Леди и байкер

Глава 2

Истон

— Нихрена не понимаю, почему я должен следить за ней? Ты сказал, что вернешься вечером с мороженым. Она ни на минуту не умолкает. Черт. — Я прижимаю мобильный телефон к уху, желая разломать эту чертову штуку пополам.

— Ты должен мне еще четвертак, — кричит Уилла Мэй.

— Помолчи, соплячка. Я разговариваю по телефону.

— Я не соплячка.

— Еще какая, — рычу я.

— Господи. Вы закончили? — Мёрдер рычит мне в ухо. — Слушай, у ее мамы проблемы. Ее не будет еще пару дней. Ты ведь можешь справиться с ребенком?

— Черт. Дней? — Я убираю телефон от уха и смотрю на него. Поднеся его обратно к уху, я снова спрашиваю его: — Дней?

— Забери ее к себе. Я приеду в понедельник.

— В понедельник, — рычу я, но в ответ тишина. Он уже повесил трубку.

— Дай угадаю. Ты должен сидеть со мной. — Она выдохнула так, что ее челка взлетела вверх.

— Закрой рот и молча ешь яйца. — Я намазываю масло на тост, пока Пэм качает головой.

— Тебе идет отцовство, Ист.

— Я не ее отец. Черт побери. — Я с грохотом роняю нож для масла на свою тарелку.

— Кто-то должен четвертак, — поет Уилла Мэй. Ее голос все еще хриплый, но сегодня утром ее щеки больше раскраснелись.

— Ага, мы вычтем это из моей оплаты.

— Что это значит?

— Ничего. Пэм, ты не видела здесь Грэджа?

— Нет, а что?

— Нужен шлем для отродья.

— Я не отродье. Вчера ты назвал меня Леди.

— Ладно. — Я дую на свой кофе. — Маленькой Леди нужен шлем.

— Перестань называть меня маленькой.

Черт возьми, моя голова раскалывается. Ребенок сводит меня с ума.

— У тебя забот полон рот. Никогда бы не подумала, что увижу, как восьмилетний ребенок выкрутит тебе шары.

Я хмуро смотрю на Пэм и пью свой кофе.

— У Иста есть шары? Это мячи? Я люблю играть с мячами. Доджбол — веселая игра. Я не люблю футбол или бейсбол. Хотя футбол — ничего так. Мама не разрешала мне играть в футбол. Сказала, что я слишком маленькая, но я даже не самая маленькая в классе. Бобби Миллер вот такого роста. — Она прижимает руку к плечу, чтобы продемонстрировать рост Бобби.

Я смотрю на Пэм, массируя шершавыми подушечками пальцев свой висок.

— У тебя есть аспирин?

— Нет. Извини. — Она пожимает плечами, наслаждаясь каждой минутой моего страдания. Меня наказывают. За что? Кто, бл*дь, знает? Но я каким-то образом попал в ад.

Я доедаю свой тост, благодарный за то, что в клубе тихо и большинство братьев еще в постели, так что мне не придется терпеть ад за то, что со мной ребенок, даже если это был приказ Преза.

— Ты уже поела? — Я смотрю на Уиллу Мэй, у которой яичный желток стекает по подбородку. — Слышала когда-нибудь о салфетках? — Я качаю головой и протягиваю ей свою. — Можешь присмотреть за ней минут десять?

Пэм закатывает глаза.

— Десять минут. Не больше, Ист. Я серьезно. Ты не впутаешь меня в свои проблемы.

— Да, да. — Я отмахиваюсь от нее. — Я вернусь. — Я показываю на Уиллу Мэй, и она бросает на меня прищуренный недовольный взгляд. — Тебе лучше вести себя хорошо

— Куда ты идешь? Я не хочу оставаться с ней. Я ей даже не нравлюсь.

— Мне тоже, — говорю я ей сурово, и ее лицо осунулось.

Нижняя губа выпячивается.

— Прекрати это. На меня это никак не действует.

Она смотрит на меня своими большие глаза лани, полные непролитых слез, грозящих вот-вот пролиться.

— Я тебе правда не нравлюсь, Ист?

— Черт, малыш. Я просто пошутил.

— Ты должен мне еще четвертак

Я вытаскиваю бумажник из заднего кармана. Листаю купюры, пока не нахожу ту, что мне нужна.

— Вот. — Я протягиваю ей десятидолларовую купюру. — Этого должно хватить.

Она улыбается, глядя на деньги.

— О-о-о. Можешь сводить меня за покупками? — Слезы исчезли ужасно быстро. Она чертовски талантливая актриса. Наверняка мать научила ее получать то, что она хочет.

— По магазинам? — Я ворчу. — Нет, черт возьми.

Она снова дуется, но я на это не ведусь.

— Я вернусь. Слушай Пэм и принимай лекарства.

Уилла Мэй корчит рожицу и показывает язык. Чертово отродье. Я соскакиваю с табурета и отправляюсь на поиски Граджа.

Я нахожу его снаружи, когда он возится с дверью машины Пэм со стороны водителя. Это четырехдверный седан, который нужно отбуксировать и сдать на металлолом. Нижняя часть двери со стороны водителя проржавела.

— Привет, мужик. У тебя есть минутка?

— Пытаюсь отпереть этот кусок металлома для Пэм. Запер чертовы ключи в ней. Что тебе нужно?

— У тебя все еще есть детский шлем, который ты хранил для Темпест?

— Должен быть в гараже. Зачем он тебе?

— Чертов Мёрдер поручил мне посидеть с ребенком. У меня тут восьмилетняя девочка по имени Уилла Мэй, которую я опекаю.

Грэдж поглаживает подбородок, проводя пальцами по седеющей бороде.

— Уилла Мэй, говоришь. Это девочка Алексы. Светловолосая. Хорошенькая малышка. — Его обветренное лицо светлеет.

— Ага, она самая, болтушка.

Он посмеивается.

— Черт. Алекса всегда доставляла неприятности. Да, ты можешь взять шлем.

— Что ты скажешь об этой Алексе? — спрашиваю я, следуя за ним в гараж, который находится за зданием клуба.

— Она была лучшей подругой дочери Преза.

— Рошель? — Ее фотография висит в здании клуба в коридоре у кабинета Преза. Рошель была красивой девушкой. Длинные светло-каштановые волосы, большие карие глаза. Веснушки на переносице. Готов поспорить, я смотрел на ее фотографию сотни раз. Я часто прохожу мимо. Так жаль, что молодая жизнь прервалась слишком рано.

— Ага. Упокой Господь ее душу. Алекса была с ней. В машине с ней. Сама едва не погибла, но осталась в живых. Мёрдер всегда питал к ней слабость, но девушка вечно попадала в неприятности и нуждалась в том, чтобы он пришел ее спасать. Имеет привычку встречаться с неудачниками, которые демонстрируют свою любовь кулаками. Имеет проблемы. Врачи называют это виной выжившего.

Блядь.

— Малышка когда-нибудь попадала под раздачу?

— Один раз. Убийца угрожает ей. Говорит, что, если она не возьмет себя в руки, он заберет у нее Вайллу Мэй, но никогда не доводит дело до конца. Он каждый раз, черт возьми, идет туда и играет в героя. Говорит, что Рошель хотела бы этого.

Я почесываю затылок. Дочь Преза погибла в средней школе. Напилась и превысила скорость. Это было до того, как я стал здесь жить. Градж открывает гараж и начинает рыться в старых коробках на одной из полок у задней стены.

— Эврика, — кричит он спустя несколько минут и достает маленький черный шлем с розовым черепом на затылке. — Должен подойти по размеру. — Он протирает верх старой тряпкой, чтобы убрать с него пыль.

— Спасибо, мужик.

— Без проблем. Теперь, когда Темпест подросла и стала слишком крутой, чтобы болтаться с дедушкой, он здесь ничего не делает, только пыль собирает. — Он улыбается, но я вижу вспышку в его дымчато-серых глазах, которая говорит о том, что он скучает по ней.

— Думаешь, она захочет подработать няней?

Он качает головой.

— Сегодня суббота. Она уехала на выходные к отцу. Боюсь, ее не будет дома до завтрашнего вечера.

— Стоило попробовать.

Градж хлопает меня по спине.

— Не волнуйся. Алекса много из себя строит, но она хорошая мама. Скоро она будет ломиться к тебе в дверь за ребенком.

— Хорошо. Я верну тебе его, как только он будет не нужен.

Я беру шлем и возвращаюсь в клуб, чтобы забрать ребенка. Клуб — это не лучшее место для ее прогулок. Я кладу шлем на сиденье своего мотоцикла, и когда я захожу в «Площадку дьявола», удивленно застываю на месте, потому что не верю тому, что вижу. Уилла Мэй сидит на барной стойке, а Роан, татуировщик клуба и перспектива, держит ее за руку.

Я топаю к ним, мое настроение портится. Чертовски схожу с ума. Похоже, он делает ей татуировку.

— Какого черта ты делаешь?

— Смотри, Ист. — Уилла Мэй повернула ко мне голову лучезарно улыбаясь и подняла руку. — Роан сделал мне татуировку с подсолнухом. — Под подсолнухом курсивом написано одно слово. Леди.

Пиздец.

— Спокойно, чувак, она временная. Скоро смоется.

Я выдохнул.

— Ты. — Я указал на нее. — Слезай оттуда. — Я поворачиваюсь обратно к Роану. — Где Пэм?

— Занята. Связью. — Он смеется. Линк — муж Пэм. Линк, Градж и Пэм управляют клубом «Дьявольская площадка».

— Черт, даже знать не хочу. Уилла у тебя с собой рюкзак? Лекарства?

— Ага. Я смогу снова прокатиться на твоем мотоцикле? — В ее карих глазах блестит жажда приключений.

— Я принес тебе шлем.

— Круто. — Она соскальзывает с барной стойки с помощью Роана.

— Увидимся позже, крокодил, — говорит он, протягивая ей кулак для удара

— Пока — пока крокодил, — поет она, проскакивая к выходу, волоча по полу рюкзак.

— Милый ребенок. Она о тебе не умолкала. Просто будь осторожен.

— Что это значит?

— Тебя не было рядом в прошлом, когда Алекса начинала свое дерьмо, это все, что я могу сказать. Я учился на несколько классов младше нее в школе. Я кое-что знаю. Слышал, но это не моя история.

— Подоги. Ты знаешь ребенка и ее мать?

— Похоже, тебе предстоит многое узнать. — Он почесал затылок. — Но не мне рассказывать. Если През хочет, чтобы ты знал, он тебе скажет, но этого ребенка лучше защищать своей жизнью. Она важна для Преза. Просто запомни это. Понимаешь, о чем я?

Я киваю, но нет, нихрена не понимаю, что он имеет в виду.

— Давай, Ист, — скулит Уилла Мэй, пытаясь толчком открыть тяжелую дверь

Роан бросает на меня взгляд, который говорит:

— Не говори, что я тебя не предупреждал.

↯ ↯ ↯

— Это твой дом? — Уилла Мэй кружится в гостиной моего дома с каркасной крышей.

— Да.

— Ты сам его построил? — Она кладет свой розовый рюкзак на черный кожаный диван.

— Нет.

— Ты его купил?

— Нет.

У нее широко распахиваются глаза.

— Ты украл его?

— Что? Нет. Ты не можешь украсть дом.

Она нахмурила бровки.

— Тогда откуда он у тебя?

— Он принадлежал моему отцу.

— Это он его построил?

— Нет. Я не знаю. Ты задаешь много вопросов.

— Ты женат? Ты не выглядишь женатым. Я не вижу никаких вещей.

— Каких вещей? — Я оглядываю свой дом, гадая, чего она ожидает.

— Ну, знаешь. Девичьи вещи. Красивые подушки. Цветы. Свечи, которые хорошо пахнут.

— Может, я не люблю такие вещи.

— Моя мама любит девчачьи вещи. Когда она чувствует себя счастливой, она зажигает свечи и брызгает на мебель, чтобы она хорошо пахла. Готова поспорить, что она заставит это место выглядеть лучше. — Она взяла журнал и сморщила носик, разглядывая обложку. — Фу. — Она бросает его так же быстро, как нашла, и у меня челюсть отвисает.

Черт. Плейбой. Но в свою защиту скажу, что я не ожидал, что буду нянчится с ребенком.

— Хватит любопытничать и положи свои лекарства в холодильник.

— У тебя есть телевизор? — она окинула комнату взглядом.

— Нет.

— Почему?

— Я люблю читать.

— Читать?

— Да. Книги. Может быть, тебе стоит попробовать. — Я вздыхаю и беру бутылку с розовой смесью из ее рюкзака.

— Я не вижу ничего, кроме твоих книжек про нудистов.

— Книжек про нудистов? — Я смеюсь.

— Может, поэтому у тебя нет жены?

Черт бы побрал этого ребенка. Я кладу ее антибиотик в холодильник, затем открываю ящик с хламом и нахожу то, что искал.

— Вот. — Я протягиваю Уилле Мэй блокнот и чернильную ручку.

— Для чего это?

— Иди порисуй или напиши письмо своему лучшему другу или еще какую-нибудь хрень. Я не знаю.

— У тебя есть какие-нибудь игры? Я люблю игры"

— Нет.

— Мне скучно, Ист.

— Христос на крекере. — Я хриплю.

— Что?

— Ничего. Просто посиди на диване. Я скоро вернусь. — Беру сигареты и зажигалку с кухонной стойки, желая, выпить пиво, но еще слишком рано. Выхожу на улицу и вдыхаю. Этот ребенок станет моей смертью. Она никогда не замолкает. Всю прошлую ночь она болтала, пока мои чертовы уши не свернулись в трубочку от ее голоса. Я вырубился где-то около часа ночи на диване. Телевизор все еще был включен, а эта чертова болтушка все еще продолжала тараторить. Клянусь Богом, я слышал, как она говорит во сне.

Я достаю сигарету и прикуриваю. Я чувствую себя спокойнее, когда знакомый дым проникает в легкие. Облокотившись на перила крыльца, я смотрю на реку. Спокойный шум воды, бьющейся о берег, обычно успокаивает меня. День предстоит долгий, а я уже хочу вздремнуть.