Ложь

Глава 25

— Теодоро, пришло письмо от Вероники! — сообщила мужу радостную весть донья Сара.

— Ну слава богу, наконец-то у нее нашлось время ответить на мое письмо, — дон Теодоро облегченно вздохнул.

— Да, но она написала не тебе, а мне.

— Тебе? С чего бы это? — удивился дон Теодоро.

— Мы написали ей в один и тот же день, и Вирхиния отправила наши письма вместе.

— Вот как? — Теодоро де Кастело Бранко отодвинул стул и быстро поднялся из-за письменного стола. — Я думал, что сначала Вероника напишет мне, — досадливо поморщился он, напрасно пытаясь скрыть свое недовольство.

— Теодоро, я вообще боялась, что она забудет мне ответить, но впервые в жизни Вероника поступила как воспитанная девушка из благородной семьи.

— Ты уверена, что не было другого письма для меня?

— Абсолютно. Хенаро только что принес почту, и там были приглашения, счета, журналы и вот это письмо от Вероники.

— Что ты сказала, мама? Письмо? — нетерпеливо спросил Джонни, появляясь в дверях кабинета. Кто знает, что привело его сюда в эту минуту: предчувствие любящей души, случайность, рок? Побледнев от волнения, он поспешно подошел к отцу. — Письмо от Вероники! — повторил он снова.

— Ну да, я только что получила с почтой письмо от нее, — подтвердила донья Сара.

— Ты? — Джонни изумленно уставился на мать.

— Да, я, — донья Сара с недоумением посмотрела на сына. — Не понимаю, почему все так удивлены. Я написала Веронике, и она мне ответила. Кажется, рудник и счастье делают более воспитанными и культурными даже таких норовистых людей как Вероника!

— Счастье? — убитым голосом переспросил Джонни.

— Да, сынок, похоже, что так, — дон Теодоро прочел первые строчки письма и посмотрел на Джонни, но тот был слишком возбужен, чтобы ждать продолжения. Он нетерпеливо наклонился над отцовским плечом, чтобы самому прочесть письмо, как можно быстрее.

— Хенаро сказал мне, что есть новости от Вероники, — в проеме застекленной двери, ведущей в столовую, неслышно появилась вездесущая Вирхиния.

— Да, голубка моя, Вероника написала мне письмо.

— А почему ты мне его не показала, тетечка?

— Твой дядя был так нетерпелив…

— И Джонни тоже, как я погляжу, — ревниво заметила Вирхиния и, помолчав, добавила: — Ну, как она там? Что пишет?

— Я лишь мельком взглянула на письмо, — ответила племяннице донья Сара и предложила: — Может, кто-нибудь прочтет его вслух?

- «Моя дорогая тетя, меня обрадовало и удивило твое письмо, — начал читать дон Теодоро. — Я не ожидала получить новости от тебя, и очень тебе благодарна. Мне приятно думать, что несмотря ни на что, в Рио-де-Жанейро есть хоть кто-то, кто вспоминает обо мне…» Вот тебе на! — удивился дон Теодоро. — Вероника несправедлива, я тоже написал ей в тот же день…

— Продолжай, продолжай, папа, — поторопил отца Джонни. Без кровинки в лице, он стоял рядом с отцом, вцепившись руками в край стола, а его душа, казалось, целиком сосредоточилась в ушах.

- «Я очень рада, что в вашем доме царят покой и счастье, — продолжил дон Теодоро. — И в самом деле, меня замучили бы угрызения совести, если бы вы были несчастны в то время, как я так счастлива…»

— Она именно так написала? Ты уверен, папа? — перебил отца Джонни.

— Вот письмо, прочти сам! — дон Теодоро ткнул пальцем в письмо, а затем продолжил чтение: — «Как глупо, что все боятся этих мест! Здесь очень красиво! У нас с Деметрио большой и уютный дом со всеми удобствами, и мы живем в нем так же хорошо, как в Рио-де-Жанейро. Мату-Гросу — это небольшая деревенька. Из нашего дома, стоящего на высоком холме, она видна как на ладони. Конечно, здесь нет водопровода и электричества, но это и не нужно, в нашем распоряжении почти дюжина слуг-индейцев…»

— Веронике повезло, она родилась в рубашке, как говорится! — заметила донья Сара.

— Продолжай, продолжай, папа, — нетерпеливо затеребил отца Джонни.

- «Кроме того, Деметрио приберег для меня великолепный сюрприз: мы сказочно богаты. Рудник, совладельцем которого он является вместе с доктором Ботелем, нашим соседом, самый богатый на сотни лиг вокруг. В нем каждый день открывают новые жилы. Если так будет продолжаться и дальше, думаю, мы станем непростительно богатыми миллионерами!»

— Не может быть, это неправда! — не сдержавшись, выкрикнула Вирхиния, выйдя из себя. — Она шутит, издевается над нами. Вероника выдумала все это, чтобы посмеяться надо мной!

— Посмеяться над тобой? — удивленно спросил дон Теодоро, прервав чтение.

— Причем здесь ты, голубка? — поддержала мужа донья Сара.

— И верно, абсолютно ни при чем, — опомнилась Вирхиния. — Я неправильно выразилась. Я сочла это шуткой, потому что считаю, что в одном руднике не может быть столько золота! Я знала людей, кто промучился почти год, живя в Мату-Гросу, и не добился ничего, а здесь в Порто-Нуэво, и именно Рикардо Сильвейра… Все это глупости, чушь несусветная!

— Рикардо Сильвейра был там? — удивилась донья Сара. — Откуда ты это знаешь, дочка?

— Ну не то, чтобы знаю, просто мне так кажется… Ходили слухи, что он умер в Мату-Гросу! — заюлила Вирхиния.

— Рикардо Сильвейра умер?.. Что же ты мне не сказала?..

— Не обращай на меня внимания, тетечка. Я разволновалась и наговорила кучу глупостей. Дочитывай письмо, дядя Теодоро, — попросила Вирхиния, меняя тему.

— Да, папа, дочитывай скорее, хоть я его уже и прочел, — поддержал кузину Джонни.

Дон Теодоро устало опустился на стул и с сомнением посмотрел на племянницу, словно подозревая ее в чем-то, а затем продолжил читать.

- «Мне доставила большую радость новость о помолвке Джонни с Вирхинией. Я от всей души желаю, чтобы они были очень счастливы, и надеюсь на это… Передай от меня привет тем, кто меня любит… Любящая тебя племянница Вероника.»

— Очень милое письмо! — спокойно заметила донья Сара.

— Ты рассказала Веронике о помолвке Джонни и Вирхинии, хотя она была неофициальной, — неодобрительно покачал головой дон Теодоро.

— Какая разница, — пожала плечами донья Сара, это почти то же самое, что и официальная.

— Действительно, почти то же самое, — согласился Джонни, — кроме того, мама знала, что порадует Веронику этой новостью… как-никак, одним мучением для нее будет меньше…

— Хорошо, сынок, возможно, ты и прав, так лучше!

— Не терзаясь угрызениями совести из-за меня, Вероника будет гораздо счастливее! Хотя и так понятно, что она — самая счастливая женщина на земле, и ее единственное желание — окончательно забыть обо мне! — ревность Джонни не знала границ, и, распалившись не на шутку, он уже не скрывал охвативший его гнев и ярость. Однако Вирхиния была начеку, и у нее под рукой всегда имелся не раз испытанный и проверенный трюк — слезы. Ей почти ничего не стоило изобразить плач в любой момент. Вот и сейчас она с легкостью всхлипнула, вызвав беспокойство всей родни.

— Вирхиния!..

— Что с тобой?..

— Голубка моя! — в один голос воскликнули Джонни, дон Теодоро и донья Сара.

— Нет-нет, ничего, ерунда, простите меня, — Вирхиния вытерла несуществующие слезы. — Я вечно говорю и делаю глупости, — сказала она и снова всхлипнула. — Простите, я выйду ненадолго в парк, — закрыв лицо руками, Вирхиния выбежала из кабинета.

— Вирхиния, доченька, — донья Сара вскочила со стула. — Ты очень суров с ней, Джонни, — набросилась она на сына. — Посмотри на нее, она же плачет! Это ты довел ее до слез своими словами. Неужели ты не понимаешь, что заставляешь ее страдать?.. Вирхиния, Вирхиния! Голубка моя! — донья Сара побежала вслед за племянницей, стараясь ее догнать.

— Джонни, сынок, — дон Теодоро повернулся к сыну и пристально посмотрел на него.

— Ты тоже станешь упрекать меня, папа?

— Нет, Джонни, наоборот. Мне жаль, что чтение этого письма причинило нам столько страданий. Все это так странно! — размышлял он вслух. — Вот уж не думал, что Вероника напишет такое, и не ответит на мое письмо.

— Ревность — нелепое чувство, папа! — горько усмехнулся Джонни.

— Какое отношение имеют твои слова к тому, что я тебе сказал? — недоуменно спросил сына дон Теодоро.

— Никакого, папа, это просто мысли вслух. Мне нужно избавиться от прошлого, и начать жить заново. Я был бы рад написать Веронике, что тоже очень счастлив!..

— Но, сынок!

— Прости, папа, я рад, что мы ошиблись относительно Деметрио де Сан Тельмо. Пойду искать Вирхинию. С твоего позволения.

— Какое странное письмо! — задумчиво произнес дон Теодоро. — Или я не знаю Веронику, или она написала неправду!

— Что это?.. Выстрелы? — Вероника настороженно прислушась к доносящимся откуда-то выстрелам.

— Это ваш Деметрио из ружья палит, должно быть, охотится где-то поблизости, — ответила Адела.

— Деметрио? — удивилась Вероника. — Разве он не пошел на рудник?..

— Господи! Что за дела у вас творятся? — всплеснула руками Адела. Разодетая в пух и прах, сеньора Ботель пристроилась в удобном кресле в маленькой гостиной, расположенной в центре дома четы Сан Тельмо, между столовой и верандой. Веселая, жизнерадостная и бойкая на язык она была полной противоположностью всегда бледной, сдержанной и серьезной Веронике. — Да Ваш Деметрио ходил на рудник всего день, или два, да и то его затаскивал туда чуть ли не силком мой муж. Нет, это просто невероятно! — воскликнула она.

— Что невероятно?

— Да то, что вся деревня обсуждает, что делает Ваш муж, а вы ни сном ни духом!

— Вот как?

— Ваш муж не ходит на рудник, его ничто не интересует. Он даже в деревенскую таверну и то не спускается, — как на духу поведала Адела.

— Когда Деметрио уходил из дома, я думала, что он пошел или на рудник, или в таверну, но если его там не было, то куда он мог пойти, ума не приложу.

— Никто не знает точно, куда он ходит, каждый думает, что пожелает, но вот что я Вам скажу: я часто видела, что он бродил, как блаженный, вокруг этого дома с ружьем на плече, словно поджидал, или подстерегал кого-то.

— Вот как?..

— А иногда взбирался на самую вершину холма с биноклем и часами глядел на реку. Любой скажет, что он кого-то ждал! Вы не знаете, кого? — с любопытством спросила сеньора Ботель.

— Догадываюсь, — односложно ответила Вероника.

— А вот Вы, наоборот, заперлись в четырех стенах, и даже к нам, по-простому, по-соседски, не зайдете, — упрекнула подругу Адела.

— Я загляну к вам на днях, — пообещала Вероника.

— Почему бы вам с мужем не прийти к нам на ужин сегодня вечером?

— Я спрошу Деметрио.

— Убедите его прийти к нам на ужин, непременно убедите! Все здесь считают, что он из кожи вон лезет, чтобы угодить Вам…

— Кто несет подобную чушь, Адела?..

— Простите мне мою бестактность, но я была бы очень рада, если бы Вы пришли. Люди судачат о новом списке заказов в Куябе, которые сделают этот дом еще уютнее и красивее! Я уже видела каталог товаров, он просто великолепен! — восторгу сеньоры Ботель не было предела. — Я еще не надоела Вам своей болтовней? — внезапно спохватилась она. — Пойду, приберусь в доме. Даст бог, мне повезет, и вы придете ко мне на ужин.

— Я постараюсь, Адела.

— Это — все, о чем я Вас прошу! И не принимайте все так близко к сердцу. Вы — сильная натура, Вероника, у вас есть характер, так возьмите и прогоните взашей эту индеанку! Ох, простите, я сморозила очередную глупость! — Адела поспешно прикрыла рот руками.

— Не переживайте, Адела, это для меня не новость. Сан Тельмо никуда не ходит один. Куда бы он ни пошел — на прогулку ли, на охоту ли — Аеша бродит за ним по пятам.

— Патрон Деметрио, мы не вернемся в дом? — раздался за спиной нежный голосок.

— Нет, — Деметрио де Сан Тельмо с револьвером за поясом и ружьем за плечом неподвижно, как каменная глыба, стоял на своем наблюдательном посту — вершине мрачного, неприветливого холма. Глядя в бинокль, он озирал поверхность реки, пристально всматриваясь в каждый бугорок, ствол или сучок, плывущий по течению.

— Кого ты ждешь, патрон Деметрио, кто приплывет по реке?

— Многие могут приплыть сюда, Аеша. Индеец Игуасу уже давно уплыл в Куябу и увез ее письмо, а ответом на него может быть Джонни де Кастело Бранко собственной персоной. Но я хорошо его знаю: он не поедет в сердце сельвы один, он притащит с собой все окружение, чтобы силой вырвать ее у меня.

— Почему для тебя так важна эта белая женщина? Она не любит тебя, не заботится о тебе. Ты проводишь целый день один, вдали от нее, так почему она тебе так важна?

— Порой мне хочется, чтобы она уехала навсегда, а порой… — Деметрио умолк, не договорив.

— Что порой, хозяин? Скажи это Аеше. Аеша предана тебе, как собака, как лошадь, как твое ружье.

— Да-да, Аеша, я знаю, что ты верная, но я знаю также, что ты не сможешь меня понять.

— Так что порой, патрон Деметрио, что?.. Скажи мне…

— Порой я думаю над тем, чтобы ее не похитили, не отняли у меня силой, — Деметрио задумался. — Ты хорошо знаешь сельву, Аеша? — неожиданно спросил он.

— Как свои пять пальцев, патрон Деметрио.

— А ты могла бы отвести меня туда, где нас не смогут найти?

— Конечно, хозяин, Аеша отведет тебя туда, где нас никто не найдет, она построит для тебя хижину из пальмовых листьев и своими руками сплетет гамак из перьев, чтобы ты мог спать. Пойдем со мной, патрон Деметрио, мы уйдем в сельву!

— Да-да, Аеша, в сельву, вместе с ней! — Деметрио воспрял духом.

— С ней, хозяин? С белой женщиной? — протестующе воскликнула индеанка. — Нет-нет, не с ней! Белая женщина ненавидит тебя, а Аеша тебя любит!.. Аеша любит тебя, патрон Деметрио! — индеанка в отчаянии бросилась на колени и обхватила ноги Деметрио руками.

— Ты сошла с ума?.. Поднимись сейчас же! — Сан Тельмо оттолкнул индеанку, как назойливую собачонку, а затем участливо посмотрел на нее, раскаиваясь в своей грубости.

— Ты не любишь Аешу, хозяин? — печально спросила она.

— Это не так…

— Ты меня не любишь, ты любишь ее… Ее!

— Да, Аеша, ее.

— Ты любишь ее… Ты любишь ее… — не помня себя, твердила индеанка, а потом, словно очнувшись, спросила: — Ты полюбил ее навсегда, патрон Деметрио?

— Да, Аеша, думаю, что на всю жизнь, — согласился сан Тельмо, — на всю свою тоскливую, постылую жизнь!

— А если белые мужчины заберут ее у тебя? Она захочет поехать с ними.

— Они не отнимут ее у меня, — отрезал Деметрио, — разве что силой!.. О, черт! — заметив что-то на поверхности реки, Деметрио припал глазами к биноклю и криво усмехнулся.

— Что там, хозяин? — Аеша вцепилась в руку Деметрио.

— Катер!

— Что-что? — непонимающе переспросила она.

— По реке плывет моторная лодка.

— Моторная лодка? Это та самая лодка без весел, о которой говорил Игуасу? Лодка патрона Бело, который прислал подарки для белой женщины?..

— Она самая, а в ней…

— Что?..

— Ничего… Оставь меня, мне нужно найти индейца Педро, — Деметрио высвободился из цепких рук Аеши. — Ну нет, им ее не увезти! — Он погрозил плывущей лодке кулаком.

— Лодка без весел плывет за белой женщиной, патрон?

— Да, Аеша, за ней, но им ее не увезти!.. Нет!.. Прежде я… я… не знаю, что я сделаю!.. Беги за лошадьми, скажи Диего, пусть оседлает их… и еще пусть набьет несколько вьюков продуктами!

— Но, патрон!..

— Беги и выполняй то, что я тебе сказал!.. И никому — ни слова, поняла? Ни слова! Ну давай, беги же!

— Белая женщина, ты не хочешь послушать Аешу? — бесплотным, бесшумным призраком Аеша скользнула в комнату.

— Что? — Вероника испуганно вскочила на ноги, будто увидела рядом с собой змею, высунувшую из ветвей свою плоскую головку.

— Хочешь послушать Аешу, белая женщина? — по-змеиному вкрадчиво спросила Аеша, и в ее порочно-вызывающих, черных миндалевидных глазах появился металлический блеск.

— Помнится, я говорила, чтобы ты не называла меня так…

— Какая разница, как я тебя назвала. Никто не поможет тебе, как Аеша…

— Ты мне поможешь? Но чем?

— Я пришла сказать тебе, чтобы ты уходила.

— О чем ты говоришь? — воскликнула Вероника. — Какая неслыханная наглость! Где это видано? Разве что твой патрон Деметрио послал тебя.

— Патрон Деметрио велел мне разыскать индейца Диего, чтобы тот оседлал лошадей и подготовил вьюки с едой. Патрон хочет увезти тебя далеко-далеко, где тебя никто не найдет…

— Что за нелепая ложь! — возмутилась Вероника.

— Это — не ложь. Патрон Деметрио спрашивал Аешу, может ли она отвести его в сельву, туда, где никто тебя не найдет. Он хочет спрятать тебя от белого мужчины, что плывет на лодке без весел.

— Спрятать меня?.. Господи, что ты говоришь? — Вероника вконец растерялась.

— Как раз сейчас хозяин ищет индейца Педро. У него — револьвер и ружье, — зачастила Аеша. — Он уведет тебя силой. Хозяин увидел плывущую лодку без весел с вершины холма… Убегай быстрее, белая женщина… Беги, и оставь для индеанки Аеши хозяина Деметрио, или ты никогда больше не выберешься из сельвы!

Вероника испуганно попятилась. Она ничего не понимала и не верила своим ушам, а Аеша с жаром продолжала:

— Да чтоб меня зажалили змеи. Чтоб ягуары сожрали мое сердце с потрохами. Пусть молнии падут на мою голову и разразит меня гром, если я вру, — Аеша воздела к небу крепко сжатые кулачки, и было в ее словах что-то такое, что не давало усомниться в ее искренности. — Беги, белая женщина, беги, или патрон Деметрио увезет тебя в сельву! Уплывай на лодке без весел со своими белыми мужчинами, и оставь мне патрона Деметрио!

— Аеша!.. Что ты делаешь?.. Что говоришь? — негодующе воскликнул весьма кстати появившийся Деметрио, глядя на дрожащую, упавшую на колени индеанку.

— Прости меня, патрон Деметрио!.. Прости!..

— Аеша!.. Верная, как моя лошадь, как собака, как ружье, — Деметрио презрительно скривился. — Ты такая же предательница, изменщица и мерзавка, как любая женщина!..

— Что? — вскипела Вероника.

— Хозяин Деметрио… Убей меня, убей! — Аеша вытянула вперед дрожащие от страха руки, покорно ожидая от Деметрио побоев.

— Не трожь ее, стой, где стоишь! — крикнула мужу побледневшая от гнева и ярости Вероника и встала между ними. — Ни шагу больше, не приближайся к ней!.. Так значит, это правда!.. Ну конечно, так и было!.. Ты запланировал эту подлость. Значит, это правда, правда!

— Нет, это было правдой всего на миг, — Деметрио в бешенстве отшвырнул ружье, и дрожащая Аеша быстро уползла в угол, а Вероника гордо выпрямилась перед ним.

— Это — самое распоследнее, что ты мог сделать, и ты это сделал! — бросила она с холодным презрением.

— Я ничего не сделал, и не смог бы сделать, — оправдывался Сан Тельмо. — Это был лишь миг безумия, желание защититься…

— Защититься от чего или от кого?

— Ты и так слишком много знаешь, — он желчно усмехнулся. — Верная Аеша, должно быть, уже сказала тебе, что по реке плывет катер месье Бело.

— Что? При чем тут…

— С твоими дружками, родственниками, а возможно, и с отрядом солдат и ордером на мой арест!..

— Но…

— Ну вот, теперь ты знаешь, что они плывут! Блистательный финал, которого ты спокойно ждала три месяца! — Деметрио зло расхохотался. — Ты мечтала раздавить меня, и вот он — триумф, вот она — победа! Они уже плывут сюда. И часа не пройдет, как все они окажутся в этом доме!..

— Выходит, ты боялся их приезда, и из-за этого шпионил?

— Конечно, только не делай вид, будто ничего не знала!

— Деметрио! — ахнула Вероника, поднося ладонь ко рту и с ужасом глядя на мужа. — Деметрио, что за проклятое неистовое безумие охватило твой разум, что за чудовищный демон завладел твоим рассудком? Да что же ты за зверь такой?

— Мужчина, самый мерзкий из зверей, после женщин…

— Деметрио!..

— Несчастный мужчина, который отчаянно и безнадежно любит тебя, ненавидя и проклиная себя за свою любовь к тебе!

— Ты меня любишь? — Вероника смотрела на мужа широко открытыми глазами.

— Ты это знаешь, и всегда знала! — резко ответил он. — Тебе отлично известно, что я полюбил тебя с того самого проклятого дня, когда мы впервые увиделись с тобой…

— Но в этот день ты меня уже ненавидел, — голос Вероники звенел и дрожал от возмущения. — Ты сам признался в этом. В тот день я была всего лишь наивной, ни в чем неповинной жертвой, которую ты выбрал, чтобы утолить свою жажду мести бог знает из-за каких темных преступлений, которые я никогда не совершала.

— По отношению ко мне — нет, но по отношению к нему — да!

— К нему? — переспрсила Вероника, ничего не понимая. — Но к кому?

— Пускай, у нас разная кровь, и пускай мы вскормлены разной грудью, но разве не испытал я на собственной шкуре позор его жизни и муки смерти?

— Ради бога, Деметрио, скажи мне, наконец, о ком ты говоришь?

— О Рикардо Сильвейра, о моем брате! Неужели ты не слышишь, как лесные звери и деревья до сих пор кричат его имя? Не чувствуешь его душу, живущую здесь до сих пор?.. Неужели тебя не терзают угрызения совести перед этим холмом, взбираясь на который, он часто плелся, как заезженная кляча?

— Угрызения совести? — Вероника безуспешно силилась понять, к чему клонит Деметрио.

— Неужели каждый дом, каждый камень, каждый уголок, каждое озерцо в Порто-Нуэво не говорят тебе о его боли и тоске? — продолжал Деметрио с гневом и горечью. — А эта таверна, где он потерял человеческое достоинство, а церквушка, где ты хотела укрыться?.. Разве за ними нет кладбища, где покоятся его останки?

— Но, послушай…

— Да, мне ты ничего не сделала, но тень моего брата взывает ко мне, она кричит и проклинает. Когда-то, обезумев, я попросил его мучить меня ночами, затмевать мои дни и отравлять кровь в моих жилах, и теперь мой несчастный брат выполняет мою просьбу, — Деметрио умолк.

— Но что связывает меня с твоим братом? — растерялась Вероника.

— Неужели ничего?

— Так что же, ответь мне? — девушка начинала терять терпение.

— Вероника, ты сведешь меня с ума!..

— Нет, это ты сведешь меня с ума!.. В чем ты меня обвиняешь?.. Что я сделала твоему брату? — допытывалась она. — Ответь мне!.. Давай, говори, что же ты молчишь?.. Ответь мне напрямик, что я сделала Рикардо кроме того, что дружила с ним?

— Нет, это невозможно! — воскликнул Деметрио. — Человеческому лицемерию и фарсу нет предела!

— Значит, по-твоему, я — лицемерка и комедиантка? — Вероника задохнулась от несправедливых обвинений мужа.

— Хватит врать, довольно лжи! — Деметрио рубанул по воздуху рукой.

— Я никогда не врала, — Вероника тоже перешла на крик, — а ты обвиняешь меня в комедианстве и лицемерии! Почему? Ответь мне! — Она кинулась к мужу разъяренной тигрицей и впилась ногтями ему в плечи.

— У меня есть доказательство! — Деметрио высвободился из ее рук и грубо оттолкнул.

— Доказательство чего?

— Твоих шашней с Рикардо, чего же еще!

— Моих шашней с Рикардо? — Вероника остолбенела. — Моих шашней? — повторила она, не зная, что сказать дальше.

— Вот именно, шашней, — Деметрио шагнул к ней. — Напрасно ты притворяешься, врать бесполезно. Ты была его любовницей, хотя и не любила!..

— Ч-что? — запнувшись, тихо произнесла Вероника, не веря своим ушам.

— Ты отдалась ему из прихоти, очаровала его своей красотой, свела с ума! Ты и меня свела с ума, будь ты проклята! — Деметрио снова толкнул ее с такой силой, что Вероника пошатнулась, сделала несколько шагов назад, и едва не упала, наткнувшись на стул, но праведное негодование придало ей сил и она снова яростно набросилась на мужа, словно обезумев.

— Я — любовница твоего брата? — гневно выпалила она. — Повтори, повтори это еще раз! Ты — самый презренный и низкий негодяй, самый гнусный подлец, и в тоже время — самый большой дурак!

— Дурак?..

— Ну давай, скажи еще раз, что я была любовницей Рикардо Сильвейра, и это будут твои последние в жизни слова! — неожиданно для Деметрио Вероника выхватила у него из-за пояса револьвер и прицелилась ему в грудь. Теперь огонь безумия пылал уже в ее черных зрачках, и теперь уже с ее губ слетали жгучие от злости слова. — Кто тебе это сказал?.. Скажи мне, кто? Я хочу узнать это прежде, чем убью тебя! Да-да, убью! Это — единственное, что ты заслуживаешь!.. Говори!.. С чего ты это взял?.. Кто выдумал столь гнусную ложь? Кто оклеветал меня?

— Вся твоя родня в Рио знала это!..

— Что?.. Что ты сказал? — ошарашенно пробормотала Вероника.

— Все видели твою фотографию в Порто-Нуэво!..

— Здесь видели мою фотографию?..

— Да, здесь, в доме Рикардо. Каждый мог видеть ее, но все, как сеньора Ботель, лицемерно делали вид, что ничего не знают. Ты свела Рикардо с ума, потребовала, чтобы он стал другим, чтобы разбогател всего за несколько месяцев, — обвинения обрушивались на голову Вероники одно за другим. — Ты послала его в этот ад, к болезням и пьянству, а потом бросила его.

— Я послала сюда Рикардо?.. Я бросила его? — машинально повторила она.

— Тебе были безразличны его страдания и муки, ты не пролила ни единой слезинки из-за его смерти, — продолжал обвинять жену Сан Тельмо. — Это всем известно!.. Если ты хочешь заставить меня молчать, то стреляй, — Деметрио сжал кулаки, — но еще сотня ртов повторит это! Убей меня, Вероника, — взмолился он, — убей, но только сразу, не заставляй меня умирать, как умирал Рикардо!.. Стреляй, стреляй же!.. Я буду благодарен тебе, если ты убьешь и меня тоже!

— Деметрио, — револьвер выпал из рук Вероники. Она попятилась назад, чувствуя, как гаснет солнце, и убегает из-под ног земля, — ты сказал, что в Рио все знали об этом, верно?.. Но как они могли знать то, чего никогда не было?..

— А как ты думаешь, почему Джонни и дон Теодоро отвернулись от тебя?.. Почему они согласились на наш неравный брак?.. Почему втихомолку избавились от тебя?.. Да потому что они всё знали, слышишь, они всё знали!..

— Значит, они считали…

— Они всё знали, как знали об этом сеньора Ботель, преподобный Джонсон и Аеша, которая из-за этого ненавидит тебя!

— Но этого не может быть!

— Они знали еще до того, как я познакомился с тобой, до того, как я приехал сюда, чтобы спасти брата, но не застал его в живых, потому что он отравился, стоя перед твоей проклятой фотографией!..

— И все же, кто тебе это сказал?.. Неужели Рикардо? Или ты видел мою фотографию?..

— Я не видел, но ее видели другие. И сказал мне об этом не Рикардо. Для этого он был слишком благороден, да и не мог сказать: его губы уже были запечатаны смертью. Но была одна вещица, указавшая мне след, по которому я стал искать тебя, и нашел…

— Вещица? Какая вещица?

— Хочешь посмотреть? Подожди, сейчас увидишь! — Деметрио пошарил за пазухой. — Вот он! Смотри на него и все отрицай, если осмелишься! — Сан Тельмо швырнул Веронике в лицо кружевной платок, который хранил у себя на груди, и та едва сумела поймать его дрожащими руками. — Для несчастного мечтателя, отдавшего тебе свою жизнь, этот платок был сокровищем. В него он проливал свои слезы при жизни, в него испустил свой последний вздох, корчась в предсмертной агонии… И я тоже хотел бы умереть на этом проклятом лоскуточке!..

— Деметрио! — Вероника попыталась что-то сказать, но безуспешно.

— Да-да, умереть на нем, — лихорадочно повторил Деметрио, — как Рикардо, потому что я тоже безумно люблю тебя. Из-за этой разжигающей страсть любви я забыл о памяти брата, растоптал свои воспоминания, растопил душу!.. Это все из-за тебя!.. Из-за тебя!..

— Деметрио! — снова начала Вероника, и вновь Сан Тельмо прервал ее, не дав договорить.

— Все бесполезно!.. Я тебя ненавижу! — воскликнул он. — Ненавижу так же сильно, как люблю! Я вырву себе глаза, раз они загораются, увидев тебя, вырву язык, который только и знает, что твердить твое имя, я отрежу эти проклятые руки, которые дрожат от страстного желания ласкать тебя! Я растопчу предательски-малодушное, упрямое сердце, которое только и знает, что биться ради тебя!..

— Деметрио!..

— Уходи из этого дома, уезжай отсюда, слышишь?! Ты победила, и ты свободна! Прошу тебя, умоляю, уплывай вместе со своими, как ты хотела! На коленях молю — брось меня, уйди навсегда из этого дома! — Деметрио рухнул перед ней на колени, кусая кулаки и задыхаясь от рыданий, разрывающих его сильную грудь. Вероника неуверенно пошла к двери, но обернулась и, набравшись сил, твердо сказала:

— Деметрио де Сан Тельмо, всё, что тебе наговорили — это ложь!.. Ложь, и я докажу тебе это! Клянусь, я докажу всем, что это ложь, чего бы мне это ни стоило!

Пошатываясь, Вероника вышла из дома.

Знойно-жгучим полднем таверна была пуста и безлюдна, а церковь закрыта. Немногочисленные белые жители Порто-Нуэво искали тенёк и покой под крышей своих домов, и только группка местных индейцев направилась к причалам, где в это время пришвартовывалась ослепительно белая моторная лодка, похожая на цаплю с изящными, поблескивающими боками. На корме лодки гордо реял французский флаг.

— Месье Бело! — раздалось с причала.

— Мадам Сан Тельмо! — Бело выпрыгнул из лодки на плохо скрепленные доски пристани. — Пгелестно, пгелестно! Я так гад видеть Вас!

— Бело, друг мой!.. Вы… Вы… — Вероника, всхлипывая, бросилась в объятия этого странного, почти незнакомого человека. Но разве не был он единственным другом, оставшимся у нее?

— Ну-ну, подгужка моя, доченька, что с Вами? — ласково спросил месье Бело.

— Сам Бог послал Вас в эту минуту! — Вероника в отчаянии вцепилась в недоумевающего и встревоженного Бело.

— Благодагю, благодагю Вас, но, гади Бога, не плачьте Вы так! Скажите, где ваш дом? Куда мне отвести Вас?

— Далеко-далеко!

— Далеко-далеко? — растерялся мсье Бело.

— Да-да, куда-нибудь подальше отсюда, прочь из этой деревни!..

— Но, что они Вам сделали, милое Вы мое создание?..

— Я должна вернуться в Рио! Вы сказали, что Вы — мой друг, и сможете что-нибудь сделать для меня.

— Разумеется, я сделаю все, что пожелаете, — пылко воскликнул месье Бело, — Вы же видите, что я приехал навестить Вас… А теперь, успокойтесь и расскажите мне всё!

— У нас нет на это времени, месье Бело!.. Увезите, увезите меня отсюда! — торопила француза Вероника.

— От кого Вы бежите?.. От Сан Тельмо?..

— Я ни от кого не бегу, потому что я свободна. Между нами с Деметрио все кончено навсегда!

— О, черт!..

— Но мне обязательно нужно вернуться в Рио-де-Жанейро. Именно там зародилась эта гнусная ложь, — сбивчиво объясняла Вероника. — Там ее придумали, и мне нужно всё разузнать, чтобы потом все остальные узнали об этой подлости!

— Мадам Сан Тельмо, клянусь, что я не понял ни единого слова!

— Больше не называйте меня так, — резко ответила девушка. — Вероника де Кастело Бранко — вот мое имя.

— Разумеется, я Вас понимаю, мадам… то есть, мадемуазель… — торопливо забормотал вконец сбитый с толку месье Бело. — Я имею в виду, то есть… я ничего не понимаю… но, честное слово, хотел бы понять.

— Простите меня, месье Бело!.. Судьбе было угодно привести Вас сюда, но если бы Вы только знали, в какое время… Если бы я могла рассказать Вам, если бы… но я не могу… Простите меня, я сошла с ума… простите и оставьте меня…

— А вот это никогда, мадам… Я никогда не брошу Вас, Вероника. Вы позволите мне называть Вас по имени?

— Думаю, что мое имя — единственное, что осталось у меня на земле! — с горечью ответила Вероника.

— Простите меня, но кроме имени, у Вас еще остался верный друг, который может увезти Вас на край света, если Вы попросите, и не станет расспрашивать Вас ни о чем, если Вы не захотите отвечать.

— Вы уверены?..

— Вам достаточно моего честного слова? Положение довольно щекотливое, но мой катер к вашим услугам, и залог соблюдения приличий на борту — честь французского флага. Я буду для вас лишь тем, кем вы сами пожелаете.

— О, месье Бело, я так Вам благодарна!

— Довольно благодарностей, Вероника: приказывайте, я — подчиняюсь. Что я должен делать?

— Вы можете отвезти меня в Рио?

— Прямо сейчас?..

— Сию минуту, без промедления!..

— Ни слова больше. Где Ваш багаж? Я велю своим парням забрать его.

— У меня нет ни багажа, ни денег… Ничего, кроме этой вещицы, — Вероника протянула французу платок.

— Платок? — изумился тот.

— Да, это платок женщины, которая меня оклеветала. Она замарала мое имя, разрушила всю мою жизнь! — Вероника впервые присмотрелась к платку, и выражение ее лица изменилось: до этого бледные щеки раскраснелись, губы задрожали, а в черных глазах забушевал огонь извергающегося вулкана.

— О ком это Вы? — месье Бело непонимающе глядел то на платок, то на Веронику.

— Эта женщина носит мою фамилию, в ее жилах течет моя кровь, а ее имя, по безжалостной насмешке судьбы, начинается с той же самой буквы, что и мое. Я говорю о Вирхинии де Кастело Бранко!.. Не иначе, это она оболгала меня, но она ответит за свою подлость! Она вернет обратно мою попранную честь, даже если кому-то из нас это будет стоить жизни… Отвезите меня в Рио, друг мой… Мы отплывем, не мешкая!..

Сан Тельмо, тяжело дыша, с трудом поднялся, будто его огрели сзади кувалдой. В груди щемило, и он разом лишился сил.

Деметрио потерял всякое представление о времени; он не помнил, как долго простоял на коленях, закрыв лицо руками и дав полную волю своей боли.

— Вероника! — тихо позвал он, торопливо оглядывая комнату в поисках той, кого совсем еще недавно умолял уйти. В его серо-стальных глазах застыла боль.

Сан Тельмо вышел на веранду через ту же дверь, через которую прежде вышла Вероника, и тоскливо посмотрел по сторонам, будто ничего не понимая.

— Вероника! — снова окликнул он жену.

— Патрон Деметрио, — Аеша неслышно подползла к его ногам. — Патрон Деметрио, убей меня, избей, растопчи меня!.. Белая женщина ушла… Это я виновата! — полные слез глаза индеанки выражали по-собачьи безутешную боль.

— Ушла?.. Как ушла?..

— Она выбежала из дома и побежала на улицу, когда ты закричал ей, чтобы она уходила, убиралась отсюда навсегда… Это Аеша виновата, — индеанка обхватила голову руками, — она оказалась предательницей, Аеша оказалась неверной… Убей Аешу, патрон Деметрио!..

— Теперь ты всё знаешь, потому что подслушивала нас, хотя в том не было нужды. Ты и так всё знала с самого первого дня, и потому ненавидела ее. Эта проклятая женщина с фотографии, из-за которой погиб Рикардо!.. Ты узнала ее, правда?.. Ты сводила с ней счеты?..

— О чем ты говоришь, патрон Деметрио?

— Ты знаешь, что это была она и, возможно, подумала, что я — сумасшедший!..

— Она?.. Кто — она? — глаза Аеши широко раскрылись.

— Кто же еще, как не женщина с фотографии?

— Ох, нет же, нет, патрон Деметрио! — вскрикнула Аеша.

— То есть, как это — нет?..

— Та женщина с фотографии — не твоя белая женщина.

— Что? — ошеломленно спросил Деметрио.

— Это не твоя белая женщина, патрон!.. Женщина патрона Рикардо, которую он целовал на фотографии, другая белая женщина, не твоя.

— О, господи, что ты говоришь? — Деметрио схватил Аешу, и крепко сжал ее руками; его ногти впились в тело несчастной индеанки, как крючья.

— Патрон Деметрио! — от боли и страха на глаза Аеши навернулись слезы.

— Не реви, как дура!.. Отвечай… Это — не она, не она?..

— Патрон, мне больно, отпусти меня, мне очень больно! — взмолилась девчушка.

— Отвечай, почему ты ненавидела ее, если это не она? — Деметрио сильно встряхнул индеанку. — Ну же, отвечай!

— Потому что ты любил её, а не бедняжку Аешу, — всхлипнула та.

— Дура! — Деметрио разжал руки, и Аеша мешком повалилась на пол. Не помня себя, Деметрио перепрыгнул через обмякшее, хрупкое тело девушки, молнией пронесся по веранде, и одним махом преодолев ступени лестницы, помчался к дому Ботелей.

— Адела, Адела! — громко крикнул он, врываясь в дом доктора. — Где Вероника, Адела?!

— Боже, упаси, что с Вами, инженер Сан Тельмо? — выбежала ему навстречу перепуганная Адела.

— Вероника здесь?..

— Я не видела ее с полудня… Да что случилось, в самом деле?..Что с Вами?.. По-моему, Вы снова помешались.

— Я тоже так думаю!..

— Расскажите, ради бога, в чем дело? Произошло что-то ужасное?

— Скажите, Вы были подругой моего брата? Вы ходили к нему домой?

— Ну, разумеется, ходила. Я всегда дружила с вашим братом, даже когда мой Хайме ссорился с ним.

— И видели там фотографию Вероники! — перебил Аделу Деметрио.

— Вероники? — озадаченно спросила сеньора Ботель.

— Ну да, ее фотографию. Вы еще сами сказали мне, где она висела, помните? И рассказывали, как брат пил часами, глядя на нее, пока не напивался в доску!

— Ваш брат смотрел на Веронику? — Адела опешила.

— Вы сами рассказали мне, как Рикардо в отчаянии порвал ее фотографию, когда пришло письмо из Рио-де-Жанейро, в котором Вероника сообщила, что порвала с ним окончательно и бесповоротно!..

— Но на фотографии была не Вероника!

— Точно?..

— Естественно!.. Это была фотография белокурой женщины, ничем на нее непохожей!

— Белокурой женщины? — Деметрио испуганно попятился. Откровения сеньоры Ботель обрушились на его голову потоком света, разодравшим мрак в клочья. Это озарение, блеснувшее лучом молнии, осветило его душу, давно погруженную в боль. Казалось, он не мог понять свалившееся на него счастье. — Нет-нет, не может быть! Вероника, Вероника, — бормотал он, отступая назад и не слушая больше сеньору Ботель. Он не смог бы выдержать ее расспросы, ее взгляд. Деметрио желал одного — найти Веронику. Ему казалось, что он не сможет дышать, не сможет жить, если немедленно не увидит жену. Не теряя ни минуты, Деметрио помчался вниз с холма к белеющей бедной церквушке, чтобы попытаться вернуть ее.

Деметрио и преподобный Джонсон прибежали на берег реки. На причалах толпился разношерстный народ: слуги из местных, праздношатающиеся индейцы, рудничные рабочие и подрядчики с каучуковых плантаций, словом, все те, кто время от времени собирается у причалов, когда приплывает пирога. Вот и сейчас широкая, темная пирога Игуасу с плотами, нагруженными всякой всячиной, спокойно покачивалась на просторных, зеленых водах. Люди Игуасу неторопливо раздавали товары заказчикам. А вот белого, сверкающего катера с развевающимся на корме французским флагом не было и в помине.

— Здесь нет никакого катера, — растерянно проговорил преподобный.

— Но я видел его своими глазами, — Деметрио оглядел причалы.

— Только пирога индейца Игуасу, а вот и он сам, — Джонсон указал рукой в сторону пироги.

— Игуасу! — окликнул индейца сан Тельмо.

Крепко сбитый, мускулистый Игуасу по-тигриному ловко прыгнул на середину причала и с величавой невозмутимостью неторопливо подошел к пастору и инженеру.

— Храни Господь преподобного Джонсона и патрона Деметрио, — церемонно поздоровался он. — Игуасу будет с тобой, патрон, в твой печальный день.

— Что? Что ты говоришь? — в один голос воскликнули Сан Тельмо и Джонсон.

— Патрон Бело пробыл в Порто-Нуэво лишь несколько минут, но увез с собой самый прекрасный цветок сельвы, — со своей всегдашней невозмутимостью пояснил Игуасу.

— Бело?.. Бело, ты говоришь? Нужно догнать их, — засуетился Деметрио.

— Патрон Деметрио может отправляться на поиски своей белой королевы, если пожелает. Моя пирога может плыть хоть сейчас.

— Мне нужно, чтобы твоя пирога летела по реке, Игуасу!..

— Мы догоним их в Куябе, патрон. Мои люди устали, но они постараются.

— Я заплачу тебе за поездку вдесятеро… Я буду грести на равных с ними… Преподобный, я отплываю сию же секунду… Нет в мире такого счастья и такой боли, как мои!.. Молитесь за меня, святой отец!.. Молитесь, чтобы мои мечты сбылись!..