Леди и байкер

Эпилог 1

Мёрдер

— Как себя чувствуешь, красотка? — Я откидываю светлые волосы Алексы с ее лица, когда она начинает шевелиться.

Она моргает глазами раз, два, три раза, прежде чем наконец открыть их.

— Что ты здесь делаешь? Который час?

— Уже поздно, милая, но я хотел тебя увидеть.

Она шевелится на больничной койке.

— Не двигайся слишком много, тебя прооперировали, помнишь?

— Я в порядке.

— Не спорь со мной. Ты же знаешь, что никогда не выиграешь. — Я усмехаюсь, а она закатывает на меня свои красивые зеленые глаза. — Напугала меня до смерти.

— Как будто тебе есть до этого дело. Ты бы, наверное, устроил вечеринку вместо поминок.

— Забери свои слова обратно.

Она фыркает.

— Иди домой. Уверена, Рути ждет тебя.

— Об этом. Нам нужно поговорить.

— Не о чем нам с тобой разговаривать… с того дня, когда моей дочери исполнилось восемнадцать.

— Лекс.

— Я не хочу слушать, Джеймс. Я устала.

— Я облажался. И знаю это. Я слишком увлекся политикой клуба и карьерой. Увидев Иста и Уиллу Мэй и то, что между ними… я о многом жалею. Знаю, что мы не можем вернуться в прошлое. Я ненавидел себя за то, что хотел тебя. Я почти уничтожил себя в процессе. — Я сжимаю ее руку.

— И все же ты продолжал это делать. — Крупная слезинка скатывается по ее щеке. Я вытираю ее. — Убирайся.

— Лекс, детка.

— Не надо. Ты не можешь прийти спустя почти двадцать лет и сказать, что я тебе не безразлична. Ты годами водил меня за нос. Все, что я когда-либо хотела, — быть достаточно хорошей для тебя. У меня ушло много времени, чтобы понять, что все было наоборот. Я была так чертовски слепа. Так зависима от тебя. Но больше нет. С этим покончено. Я потратила слишком много времени, гоняясь не за теми мужчинами в надежде испытать хоть малую толику того, что чувствовала, когда была с тобой. Ты тот, кто недостаточно хорош для меня.

— Дорогая, я никогда не хотел причинить тебе боль. Я был эгоистичным ублюдком, который не мог отпустить тебя.

— Тогда сделай это сейчас. Отпусти меня. Оставь меня в покое.

Я придвигаюсь, приближаясь к ее лицу. Ее дыхание обдувает мои губы. Она удерживает мой взгляд.

— Между нами никогда не будет ничего кончено, Лекс. Увидишь. Теперь все по-другому.

— О да. И что же сейчас изменилось?

— Я почти потерял тебя. Я знал, что ты никогда не оставишь меня и всегда будешь рядом, пока не увидел, как тебя укладывают в машину скорой помощи, и раскаяние накрыло меня с такой силой и тяжестью, что подумал, что тону.

— Ну что ж. Ты можешь идти домой и спокойно отдыхать. Я в порядке. Не беспокойся обо мне.

— Я всегда заботился о тебе. Когда тебя выпишут, я отвезу тебя домой. Позволь мне быть рядом с тобой.

— Уилла Мэй и Ист прикроют меня. Можно сказать, мы уладили наши разногласия. Хорошо, что он даст ей то, что я была слишком глупа, чтобы оценить. Ист — удивительный человек. Тот, кем ты никогда не был.

— Красотка. — Я прижимаюсь к ее лицу, и она отворачивается от меня, когда пытаюсь поцеловать ее. — Я заслужил это. Я дам тебе отдохнуть, но это еще не конец, Лекс.

— Ты никогда не видел меня. Ты и сейчас не видишь. Ты делаешь только то, что хочешь. Берешь и берешь.

— Я вижу тебя, Лекс.

Она сужает на меня темно-зеленые глаза, и я прижимаюсь к ее губам мягко и медленно, ощущая горечь ее печали.

— Уходи.

— Я люблю тебя, Лекс.

— Черт. — Ее слезы неудержимо льются, оставляя следы на больничном халате. — Ты не любишь никого, кроме себя. Ты не любишь меня. Никогда не любил ни меня, ни нашего ребенка. Ты использовал меня, но ничего страшного, потому что я тоже использовала тебя.

— Справедливо, но ты ошибаешься. Я всегда любил тебя.

— Ага, как же. Почти поверила. Я устала, Джеймс.

— Спи спокойно. Я вернусь завтра. — Я ухожу и оставляю ее пока одну. Алекса может говорить, что я ей надоел, до посинения, но мы оба знаем, что она все еще любит меня.

Я поднимаюсь на лифте в родильное отделение, где лежит Линн. Дежурная медсестра — старушка Пип.

— Привет. — Она приглашает меня войти.

— Все хорошо?

— Да. Офицер Кастиль будет в отключке в течение следующих трех-четырех часов.

— Милая, если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать, и это будет твоим.

— Все, что угодно для клуба. Камеры тоже отключены. Займись делом.

— Я ценю это.

Я двигаюсь по коридору легкими шагами, пока не нахожу комнату двести. Офицер Кастиль откинулся в кресле, прислонившись головой к стене, и храпит. Я вхожу в комнату, стараясь не привлекать к себе внимания. В отличие от Алексы, Линн не спит и смотрит телевизор. Сучка прикована наручниками к кровати.

— Что тебе нужно? — Она шипит, как змея, которой и является.

— У меня есть бумаги, которые ты должна подписать. — Я достаю документы из заднего кармана, разглаживая пальцами складки.

— Зачем мне это делать? Какие бумаги? — Ее глаза сужаются на меня.

— Я заплачу за твое потраченное время. Пятьсот тысяч и вытащу тебя из постели в место, где тебя никто не знает. Новая личность. Все дела.

— Чего ты хочешь?

— Сначала скажи мне, почему ты убила Никеля.

— Он слишком много знал. Знал имя отца моего ребенка и собирался рассказать Исту. Я должна была его заткнуть.

— Рути помогла тебе все подстроить? Парень, который сбежал, был ее племянником. Она свела тебя с тем наркошей?

— Спроси ее. Она хотела, чтобы Алекса умерла. Она знает все о вашем ребенке.

Я киваю. Я знал это. Черт возьми. Я разберусь с ней, когда вернусь домой.

— Что-нибудь еще? Ты закрываешь мне обзор мировых новостей.

— Хочу, чтобы ты подписала бумаги об усыновлении.

— Почему я должна согласиться на это?

— Потому что оранжевый цвет тебе не идет.

— И что будет с моим ребенком?

— Пэм и Линк заберут его. У меня все готово. Все, что тебе нужно сделать, — это подписать. — Я достаю телефон и открываю банковское приложение. — Посмотри баланс. — Я машу им перед ее лицом. Знаки доллара пляшут в ее глазах.

— Отлично. Плевать. От пацана все равно никакого толку. У тебя есть ручка?

— Да. — Я беру ту, что лежит рядом с ее кроватью. — Распишись здесь, здесь и здесь. Я указываю на каждую страницу кончиком чернильной ручки и показываю, где она должна подписать отказ от своих прав. — Ты никогда не сможешь вернуться или попытаться связаться с Пэм или Линком, чтобы спросить о ребенке.

— Я сказала, хорошо. — Она царапает на бумагах свое имя.

— Спасибо.

— Итак, когда я выйду отсюда?

— Сейчас. — Я ухмыляюсь и достаю шприц из внутреннего кармана черной кожаной куртки.

— Что ты делаешь? — Паника проступает на ее лице, но прежде чем она успевает закричать, я зажимаю ей рот рукой.

— Никто тебя не слышит, а если бы и услышал, думаешь, кому-то есть до этого дело? Ты охотилась за моим миром, а теперь я собираюсь покончить с твоим. — Я ввожу ей в шею наркотик, известный на улицах как «Облако девять». Достаточное количество создает иллюзию, что ты паришь, но слишком большое количество останавливает сердце. Ее ногти впиваются в мою руку, а ноги бешено дергаются.

Я сильнее надавливаю на ее рот, закрывая ноздри, перекрывая доступ воздуха.

Линн перестает бороться.

— Увидимся в аду, сука. — Я закрываю иглу, засовываю шприц в задний карман и беру бумаги. Судья Крейн должен мне услугу. Я выхожу из комнаты и иду на лестничную площадку, где ждет старушка Пипа с новорожденным мальчиком, завернутым в белое одеяльце с розовыми и голубыми полосками, на голове у него пудрово-синий чепчик, а во рту пустышка.

Я заглушаю мотор в машине Линка и смотрю в зеркало обзора на малыша, спящего в черно-сером автокресле. Малыш даже не представляет, как ему повезло. Пэм и Линк — чертовски хорошие люди. Будут хорошо заботиться о нем и правильно его воспитают.

Они никогда не хотели детей. По крайней мере, так всегда утверждала Пэм, но правда в том, что Линк стреляет холостыми, а ее яйцеклетки жизнеспособны. Черт, он даже позволил Никелю трахнуть ее, чтобы проверить, сможет ли тот ее обрюхатить. Слухи распространились, и Пэм держала голову высоко. Позволила людям поверить в худшее о ней. Линк же позволил людям считать его дураком за то, что остался с ней, но это их личное дело.

Я выхожу из машины и беру автокресло за ручку, отсоединив держатель от основания. На крыльце загорается свет, и Линк открывает входную дверь. Я уже сказал ему, в чем дело. Пэм ни черта не знает. Женщина сходит с ума. Она строит из себя крутую, но в глубине души она — зефирчик.

— Спецдоставка, — говорю ему.

— Черт, мужик. — Он стискивает зубы, и я никогда не видел, чтобы Линк проявлял много эмоций, но даже в темноте замечаю слезы.

Даже самый крутой из ублюдков может плакать.

— Заходи, — его голос ломается, и я похлопываю его по плечу свободной рукой.

— Где Пэм?

— Сейчас разбужу.

— Ну, давай, брат, шевелись. Хочу увидеть ее лицо.

— Хорошо, През. — Он уходит в холл, а я опускаюсь на диван, поставив переноску с ребенком на дубовый кофейный столик.

Пэм идет по дому с волосами, собранными в узел на голове, и протирает глаза. Ее халат распахнут, демонстрируя длинные ноги. Увидев меня, она одергивает халат.

— Привет, Мёрдер. Что ты… — Ее взгляд останавливается на ребенке.

— Я кое-кого принес, с кем хотел бы тебя познакомить. Все законно. Я в этом убедился. Познакомься со своим сыном.

— Моим сыном? — Она плачет, падает на колени и качает головой.

— Это Коннор.

Пэм вытирает пальцем глаза.

— Как?

— Линн не может воспитывать его там, куда она отправилась. И я подумал, кто может быть лучше, чем ты.

— Это правда?

— Да, детка. — Линк обхватывает ее рукой, поднимая с пола.

— У меня его сумка и переноска. Через день или два все старушки будут рядом, чтобы побаловать тебя и его всем, что вам понадобится.

— Я не знаю, что сказать.

— Ничего не говори. Иди и возьми своего мальчика на руки, чтобы я мог уйти.

— Хорошо. — Она шмыгает носом и наклоняется над переноской, ее лицо засветилось, как по волшебству. — Привет, малыш. — Пэм расстегивает защелки и пряжки и берет его на руки. Я смотрю, как она заметно тает, когда ребенок обхватывает ее руку.

Я киваю Линку и бросаю ключи от его машины на стол.