, чего он хотел, это просто выпустить из рук ужасно тяжелый меч, дав ему упасть на пол, но он понимал, что куда лучше умереть от беспощадного лезвия здесь и сейчас, чем трепыхаться на веревке перед толпой зевак.

— Это никогда не кончится, — прохрипел он, поднимая дрожащей рукой оружие.

— Отпусти меня! — завизжал Мартин, вырываясь из рук матери, когда та пыталась оттащить его от сражающихся мужчин.

Фальберт трепетал от страха, но все же сделал решительный шаг вперед.

— Вы не поняли, — все еще задыхаясь, обратился он к Рагнару. — Сюда приехал шериф, а Брайен Фитцренар привез с собой юстициария. Сейчас они уже на внутреннем дворе.

Лицо Рагнара изменилось. Он покосился на писца с крайним недоверием, и Фальберт, избегая его взгляда, шагнул назад.

— Что это еще за шутки? — проревел он.

Иво проскользнул мимо де Монтобана и подошел к окну. Распахнув настежь ставни, он стал на мыски и выглянул во двор.

— Это правда, — сказал он. — Я вижу знамя де Люси и самого Фитцренара. — Он оглянулся на присутствующих в комнате. В глазах был испуг.

Издав рев негодования, раскалившись от гнева, Рагнар толкнул Мартина, который отлетел как перышко, уносимое порывом ветра, и кинулся на Джослина, начав неистово размахивать мечом. Джослин отбивался, наклоняясь вперед, но был вынужден отступить под напором жизненной энергии Рагнара, превосходившей его собственные силы во много раз, до тех пор пока у его спины не оказалась темная винтовая лестница башни и ему больше некуда было отступать.

— Я пошлю тебя прямо в ад, сукин сын! — Рагнар оскалился и замахнулся мечом, издавая свирепый вой.

Джослин то уворачивался, то пригибался и, пригнувшись к полу, дернул за конец зеленого бархата, на котором стоял Рагнар. Он почувствовал толчок от сильного удара, нанесенного по кольчуге, и пронизывающую боль, после чего увидел, как Рагнар пытается удержаться на ногах, стоя на самом краю верхней ступеньки. Джослин подполз на коленях и уцепился за одежду Рагнара, стараясь затащить его обратно в комнату. Ускользающая из рук ткань обожгла его суставы, и от веса Рагнара его пальцы разжались. Когда тот упал, Джослин был увлечен вслед за ним, но не дал себе пролететь весь остаток лестницы, упершись ногой в стойку перил и прижавшись спиной к стене.

Время словно остановилось. Звуки, долетавшие до него, сделались более приглушенными. Скрежет оружия, царапавшего камень, удары о пол тела, перекатывающегося все дальше и дальше. Запах цветов. Тишина.

Джослин двигался очень осторожно — ноги, будто отлитые из горячего свинца, отяжелели и отказывались идти. Острая боль напоминала о себе у плеча и на спине. Он не чувствовал, как струится кровь из раны, но понимал, что стальное лезвие, должно быть, разрубило кольчугу. У него наверняка тяжелые ушибы и, может быть, пара переломанных костей. А у Рагнара?

Как дряхлый старик, он медленно стал спускаться по лестнице к своему брату. Рыжеватые волосы Рагнара блестели, отражая свет факела. Когда он перевернул его лицом кверху, то заметил засверкавшую на огне кровь, сочившуюся из ушей и носа. Карие глаза Рагнара были открыты, но в них зияла лишь бездонная пустота.

— Боже мой, — прошептал Джослин, склонив голову. А позади себя он услышал охрипший голос Агнес.