Леди и медведь

14

До дома я доехал поздно. Единственным желанием было упасть в кровать, но, как это часто бывает, когда кровать оказывается в шаговой доступности, спать уже не хочется.

Как-то сумбурно день прошел. Люди-суета-разговоры-запахи. И вдруг — тишина. Я протер лицо и нахмурился. Тишина — не для меня. Это я мечтал, что буду сидеть тут в глуши и заниматься хозяйством, но все это было не моим. А вот сегодняшний день принес много радости. Не особо правильной, но очень нужной. Я добывал информацию, манипулировал, видел людей перед собой насквозь и строил планы, как выполнить поставленные задачи наиболее эффективно.

Я вылез из душа, заварил крепкого чая и вышел на крыльцо. Мысли были заняты всем, что сегодня произошло. И девочка эта травмированная на всю голову не выходила уже из моей собственной головы. Нет, она не дура и не идиотка. Ей просто очень больно. А от боли мы творим всякие глупости. Она пока что травмировала коленку. Но это только начало. Потому что так от боли не избавиться.

А мне нужно ее защитить. В том числе, и от неё самой.

И со вторым пунктом все было ещё интересней. Уж не знаю, угрожал ли Алине на самом деле ее брат, но вот то, что с ней сотворили родители, очень ей мешает. Нам, оборотням, легко это все видеть. У многих из нас родителей не было, да и те, что есть, зачастую такие, что уж лучше без них. Все просто и примитивно. Но с людьми все сложнее и интересней.

Вот ведь казалось бы — любящая мамаша нанимает профессионала охранять свою дочку. Только почему-то не говорит, чего именно опасается. Ничего не рассказывает о сводном брате девушки, который очень расстроен прочерком в завещании отца. Почему? Потому что смотреть правде в глаза больно всегда. А ещё есть чувство вины перед дочкой. Но почему именно сейчас? Из-за того, что Вадика вот-вот выпрут из компании, и мама боится, что он выместит злость привычно на Алине? Дурость… Вадик — не маленький мальчик. Но Алину он из поля зрения действительно не выпускает.

Опрокинув в горло остатки крепкого чая, я сбросил с бедер полотенце и спустился с крыльца, намереваясь прошвырнуться по округе зверем. Прошел до калитки, посмотрел за ворота, подышал лесом…

— Богдан…

Я выругался матом и едва не вдарил калиткой Капелло по лбу.

— Какого ты подкрадываешься так? — процедил.

— Я извиниться пришел. Видел, что ты приехал…

— Проходи, — кивнул я на двор после небольшой воспитательной паузы.

— Ты обернуться хотел, а я помешал?

— Раздумывал. Но решил, что слишком устал.

— Как первый рабочий день?

— Я ещё не сказал, что ты прощен, — проворчал я, осознавая, что рад Капе.

Подхватив полотенце, я прошел в дом. Капелло застыл на пороге.

— Богдан, ну правда! Мне нужно время, чтобы понять, как ты изменился. Раньше всегда же шумно сидели, и тебе нравилось…

— Я изменился, да, — согласился я и направился в спальню. — Пиво в холодильнике.

— Ты будешь?

— Давай.

Когда я спустился одетый, Капелло уже соорудил бутеры, нарезал овощей и разлил пиво по бокалам.

— Я ещё не знаю, чего и что мне нужно, Капа, — посмотрел я на него. — Это как пять лет жрать все пресным без соли и перца, а потом дорваться до пива с копченой рыбой. Мне не нравится. У меня рецепторы атрофировались. Я хочу покоя. И никогда больше не возвращаться в колонию.