Ложь

Глава 29

Вечером семья Кастело Бранко собралась в маленьком зале, пристроенном к просторному холлу особняка.

— Вероника!

— Вероника, дочка… — не сговариваясь, хором сказали донья Сара и дон Теодоро, увидев вошедшую Веронику. Потрясенные до глубины души, они крепко обняли племянницу и долго не желали выпускать ее из своих объятий. Вероника была взволнована гораздо больше, чем ей хотелось показать. Бледная и худенькая, она никогда не была так прекрасна, как в эту минуту, а черный траурный наряд лишь подчеркивал ее красоту.

— Благодарю за то, что пришли, месье Бело, — церемонно произнес, наконец, дон Теодоро, повернувшись к французу.

— Я почел за честь войти в этот дом, — с той же учтивостью ответил Бело.

— Доченька, милая, мне очень многое хотелось бы сказать тебе, объяснить! — донья Сара промокнула глаза платочком.

— Не нужно ничего объяснять, тетя Сара…

— Нужно, дочка, непременно, нужно, — поддержал жену дон Теодоро. — Я тоже не нахожу нужных слов, но, надеюсь, ты и сама понимаешь, как нам больно. Нам очень нужно, чтобы ты нас простила.

— Дядя Теодоро, прошу тебя, не говори ничего, — Вероника попыталась остановить дядю, но тот ее не слушал.

— Нужно, чтобы ты знала, как сильно мы тебя любим, — продолжал он с горячностью, — как счастливы снова видеть тебя в этом доме.

— Но мой дом уже не здесь, — возразила Вероника.

— Этот дом всегда будет твоим, — твердо сказал дон Теодоро, — хотя я отлично понимаю, что ты имеешь в виду: ты — жена Деметрио де Сан Тельмо. Кстати, я говорил с ним сегодня, и, думаю, что он искренне тебя любит.

— Между мной и Деметрио все кончено, дядя. Месье Бело позаботится о разводе.

— Но как же так? — растерянно спросил дон Теодоро. — Ты разведешься с Деметрио?

— Месье Бело вам всё расскажет, а я, с вашего позволения, прямо сейчас пойду в часовню.

— Я пошла бы с тобой, доченька, но у меня нет сил там находиться, — сокрушенно промолвила донья Сара.

— Идем, Вероника, я провожу тебя, — сказал дон Теодоро.

— Но это ни к чему, дядя.

— Не спорь, так нужно, и, кроме того, я хочу поговорить с тобой. Мне нужно рассказать тебе о многом, чего ты не знаешь, но должна знать. Я написал тебе об этом в письме, но, насколько мне теперь известно, ты письма не получила.

— Вероника! — взволнованно воскликнул только что вошедший в зал Джонни и бросился к ней.

— Джонни! — эхом отозвалась она.

Они, молча, обнялись. Донья Сара тихонько подошла к мужу, а месье Бело посмотрел на супругов весьма выразительным взглядом, давая понять, что они здесь лишние, и им нужно уйти.

— Не угодно ли пройти в обеденную залу, месье Бело? — предложила гостю донья Сара, сообразив, что к чему. — Теодоро пойдет с нами, а Вероника присоединится к нам через несколько минут.

— Разумеется, сеньора, главная здесь Вы… До встречи, Вероника…

— Я скоро приду, друг мой.

Впервые Джонни и Верника оказались наедине друг с другом. Вероника отстранилась от кузена и вгляделась в его бледное, осунувшееся лицо.

— Тебе рассказали, как это случилось? — Джонни еще больше побледнел.

— Не думай сейчас об этом…

— Ты знаешь, что это я во всем виноват?

— Нет, Джонни, ты ни в чем не виноват, я уверена в этом.

— Вероника, я хотел убить ее, — Джонни на секунду запнулся, а затем решительно закончил, — и наверняка убил бы.

— Как знать, Джонни, — задумчиво ответила Вероника. — Иногда мы все способны на самое худшее, но я уверена, что в последнюю секунду ты передумал бы, и не стал обагрять свои руки кровью. Я понимаю, что ты презирал ее, но хватит думать об этом, перестань себя мучить. Богу угодно было освободить твою совесть от этой тяжкой ноши, и случившееся — очевидное тому доказательство. Какое еще доказательство всевышней справедливости тебе нужно? Вирхиния заслуживала смерти, и у тебя было право убить ее, но бог избавил тебя от нелегкой роли палача, и твоя душа может быть спокойна.

— Вероника, твои слова утешили меня, придали жизни! Рядом с тобой мне всё кажется понятным, — Джонни немного помедлил и добавил: — всё, кроме неразберихи в моей никчемной жизни. Я совсем запутался и не знаю, что делать.

— Но ведь на свете столько дел, Джонни!..

— Не думаю, что я кому-то нужен. Какая от меня польза?

— Поставь перед собою цель, и ты сможешь быть полезным! Поезди по городам и весям, посмотри на страну, на деревеньки, взывающие о помощи. Примени свои способности, капиталы и желание к их развитию, и сам увидишь, сколько добра ты принесешь людям!

— Но…

— Обещай мне, что ты возьмешь себя в руки, Джонни, что забудешь видения и призраки, терзающие тебя сейчас и отважно пойдешь вперед, навстречу будущему. Обещай мне это, и знай, что ты нужен своим родителям, что ты — всё для них в этой жизни.

— Да, Вероника, я обещаю. Сейчас я слушаю тебя, и мне кажется, что в жизни нет ничего невозможного. Я не знаю, что есть в тебе такого, но ты благословила меня своим голосом, словами, взглядом. От тебя исходит чудесная, божественная духовная сила.

— Ради бога, Джонни, прошу тебя, не продолжай…

— Не бойся, я не стану говорить тебе о своей несчастной любви…

— Любовь не несчастна, Джонни…

— Именно несчастна. Я хорошо вижу в твоих глазах огромную жалость и сострадание, а не любовь. Ты не любишь меня, не любила раньше, и никогда не сможешь полюбить…

— Джонни, друг мой, брат, ты самый благородный и великодушный на свете.

— Спасибо за твои слова и за то, что считаешь меня таким. Я был счастлив услышать это, а теперь послушай моего совета: постарайся понять свое сердце так же ясно, как я понимаю свое.

— Но как мне понять свое сердце, если оно, как вихрь, который не знает, что хочет, и куда несется? Я безумно, до дрожи, хочу одного, Джонни, — бежать… далеко-далеко.

— Но зачем? От кого?

— От всех, и от себя самой. Я хотела навсегда уехать из Рио, ни с кем не повидавшись, но подумала, сколько ты выстрадал, и решила, что должна прийти к тебе.

— Ты сказала, что уедешь из Рио. Деметрио снова повезет тебя в сельву?

— Между Деметрио и мной все кончено…

— Что? Значит, Хулио Эстрада не лгал, — Джонни внимательно посмотрел на сестру. — Он сказал мне, что Деметрио не знал, где ты, и искал тебя повсюду. — Джонни немного помолчал, а потом тихо спросил: — Ты не смогла его простить, да?..

— Нет, Джонни, я его простила, и от всей души желаю ему огромного счастья.

— Если тебя не будет со мной, я не буду счастлив! — раздался за спиной так хорошо знакомый голос.

— Деметрио? — не веря своим глазам, воскликнула Вероника.

— Простите, что вошел без доклада. Я увидел вас в окно. Двери были открыты, а слуги слишком заняты, чтобы обращать внимание на очередного друга семьи, — пояснил Сан Тельмо, проходя на середину комнаты. Это снова был тот же самый Деметрио в безупречном сером костюме, который однажды разжег любовь Вероники, только теперь от глубокого, пронзительного взгляда в его серых измученных глазах не вспыхивал чудовищный огонь, выдававший душевную борьбу. Теперь в них таилась лишь глубокая печаль и безнадежное отчаяние.

— Деметрио, вот уж не ожидала встретить тебя здесь! — сухо заметила девушка, справившись с удивлением.

— А я, напротив, надеялся на встречу, — не стушевался пред столь холодным приемом Сан Тельмо. — Я пришел поговорить с тобой.

— Не здесь, и не сейчас…

— Мы поговорим именно сейчас, — безапелляционно заявил Деметрио, — поскольку следующего раза может не быть. Кстати, Джонни, если хочет, может остаться и послушать наш разговор. Его присутствие меня не остановит, наоборот…

— Я не хочу тебя слушать, и немедленно уйду отсюда, если ты и дальше будешь настаивать на своем! — Вероника была непреклонна.

— Вероника, неужели у тебя нет ни капли сострадания? — грустно спросил Сан Тельмо.

— К тебе?..

— Да, ко мне, — Деметрио шагнул к жене и посмотрел ей в глаза. — Я знаю, ты можешь ответить, что такой жестокий и безжалостный человек, как я, не заслуживает сострадания. Я знаю, что сейчас ты с ужасом вспоминаешь каждый день нашего кошмарного брака, но я прошу тебя вспомнить и о моих страданиях, хотя мои прежние страдания ничто по сравнению с теперешними, после того, как я услышал, что между нами все кончено, что ты никогда не сможешь простить меня, и что ты дала слово другому человеку выйти за него замуж…

— О чем ты?

— А может, это неправда, и Бело солгал мне, утверждая, что ты станешь его женой после нашего развода? — продолжал Деметрио.

— Бело? Вы сказали Бело? — вмешался в разговор Джонни. — Как это понимать? Ты выйдешь замуж за Бело? — он повернулся к Веронике и умоляюще добавил: — Скажи, что это не так, Вероника, скажи, что ты не выйдешь за Бело!

— Не стану отрицать, я, действительно, согласилась выйти за него замуж, Джонни. Прости меня, я снова разрываю твою душу, но я не знала, что ты свободен, когда давала слово, и не думала, что ты по-прежнему любишь меня.

— Вероника, любимая, — хором воскликнули Джонни и Деметрио, но Вероника остудила их пыл.

— Ради бога, будьте милосердны, и оставьте меня оба! — не в силах и дальше терпеть эту муку, девушка выбежала из комнаты. Задыхаясь, она быстро прошла через холл и вышла в парк.

— Вероника! — крикнул Джонни и, протянув руку, шагнул за ней в надежде остановить ее, но Деметрио его опередил. Не теряя времени даром, он бросился вдогонку за женой. Джонни, пошатываясь, побрел за ними, но не успел сделать и нескольких шагов, как столкнулся с идущим ему навстречу незнакомым человеком.

— Вы сказали «Вегоника», месье? — спросил незнакомец.

— Кто Вы?..

— Фгансуа Бело, к Вашим услугам… Вегоника была с Вами, не так ли?.. Куда она пошла?..

— Месье Бело? — Джонни пошатнулся. — Вы — месье Бело?..

— Я уже сказал, к Вашим услугам, месье. Но Вы не ответили на мой вопгос… Где Вегоника?..

— Она пошла в парк… И Сан Тельмо пошел следом за ней…

— О-ля-ля!

— Она не любит меня, никогда не любила, — Джонни тяжело вздохнул, — и никогда не полюбит, но она верит в меня, месье Бело. Она считает, что я способен на многое, что я могу творить добро и приносить пользу, она считает, что мне по плечу вершить грандиозные дела… Для меня она всегда будет сестрой, и я смирился с этим.

— Я отлично понимаю Ваши чувства, месье Кастело Бганко.

— Но и Вас она тоже не любит!..

— Дьявольщина!.. Это она сама сказала?..

— Она сказала только, что дала вам слово, но это слово вырвалось у нее в минуту отчаяния, когда она была одинока, и рядом с ней были только Вы. Она была прикована к Вам прочной цепью благодарности и думала, что у нее нет иного способа отблагодарить Вас за все, что Вы для нее сделали.

— Мне кажется, что Вы заговогились, месье, — резко сказал Бело.

— Вам не по нраву горькая правда?

— Мне не нгавится, когда мне лгут.

— По-вашему, я лгу?

— Вот именно, — гордо ответил Бело. — Вегоника дала мне слово по собственной воле, я и надеяться не смел на это. Конечно, ее гешение было поспешным, я бы даже сказал скогопалительным, но совегшенно добговольным.

— Этого не может быть! — горячо возразил Джонни. — Вероника любит лишь одного человека — Деметрио де Сан Тельмо. Да-да, месье Бело, только его одного, и если из гордости она не простит инженера, и в порыве благодарности выйдет замуж за Вас, то будет глубоко несчастна, а этого я не потерплю! Я смогу отступиться от Вероники и смотреть на нее как на далекую, недостижимую звезду, но я не смогу смириться с тем, что она несчастна, понимая, что другой из себялюбия лишил ее счастья! Вы поняли меня?

— Вы плохо судите обо мне, месье Кастело Бганко, — сухо ответил Бело, — хотя у Вас нет на это никаких оснований! Я никогда не совегшил бы подобную подлость.

— И тем не менее!..

— Вы не пгавы. Если бы все было так, как Вы говогите, я боголся бы по-другому. В моих гуках было огужие посильнее. Я мог бы помешать вашей встгече, вашему газговору, и тем не менее, я сам пгивез ее сюда, отлично зная, что она неизбежно встгетится и поговогит с вами обоими.

— Кто знает, с какой целью Вы привезли ее сюда?

— С одной-единственной: чтобы Вегоника сама выбгала свою догогу. Если она по-пгежнему любит Сан Тельмо, я не стану мешать ей и не стану пгибегать к гъязным, ковагным уловкам, чтобы она стала моей. Но, если она упадет в мои гуки, как чудесный даг судьбы, если она снизойдет ко мне как звезда с небес, я пготяну ей гуки, потому что глупо отказываться от счастья, не пгиняв такой подагок. Человеческая дугь хуже смегтного гъеха, месье Кастело Бранко.

Джонни обессиленно рухнул на диван и неподвижно застыл, словно раздавленный грузом своих мыслей.

— Так Вы говогите, они пошли в пагк? — вежливо спросил Бело, наклонившись к Джонни.

— Да, — тихо ответил тот.

— С Вашего позволения, месье, — откланялся Бело. — Постагаюсь найти их.

— Поступайте, как Вам угодно!

— Как я понимаю, вы собигаетесь уйти с догоги.

— Я отказался от счастья гораздо раньше, — горько усмехнулся Джонни.

— В двадцать лет это легче, чем в согок, но, если будет нужно, я постагаюсь поступить, как Вы.

— Вероника, Вероника!.. Выслушай меня, хотя бы из сострадания!..

Какая-то неведомая сила привела Веронику к аллее, вдоль которой росли кусты магнолии. Сама не зная, почему, девушка остановилась в нескольких шагах от белеющей во тьме мраморной скамейки, отражающей холодный, лунный свет.

— Между нами все сказано, Деметрио!..

— Нет, Вероника, есть кое-что несказанное, о чем ты не хотела думать и не дала мне сказать, — Деметрио шагнул навстречу жене и закрыл ей путь. — Даже злостному преступнику перед приговором позволено защищаться, — сказал он, глядя на нее с бесконечной, щемящей любовью.

— Я ни к чему тебя не приговариваю!.. Я просто возвращаю тебе свободу, — Вероника боролась с собой, пытаясь сохранить холодный и враждебный вид.

— Вероника, ты приговариваешь меня к смерти!..

— Неужели?..

— Ты отлично знаешь, что без тебя я не стану влачить свою жалкую, ничтожную жизнь…

— Почему же жалкую? Чего еще тебе не хватает для счастья? Ты молод, здоров, богат и обаятелен настолько, что заставил влюбиться в тебя женщину, которую ненавидел и которую никогда не полюбишь…

— Вероника, сейчас я, как нищий, стою перед единственной женщиной, которую люблю больше себя, перед той, что является всей моей жизнью, перед той, которую, боготворя, подвел к алтарю, и которая прогоняет меня. Вероника, я — несчастнейший из людей, ничтожество, жалкий, раздавленный червяк! Я стал таким с тех пор, как приехал в Рио. Ты и обращаешься со мной как с ничтожеством.

— Ты сильно преувеличиваешь, Деметрио, — надменно ответила Вероника, сохраняя холодность, — хотя представляю, как ты будешь теперь страдать, ведь ты привык всегда делать то, что пожелаешь, добиваться всего, что тебе заблагорассудится, успешно претворять в жизнь самые бредовые задумки, играть в свое удовольствие сердцами и чувствами людей, пробуждать любовь в своих интересах.

— Ты жестока, Вероника! — с упреком заметил Деметрио.

— Жестока? — Вероника задумалась. — Пожалуй, да… но это ты научил меня жестокости! Должна признаться, что мне отрадно видеть, как щетинится и извивается твоя гордость перед первой преградой, вставшей на пути.

— Моя гордость — всего лишь подстилка у твоих ног, Вероника. Ты топчешь ее в свое удовольствие, и с каким наслаждением!

— Чтобы этого не было, тебе достаточно уйти от меня…

— Я не уйду, — поспешно перебил жену Деметрио, — даже если ты оттолкнешь меня тысячу раз. Я не оставлю тебя, пока ты не поймешь, что моя любовь к тебе верная, чистая и искренняя. Впрочем, она была такой с первого дня, и с самого начала выдала меня. Я не лгал тебе, не притворялся, что люблю. Я действительно так отчаянно и страстно тебя любил, что тянулся к тебе несмотря на напускной лед моей злости, несмотря на планы мести… Неужели ты не помнишь мои поцелуи?.. Они без слов говорили тебе то, о чем я гордо молчал. В них я вложил всю свою душу и отдал ее тебе. — Деметрио, повесив голову, тяжело опустился на мраморную скамейку и уткнулся лицом в ладони.

Вероника понимала, что должна бежать от мужа, как можно дальше, но не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно налились свинцом и не слушались ее.

— Твои поцелуи тоже были лживыми! — сама не желая того, сказала она, покорившись какой-то неведомой силе.

— Нет, Вероника, ты и сама знаешь, что это не так, — горячо возразил Деметрио. — Ты лжешь, говоря, что я не любил тебя. Ты отлично знаешь, что я всегда тебя боготворил. Я никогда не отрицал свою отчаянную любовь, и не женился бы на тебе, если бы не любил!

— Деметрио, какую новую игру ты затеял, какие новые уловки изобрел?

— Я сам того не понимая, связал наши судьбы узами, которые могла бы разрушить только смерть, но я сделал это не потому, что ненавидел тебя, а потому, что любил.

— О чем ты говоришь?

— Обезумев от горя, я поклялся отомстить за смерть брата. Разыскивая женщину, предавшую его, я вошел в этот дом, но, клянусь, если бы я узнал правду, что этой женщиной была не ты, а Вирхиния, я не сказал бы ей о любви, не придумал бы этот бредовый план мести. Я ограничился бы тем, что сорвал с нее маску, раскрыл ее низость и подлость, сказал бы, что она потеряла самый богатый рудник Мату-Гросу, но я не сжигал бы свою жизнь в горниле мести. Я загнал тебя в этот ад лишь потому, что вся моя жизнь целиком и полностью принадлежала тебе, и это было непоправимо. Я знал, что полюбил тебя на всю жизнь, и полюбить другую не смогу, но моя любовь была запретной, и тогда я решил идти ко дну вместе с тобой. Вероника, неужели ты этого не понимаешь, не видишь, не знаешь? — в отчаянии воскликнул Сан Тельмо.

— Поклянись, что все твои слова — правда!..

— Я клянусь тебе памятью Рикардо!!!

— Деметрио, — голос Вероники дрогнул.

— Вероника, любимая, жизнь моя, я сделаю все, что ты пожелаешь, — в глазах Деметрио затеплилась искорка надежды. — Я готов на любые испытания, жертвы, я искуплю свою вину, только не отталкивай меня, не говори, что твоя любовь умерла, иначе белый свет померкнет для меня.

— Деметрио, я не имею права прощать тебя. Я дала слово другому, тому, кто защитил меня в горький час печали, тому, кто был моей единственной опорой, когда мне было одиноко. Я не могу так вероломно предать его!

— Я сам поговорю с ним, Вероника! — с жаром продолжил Деметрио. — Он — благородный, порядочный человек, и должен понять…

— Тем больше оснований не быть вероломной!

— Вероника, я буду ползать у его ног и умолять. Я сумею объяснить, что не могу жить без тебя, и он поймет… Если ты отталкиваешь меня только из-за этого, то я уверен, что месье Бело…

— Вы пгоизнесли мое имя, месье Сан Тельмо?..

— Бело, друг мой…

— Вы очень вегно подметили, мадам, Ваш дгуг, лучший друг, и я счастлив видеть, что к Вам, наконец-то, пгишло счастье…

— Бело!..

— Пгостите меня за то, что слушал ваш газговог, но он был очень важным для меня…

— Бело, прошу Вас, — начал Сан Тельмо, но Бело не дал ему договорить.

— Не пгосите меня ни о чем, месье Сан Тельмо, не нужно. Я вовсе не собигался отбивать у Вас красавицу-жену.

— Но…

— Помните, как в моем стагеньком отеле в Куябе я в пегвый газ дал вам понять, что вы гевнуете? Так неужели я должен повтогять это сейчас?..

— Не лгите, месье Бело…

— Я лгал ганьше, догогая, а сейчас говогю пгавду. Посмотгите на эти могщины, на эти седые волосы. Чегез десять лет я стану стагиком, а Вы будете еще более ослепительны, если это возможно. Газница между нами станет оггомной, а бгак, некотогым обгазом, бессмысленным. Как истинная женщина, Вы и в подобных условиях сможете обгести счастье, но я недостаточно эгоистичен, чтобы быть счастливым за счет Вашего самопожегтвования…

— Друг мой!..

— Вы были так милы, что я объяснился Вам в любви в том стагом отеле по догоге в Пан-ди-Асукаг. Нужно было что-нибудь сделать для Вас, и Вы успокоились, согласившись на мое пгедложение. Тогда Вам было нужно именно это, но тепегь тучи газбежались, темная ночь пгошла, и взошло солнце, так что будьте счастливы!..

— У меня нет слов, чтобы выразить Вам свою благодарность, Бело! — с жаром воскликнул Сан Тельмо.

— О-ля-ля!.. Слова не нужны, месье, тепегь я знаю, что Вы сделаете жену абсолютно счастливой, как она того заслуживает. А когда вы будете пгоезжать через Куябу, то остановитесь в моем отеле, по кгайней меге, на неделю. А сейчас я пойду посплю несколько часов… уже очень поздно. В пегвом часу мне нужно быть в суде, чтобы забгать известное Вам заявление о кгаже катега. Молодость и любовь недолговечны, так не тганжигьте больше часы счастья. — Взяв себя в руки, Бело ушел, ни жестом, ни словом не выдав обуревающих его чувств. Вероника и Деметрио заметили только, что с каждым шагом он шел все быстрее. Они так и не узнали, что, скрывшись за решеткой парка, Бело вытер слезы. Молодость и любовь слишком громко кричали в их пылких, влюбленных сердцах…

— Вероника, любимая, жизнь моя, ты меня прощаешь? — с надеждой спросил Деметрио.

— Я люблю тебя, — прошептала она.