Ложь

Глава 10

Прием в доме Кастело Бранко затянулся, но вот и последние гости откланялись и разъехались по домам. Время позднее, а потому стол к ужину не накрывали, и подали лишь легкие, но изысканные закуски. По семейной традиции Кастело Бранко все собрались за столом, чтобы немного перекусить перед тем, как разойтись по своим комнатам.

— Теодоро, ты ничего не съешь? — поинтересовалась донья Сара, слегка удивленная рассеянностью мужа, что, впрочем, не мешало ей с аппетитом уплетать стоящие на столе яства.

— Я попросил у Хенаро еще одну чашку кофе. Вредно наедаться на ночь, как это делаешь ты. Если бы ты прислушивалась к моим советам, то превосходно чувствовала бы себя и весила фунтов на тридцать меньше. Впрочем, что толку спорить с тобой?

— Вирхиния, ты тоже ничего не будешь?

— Положи мне немного фаршированной дичи, чуточку окорока и маленький кусочек холодной цыплячьей грудки, но только маленький. Право, не знаю, что со мной, но я не могу проглотить ни кусочка. Вот если бы дядя Теодоро дал мне немного своего «Хереса».

— Ну, конечно. Хенаро, принеси бутылку, — велел дон Теодоро и продолжил, обращаясь ко всем. — Понятия не имею, что творится с моим «Хересом», куда он пропадает. Вероятно, его кто-то пьет.

— Вероника очень любит херес, — быстро сказала Вирхиния. — Она говорит, что это единственное вино, которое ей действительно нравится.

— А где она? — поинтересовался дон Теодоро.

— Вероника сказала, что не хочет ужинать, — ответила донья Сара. — У нее немного разболелась голова, и она вышла в парк подышать воздухом и прийти в себя… Полагаю, нам нужно оставить эту сумасбродку в покое, пусть себе чудит. Не думаю, что она расстроилась из-за тебя, или ей стыдно.

— Да, тетечка, она ничуть не расстроилась. Она весь вечер провела в столовой вместе с Деметрио де Сан Тельмо, и была очень довольна. Вероника, наверняка, поужинала там.

— Джонни, ты даже не притронулся к закускам. — Дон Теодоро с немым укором посмотрел на племянницу и тотчас же перевел ласковый и обеспокоенный взгляд на сына.

— У меня нет аппетита, папа. К тому же мне нехорошо.

— Бокальчик «Хереса» тебе не повредит. Вирхиния, плесни ему немножко из бутылки.

— Да, дядечка, конечно, мне и невдомек, что бутылка стоит передо мной.

— Мне ничего не хочется, папа. И голова что-то разболелась. Сегодняшний вечер был очень жарким и суетным. Эти великосветские приемы просто невыносимы. С вашего разрешения…

— Ты уходишь?..

— Хулио Эстрада ждет меня в казино. Мы с ним договорились пойти туда, и он, должно быть, уже в нетерпении. С твоего позволения, мама…

— Тогда поцелуй меня хотя бы, сыночек!

— Да, мамочка… Доброй ночи… До завтра…

Под взглядом трех пар глаз Джонни медленно прошел по холлу и в нерешительности остановился у дверей. Помедлив секунду, он развернулся и уверенно пошел к боковой двери, ведущей в парк.

С нарастающей в душе тревогой Джонни пробежал по дорожкам парка, вглядываясь в темные уголки и вздрагивая всякий раз, когда ему казалось, что он видит ее силуэт.

— Вероника! — Он резко остановился рядом с каменной скамейкой, наполовину скрытой кустами, той самой, у которой Вероника призналась Деметрио в своей любви.

— Джонни! Иди сюда. Как ты меня нашел?

— Я вышел в парк не за тем, чтобы искать тебя.

— Мне следовало догадаться, но раз уж мы случайно встретились, может, присядешь на минутку, и мы поговорим?

— Я…

— Если тебя не раздражает мое общество, то…

— Почему ты должна раздражать меня?

— Не знаю, Джонни, вот уже несколько дней, как я ничего не понимаю.

— А именно?

— Почему ты не садишься?

— А зачем?

— Чтобы спокойно поговорить… Мы были большими друзьями, Джонни, так давай с тобой поговорим, по-дружески, как брат с сестрой. Мне хочется, чтобы мы и дальше оставались братом и сестрой.

— Братом и сестрой…

— Джонни, не отталкивай меня, как сестру… Больше всего на свете меня огорчает твое непонимание. Я знаю, это тяжело… Меня трудно понять, но если есть на земле человек, который может это сделать, то это только ты, Джонни… чуткий, честный и благородный…

— Безмозглый дурак!

— Почему ты так говоришь?..

— И ты еще спрашиваешь?..

— У меня и в мыслях не было обидеть, или оскорбить тебя. Я была предельно честной и искренней с тобой. Поверь, ни за что на свете я не хотела причинить тебе боль, заставить страдать. Среди радости любви, для меня нет большего наказания, чем твои холодность и равнодушие.

— Холодность… равнодушие? Думаю, ты преувеличиваешь, я не так сильно изменился.

— Ты очень изменился, Джонни. С того самого фехтовального вечера, когда ты даже не захотел скрестить со мной шпагу, ты относишься ко мне совсем иначе. Почему, Джонни? Из-за чего?..

— Так, пустяки… Ничего особенного.

— Это всё из-за него, правда?.. Из-за Деметрио?.. В тот вечер я поняла, что полюбила его…

— Вот как!

— Не перебивай, дай мне закончить. Нам нужно откровенно поговорить друг с другом. Я не хочу, чтобы ты думал, что я лгала тебе, что не оценила по достоинству твою любовь. Я была бы счастливейшей из женщин, если бы могла ответить на нее взаимностью, но в таких делах судьба решает за нас.

Все наши трезвые, бесстрастные суждения оказались глупыми и бессмысленными. Все гораздо сложнее. Понимаешь, Джонни, мы жили в окружении любви и семейного тепла, и тоже любили в ответ. Мы думали, что наша жизнь и есть эта самая семья, но вот неожиданно среди нас появляется какой-то человек. Кто он, откуда пришел, мы не знаем, но понимаем, что он имеет над нами бóльшую силу и бóльшую власть, чем всё наше прошлое. Одним взглядом, одной улыбкой он покоряет наши сердца, овладевает нашим разумом и волей, и ради того, чтобы быть с ним, мы бросим всё.

Быть может, это чудовищно, но таков закон природы, и мы следуем этому неумолимому закону. Он заставляет растения размножаться, он движет молекулами, заставляя море вздыматься, а звезды вращаться… и этот же закон заставил меня полюбить Деметрио де Сан Тельмо.

— Вероника!..

— Ты ведь понимаешь это, правда?.. Понимаешь и прощаешь меня.

— Ты, действительно, его любишь?

— Да, Джонни.

— И тебя не мучает совесть, тебе никого не жаль? Ты не пролила ни единой слезинки о тех, чье счастье заключалось только в тебе?

— О тебе, Джонни?

— Я говорю не о себе.

— Тогда о ком? Неужели об этом олухе, Хулио Эстрада?

— Я говорю не о Хулио.

— В таком случае я тебя не понимаю.

— Не понимаешь… Точнее, не хочешь понимать.

— Так, может, объяснишь?

— Зачем?.. Ты сказала, что счастлива, и этого достаточно. Ты просила простить тебя за то, что не ответила на мою любовь? Но мне не за что прощать тебя… Ты не смогла меня полюбить, но это не преступление. Преступление — притворяться, что любишь из честолюбия, из корысти, из-за болезненного желания власти.

— Но ты не мог заметить во мне ничего такого.

— Нет, по отношению ко мне ты была искренней. Ты поступила честно, отказав мне. Полагаю, я даже должен поблагодарить тебя за это.

— Джонни…

— По-моему, ты уже узнала все, что хотела.

— Я не хочу, чтобы ты злился на меня.

— А я и не злюсь. У тебя есть еще какие-то просьбы ко мне?

— Нет, Джонни, никаких… Впрочем, зная твое благородное и великодушное сердце, я попросила бы тебя заступиться за Деметрио перед дядей Теодоро.

— За Деметрио, или за тебя?

— За нас обоих. В этом случае наши интересы совпадают.

— Я так не думаю. Напротив…

— Почему ты так говоришь?..

— Потому что я не верю в искренность твоей любви к нему.

— Джонни, ты с ума сошел!

— Я не верю, что ты можешь кого-нибудь любить, так что своим отказом ты оказала мне самую большую милость! — жестко ответил Джонни и чуть ли не бегом бросился прочь.

— Джонни, постой!.. Джонни!.. — окликнула кузена расстроенная Вероника, стараясь его остановить. Она побежала вслед за ним, но через несколько шагов остановилась, увидев, что он уже у боковой решетки. Вероника обхватила голову руками; в висках тревожно и болезненно стучало. И снова любимое имя того, кого все отталкивают от себя с неприязнью, срывается с ее губ, как единственное утешение…

— Деметрио! — воскликнула она имя любимого, и среди всеобщей неприязни это имя служит ей утешением. — Деметрио мой, кажется, любить тебя — непростительное преступление! Ну и пусть, мне все равно! Я люблю тебя… Люблю!

— Деметрио!..

— Вероника!.. Что ты здесь делаешь?..

— Жду тебя…

— Что-то случилось?.. Разве твой дядя…

— Дядя у себя в кабинете. Думаю, он тебя ждет, хотя трех еще нет. И Джонни вместе с ним.

— Джонни?

— Мария сказала мне, что они закрылись в кабинете сразу после завтрака. Знаешь, я не спускалась к столу.

Деметрио стоял у парадного входа в особняк семьи Кастело Бранко. Пока привратник запирал широкую решетчатую дверь, в которую вошел Сан Тельмо, Вероника крепко схватила его за руку, и повела прямо по заросшим цветами, почти нехоженным тропкам к подножию мраморной лестницы.

— Вот, здесь нас не увидят, и мы можем спокойно поговорить, — заметила она, остановившись у фонтана, рассыпáвшего прохладное кружево своих вод на обнаженное тело статуи.

— Еще один из твоих укромных уголков.

— Я знаю, это — глупо. Возможно, ты сочтешь, что я поступаю неправильно, но я не понимаю, что происходит. В этом доме все так странно переменились ко мне.

— И ты не догадываешься о причине, верно?

— Причина может быть только одна — наша любовь.

— Вот как…

— Ты никогда не внушал доверия дяде, а что касается Джонни, то даже не представляешь, как я истерзалась. Мне так горько. Я не думала, что он может разговаривать так, как говорил вчера со мной!

— Вчера?

— Вечером, когда все ушли. Случайно он вышел в парк, и я хотела объяснить ему все. Я думала, он поймет, что мы любим друг друга, хотела привлечь его на нашу сторону, но все напрасно. Он ослеп от злости и ревности…

— Правда?.. И что же он сказал?

— О тебе ничего плохого, наоборот…

— И все же, что он тебе сказал?..

— Зачем повторять те безумные слова, сказанные им в приступе ярости? Не стоит придавать им большого значения.

— Но ты же придаешь.

— К моему глубочайшему сожалению, да. Было что-то такое странное…

— Повтори мне его слова.

— Я больше помню его чувства, чем слова. Все выглядело так, будто он готов помочь тебе, ополчившись на меня.

— Джонни — благородный человек.

— Я никогда в этом никогда не сомневалась, но как мне это понимать?

— Что Джонни честен и благороден, как немногие.

— Тебя я понимаю меньше, чем его, Деметрио.

— Неужели ты в самом деле думаешь, что он мог сказать отцу что-нибудь в мою защиту и ополчиться на тебя?

— Все бы ничего, если бы не тонкий намек на отсутствие приданого, но для Джонни это необъяснимо и, кроме того, непростительно.

— Ты сама всегда придавала деньгам слишком большое значение.

— Верно, и я не отрицаю, что считала деньги главным, пока не влюбилась.

— Джонни воспринял твои слова буквально.

— Но мои идеи испарились, когда ты впервые поцеловал меня. Тогда, я поняла, что все второстепенно по сравнению с опьяняющим, упоительным чудом любви.

— Если бы это было правдой, Вероника! — неожиданно для себя, поддавшись искренней, кипучей страсти, подступившей к горлу, Деметрио снова с жаром стиснул руки девушки в своих руках и на миг позабыл обо всем.

Неужели она и вправду любит? Возможно ли это? Неужели настоящая любовь смогла изменить ее надменное сердце, холодное и черствое по отношению к Рикардо? Если бы она сказала правду, призналась во всем, если б не старалась обмануть…

Но чистый, почти наивный взгляд девушки, постоянные вопросы в ответ на все его туманные намеки, Деметрио принимает за ее твердое намерение молчать, притворяться, продолжать разыгрывать самый восхитительный из фарсов. Внезапно его чувства онемели, а голос сел. Деметрио выпрямился, снова став надменным, холодным и расчетливым. Он решил исполнить свой злой замысел.

— Деметрио… — прошептала Вероника.

— Твой дядя ждет меня, — резко оборвал ее Сан Тельмо. — Оставь меня и прости. Поговорим позже.

— Подожди!

— Мне пора.

— Деметрио, всего несколько минут, — взмолилась девушка. — Я не понимаю, что со мной. Мне страшно.

— Нам ничто не помешает. Ты станешь моей, несмотря ни на что. Идем! — предложил Сан Тельмо.

— Нет, будет неправильно, если мы пойдем вдвоем, это может не понравиться дяде Теодоро. Я вернусь и поднимусь с другой стороны. Хочу помолиться, чтобы Господь помог тебе в этом деле.

— Не молись, Вероника, не стоит.

— Но почему?

— Потому, что, возможно, со мной ты не будешь так счастлива, как мечтаешь. Ты никогда не думала об этом?

— Я не привыкла думать о таких глупостях.

— Ладно, я пойду, уже три.

— Подожди! Как я узнаю, чем закончился ваш разговор? Где и когда мы встретимся?

— Полагаю, дядя непременно расскажет тебе.

— А если нет?..

— Я пошлю к тебе кого-нибудь.

— Разве ты не можешь прийти сам? Подходи к решетке в глубине сада?.. Там очень густая листва… Я буду ждать тебя там. Пойду туда, как только увижу, что ты вышел из дома. Доставь мне это маленькое удовольствие, Деметрио. Хорошо?

— Какое ребячество! Но раз ты так хочешь, я приду.

— Да вознаградит тебя Господь, жизнь моя!..

— Не волнуйся… До встречи. — Деметрио быстро пошел прочь, скрывая охватившие его чувства. Он боялся ненароком проговориться о своей любви, безрассудно забыв о клятве. Вероника смотрела ему вслед. Сан Тельмо, надменный, жестокий, непреклонный шел по террасе, с каждым шагом становясь все решительнее.

— Уже почти три, папа. Сан Тельмо вот-вот придет.

— Знаю. Я велел сразу же сообщить мне, как только он придет, и проводить его сюда.

— Он придет просить руки Вероники?

— Разумеется.

— И что ты ему ответишь, как поступишь?

— Как поступлю? Только по-справедливости, как велит благородство и честность.

— Справедливость может быть разной, смотря с какой стороны на нее посмотреть.

— Согласен, но, по сути, она одна, и, следуя ей, любой честный человек отличит плохое от хорошего, несмотря на все мудрствования и уловки. — Дон Теодоро встал, слегка обеспокоенный требовательными вопросами сына.

Они были одни в просторном кабинете, но за маленькой стеклянной дверью, ведущей в столовую, иногда мелькала чья-то беспокойно снующая тень. Отец и сын были слишком погружены в свои мысли, чтобы заметить ее или услышать тихие шаги навострившей уши и глаза вездесущей Вирхинии.

— Ты навел справки, узнал что-нибудь о Деметрио де Сан Тельмо? — поинтересовался Джонни.

— Мне повезло, вчера я случайно узнал, что один из владельцев Бразильского Банка много лет возглавлял их отделение в Сан Пауло. Сегодня утром я встретился с ним, и он многое мне рассказал.

— И что же?

— При всем своем житейском опыте я ошибся. Ты был прав, утверждая, что Деметрио де Сан Тельмо благородный человек. По крайней мере был им до сих пор. Он очень рано осиротел, но ценой огромных усилий сделал карьеру. Полагаю, у Деметрио есть брат, родной или сводный, которому он во многом помог. Мой друг не вспомнил его имени, но думаю, это неважно.

— Разумеется, папа.

— Словом, он порядочный, образованный человек, из благородной семьи.

— Все это хорошо, не спорю, но что он будет делать с Вероникой? Куда он ее увезет? Я не верю, что ты смог разлюбить Веронику за ночь, что тебе стали безразличны она сама и ее судьба.

— Конечно, я беспокоюсь о ней, потому и раздобыл все эти сведения. Вчера я решил наотрез отказать Сан Тельмо, а сегодня подумал, что, пожалуй, у меня нет на это права, ведь, похоже, она его любит.

— Для такого человека, как Деметрио, проступок Вероники будет непростительным. Если Сан Тельмо когда-нибудь узнает о нем, то без всякого сострадания бросит ее. Думаю, он может даже убить Веронику, да и она не из тех, кто кается. Вчера она говорила со мной так, словно ни в чем не виновата, словно ей нечего бояться. И с Деметрио она, наверняка, ведет себя точно так же.

— Я тоже подумал об этом и испугался, а потому, как только представится случай, я выполню свой долг.

— Что ты имеешь в виду, папа?

— Если этот человек собирается жениться на ней, он всё узнает. Это наш долг по отношению к нему, а также способ защитить Веронику. Пусть это больно и горько, пусть кажется жестоким, но я прямо скажу ему об этом… Кто-то стучится, открой дверь.

— Сеньор Деметрио де Сан Тельмо, — важно сообщил появившийся в дверях слуга.

— Пусть войдет. Оставь нас, Джонни.

— Входите, Сан Тельмо, — любезно пригласил Дон Теодоро. — Сделайте милость, присаживайтесь. Сигарету?..

— Нет, благодарю Вас.

— Вы очень пунктуальны, пришли минута в минуту.

— Элементарные правила хорошего тона мне знакомы, хотя, у Вас есть полное право усомниться в этом. К несчастью, обстоятельства вынудили меня наделать глупостей в Вашем доме.

— Не беспокойтесь, это и вправду глупости, так что забудем об этом. Позволю себе напомнить Вам о цели Вашего визита, и поскольку он отлично известен нам обоим, скажу откровенно, что с момента нашего последнего разговора и до сегодняшней встречи я собирал сведения о Вас.

— Я принес Вам список людей, на которых мог бы сослаться, и которые могли бы рассказать Вам обо мне.

— Входит в их число совладелец Бразильского Банка?

— Увы, нет. У него были определенные политические разногласия с моим отцом, и, боюсь, то, что он может сказать обо мне…

— Он очень лестно отзывался о Вас, и я рад, что это сказал человек, не входящий в число названных вами людей. Но, как бы то ни было, не будете ли Вы так любезны передать мне этот самый список?

— Вот он, извольте.

— Очень хорошо.

— Это люди, с которыми я работал, у меня нет ни родственников, ни близких друзей.

— Я и раньше знал, что Вы сведущий человек в своем деле. Теперь я знаю, что Вы рассчитываете на свою профессию и желание трудиться. Кроме того…

— Я могу показать Вам бумаги на золотой рудник в Матто Гроссо.

— Вот как?

— Вот они, передайте их эксперту, пусть он изучит их. — Деметрио отдал свернутые в трубочку документы дону Теодоро, и тот внимательно изучил их.

— Я кое-что смыслю в рудниках, — сказал, наконец, дон Теодоро. — На первый взгляд, Ваша находка довольно солидная, но у нее есть еще один совладелец.

— Пятьдесят процентов из ста принадлежат человеку, который в настоящее время ее разрабатывает. Первая же пригоршня золотых крупинок, извлеченных из жилы, принесла мне несколько миллиардов реалов.

— Да, сейчас я вижу, что Вы богаты, и это для меня — настоящий сюрприз, но должен Вам заметить, что, в любом случае, моя племянница, выйдя замуж, получит собственные деньги.

— О чем Вы?..

— Я ни в коем случае не собирался и не собираюсь выдавать ее замуж бесприданницей, но речь не об этом. Есть одно деликатное семейное дело, о котором не знает даже жена.

— Семейное дело?

— Видите ли, отец Вероники доводился мне двоюродным братом. Он оказал мне помощь, которая была дороже денег. Он дрался на дуэли и поплатился жизнью, спасая мою честь.

— Что Вы говорите?..

— Он разрушил гнусную клевету против меня. Ее придумал один из моих завистников, которые, как змеи, оставляют свою ядовитую слизь на следах тех, кто идет прямым путем.

— Хм…

— Это был настоящий заговор подлецов, и мой кузен, Роберто де Кастело Бранко, остановил их. Он разрушил заговор своим авторитетом и энергией, немедленно под каким-то предлогом вызвав на дуэль худшего из них.

— Он погиб на дуэли?

— Роберто наказал негодяя, навсегда оставив рубец на его лице, но получил рану, от которой вскоре и скончался…

— Печально и достойно сожаления…

— Вы и представить себе не можете до какой степени. Роберто был самый благородный и самый великодушный человек, которого я знал. Возможно, поэтому его финансы были в столь плачевном состоянии. Когда произвели окончательные расчеты, пришлось даже оплачивать какие-то долги. Естественно, долги были погашены, а Вероника пришла в этот дом, как моя собственная дочь.

— Н-да…

— После моей смерти треть капитала перейдет ей, а в день свадьбы, я вручу ей приданое, как оно и положено. Почему Вы хмуритесь? Похоже, Вы не рады.

— Вы правы, это мне не по душе. Если я вправе не принять эти деньги, то…

— Никоим образом. Единственное о чем я прошу, чтобы Вы молчали до свадьбы. У нас с женой разные мнения на этот счет. Сара ненавидела отца Вероники, считала его черной овцой в семье, обвиняла его за мои юношеские сумасбродства. Я издавна лелеял мечту выдать Веронику замуж за Джонни, это было бы большим счастьем для меня. Однако есть еще кое-что, помимо ее влечения к Вам. Мне мучительно больно и горько говорить Вам об этом, но, как честный человек, я считаю это своим долгом. В прошлом моя племянница совершила необдуманный поступок. К счастью, в обществе об этом не узнали, собственно говоря, об этом знают всего три-четыре человека. Понимаете, она безумно любила другого. Иногда я виню себя за то, что ввел его в свой дом, как члена семьи, оказал ему доверие, которого он не заслуживал. Нужно, чтобы Вы знали, Вероника…

— Ни слова больше, сеньор Кастело Бранко! Я не хочу об этом знать. Мне все равно, что было у Вероники в прошлом, оно меня не интересует. Забудьте об этом, как забыл я, и позвольте мне немедленно просить ее руки. — Деметрио резко и решительно оборвал дона Теодоро, с трудом подбирающего слова. Кто бы ни говорил, у Сан Тельмо не было сил выслушивать обвинения против Вероники второй раз. Им овладела ненависть, горечь, непостижимая ярость и безумное желание мстить. — Я благодарен Вам за Ваш рассказ, дон Теодоро. Ваши искренность и благородство дорогого стоят, но об этом больше ни слова.

— Благодарю Вас, инженер Сан Тельмо, — неловко помявшись, смущенно выдавил взволнованный дон Теодоро. — Именно это я и хотел увидеть. Ваш благородный жест говорит о возвышенной любви к Веронике. Вы любите ее всей душой, не так ли? — дон Теодоро подошел к Деметрио, и по-отечески положил руку ему на плечо. Взгляд его гордых глаз странно смягчился. — Вы очень любите ее? — повторил он свой вопрос.

— Я ставлю одно обязательное условие, которое Вам придется принять, сеньор Кастело Бранко, потому что, на мой взгляд, оно является единственным доказательством любви: я не приму ни одного сентаво из приданого Вероники, абсолютно ничего.

— Но я забочусь не о Вас, а о ней. Вы не имеете права лишать Веронику того, что по справедливости принадлежит ей.

— Вы уже знаете, что я богат. Если Вероника станет моей женой, она будет зависеть от того, что я смогу и захочу ей дать.

— Но почему?

— Вы сами можете найти ответ на свой вопрос. Достаточно немного подумать хотя бы о Вашем признании, которое я не дал вам закончить. Я не хочу, чтобы Вероника, или кто-то еще когда-нибудь смогли подумать, что я женился по расчету, что мной двигала корысть, а не любовь. Я не могу допустить ни сомнений, ни двусмыленности, всё должно быть предельно ясно, как божий день.

— Я отлично понимаю Вас, инженер, но не смогу принять это условие, если Вероника не согласится с ним.

— Она согласится.

— Вы слишком уверены в ее любви.

— Возможно, меньше, чем хотелось бы, и считаю подобное испытание обязательным для нас.

— В ком Вы не уверены?

— Простите, что не дам Вам конкретного ответа, но я немало настрадался. Я не доверяю всем женщинам без исключения, а в данном случае Ваши собственные слова являются тому самым лучшим, но прискорбнейшим примером.

— Не хотелось бы, но должен признать, что Вы правы. Справедливости ради не могу не согласиться с Вами.

— Итак, Вы согласны?

— После разговора с Вероникой, разумеется, и только с тем, что касается ее приданого. Завещание я не изменю. Наследство я поделил на три совершенно одинаковых части: одна — для Сары, другая — для Джонни, третья принадлежит Веронике, но до моей смерти никто не узнает об этом, за исключением Вас и Джонни, который, к слову сказать полностью согласен с ним.

— Пусть Бог отложит этот день на много-много лет, сеньор Кастело Бранко…

— Если к тому времени Вероника будет Вашей женой, а я думаю, именно так и будет, то решение — принимать мое наследство или нет — останется за Вами.

— Я откажусь от него и верну его Джонни. Оно по праву принадлежит ему.

— Оставьте свой ответ до будущих времен, мой юный друг. А теперь поговорим о более срочных делах. Прежде Вы сказали, что хотели бы жениться немедленно.

— Если Вы не возражаете.

— Скоропалительный брак не входит в наши обычаи. В нашем обществе принято соблюдать приличия: полгода помолвки это самое малое.

— Но полгода — целая вечность.

— Вы так считаете? Вечером, за столом, мы обсудим это с Вероникой.

— Сегодня вечером?

— Мы ждем Вас к ужину. Перед ужином мы соберемся в гостиной и я официально сообщу об этом жене, сыну и Веронике. Стол накроют в восемь… Мы ждем Вас к семи. Возможно, будет кое-кто из близких друзей. Считаясь с Вашим желанием, мы сократим срок помолвки, не нарушая правила хорошего тона.

— Я осмелюсь попросить Вас уменьшить срок помолвки до двух месяцев. Дела в Матто Гроссо не позволят отлучиться мне надолго.

— Вы можете поехать в Матто Гроссо, а потом вернуться. Настоящей любви небольшая разлука не повредит, а, напротив, еще больше укрепит ее. Я понимаю, что умение ждать — это наука, которую молодость отказывается изучать, но я настаиваю на ее изучении.

— Дон Теодоро!

— Вечером поговорим.

— У меня нет иного пути, чем уйти… и вернуться.

— Вот Вам моя рука, инженер Сан Тельмо. За эти полчаса, что я провел с Вами, Вы удвоили мое уважение к Вам.

— Благодарю Вас, сеньор Кастело Бранко… С Вашего позволения.

— Папа…

— Джонни? Ты здесь?

— Извини, что крутился возле двери, но мне очень хотелось узнать твой ответ.

— Я согласился.

— Вот как?

— А что я мог возразить? По сути у меня не было причин для отказа. Сан Тельмо — благородный, порядочный, достойный человек, и Вероника его любит.

— Ты уже сказал ему?

— Это был мой долг. В связи с этим у Сан Тельмо есть одно обязательное условие: он наотрез отказывается принимать приданое Вероники.

— Ну и дела.

— Вечером мы подробно обговорим детали. Я пригласил его на ужин, и осмелюсь просить тебя быть вместе с нами столом, хотя и понимаю, что ты предпочел бы обратное. Я знаю, это тяжело, как и большинство обязанностей, и если ты не найдешь в себе силы выполнить этот мучительный долг, то придумай отговорку… но я был бы тебе очень признателен, если бы ты поужинал с нами.

— Хорошо, папа, я все понял.

— А сейчас, прости, сынок, но мне нужно поговорить с твоей мамой и Вероникой, — извинился дон Теодоро и вышел.

Оставшись один, Джонни принялся неверными шагами бродить по кабинету. Толкнув стеклянную дверь, он вышел в столовую. Вирхиния, услышав его шаги, спешно покинула свой наблюдательный пост у окошка в парк и подошла к кузену.

— Джонни, ты такой бледный. Что с тобой? У тебя что-то случилось? — обеспокоенно спросила она.

— Ничего.

— Не отговаривайся. Мне кажется, ты заболел, у тебя ледяные руки. Да ты весь дрожишь!..

— Ох, Вирхиния, оставь меня ради бога!..

— Джонни, милый ты так страдаешь. Скажи мне, что с тобой. Это все из-за нее, правда? Ну да, конечно, из-за нее. Сан Тельмо приходил сватать Веронику, и дядя Теодоро согласился, правда?.. Он согласился и ничего ему не сказал, обвел вокруг пальца.

— За кого ты принимаешь папу, Вирхиния?.. Рассказать все Деметрио было очень тяжело и больно, и все же он это сделал.

— Значит, они не женятся? — глаза Вирхинии торжествующе вспыхнули.

— Почему же? Женятся. Сан Тельмо сказал, что для него это не имеет значения. Он просто отказался от приданого, чтобы Вероника не смогла подумать, что его привела к алтарю не любовь, а деньги. Сан Тельмо безразлично ее прошлое, думаю, он даже слушать о нем не хотел.

— Сан Тельмо дурак, у него нет чести и достоинства!

— Не говори так. Он честнее и достойнее нас. Он любит ее, понимаешь? Любит и знает, что она тоже его любит, да что там любит — боготворит! Сан Тельмо был рожден, чтобы побеждать, рассеивать иллюзии. Кто из нас сравнится с ним!

— Ты завидуешь ему.

— Ты права. Хотелось бы думать, что я ненавижу его, но это — не ненависть, это — зависть, ревность, злость и стыд, потому что он оказался сильнее и выхватил ее у меня из рук! Не знаю, как я смогу жить без нее! — выкрикнул Джонни.

— Но, Джонни… — Вирхиния попыталась что-то сказать, но он грубо прервал ее.

— Ты не можешь меня понять. Ни ты и никто из тех, кто меня окружает, даже папа. А вот Вероника поняла бы меня, если бы я мог сказать ей об этом! Ее душа понимает, что такое страсть и бури, которым нет названия, и в которых разум терпит крах. Да, она поняла бы меня, потому что в ее жилах течет кровь!

— Джонни!..

— Оставь меня, слышишь? Оставь! — Джонни пулей выбежал из столовой, не желая слушать Вирхинию.

— Что это с Джонни? — спросил, вошедший через другую дверь дон Теодоро. — Куда он побежал?

— К себе в комнату. Он такой печальный, — сокрушенно заметила Вирхиния. — Как это ужасно, что Вероника его терзает!

— Вероника была здесь?

— Нет, дядя, не была. Я имела в виду, что Джонни страдает, вспоминая, как Вероника с ним обошлась. Она делает вид, что ничего не понимает. Вот и сейчас она побежала в дальний угол парка.

— Что? — насторожился дон Теодоро.

— Бедняжка, должно быть, в нетерпении, ведь Сан Тельмо наверняка вернется, чтобы встретиться с ней и поговорить через решетку.

Взгляд Теодоро сделался жестким, а лицо выражало холодное презрение. Он пренебрежительно посмотрел на симпатичную и хрупкую, как куколка, девушку и отвернулся.

— Черт бы тебя побрал, старый дурак, и когда ты только сдохнешь? — желчно процедила она сквозь зубы.

К месту свидания, высокой бронзовой решетке в глубине парка, намертво прикрепленной к каменной ограде, Вероника и Деметрио подошли почти одновременно. Парк здесь больше похож на цветущий густой лес, в котором нетрудно укрыться от посторонних глаз.

— Ну что, плохие новости? — дрожащими руками Вероника вцепилась в руки Деметрио. — Дядя отказал тебе? Не дал согласия на брак? — Ее глаза с тревогой ищут ответа на загадочном лице Сан Тельмо. Но как найти ответ, если серые, любимые глаза задают так много вопросов, но ничего не отвечают, а эти чувственные сладкие губы от боли и тоски стали безжалостно-жестокими?

— Для меня это самое лучшее известие в мире — твой дядя согласен.

— Деметрио, любимый!..

— Он навел справки обо мне и не возражал против нашей свадьбы.

— Деметрио, я самая счастливая женщина на земле!.. Но почему ты говоришь мне об этом так сухо? Почему в твоих глазах нет блеска? Почему ты не смеешься, не поешь от счастья, не сходишь, как я, с ума?

— Вероника!..

— Почему молчишь, не придумываешь новых слов? Впрочем, это неважно!.. Любимый, жизнь моя!

Мне тоже кажутся жалкими и убогими те слова, что я тебе сказала. Ну почему так беден и убог наш язык по сравнению с чувствами?

Деметрио не нашел слов, чтобы ответить. Ему горько и больно, словно что-то лопнуло в груди.

— Подожди, — облегченно выдохнул он, услышав раздавшиеся поблизости шаги дона Теодоро. — Кажется, сюда идут, так что я пойду.

— Подожди, не уходи, это, должно быть, садовник.

— Я должен уйти.

— И в самом деле, должны, инженер Сан Тельмо, — заметил подошедший дон Теодоро.

— Дон Теодоро!

— Дядя!

— У меня дар — приходить некстати, но это к лучшему. Хорошо, что пришел я, а не какой-нибудь сплетник-слуга, разносящий слухи, и придающий вещам смысл, которого, я надеюсь, они не имеют.

— Простите нашу бестактность, сеньор Кастело Бранко, — извинился Деметрио. — Я попросил Веронику встретиться со мной после нашего с Вами разговора.

— С твоей стороны очень благородно взять вину на себя, Деметрио, — вмешалась Вероника, — но совершенно ни к чему. Это я попросила его прийти, дядя. Я была слишком нетерпелива.

— Зная меня, у тебя было достаточно причин для беспокойства, Вероника, но, думаю, что инженер Сан Тельмо уже успокоил тебя.

— Прости меня, дядя. Я очень сильно люблю его, и я так боялась! В последнее время ты держался со мной так странно, будто не мог простить мне, что я полюбила его, будто возненавидел меня за то, что я отдала свое сердце ему, что предала твою мечту.

— Ты ошибаешься. Я не из тех, кто стремится подгонять любовь под правила. С меня довольно и того, что я непреклонно отстаиваю кодекс чести, и в этом я не уступлю и не прощу нарушения.

— Дядя, я не понимаю, что ты пытаешься сказать мне, но если ты намекаешь на это невинное свидание, то в том нет смысла.

— Оставим это невинное свидание. На самом деле я очень рад, что снова застал вас одних. Раньше, во время нашего разговора с инженером Сан Тельмо, я отказался от скорой свадьбы, чего он так хотел.

— И что же, дядя?

— Я ошибался, сеньор Сан Тельмо прав: не стоит ждать. К чему откладывать свадьбу в долгий ящик? У него необычные обстоятельства, так что не стоит слепо придерживаться канонов.

— Почему?

— Есть тысяча причин, и среди них срочные дела сеньора Сан Тельмо. Возможно, инженер Сан Тельмо забыл романтично сообщить тебе, что он — совладелец самого солидного золотого рудника, открытого в Матто Гроссо за последние тридцать лет.

— Это так, Деметрио? — удивленно спросила Вероника.

— Полагаю, ты можешь не сомневаться, дражайшая племянница, поскольку услышала это от меня.

— Разумеется, дядя, но это кажется мне сном из «Тысячи и одной ночи». Я никогда не думала…

— О золоте Матто Гроссо? — вмешался в разговор Деметрио. — Оно, действительно существует. И в самом деле, в зеленом аду сельвы, человек может стать миллионером за несколько недель, между тем, как сотни людей теряют жизни…

— Инженер Сан Тельмо хочет увезти тебя с собой в следующий раз. Он не может отлучаться больше чем на два месяца. Поездка занимает почти две недели, но с учетом разных трудностей, может растянуться на три.

— Три недели? — переспросила Вероника.

— На улаживание всех формальностей и оформление бумаг. Вероника, ты готова выйти за меня замуж через месяц?

— Я готова выйти за тебя хоть сегодня!..

— И выйдешь, — веско сказал дон Теодоро, — через месяц. Я немедленно поговорю с адвокатом. До вечера, Сан Тельмо.

— Через месяц! Это чудесно! — радостно воскликнула Вероника. — Неужели дядя Теодоро сказал через месяц?.. Месяц… тридцать дней!..

— Они покажутся мне тридцатью вечностями, Вероника. Через месяц ты станешь моей, целиком и полностью моей… Там, в зеленом аду, в паутине сельвы, — Деметрио притянул девушку к решетке и крепко поцеловал. Вероника закрыла глаза, и поцелуй стал бесконечным. Счастье, которому нет названия, затопило ее чистую и пылкую, наивную и страстную душу.