Лжец, лжец

Истон

Я пил ледяную воду до тех пор, пока у меня не заморозились мозги. Затем я выпил еще немного.

Пот стекал по моей шее, спине. Солнце нещадно палило, припекая меня и нескольких оставшихся парней из команды, пытающихся отдышаться. Я устал, но сегодня мне чертовски нужен был лишний час.

Через футбольное поле ко мне трусцой бежал Зак, его вьющиеся волосы влажны от пота. Это Зак убедил меня присоединиться к его футбольной команде в прошлом году. Я уступил в поисках развлечения, более блестящего заявления в колледж и способа сжигать энергию.

Тяжело дыша, как и все мы, Зак похлопывал меня по спине, когда подошел ко мне на скамейке запасных.

— Так ты придешь сегодня вечером или как?

Вытирая лоб и шею прохладной салфеткой, я бросил на него косой взгляд.

— Что? На вечеринку?

— Ага.

— С каких это пор я посещаю вечеринки?

— Ты всегда так делал, чувак, — он нахмурился, щурясь от солнечных лучей. — Разве не так вы с Уитни впервые познакомились? На ее вечеринке?

— В этом году мне нужно сосредоточиться на другом дерьме, — я пожал плечами и отвернулся от этой лжи. — Я сказал Уитни, что ты подвезешь ее, раз уж решил, что ты пойдешь. Ты же знаешь, какой она становится, когда выпьет. Мне было бы спокойнее, если бы ты все равно мог за ней присматривать.

— Ладно. Твоя потеря. Но я, наверное, просто вызову Uber для нас, — он ухмыльнулся. — Картер, может, и мудак, но он знает, как устроить гребаную вечеринку.

Мои брови сошлись на переносице.

— У Картера?

— Гадит ли медведь в лесу? — он схватил бутылку с водой из холодильника, прежде чем мы направились к шкафчикам. — Вечеринка у Элайджи дома.

У меня свело челюсть. Мой взгляд устремился прямо перед собой, пока мы входили в раздевалку, но все, что я видел, это самодовольное выражение лица этого мудака, когда он вышел вслед за Евой из туалета. Ее лицо и шея покраснели. Запястья ободраны и покраснели.

Я открыл свой шкафчик и натянул через голову свежую рубашку.

Это не первый раз, когда он преследовал ее повсюду, но обычно она довольно быстро избавлялась от него. Однако вчера он подобрался слишком близко, и это было на территории школы. Он, блядь, пометил ее. У Элайджи его ничто не удержало бы. Никаких правил. Никаких ограничений.

— Может быть, я зайду на минутку. Проверю кое-что.

Я почти взял свои слова обратно, как только они вылетели, но не мог заставить себя сделать это.

Зак остановился на полпути к надеванию собственной рубашки.

— Ты серьезно? — его глаза сузились. — Подожди, не дразни меня. Это не круто.

Мои губы скривились, но напряжение, сковавшее плечи, распространилось по спине. Я никогда не смог бы признаться вслух в истинной причине, по которой перестал ходить на вечеринки: если была вечеринка, Ева гарантированно была там. Выпивка, танцы, слежка за парнями за закрытыми дверями. Я стиснул зубы, отгоняя нежелательный образ. Но последнее, что нужно Еве, это возиться с таким куском дерьма, как Картер, особенно после вчерашнего. От одной мысли о них вместе у меня затряслись чертовы руки.

— Не-а, я серьезно. Я пойду.

— Черт. Да, — он хлопнул меня по плечу, ухмылка вот-вот расколола бы его лицо. — Мой мальчик вернулся!

Я покачал головой и взял свою спортивную сумку.

— На одну ночь. Вот и все. И никакой выпивки.

— Тогда в чем, черт возьми, смысл?

— Все просто, чувак, — пробормотал я, направляясь к выходу.

Я уже желал, что вечеринка не закончилась.

— Сяду, буду приглядывать за ней, пока она не будет готова уйти, и наконец смогу свалить к чертям.

— Эй, подожди, — он схватил свою сумку, затем побежал трусцой, чтобы догнать меня. — Посмотри на себя, весь такой заботливый и прочее дерьмо. Уитни — чертова королева.

— Что? — я посмотрел на него и рывком открыл дверь.

Солнце ослепило меня, когда мы вышли на улицу.

— Наверное, да.

Я провел пальцами по своим влажным волосам.

Уитни.

Конечно, именно ее я и имел в виду.

— Еще только одну? — Уитни надула губы, ее алые губы на тон темнее, чем волосы, ниспадающие на спину. — Пожалуйста?

Она наклонилась, пытаясь поцеловать меня, но вместо этого споткнулась и прижалась к моей груди.

Обхватив ладонями каждую из ее рук, я поддержал ее.

Она укуталась в мою футболку и вздохнула.

— Думаю, на сегодня тебе хватит алкоголя, Уит.

— Ммм. Ты так приятно пахнешь, — невнятно произнесла она. — Такой мужественный, обаятельный и вкуснее мороженого.

— Господи.

Я потер затылок, делая глубокий вдох. Меня уже тошнило от пульсирующей музыки техно и тяжелого запаха пива, разносящегося по дому.

— Пойдем. Давай принесем тебе воды и присядем.

Я взял бутылку воды из холодильника, затем повел ее сквозь толпу, пока мы не добрались до гостиной. Там стояли три огромных дивана, каждый из которых покрыт переплетением рук, ножек и кочующих кистей.

— Мэтт, — окликнул я одного из своих приятелей, занимающего половину дивана.

Он квотербек моей команды, и одна из болельщиц как раз сейчас сидела на нем верхом. Какое гребаное клише.

— Подвинься, да?

Он не утрудил себя тем, чтобы оторвать свой рот от рта блондинки, но отодвинулся, чтобы я мог опустить Уитни и проскользнуть на место рядом с ней. Когда она прижалась ко мне, я откинулся назад, вытягивая ноги. Зак был прав: Картер здесь, и, судя по тому, что я видел, как они с Элайджей выставляли бочонки на заднем дворе, он не уехал бы в ближайшее время. Но я не видел Еву с тех пор, как она вошла десять минут назад и направилась в одну из ванных комнат. Вытягивая шею, я также больше не видел Картера через открытые задние двери. Я провел рукой по подбородку, снова оглядывая комнату, но чем дольше я смотрел, тем больше разочарования накапливалось в моих легких, как яд.

Где, черт возьми, она?

Я в нескольких секундах от проверки ванных комнат, когда громкий свист привлек мой взгляд в противоположный конец комнаты. Фигура Евы мелькнула за толпой пьяных тел и исчезла из виду. Она подмигнула Марко, член, который, как я полагаю, присвистнул, и сделала глоток из красного стакана Solo в своей руке. Мой кулак сжался, но я медленно разжал его, пока мой взгляд скользил по ее телу, как будто она сахарная, а я сидел на гребаной низкоуглеводной диете.

Черные джинсы, разорванные на бедрах, туго обтягивали те изгибы, которые ставили взрослых мужчин на колени. Ее рубашка — лоскуток материи, нарисованный на ее полных грудях и заканчивающийся чуть ниже грудной клетки. У меня свело челюсть при виде нее в такой откровенной одежде, но я отогнал свои иррациональные чувства и снова перевел взгляд на ее лицо.

По правде говоря, она прикрыта больше, чем большинство девушек здесь, включая Уитни. Но вы никогда бы не догадались об этом по тому, как Марко крался к ней за спину, шепча черт-его-знает-что ей на ухо.

Мои мышцы напряглись. Я мог сделать несколько предположений о том, что он говорил.

Он не должен был ничего ей шептать. Он вообще не должен был с ней разговаривать. Он не знал ее так, как я. Он не видел ее так, как я. Он не наблюдал за ней так, как я.

Дерьмо.

Я запустил обе руки в волосы и откинул голову на подушку, заставляя себя смотреть в потолок. Я знал, что это ненормально, моя зацикленность на ней. Это тоже чертовски утомительно. Есть причина, по которой я никогда не позволял себе делать больше, чем смотреть, но в последнее время даже это толкало меня через край. Обычно я не понимал, насколько все плохо, пока не слышал свои собственные гребаные мысли.

Уитни застонала, прижимаясь ко мне с той стороны, где, как я думал, она заснула. Я посмотрел на нее сверху вниз, и ее ресницы затрепетали, прежде чем она нашла мой взгляд, пытаясь сосредоточиться.

— Я что-то не очень хорошо себя чувствую, Истон.

Мои брови нахмурились, когда я вглядывался в ее бледное лицо.

— Ты выпила только эти две чашки, верно?

— Эм… — она отвела взгляд, прикусывая нижнюю губу. — Ну, — застонала она, останавливаясь, чтобы обхватить себя рукой за живот. — Элайджа мог бы налить мне еще чашечку-другую, пока ты был отвлечен.

Мои глаза закрылись, и я провел ладонью по лицу.

Чертов Элайджа.

Уитни мягче, чем она показывала. Она перфекционистка. Она работала до изнеможения в школе и во всех других сферах своей жизни, но стресс, связанный с этим, полностью овладел ею только в выпускном классе. Пару месяцев назад она решила завязать с алкоголем — решение, от которого я неоднократно предостерегал ее благодаря яркому примеру моей мамы, — и она еще не знала своих пределов.

— Истон?

Я приподнял бровь.

— Я думаю… Я думаю, что выпила слишком много. Мне не нравится это ощущение, — ее брови нахмурились, губы скривились, как будто ее тошнило. — Комната вращается.

Когда она снова всхлипнула, я взял ее обмякшее тело на руки и встал. Ее голова повернулась в сторону, и она посмотрела на меня так, словно я какой-то герой. Чувство вины пронзило меня изнутри. Мы с Уитни ненормальная пара. Мы оба используем друг друга по-своему, но она невинна — более невинна, чем когда-либо позволяла другим видеть, — и видеть ее такой неправильно.

— Привет, — тихо сказал я. — С тобой все будет в порядке, хорошо? Давай вытащим тебя отсюда.

Она кивнула и закрыла глаза.

Я поднял взгляд, собираясь отойти от дивана, когда мои глаза наткнулись на знакомые бездонные озера темно-коричневого цвета. Взгляд Евы из-под тяжелых век прикован к моему, каждое движение ее бедер медленнее и ленивее, чем музыка, под которую она танцевала. В ее руке новая чашка Solo, на этот раз синяя. Марко сокращал расстояние позади нее, находя ее ритм. Его рука опустилась на ее обнаженную талию и сжала.

Я сжал челюсть, приказывая себе отвести взгляд.

Уходи.

Предупреждение, которое так долго держало меня подальше от нее, звучало у меня в ушах: Если ты хотя бы заговоришь с ней…

Этого должно быть достаточно, чтобы заставить меня уйти прямо сейчас, но на этот раз я не мог этого сделать. Я не мог отвести взгляд.

Когда она опустила глаза, обнаруживая, что Уитни потеряла сознание в моих объятиях, что-то горячее мелькнуло на ее лице. Она приподняла бровь. Затем подняла свою чашку, одними губами произнесла привет и, опрокидывая ее обратно, посмотрела прямо на меня.

Я внимательно наблюдал за ней, раздражение разливалось по моим венам, когда я задался вопросом, сколько она уже выпила.

Мне не следовало приходить. Я знал это, но сейчас это не имело значения. Ущерб нанесен. Мой пульс участился, мысли спутались. Слышать, что она ходила на эти мероприятия и трахалась со всеми подряд, — это не то же самое, что стоять перед ней и наблюдать, как она это делала. По крайней мере, когда я оставался дома, мне не нужно видеть. Мне не нужно знать, что, как, кто. Я всегда боролся со своими импульсами, когда дело касалось Евы, но сегодня вечером, прямо сейчас, мои пальцы подергивались от непреодолимой потребности приблизиться к ней. Подойти прямо к ней и отнести домой.

Вечеринки, ночевки с кем попало, весь этот дерьмовый фасад, который она так усердно поддерживала, — она знала, что я это ненавидел, но не знала, почему. Она не знала, что я видел ее насквозь. Что образ ее четырнадцатилетнего тела, дрожащего и покрытого грязью — первой девочки, которая когда-либо смотрела на меня так, словно я был ее чертовым спасителем, — был выжжен в моем сознании, как гребаное клеймо. Я видел ее той ночью, по-настоящему, блядь, видел ее, и не важно, за сколькими алкогольными чашками или чужими руками она пряталась, я всегда бы видел ее.

Даже когда я этого не хотел.

Даже когда это заставляло меня заниматься глупостями вроде отслеживания каждого ее движения, пока она соблазнительно вела Марко к лестнице. Она поднялась на две ступеньки, прежде чем оглянулась через плечо. Мой пульс подскачил еще на одну отметку. Она знала, что я бы наблюдал. Я всегда наблюдал. Ее взгляд блуждал по моему лицу, ее грудь поднималась и опускалась.

Она лучше чем все это. Иногда мне казалось, что она тоже это знала, но ей просто насрать.

Наконец, она послала мне воздушный поцелуй и исчезла наверху, а Марко последовал за ней по пятам.