Леди на одну ночь (СИ)

15. Противостояние

Ее губы были мягкими и пахли клубникой. Он сам не понял, как решился на такую дерзость. Но на его месте мало кто смог бы устоять.

Шура была так трогательно-беззащитна, что ему не хотелось выпускать ее из своих объятий. Он видел страх в ее глазах, но надеялся, что сумеет растопить его своим теплом, своей любовью.

Он чувствовал, что не противен ей. Ее попытка оттолкнуть его вышла такой робкой, что невольно выдала ее любопытство. То любопытство, что свойственно любой юной, неиспорченной девушке, начитавшейся книжек о любви.

И это было восхитительно — целовать ее еще никем не целованные губы. Касаться ее светлых волос. Чувствовать, как взволнованно бьется ее сердце.

Его рука соскользнула к мелким пуговкам на ее мокром платье. Он представил, как расстегнет их все до одной. Его бросило в жар от одной только этой мысли. Это его-то, который женщин менял как перчатки!

— Не бойся, я не обижу тебя, — переход на «ты» стал для него естественным и логичным. — Ты вся дрожишь.

Шура, его Шура. Он уже почти не сомневался в этом. Он увезет ее в Лондон, и она никогда не пожалеет, что доверилась ему.

Он так размечтался, что пощечина стала шоком. Он даже не сразу понял, что произошло.

— Я надеюсь, Андрей Николаевич, что вы не настолько порочны, чтобы воспользоваться моей доверчивостью. Я пришла к вам в дом, поверив вашему слову. И я прошу вас его сдержать!

Щеки ее пылали, в глазах стояли слёзы. Нет, это не было кокетством и желанием набить себе цену. Это был отказ. Отказ, не оставляющий сомнений.

Он ослабил хватку, и она выскользнула из его объятий.

— Шура, послушай…

Она, защищаясь, выставила вперед руки. Слабая худенькая девушка с огромными голубыми глазами.

Он мог легко сломить ее сопротивление, но не привык брать женщин силой. Ничего, он подождет. Она привыкнет к нему. Она сама не сможет без него обходиться.

— Простите, Александра Сергеевна, я снова забылся. Ваша красота сводит меня с ума. Я прошу только об одном — позвольте мне сказать вам еще несколько слов. Всего лишь попытаться объяснить…

Она мотнула головой:

— Это ни к чему, Андрей Николаевич! Вы богаты и привыкли получать то, что хотите. Но позвольте мне не становиться вашей очередной игрушкой.

— Шура, — воскликнул он, — ну почему же игрушкой? С тех пор, как мы познакомились, я думаю только о вас! Поверьте — это не игра.

Она бросила в ответ:

— У вас есть невеста, Андрей Николаевич, вы должны думать о ней.

В гневе она была еще красивее, и он любовался ей — пусть и на расстоянии.

— Да, я не свободен и, к сожалению, не могу предложить вам законный брак, но я постараюсь сделать всё, чтобы вы были со мной счастливы. Что вы имеете сейчас? Вы зависите от прихотей тетушки и в любой момент можете оказаться на улице без средств к существованию. А я готов предложить вам свою любовь и свои капиталы.

Она невесело усмехнулась:

— Ваша любовь и ваши капиталы должны принадлежать вашей законной супруге.

Он пожал плечами:

— Капиталы — возможно. А вот любовь ей точно не принадлежит. К сожалению, так бывает часто. Думаю, вы и сами это знаете. Или ваши знакомые женились и выходили замуж исключительно по любви? Вы еще молоды и наивны, но однажды вам придется повзрослеть. Я не требую ответа прямо сейчас. Вы можете подумать.

— Подумать над чем? — почти выкрикнула она. — Вы предлагаете мне стать содержанкой? Я правильно вас поняла?

Он поморщился на слове «содержанка», но возражать не стал, только облек свое предложение в другую форму.

— Я предлагаю вам составить мое счастье! Уверяю вас, в Лондоне вы ко многому станете относиться иначе. Чтобы вы не чувствовали себя зависимой, я куплю вам дом и положу деньги в банк на ваше имя.

Он привык ко всему подводить деловую основу. Ему казалось это естественным. Да, в каком-то смысле они заключали сделку. Но он делал это исключительно в ее, Шуриных, интересах. Если бы ему просто нужна была любовница, он легко нашел бы с десяток — хоть в Британии, хоть в России.

— Вы очень щедры, сударь, — ее голос дрожал от негодования. — Уверена, вы думаете, я должна быть вам благодарна. И я, действительно, признательна вам за то, что вы так дорого меня оценили. В чем-то вы даже правы. Я вряд ли когда-то получу более выгодное предложение. И всё-таки, простите, но я откажусь. И я надеюсь, вы понимаете, что после этого какое бы то ни было общение между нами должно быть прекращено. Я не могу приказывать вам, но я прошу — не наносите более визитов Таисии Павловне. Уверена, вы сможете найти причину для отказа, даже если тетушка сама будет вас приглашать.

Он вздохнул:

— Жаль, что вы отнеслись к моим словам именно так, Александра Сергеевна. Простите, если обидел вас. И еще раз простите за то, что был не сдержан.

Он, наконец, отправил Степана за извозчиком и сам проводил Шуру до ворот. Забираясь в повозку, она не отказалась от предложенной им руки. Но когда экипаж тронулся, она кивнула холодно и сразу же отвернулась.

Но он не был склонен сердиться. Такая — строптивая — она нравилась ему еще больше.

16. Отказ

До возвращения тетушки и Кирилла Кузнецов приезжал еще раз. Шура велела передать, что она не принимает. Сама, конечно, не удержалась, подошла к окну — увидела, как он прошел по двору — усталый и грустный. Он обернулся у экипажа, взглянул на окна особняка. Она отшатнулась, хотя и знала, что он не мог увидеть ее за занавесками.

Она ни секунды не сомневалась, что поступает правильно. Ей было жаль и Андрея (в глубине души она надеялась, что его слова о любви не были просто словами), и себя, но поддаться на его уговоры значило бы поступить против собственной совести.

Брат с тетушкой вернулись из поездки разочарованными — Николай Константинович был, как и прежде, любезен, но со свадьбой по-прежнему не спешил. Невеста же, хоть и клялась Кириллу в любви и промедлением тоже была огорчена несомненно, папеньку торопить не решалась.

— Не надеюсь я более на Верещагиных, — призналась Таисия Павловна в первый же вечер. — Думаю, Николай другого жениха Катерине ищет. Ох, поверишь ли, Шура, я на него за это даже сердиться не могу. Хоть Кирюшенька и родной мне человек, а я недавно про него такое узнала, что на месте Верещагина и сама бы его в зятья не приняла.

Ужинали они вдвоем — Кирилл, наскучавшись в провинции, сразу же убежал по друзьям да по клубам.

— Сказали мне, что твой брат в игорном доме не только то проигрывает, что я ему на расходы выдаю, но и расписки направо и налево раздает. И долгов будто бы накопил тьму тьмущую.

— Кирилл? Расписки? — Шура выронила салфетку из рук. — Да кто же, зная его положение, ему в долг дает? Неужто кому-то в Архангельске невдомек, что ему расплачиваться нечем?

Тетушка вздохнула:

— Вот и у меня мысль есть, что неправда это. Никакой разумный человек с таким шалопаем связываться не станет. С самим Кирюшей я еще не разговаривала — думала, может, ты чего знаешь.

Шура замотала головой.

— Врут, тетушка! А может, специально наговаривают, чтобы перед Верещагиным его опорочить. Кирилл хоть и азартен, но в кабалу залезать бы не стал.

Таисия Павловна поджала губы:

— Если он думает, что я его долги уплачивать стану, то напрасно. Пусть сам с кредиторами разбирается. Не мальчик уже.

Допрос племяннику Таисия Павловна устроила на следующий день. Спросила напрямую, безо всяких предисловий.

Шура была уверена, что брат на такие обвинения только посмеется. А он напрягся, занервничал. Долго молчал, а когда тишина стала совсем гнетущей, почти выкрикнул:

— Ну, расписки, и что же? Да у нас в клубе это — обычное дело!

Тетушка аж задохнулась от возмущения:

— Обычное дело? Ты чем, паразит, расплачиваться думаешь?

Кирилл передернул плечами:

— Да что вы так нервничаете-то? Никто не требует возврата долга. Верну, как только отыграюсь.

Но Таисия Павловна доверчивой и в молодости не была, а теперь уж и подавно.

— Такие расписки в долговую тюрьму, Кирюшенька, привести могут. И не такие люди, как ты, там сиживали.

Он побледнел, но ответил твердо:

— Не волнуйтесь, тетушка, я отнюдь не так глуп, чтобы расписки на большие суммы выдавать. Большую сумму — оно понятно — может, кто истребовать бы и захотел. А из-за мелочевки к судебным приставам обращаться никто не станет.

Таисия Павловна отхлебнула чаю из чашки, погрозила племяннику пальцем:

— Ты уж, голубчик, будь любезен — впредь в долг не играй. Если узнаю, что еще хоть одну расписку кому оставил, вовсе в карманных деньгах откажу.

Кирилл покорно наклонил голову, и разговор перешел на более мирные темы.

— Я, тетушка, вчера Андрея Николаевича видел, он вам поклон передавал. Я его в гости на завтра пригласил. Надеюсь, вы возражать не станете?

Таисия Павловна одобрительно покивала. А мнением Шуры никто интересоваться не стал.

Но на следующий день она набралась смелости и решилась-таки настоять на своем. Когда Кузнецов прибыл с визитом, она сказалась больной и к гостю не вышла.

Тетушка дважды отправляла за ней Дашу, а потом поднялась к ней сама.

— Чего дуришь, Александра? Перед гостем неудобно. Андрей Николаевич про тебя спрашивает. Спустись на часок. Он и сам ненадолго приехал, даже к ужину не останется.

Но Шура даже с кровати не поднялась. Таисия Павловна совсем осерчала:

— В какое положение ты меня ставишь? Между прочим, Кузнецов для твоего брата полезным оказаться может. Хотя бы ради Кирюши будь с ним любезна. Не трудно, поди, несколько вежливых фраз гостю сказать?

Но она, обычно уступчивая, на сей раз уперлась так, что даже тетушка не смогла ее заставить показаться Кузнецову.

Так весь вечер она и просидела у себя в комнате. А гость остался и на ужин и после него еще долго забавлял хозяев рассказами про заморские нравы. Уехал он только к полуночи, и Шура снова стояла у окна, когда он садился в экипаж. Правда, на сей раз он не оглянулся.

Наутро тетушка даже разговаривать с ней не стала, да и Кирилл попенял ей на такую несговорчивость.

— Ну, что тебе стоило проявить уважение? Знакомство с таким человеком нужно ценить.

Она едва смогла заставить себя позавтракать, а после сразу же пошла в библиотеку — хотелось глотнуть свежего воздуха и избавиться от упреков.

Утро выдалось прохладным, и она плотнее запахнула полы легкого летнего пальто. Хорошо, что публичная библиотека находилась недалеко от дома

Старенький библиотекарь похвалил ее за то, что читает она быстро, и предложил посмотреть несколько новинок.

Она села за стол в небольшом читальном зале. Села у самого окна, потому что летом освещения в библиотеке по утрам не было.

Детективы о Нате Пинкертоне она отвергла сразу. Как отложила в сторону и поучительные, но не соответствующие ее настроению романы Евгения Салиаса. Остановилась на новой книге искренне любимой ею Лидии Чарской и уже нашумевшем романе «Ключи счастья» Анастасии Вербицкой.

— Что за муть вы собираетесь читать, Александра Сергеевна? — Кузнецов так неожиданно подсел за ее столик, что она не успела даже возмутиться. — Послушайте совета — выбирайте хорошие книги. Хотите, я пришлю вам несколько из своей библиотеки?

Она холодно ответила:

— Нет, благодарю вас, не стоит утруждаться. Мне вполне довольно книг из публичной библиотеки.

Он улыбнулся, взывая к ее жалости:

— Не будьте столь строги со мной, прошу вас!

Шура понизила голос:

— Андрей Николаевич, а я прошу вас удалиться. На нас уже смотрят!

Кузнецов покосился на мирно дремавшего за своим столом библиотекаря и негромко засмеялся.

— Да полно вам, Александра Сергеевна! Ему нет до нас никакого дела!

На это возразить было нечего, но она нашла другой аргумент:

— Я не желаю с вами разговаривать! Я уже прошлый раз говорила вам это. И вы, как благородный человек, уже должны были бы это понять.

Она осеклась, не зная, можно ли назвать благородным мужчину, делающего столь непристойные предложения. А он продолжал улыбаться.

— Не сердитесь, Александра Сергеевна. Я тоже уже говорил вам, что ваша красота сводит меня с ума и толкает на самые нелепые поступки. Я в очередной раз отложил свой отъезд в Лондон, и именно вы тому причина.

— Напрасно, Андрей Николаевич. Вы должны были ехать. Вас ждут там дела и…

Она споткнулась, не решившись произнести то, что собиралась сказать. Но он прекрасно ее понял.

— Да-да, меня ждет и невеста. Но можем ли мы хотя бы сейчас о ней не говорить?

— Извольте, — она ответила совсем уж ледяным тоном. — Но если вы думаете, что ваше решение остаться заставит меня переменить свое мнение…

— Послушайте, Шура, — он не дал ей договорить, — вы за это короткое время стали настолько важны для меня, что я и сам уже не осмелюсь повторить то, что говорил вам ранее. Более того, я пришел к вам с совсем другим предложением.

Его рука легла на ее сжимающую книгу руку. Шура вздрогнула.

— Я предлагаю вам просто поехать со мной в Лондон — безо всяких обязательств с вашей стороны.

Она взглянула на него с изумлением:

— Я не понимаю, о чём вы говорите!

— Я хочу, чтобы вы поехали со мной в Лондон, — повторил он. — Не как моя возлюбленная или содержанка.

— А в каком же качестве, позвольте вас спросить? — она не удержалась — съязвила.

Он спокойно принялся пояснять:

— Вы знаете — у меня в Англии несколько магазинов. Надеюсь, вы не сочтете дерзостью с моей стороны, если я скажу, что вы могли бы работать в одном из них. Уверяю вас, там работают девушки из приличных семей. Они честным трудом зарабатывают себе на хлеб. А я сниму вам квартиру и помогу обустроиться, ничего не требуя взамен. Я знаю — вы хотели бы стать учительницей. И вы вполне могли бы давать там уроки — после того, как станете свободно говорить по-английски.

— И всё это — просто так? — уголки ее губ дернулись в усмешке. — Я не настолько наивна, сударь!

Она самой себе не решилась бы признаться, но ей хотелось бы, чтобы это было правдой. Она даже на миг представила себя в далеком и незнакомом Лондоне. Только на миг! Но даже этого хватило, чтобы от восторга закружилась голова.

— Я не могу вам дать других гарантий — кроме моего слова, — улыбка уже сбежала с его лица. — Возможно, я буду докучать вам своим обществом — приходить к вам на чай и надеяться на то, что хотя бы иногда вы позволите мне сопровождать вас в театр. Но обещаю вам — я не буду назойливым, и если вы предпочтете держать меня на расстоянии, я с этим смирюсь.

Мелькнула шальная мысль — согласиться! Бросить всё и уехать с ним за тридевять земель. Открыть новую страницу своей жизни.

Работу в магазине она зазорной не считала. Та же Таисия Павловна когда-то тоже за прилавком стояла.

Кузнецов заметил ее сомнения.

— Ну же, Александра Сергеевна, решайтесь! Я понимаю — я для вас человек посторонний, и у вас нет никаких оснований мне доверять. Но вы подумайте — что ждет вас здесь, в России? Если с Таисией Павловной что-то случится, вы вынуждены будете либо выйти замуж без любви, либо стать компаньонкой какой-нибудь взбалмошной мегеры, которая будет помыкать вами как своими собачками.

Она закрыла глаза. Он говорил ужасные вещи, но она прекрасно понимала, что он прав. А ведь брак без любви — это тоже в какой-то степени сделка.

И ей уже хотелось согласиться! Несколько дней пути на огромном роскошном пароходе, и вот он — новый мир! Как жаль, что это были только мечты.

Разве могла она бросить тетушку и Кирилла? Это было бы черной неблагодарностью с ее стороны. Да, Таисия Павловна третировала ее порой сверх меры, но разве не она дала ей кров и стол? И разве заслужила тетушка того, чтобы ее имя трепали на каждом углу? А ведь так и произойдет, если она сбежит из дома с мужчиной. И разве не пострадает от этого ее брат? Верещагин ни за что не позволит своей дочери выйти замуж за Кирилла, если репутация его сестры окажется безнадежно испорчена.

Она тряхнула головой, отгоняя призрачные мечты, и тихо, но твердо сказала:

— Благодарю вас за предложение, сударь, но я не поеду с вами в Лондон ни в каком качестве.

И сглотнула подступивший к горлу комок.

Кузнецов кивнул. Должно быть, он и не ждал иного ответа.

— Не думайте, что я отступлюсь, Александра Сергеевна! Если будет нужно, я снова отложу отъезд.

Она сложила книги в стопку, надеясь, что он заметит, как дрожат ее руки.

— Это ни к чему, Андрей Николаевич! Я не переменю своего решения. Прошу вас — оставьте меня!

— Я приму отказ только в одном случае, — он чуть повысил голос, и она снова с беспокойством посмотрела на библиотекаря, — если вы скажете, что я вам противен.

Противен? Да как он мог такое подумать? Он удивлял ее, его взгляд порой приводил ее в трепет, а слова пугали, но разве не он ей снился ночами? Разве не его видела она в героях читаемых книг?

А он — напряженный, взволнованный — ждал ответа. И она понимала — он не отступит. Если только она на самом деле не скажет ему этих ужасных слов.

Это было трудно. Так трудно, как не было еще никогда. И язык у нее заплетался, когда она, глядя прямо на Кузнецова, всё-таки сказала:

— Да, сударь, вы мне противны!

И сердце болезненно сжалось, когда она увидела, как потемнели от обиды его глаза.

17. План

Он негодовал до самого вечера. Да за кого эта девчонка его принимает? Она, что, воображает, что для него других женщин на свете вовсе нет? Как бы не так! Да он сейчас же поедет в публичный дом, где куда более роскошные и опытные женщины, чем она, быстро приведут его в чувство. Да, именно так он и думал поступить! Отвлечься и постараться забыть о нанесенном ему оскорблении. И пусть потом эта гордячка локти себе кусает.

Но отчего-то ни в какой бордель он так и не поехал. Долго сидел в кабинете за книгой и всё вспоминал, вспоминал… Ну, ничего, он отложит отъезд еще на пару недель. Он сделает еще одну попытку. Ведь он же видел, он понимал, что она сказала неправду.

Отвлекся от чтения и воспоминаний он только тогда, когда Степан принес только-только доставленную телеграмму.

Мистер Стивенс, его лондонский управляющий, сообщал, что сделку по приобретению им акций судостроительного завода пытаются опротестовать другие акционеры. Спохватились, мерзавцы! Ну, ничего, пускай немного порычат. Его юристы достаточно квалифицированы, чтобы объяснить им, что британские законы не запрещают людям других национальностей и даже с другим гражданством быть совладельцами предприятий на земле Туманного Альбиона.

Хотя сама ситуация была крайне неприятна сразу по двум причинам. Во-первых, любые разногласия между совладельцами мешали бизнесу. Вместо того, чтобы думать о заключении новых контрактов, они будут тратить время и деньги на свару друг с другом.

А во-вторых, это требовало-таки его присутствия в Лондоне. Он был уверен, что при личной встрече сумеет решить дело со своими новыми и пока еще не желавшими признавать его компаньонами в досудебном порядке. А значит, отложить отъезд из Архангельска на две недели не получится.

В таком мрачном расположении духа его и застал вечером Дерюгин.

— Что за хандра, Андрей? Крепость по-прежнему неприступна? А я тебя предупреждал! Впрочем, если эта тема тебе неприятна, давай поговорим о другом. Только сделаем это в хорошем ресторане. Я страшно голоден.

Сначала он хотел отказаться. А потом подумал — почему бы и нет? Он давно уже никуда не выезжал. И уха из стерляди вряд ли будет лишней.

Ресторан в самом центре города и правда оказался недурен. Они взяли и уху из стерляди, и рябчиков в брусничном соусе, и блины с икрой. И после нескольких рюмок водки Андрей не удержался — рассказал Аркадию о своих неудачах. Всего, конечно, не открыл — просто констатировал, что Шура от его предложения отказалась.

— Забудь, — посоветовал Дерюгин. — Ты сам говоришь — накопилось много дел, вот ими и займись. К тому же, уверен, вернувшись в Лондон, ты и думать не захочешь про Астахову. Нет, я не спорю, она красива, но ты же сам говорил, что твоя невеста тоже очень хороша, и у нее есть неоспоримое преимущество перед Александрой Сергеевной — она богата. Хотя довольно об этом! Тебе нужно развлечься. И я почему-то думаю, что несколько партий в преферанс поднимут тебе настроение.

Но он покачал головой:

— Нет, в клубе наверняка будет Кирилл Астахов. А я предпочел бы хотя бы сегодня не думать о Шуре.

Дерюгин пожал плечами:

— Ну, как хочешь. Хотя Астахов бывает там не каждый день. Тем более, маловероятно, что он появится там сейчас.

— А что такое? — против воли заинтересовался он. — Почему он не может появиться там именно сейчас?

Аркадий хохотнул:

— Он задолжал там слишком многим. В том числе, и мне. А отдавать ему, похоже, нечем.

Андрей удивился, как удивился бы всякий разумный человек, который узнал, что азартному мальчишке, не имеющему собственных средств к существованию, кто-то вообще давал в долг.

— И много он тебе должен?

Дерюгин задумался:

— Рублей двести. Точнее сказать не могу — у меня несколько его расписок, чего-нибудь мог и не упомнить.

Андрей укоризненно поцокал языком:

— Считай, что подарил. Насколько я знаю Таисию Павловну, она ни при каких условиях не согласится платить по его счетам. Она думает только об интересах сына и тратить на племянника свои капиталы не станет. Не понимаю, на что ты рассчитывал, давая ему в долг.

— Как и остальные, — вздохнул Дерюгин, — на его выгодную женитьбу, Он собирался жениться на дочке весьма состоятельного купца Верещагина. Поговаривали, что свадьба уже осенью, и за невестой дают хорошее приданое. Но до сих пор не объявили даже о помолвке. Пару недель назад Кирилл заверил всех, что едет к будущему тестю оговаривать условия брака, но, как я слышал, Верещагин даже обсуждать с ним эту тему не стал.

— И как же у вас поступают с теми, кто оказался не в состоянии платить по своим счетам? — полюбопытствовал Андрей.

— Долговая тюрьма, — ответил Аркадий. — Условия там, говорят, ужасные.

— Но тюрьма ничего не гарантирует кредиторам, разве не так? Даже если Кирилл просидит там с десяток лет, он не сможет с ними расплатиться. Если только тетушка не сжалится над ним.

— Да, ты прав, — признал Дерюгин. — Я уже почти не надеюсь получить с него хоть что-то. Я охотно продал бы эти расписки за полцены, хотя, боюсь, даже с такой скидкой их вряд ли кто-то купит.

Андрей прищурился, берясь за очередную стопку:

— И много вас таких доверчивых? О каких суммах идет речь?

Дерюгин ответил не сразу, прежде что-то посчитал:

— Думаю, его долги на несколько тысяч потянут.

— Ого! — глаза Андрея заблестели. — Мальчик заигрался. А скажи-ка мне, Аркадий Сергеевич, не сможешь ли ты составить список тех, кому задолжал Астахов?

— Список? — Дерюгин сначала удивился, а потом сообразил, рассмеялся. — Ах вот как, ты решил подъехать к Шурочке с другой стороны? А что, это может сработать. Думаю, брат — единственный человек, которого она по-настоящему любит. Ради него она на многое пойдет.

С тем, что Шура любит только Кирилла, Андрей был решительно не согласен. А вот последняя фраза друга его порадовала.

Он не хотел давить на любимую девушку, но если не было другого способа заставить ее принять его предложение, то он готов был на это пойти. Как говорится, «all's fair in love and war». В любви и на войне все средства хороши.

18. Брат

Она сходила с ума от тревоги. Со времени их разговора в библиотеке прошло уже несколько дней, а о Кузнецове не было никаких вестей. Он отклонил (хоть и очень вежливо, со множеством письменных извинений) приглашение на чай, посланное ему Таисией Павловной. И не делал никаких попыток поговорить с ней, Шурой.

Она ругала себя за слишком резкие слова, сорвавшиеся с губ. Она должна была всё объяснить по-другому!

Она хотела бы знать, когда он уезжает из Архангельска. Просто, чтобы понять, что в их мимолетном романе поставлена точка. Но даже Кирилл, который, вроде бы, был с Кузнецовым на короткой ноге, не мог ответить на этот ее вопрос.

Брат после визита к Верещагиным стал не похож сам на себя. Часто нервничал и прикладывался к рюмке. А вчера и вовсе рыдал у себя в комнате. То есть, она думала, что он рыдал. Она даже постучалась в дверь и спросила, всё ли у него в порядке. Он грубо отослал ее прочь.

У него и раньше случались перемены в настроении. До недавнего времени она не знала, как это объяснить. А теперь догадывалась, что связано это было с крупными проигрышами в клубе.

Он дал слово больше не играть, но тетушка через своих знакомых доподлинно узнала, что несколько дней назад он опять пытался отыграться. Попытка оказалась неудачной, и он только влез в еще большие долги.

Шура робко намекнула Таисии Павловне, что, может быть, стоит отослать Кирилла в Екатеринбург, под присмотр двоюродного брата, но тетушка только недовольно фыркнула — «ни к чему на Евгешу такую обузу взваливать».

Пробовала Шура и с братом поговорить, да он всякий раз отмахивался — дескать, не женского это ума дело.

И потому она несказанно удивилась, когда Дашутка передала ей просьбу Кирилла выйти в гостиную «для серьезного разговора».

Брат отослал горничную на кухню, закрыл двери и принялся нервно мерить комнату шагами. Он молчал, и Шуре пришлось самой спросить:

— О чём ты хотел со мной поговорить?

Кирилл, собираясь с силами, вдохнул побольше воздуха.

— Ты должна попросить тетушку дать мне денег! Уверен, если мы приступим к ней оба, она не откажет.

Шура ужаснулась:

— Ты снова хочешь играть?

Брат затряс головой:

— Нет, что ты! С этим покончено! Но мне нужно расплатиться с долгами. Я надеялся, что моя помолвка с Верещагиной умерит пыл кредиторов, но поскольку о ней до сих пор не объявлено, счета вот-вот предъявят к оплате.

Она припомнила его прежние слова:

— Но ты же говорил, что на каждого кредитора приходится столь малая сумма, что никто не станет из-за нее судиться.

Брат рухнул в кресло.

— Да, так и было до недавнего времени. Но, должно быть, отсрочка помолвки так напугала их, что они стали продавать расписки с большим понижением в цене, и кто-то решил получить на этом прибыль. Я вчера узнал, что кто-то охотно приобретает мои расписки. Уверен, этот человек скоро потребует их оплатить!

— Ты не знаешь, кто он?

Кирилл обхватил голову руками:

— Он покупает через посредников, свое же имя держит в строгой тайне.

Она плохо разбиралась в таких делах.

— Что будет, когда он предъявит расписки к оплате?

С губ брата сорвался тяжкий вздох:

— Суд в таких делах весьма скор. Будет вынесено решение — оплатить в течение стольких-то дней. Самое большее — в течение месяца. Но думаю — в течение недели. А ты же понимаешь, что за неделю столько денег мне не собрать!

— А сколько нужно денег? — шепотом спросила Шура.

— Почти четыре тысячи, — так же, шепотом, ответил Кирилл.

У нее даже голова закружилась от такой огромной суммы. За три тысячи можно было купить автомобиль.

— Тетушка ни за что не даст тебе таких денег.

Брат кивнул:

— Да я понимаю! Но думаю, если она даст мне в долг хотя бы тысячу, я сумею решить вопрос с кредитором. Попрошу рассрочку, пообещаю ему вернуть остаток долга с большими процентами.

Она не спросила, откуда он собирается брать деньги для выплаты больших процентов, но вопрос этот так явно отразился на ее лице, что Кирилл ответил:

— Я пойду работать. Не так, как в прошлый раз. Я буду стараться! Поверь мне!

Она не могла ему не поверить. Но сомневалась, что тетушка отнесется к делу так же.

Так оно и оказалось. За обедом (Кирилл сбежал, дав Шуре возможность обсудить эту щекотливую тему с тетушкой тет-а-тет) Таисия Павловна только рассердилась, услышав просьбу племянницы.

— А я тебя, Александра, за умную держала. Неужто сама не понимаешь, что дать эти деньги твоему непутевому брату — всё равно, что в колодец бросить. Даже если он работать пойдет, сколько ему жалованья в месяц положат? Поначалу рублей двадцать, не больше. Да и возьмут ли его еще куда? Скоро об его расписках каждая собака в городе знать будет.

— Но его же в тюрьму посадят! — расплакалась Шура.

Тетка на нее шикнула:

— И что же? Сам виноват!

— Верещагин после этого ему к Кате даже приблизиться не разрешит, — выдала она еще один аргумент. — А вот если бы вы ему сейчас помогли, а потом он женился да за ум взялся…

Тетушка рукой махнула:

— Мели Емеля! Неужто сама не понимаешь, что после этой истории никто из губернских купцов своих дочерей за него не отдаст. Они-то деньги считать умеют! Так что про Верещагина забудь.

Шура вытерла слёзы, но не отступила:

— Кирилл сказал, если кредитор в суд обратится, а вы над ним не сжалитесь, ему в бега податься придется.

Но Таисия Павловна только сурово сдвинула брови:

— До старости, что ли, бегать будет? То-то ославится! Ты, Александра, к моей жалости не взывай. Кабы у меня еще свое дело было, я бы, может, и подумала, а ради Кирилла у Евгения деньги отбирать не стану. И ты не смей в эту грязь вляпываться! Поняла?

Она наклонила голову. Умом она понимала, что тетушка права, но сердце-то не могло за брата не тревожиться.

— Ты, Шура, вместо бесполезных размышлений лучше делом займись. Отнеси вон к портнихе мою шляпку. Кружево на ней заменить нужно.

После обеда она отправилась выполнять тетушкино поручение. Шла медленно. Не представляла, как скажет брату, что Таисия Павловна в помощи ему отказала.

И от мыслей своих невеселых она не заметила шедшего ей навстречу Кузнецова. И вздрогнула, когда он поприветствовал ее.

Она хотела этой встречи, но и боялась ее. А сегодняшние разговоры и вовсе отодвинули ее, личные, проблемы на второй план.

— Здравствуйте, Андрей Николаевич! Рада видеть вас в добром здравии. Но прошу меня простить, я тороплюсь.

Но он не отступил в сторону, не дал ей пройти.

— Мне нужно поговорить с вами, Александра Сергеевна.

Должна ли она выслушать его? Наверняка, он снова повторит свое предложение. Снова разбередит ей душу. Вот только это ни к чему. Теперь, когда Кирилл в такой опасности, она даже думать об этом не должна.

Она замотала головой:

— Извините, Андрей Николаевич, но у меня нет времени с вами разговаривать.

Он продолжал буравить ее взглядом.

— Даже, если это касается вашего брата?

19. Сделка

Он вовсе не собирался ее пугать, и сердце болезненно сжалось, когда он увидел, как задрожали ее хрупкие плечи.

Вокруг было полно прохожих, разговаривать посреди улицы было неудобно, и он медленно пошел в сторону Набережной. Шура тенью следовала за ним. Миновали библиотеку, несколько магазинов, ателье. Он не знал, куда она направлялась, когда он встал на ее пути, но сейчас, похоже, она забыла о прежних делах.

Когда впереди показалась голубая, с барашками от ветра, река, девушка, наконец, спросила:

— Что вы хотели сказать мне о Кирилле?

Он решил, что самое лучшее — сказать всё откровенно, без церемоний:

— Я думаю, вы знаете, что ваш брат проиграл в клубе огромную сумму?

Она кивнула.

— Насколько я знаю, своего капитала у него нет, а значит, расплачиваться ему нечем. Не так ли?

Она горько усмехнулась:

— Я не понимаю, Андрей Николаевич, почему я должна обсуждать с вами проблемы моего брата.

Он смотрел на нее, не отрываясь.

— Даже если я могу эти проблемы решить?

Она долго не отвечала, думала. Наконец, выдохнула:

— Правильно ли я понимаю, что именно вы — тот человек, который скупает расписки Кирилла?

Он чуть наклонил голову — отрицать не имело смысла. Хотя еще накануне он думал прикрыться чужим именем, но это показалось ему недостойным — он не любил врать.

— Мне следовало догадаться раньше, — вздохнула она. — Зачем же вы делаете это? Если вы предъявите расписки к оплате, это погубит его честь, а возможно, и его самого, но не принесет вам прибыли. Таисия Павловна решительно отказалась платить по его долгам. Вы потеряете свои деньги.

Он попытался взять ее за руку, но Шура отступила на шаг.

— Дело не в деньгах, — хрипло сказал он. — Я хочу получить нечто большее.

— Да? И что же?

Он видел — она и сама уже догадалась. Вон как покраснели ее щеки.

Но он не постеснялся сказать это вслух:

— Я хочу вас, Александра Сергеевна! Я уже давно говорил вам это, а сейчас всего лишь нашел способ вас получить.

— Да как вы смеете? — ее глаза метали молнии. — За кого вы меня принимаете? Даже если мой брат задолжал вам крупную сумму, это не дает вам права так со мной разговаривать. Я сообщу Кириллу, что именно вы — его кредитор, и предоставлю ему самому общаться с вами.

Мимо них прошла женщина с собачкой, и разговор прервался на несколько минут.

— Да, — согласился он, — лично вы мне ничего не должны. Но разговаривать с вашим братом я не намерен. Я предъявлю расписки к уплате, а дальше пусть решает суд. Но, уверяю вас, решение суда можно предугадать заранее — Кирилл Сергеевич будет отправлен в тюрьму. И он будет находиться там до тех пор, пока не погасит долг. Вы этого хотите? Ну, что же — извольте!

Она замотала головой:

— Нет, Андрей Николаевич, я же знаю — вы не жестокий человек. Что за корысть вам в том, чтобы сделать моего брата несчастным? А вместе с ним и тетушку, и меня.

Его сердце разрывалось от жалости, но он мысленно велел себе проявить твердость.

— Вы знаете, в чём моя корысть, Александра Сергеевна, я вам это уже сказал. Да, это жестоко. Но разве ваш брат не сам в этом виноват? Разве кто-то принуждал его играть на деньги, которых у него нет?

— В этом вы правы, — признала она. — Но Кирилл еще так молод! Будьте к нему снисходительны!

Он пожал плечами:

— Бессмысленно уговаривать меня, Александра Сергеевна. Я назвал вам цену расписок. А дальше вы сами вольны принимать решение. Вы можете спасти своего брата, а можете отправить его в тюрьму.

— Вы — чудовище! — ее голубые глаза были полны слёз.

— Послушайте, Шура, — он не был сейчас склонен к сантиментам — любой гуляющий по набережной знакомый мог прекратить их разговор, — послезавтра я отплываю в Лондон. Я хочу, чтобы вы поехали со мной. У нас будут разные каюты, и обещаю, что не буду докучать вам своим обществом. Если вы боитесь встретить на пароходе своих знакомых и захотите сохранить инкогнито, можете до самого Лондона не выходить из каюты. Всё остальное мы с вами уже обсуждали. Но если прежде я давал вам время подумать, то сейчас, простите, я требую ответа немедленно.

Она закрыла глаза. Он понимал, какое непростое решение ей предстоит принять.

— Мы отправимся в Англию вместе с расписками. Я отдам их вам, когда мы выйдем в море. Если захотите, можете порвать их на мелкие кусочки и бросить в воду.

Когда она снова открыла глаза, в ее взгляде была такая мольба, что он отвернулся.

— Нет, Александра Сергеевна, не пытайтесь меня разжалобить. Это бесполезно. Я предлагаю вам сделку. Ваше право — отказаться ее заключать. Но если вы намерены сделать именно это, подумайте, не будете ли вы сожалеть об этом всю жизнь?

Она тихо ответила:

— Я в любом случае буду сожалеть об этом, какое бы решение ни приняла.

— Да, наверно. Но вам придется его принять. Прямо сейчас.

Он узнал ее уже достаточно хорошо, чтобы понять — она не откажется. Она слишком добра — даже к тем, кто этого не заслуживает.

И всё равно он затрепетал, когда услышал ответ.

— Хорошо, Андрей Николаевич, я поеду с вами в Лондон!