Лунные танцы

Глава 9 ПОСТОЯННЫЕ ПЕРЕМЕННЫЕ

— А вы ему кем, собственно, приходитесь? — равнодушно спросила Ирену регистратор, заполняя параллельно какие-то бланки.

— Жена, — холодно ответила Ирена. — Так я могу его видеть?

Женщина удивленно подняла глаза и посмотрела на шикарно разодетую Свенцицкую.

— Вообще-то как раз жена его сюда и привезла, сидела тут всю ночь, бедняжка. А вы кто?

— Повторяю, жена. Можете спросить у самого пациента, он подтвердит. А многоженство в этой стране пока запрещено, — язвительно бросила Свенцицкая, — проводите меня к нему. Я хочу его видеть. Немедленно!

— Ну хорошо. Он сейчас уже гораздо лучше себя чувствует, только слаб очень. Пожалуйста, недолго!

— Знаем мы, от чего он слаб, — не удержалась Ирена. Медсестра снова посмотрела на нее неодобрительно.

— Зря вы так шутите. Он был очень плох. Хорошо еще, что жена… или не знаю, Лера, вовремя позвонила. Утром все могло бы быть гораздо хуже.

— Ах, это все еще и ночью происходило! Ай, молодец!

— Вот его палата. Ваши шутки, женщина, немного неуместны. Больному нужен полный покой.

— Не беспокойтесь, я ему сейчас такой покой обеспечу!..

Ирена решительно вошла в палату. На мгновение она замерла, так поразило ее бледное лицо Вознесенского, почти сливающееся с подушкой. Ярость отступила, уступив место испугу.

— Стасик, милый! Я здесь. Ты слышишь меня?

— Лера? — Вознесенский слабо улыбнулся серыми губами, веки дрогнули. Через мгновение он открыл глаза и увидел Ирену. Повисла пауза.

— Что случилось? — Свенцицкой стоило большого труда сделать вид, что она не заметила реплики Станислава.

— Сердце… Наверно, переработал. Нагрузки. — Вознесенский вымученно улыбнулся.

— Больше не будет нагрузок, — Ирена склонилась над кроватью и поцеловала Стаса в покрытый испариной лоб, — теперь я буду следить за тобой. Я приехала к тебе навсегда.

— Что? — Станислав, думая, что он ослышался, повернул к ней голову.

— Я приехала навсегда, мы станем жить в моей квартире, я буду лелеять тебя, ухаживать за тобой… Рожу тебе ребеночка. Мы будем очень счастливы! Я уже все решила. Ты же хочешь наследника?

Вознесенский пробормотал нечто невнятное, устало закрыл глаза и без сознания откинулся на подушки. В палату, встревоженная показаниями монитора, вбежала сестра.

— Что же вы делаете? — накинулась она на Свенцицкую. — Я же предупреждала вас русским языком, что ему нельзя волноваться. Он еще очень слаб. Уходите немедленно!

Медсестра собралась сделать Вознесенскому укол. Ирена задержалась рядом, глядя на Стаса. В ней боролись презрение и жалость.

— Вы что, не слышите? Уходите! Больному нужен покой!

Свенцицкая еще раз обернулась и вышла из палаты. Но уже через час она вернулась, накупив фруктов и пирожков, йогуртов и минеральной воды. Она потребовала у персонала поставить ей в палату еще одну кровать, чтобы уже не отходить от Станислава, все время быть рядом с ним. Таким образом она надеялась решить сразу несколько проблем: снова сблизиться с Вознесенским, не допустить никаких его контактов с Лерой и лично проконтролировать процесс его лечения, чтобы можно было поскорей увезти его домой. Она подходила к его телефону, отвечала на звонки, мыла фрукты, заваривала чай, делая все это с таким же остервенением, с каким некогда пробивалась на показы коллекций. Именно это было теперь смыслом ее жизни.

— Только не надо апельсинов, у меня на них с детства аллергия, — тихо попросил Стас.

Ирена удивилась. Надо же, они знакомы столько лет, а она даже не знала об этом! Будучи совсем рядом, Вознесенский отчего-то казался ей сейчас более далеким, чем обычно.

Ему было плохо, очень неуютно. Боль в груди вроде бы отступила, но на ее место пришла всепоглощающая слабость, которая оказалась еще тяжелее боли. Вознесенский покорно принимал из рук Свенцицкой еду, вполуха слушал ее суетливую болтовню, позволял целовать себя и протирать лицо влажной салфеткой. Воспоминания о Лере отлетели куда-то далеко, залегли на самое дно его души и казались теперь сном или бредом. Наверное, Ирена права: именно она и является его настоящей жизнью, судьбой, с ней он должен смириться как с данностью… Но при мысли об этом какая-то неимоверная тяжесть наваливалась ему на грудь, сжимала горло рукой в замшевой перчатке.

Много раз в течение дня к нему в палату приходили врачи. Ирена поставила на уши весь персонал, разъяснив, что за VIP-персона является их пациентом. Она сама просматривала все результаты анализов, требовала разъяснений и комментариев. В палате целый день кипела бурная деятельность.

Ничего страшного у Станислава не обнаружили. Сердце было в полном порядке, давление тоже почти в норме, никаких угрожающих отклонений и патологий у Вознесенского не нашли. Только непроходящая слабость и полная индифферентность пациента ставили врачей в тупик. Наконец главврач вынес окончательный вердикт: пациент надорвался, перенервничал и нуждается в полноценном отдыхе, желательно в мягком климате. Это было воспринято Иреной как прямое указание к действию. В этот же день она заказала двухнедельный тур на южное побережье Франции.

— Дорогой, тебя успокоит Антиб. Мы будем вдвоем, только вдвоем. Я сниму красивую виллу. Бархатный сезон на побережье — это восхитительно! — щебетала она Станиславу. Тот равнодушно кивал головой. Ему было абсолютно все равно, куда ехать.

Тем не менее, во избежание рецидива, врачи порекомендовали Вознесенскому еще несколько дней провести в больнице под наблюдением. И он снова не возражал.

До вечера Лере было совсем плохо. Она то проваливалась в липкую, горячую черноту, то выныривала обратно на поверхность сознания. В один из таких периодов возвращения в себя Лера с трудом нашла у себя в столе какие-то таблетки, чтобы сбить температуру, и снова уснула. В следующий раз она пришла в себя уже вечером. За окном смеркалось, уже зажглись фонари вдоль проспекта. В голове вихрем проносились мысли, но ни одна из них не задерживалась надолго. Вдруг из памяти, как галлюцинации, выплыли события прошедшей ночи. Неужели не приснилось и Вознесенский действительно в больнице? И эти люди в белых халатах, ночная «скорая помощь» не бред, а реальность? Лера с трудом приподнялась и набрала номер Станислава. В трубке ответил нервный женский голос:

— Алло! Я вас слушаю, алло! Вас не слышно. Перезвоните…

Она сразу же узнала этот голос. Сомнений не оставалось. Ирена снова была в Москве, и у нее был мобильный телефон Вознесенского. Лера бессильно откинулась на подушку и заплакала. Кольцо боли сжималось вокруг ее головы, мысли снова начали заплетаться, стены и потолок пришли в движение. Долгая ночь прошла в тяжелом, смутном бреду. Иногда Лере казалось, что рядом с ней Станислав, и она протягивала к нему руки, но тут же изображение менялось, как в фильме ужасов, и на месте Станислава оказывалась скалящая зубы Ирена, которая пыталась дотянуться до Леры рукой с длинными накладными кроваво-красными ногтями.

Наутро она очнулась в поту, но со слегка просветлевшей головой. И снова память напомнила ей о дождливом дне, о ночи в больнице, куда привезли Вознесенского. Лера посмотрела на часы. Было уже десять утра. Она еще раз набрала номер Станислава. На этот раз он сам снял трубку.

— Привет! — Голос Леры звучал болезненно и хрипло, еле различимо. — Ты слышишь меня? Как ты?

На том конце повисла долгая пауза. Потом Вознесенский прокашлялся и сказал в трубку противным фальшивым голосом:

— Але, вас не слышно! Перезвоните позже.

Короткие гудки. Пустота в голове. Проекция абсурда!

Лера медленно поднялась с постели и по стеночке дошла до раковины. Боже, на что она стала похожа! В холодильнике не обнаружилось ровно ничего, годного к употреблению. Чая тоже не было. В этот момент кто-то настойчиво постучал во входную дверь. Кто бы это мог быть? Продолжение кошмара.

На пороге, свежая и улыбающаяся, стояла Анна. При виде Леры улыбка сразу исчезла с ее лица.

— Господи, что с тобой?

Лера упала в объятия подруги и разрыдалась. Анна довела ее до кровати.

— Да у тебя температура! Ложись немедленно! Лекарства есть?

Лера отрицательно покачала головой.

— А еда какая-нибудь? — Анна уже сама открыла холодильник. — Так, все с тобой понятно, голубушка. Лежи тут, я скоро вернусь.

И, прихватив ключи, моментально скрылась, оставив в комнате запах знакомых духов, ощущаемый Лерой даже через заложенный нос. Она накрылась одеялом и снова провалилась в сон. Ей стало чуть-чуть спокойнее, ужас как-то незаметно рассеялся. Сквозь дрему ей показалось, что Анна вернулась, развела в стакане какую-то микстуру, напоила ее, растерла ноги. А потом, кажется, снова поила чем-то горячим и сладким. Но беспамятство было самым лучшим лекарством, и Лере хотелось принять его столько, чтобы уже не проснуться никогда…

— Ну вот мы снова в строю! — Лере почудился обрадованный голос Анны.

— Ню? Ты тут? Что происходит? — Лера неохотно открыла глаза. Ей не хотелось возвращаться из сладких объятий забвения.

— Только то, что ты, моя красавица, наконец очнулась. И температуры у тебя уже нет! — торжествующе произнесла Анна, размахивая градусником перед носом у подруги.

Лера зажмурилась, попыталась снова погрузиться в сон, но уже не смогла. Тогда она приподнялась на локте и, потягиваясь, осмотрелась. Перед ней в одной футболке сидела Анна со следами бессонной ночи на лице. Рядом на тумбочке стояли какие-то скляночки, стакан с недопитым чаем и малиновое варенье.

— Ты что, все это время была со мной? Какой сегодня день? — Лера поняла, что не представляет, сколько времени провела в таком состоянии.

— Сегодня вторник, моя дорогая. Я тебя наблюдаю вторые сутки. Надо сказать, ты сейчас уже гораздо лучше! Посиди, я сделаю чай. Тебе сейчас надо очень много пить.

Анна раздвинула шторы на окнах и по-хозяйски отправилась за чайником. С ее приходом в комнате Леры сразу стало как-то по-домашнему тепло и уютно. Прямо в лицо ударил горячий солнечный свет.

— Ню, иди сюда!

— Чего тебе? — Анна вышла к Лере с чайником в руке.

— Хочу тебя обнять!

Анна подошла и поцеловала подругу. Она тоже была растрогана.

— Да что ты, ерунда какая!

— Что бы я без тебя делала?

— Конечно, помирала бы еще неделю. Спокойно, без сантиментов. Готовимся к принятию лекарств. И еще я сейчас приготовлю омлет, — Анна подмигнула подруге, — а ты пока попытайся вспомнить, как дошла до жизни такой. Потом расскажешь.

У Леры перед глазами снова пронеслись белые халаты, «скорая», больница.

— Какой, ты говоришь, сегодня день?

— Вторник! — отозвалась Анна.

— Мне же надо позвонить на работу, предупредить, что я не приду! — И Лера схватила трубку. Целый день вчера на работе никто не знал, где она! Кошмар. Вознесенский подумает, что стоило ему только заболеть, и она сразу…

— Не волнуйся, я уже позвонила, — со смехом сообщила Анна из-за двери, — поговорила с какой-то мерзкой дамочкой. Представляешь, она поинтересовалась, не заразное ли это у вас там. Что, как ты думаешь, она имела в виду?

Лера вздохнула. Ну вот, началось. Значит, все правда.

— Просто в субботу ночью Вознесенский попал в больницу.

— Что? — Анна даже высунулась из-за двери, где колдовала над сковородкой. — А с ним-то что?

— Сказали, предынфарктное состояние. Он был совсем плох… — Лера вспомнила ту кошмарную ночь и вздрогнула, как от холода. — Стас позвонил мне, и я приехала к нему домой, вся промокла. Он бредил, метался. Потом я вызвала неотложку, отвезла его в больницу и просидела там всю ночь. Вот и простыла…

— Тьфу, — сказала Анна, — опять из-за этого мужика. И что ему неймется?

— А к нему уже приехала Ирена…

— Жена, что ли?

— Она ему не жена, Ню. Я ночью, пока он спал, посмотрела его паспорт. Он никогда не был женат. Не представляю, что держит их вместе…

Между тем Анна принесла дымящийся, аппетитный омлет, порезанные помидоры и две чашки крепкого липового чая с медом.

— Поешь сначала, а потом со всем остальным разбираться будем.

— Угу, — Лера вдруг почувствовала, как она проголодалась. Анна с улыбкой смотрела, как подруга уплетает омлет.

— Ну вот и хорошо, кризис миновал, — резюмировала она, когда Лера расправилась с едой. — Теперь еще пару таблеток, общеукрепляющих, и ложись в постель. Если силы будут, расскажешь, что там у тебя еще приключилось. Ох, и кто бы о тебе еще так позаботился?

— Ню, милая! Как же ты переживаешь из-за меня, я тебе так благодарна!

Пока Анна мыла посуду, Лера думала о том, как ей теперь быть. Она очень волновалась из-за Станислава, хотела его увидеть. Но мысль о присутствии рядом с ним Свенцицкой выбивала ее из колеи. В ней снова боролись два противоположных чувства: желание окончательно порвать со Стасом и безумное тяготение к нему, преодолеть которое не получалось.

— Ню, я беспокоюсь, как он там…

— А он не беспокоится? Ты тут три дня одна валяешься, без еды, без лекарств… Если бы я не приехала, ты бы и сегодня на ноги не встала. Звоню-звоню тебе, никто трубку не берет, а на вахте сказали, что ты дома. Я так беспокоилась, что решила приехать. А он, которому ты жизнь спасла? Да он тебе не позвонил даже! — Разговоры о Вознесенском мгновенно заводили обычно невозмутимую Анну.

— Ню… Ну не сердись. Мне наплевать, как он себя ведет. Мне важно — как я. Я должна ему позвонить… А еще лучше — навестить его. Ему там хуже, чем мне. Я точно знаю.

— Ты с ума сошла? У него же жена… то есть не важно. Главное, что она — там.

— А давай попробуем в регистратуру позвонить, нам хотя бы скажут…

— Бог с тобой, давай. Ох уж эти мне влюбленные женщины! Просто кошмар, — проворчала Анна, принимаясь разыскивать телефонный справочник.

— Себя вспомни! — с мрачным смехом отозвалась Лера.

— В какой, ты говоришь, он больнице?

— Не помню, как называется, где-то рядом с проспектом Мира…

— Все понятно. Ладно, звони. — Анна набрала номер и передала трубку Лере.

— Добрый день, — голос Леры звучал немного неуверенно, — подскажите, как я могу узнать о состоянии больного Вознесенского, его в субботу ночью привезли с сердцем… Ой, здравствуйте, Любочка! Рада слышать, да, это Лера. Как он?

Анна наблюдала за лицом Леры. По нему можно было все понять, даже не слыша разговора. Лера беседовала с загадочной Любочкой минут десять.

— Ну как? — поинтересовалась она, когда Лера повесила трубку.

— Ничего, — Лера стала сразу тихой и задумчивой, — ему вроде бы стало получше. В чем причина — так и не разобрались. К концу недели отпустят…

— А Ирена?

— С ним все время. Но она там так всем не понравилась! Говорят, наглая, вульгарная, злая. Весь персонал построила. А знаешь, все в больнице подумали, что я его жена… — Глаза Леры снова наполнились слезами.

— Не понимаю я тебя! Какая разница, жена — не жена… Вопрос в том, кого он любит. Мне кажется, что никого. Прости.

— Не знаю… — Лера прикрыла глаза, — мне иногда опрометью от него бежать хочется, а не могу. Все вроде понимаю, а он как будто держит меня, притягивает. Чем — не знаю… Или отрывает, наоборот, от чего-то другого.

— Ладно, не ломай себе голову. Все равно не поймешь. Главное сейчас, что он в порядке. Чего точно невозможно купить даже за очень большие деньги — это здоровье. Значит, давай успокаивайся и лежи себе тихонько, отдыхай. И пусть тебя больше ничто не тревожит.

— Ню, ты съездишь со мной сегодня в больницу? Люба сказала, Ирены вечером не будет, меня пропустят.

Анна посмотрела на нее как на безумную.

— Ты что, совсем не в себе? Да ты же только-только очухалась, голос подала. Снова хочешь свалиться, теперь уже с менингитом или чем-нибудь похлеще?

— Ню! Ты вспомни сама, как в Ялту моталась тогда из-за Галы! Мне же это тоже тогда казалось дикостью несусветной.

Анна как-то сразу сникла.

— Дикостью? Разве может быть дикостью то, что является единственным безальтернативным вариантом действия?

— Поедешь со мной в больницу или я поеду сама?

— Как же я тебя брошу в таком состоянии? — тихо отозвалась Анна.

— Спасибо! — И Лера еще раз пылко обняла подругу.

Вечером девушки почувствовали себя участницами детективного сериала. Сначала Анна проследила за тем, чтобы Лера приняла лекарства и тепло оделась. Потом вызвала такси и объяснила, куда ехать. Лера все это время находилась в состоянии легкого возбуждения и была еще очень слаба, чтобы как-то контролировать ситуацию.

В больнице Лера сразу узнала Любочку и бросилась ей навстречу.

— Ну как он?

— Ничего, спит. Эта фифа, — медсестра поморщилась, — уже ушла. У нее какие-то дела. Я вас провожу, — и она жестом пригласила следовать за собой.

— Я вас тут подожду. Не задерживайся там слишком долго, а то я приду и сама скажу ему, что обо всем этом думаю. Тогда у него точно инфаркт случится, — проворчала Анна, усаживаясь в коридоре на стул и раскрывая приготовленную заранее книжку.

Лера с замиранием сердца подошла к палате, заглянула через стекло. Станислав спал, отвернувшись лицом к окну.

— Поговорите с ним немножко. Если что — я предупрежу, — сказала Любочка.

— Хорошо…

Лера осторожно вошла в палату и присела на стульчик у кровати. Она легко дотронулась рукой до плеча Вознесенского. Губы Станислава искривились в гримасе, он пробормотал что-то во сне и попытался натянуть одеяло на голову.

— Стас, это я, я пришла к тебе… — Лера прикоснулась к его волосам и погладила их, — проснись, я ненадолго…

Вознесенский открыл глаза и с ужасом посмотрел на Леру:

— Это ты? Я не брежу? Это не сон?

— Не бред и не сон, милый. Мне тоже было очень плохо, но я пришла узнать, как ты. Я беспокоилась.

— Зачем? — с резанувшим Леру равнодушием спросил Станислав.

— Потому что волнуюсь за тебя, ты же мне не безразличен…

Вознесенский приложил горячую руку девушки к губам, показавшимся ей ледяными, а потом быстро оттолкнул ее:

— Тебе лучше уйти.

— Почему? — В вопросе Леры звучало отчаяние.

— Потому что так будет лучше для тебя. Ты же не любишь меня, тебе это только кажется. Ты еще такая молодая, ничего не понимаешь, не разбираешься в своих чувствах. Вот и придумала себе, что любишь меня… Ты мне снишься.

— Нет, Стас, нет!

— Уходи, пожалуйста, — лицо Вознесенского снова исказила гримаса страдания, — я не могу, не должен тебя видеть… Ты просто мой сон.

— Ты любишь ее, а не меня, скажи мне. Скажи наконец правду!

— Какая тебе разница… Нет никакой разницы… Зачем тебе знать?

Вознесенский вновь отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Лера, закрыв лицо руками, выбежала из палаты.

— Ну что еще с тобой! — кинулась к ней озабоченная Анна. — Люба принесите, пожалуйста, воды, помогите нам. Ей богу, придушу этого придурка когда-нибудь. Что он еще тебе сказал?

— Ничего, ничего, давай уйдем отсюда.

Медсестра подбежала со стаканом воды:

— Что у них случилось? Он, когда спит, каждый день ее зовет, жалобно так… А эта страшилища злится… Выпей, девочка, успокойся. Больные все сейчас такие нервные. Луна шалит, не иначе. Ничего, пройдет… Любит он тебя…

Лера глотнула воды и вытерла слезы.

— Люба, спасибо, — Анна вытащила из сумки заранее приготовленную коробку конфет, — попейте чаю за наше здоровье. А я повезу свою пациентку домой…

— Берегите ее! Она такая худенькая!

Анна кивнула. Лера медленно пошла к выходу, пошатываясь и всхлипывая. Она все еще не могла прийти в себя.

— Почему он так, Ню, почему?

— Пойдем, пойдем. Все уладится. Все всегда рано или поздно улаживается… Вот мама у меня в Италию собралась в отпуск…

Так, заговаривая Лере зубы, она довела ее до машины, отвезла в общежитие и уложила в постель. Измученная болезнью и слезами, Лера моментально уснула. Анна долго смотрела, как даже во сне в уголках ее глаз закипают слезы, и размышляла о странной сущности любви, которая вместо счастья отчего-то обрекает людей порой на невыносимые страдания.

Подходя к проходной больницы, Ирена увидела, как в автомобиль садятся две молодые девушки. Одна из них показалась Свенцицкой очень знакомой.

— Не может быть! Мерещится уже! — Ирена чертыхнулась и пошла дальше. Но уже хорошо знакомое ей чувство липкого беспокойства пробежало в душе, проникло в кровь, холодным дыханием коснулось сердца. На этаже она быстро пронеслась мимо поста Любочки к палате Вознесенского. Он лежал, отвернувшись.

— Лера, прости меня! Я сам не знаю, что со мной… — вдруг заговорил он хрипло. — Я не хотел. Все совсем по-другому…

Повернувшись, он увидел застывшую в дверях Свенцицкую в великолепном вечернем платье с огромным пакетом продуктов, из которого выглядывала бутылка вина.

— Что? Какая, к черту, Лера?

Свенцицкая швырнула пакет на соседнюю кровать и, стуча каблуками, приблизилась к Вознесенскому. Он сжался. Значит, ей не померещилось. Дело принимало неприятный оборот. Придется действовать иначе. Жаль, не хотелось.

— Значит, в мое отсутствие тебя посещает Лера. Это приятно. — В тоне Ирены прозвучали угрожающие нотки, в которых явственно улавливалось приближение бури.

— Ирена, не заводись. Это не твое дело.

— Ах, не мое? То, что ты до сих пор на мне не женился, — не мое дело? Что ты от меня к молоденькой бляди удрать хочешь, — тоже не мое? Я бросаю все свои дела, мчусь к тебе, а ты… Да ты еще проклинать будешь тот день, когда увидел ее, помяни мое слово. И заруби себе на носу: унизить меня тебе не удастся. Надо будет — охрану у твоей палаты поставлю, чтобы и муха не пролетела сюда без моего ведома, понял? И вообще подумай, что сказала бы твоя добропорядочная еврейская мама, увидев рядом с тобой эту потаскушку! Вряд ли она была бы счастлива. А ведь ее мнение всегда так много для тебя значило. Вот когда она меня поносила на чем свет стоит, ты же прислушивался к ней!

— Ирена, я прошу тебя… Мне плохо, Ирена… — Вознесенский схватился за сердце, оно снова напомнило о себе.

— А будет еще хуже! — завизжала Свенцицкая. — Ты у меня узнаешь, где раки зимуют, если не угомонишься.

Ей до смерти противен был вжавшийся в подушки бледный Вознесенский, который морщился, как от удара, от каждого ее слова.

— Все, до завтра, больной, — бросила Ирена и вышла из палаты. В ее голове созрел новый план действий. Он еще узнает, кто чего стоит в этой истории. И девчонка заплатит сполна!

К Вознесенскому заглянула Любочка:

— Как вы? — И, охнув, подошла к измученному Стасу.

Он жестом показал ей на сердце.

Через минуту в палате был врач, засуетились несколько медсестер.

— Не понимаю, что происходит. Все вроде бы в норме, — бормотал врач, пожимая плечами, — нельзя вам нервничать, нельзя. Отдыхайте.

— А где Лера? — уже засыпая, жалобно спросил Станислав.

— Дома, дома ваша Лера, — успокоила его Люба, — только зря вы ее обидели… Не надо так.

На следующий день с самого утра Свенцицкая позвонила в приемную Вознесенского:

— Леночка, здравствуй!

— Добрый день, Ирена Эдуардовна, — пропела трубка.

— Эта кикимора на месте? — спросила Ирена, имея в виду Леру.

— Нет, болеет. Будет только в следующий понедельник.

— Болеет она, — усмехнулась Свенцицкая, — как же. А подскажи-ка мне, Леночка, на месте ли сегодня Сергей Павлович Гвоздюк?

— Да, Ирена Эдуардовна, — с готовностью сообщила Леночка, — на месте. И будет весь день. Вы хотите приехать побеседовать с ним?

— Да, только по-тихому, чтобы никто не знал. Буду часа через полтора. Закажи мне пропуск, я позвоню снизу, и пусть он сам меня встретит.

— Конечно!

Участие в чужих интригах доставляло Леночке колоссальное удовольствие.

В понедельник Лера вышла на работу, осунувшаяся и бледная. Леночка смотрела на нее искоса, ухмыляясь про себя. Потянулись долгие, монотонные дни. Целую неделю от Вознесенского не было никаких известий. Лера несколько раз звонила в больницу, но ей неизменно сообщали, что Любы на месте нет, а о состоянии здоровья Станислава кому-либо рассказывать запрещено.

Ожидание было похоже на томительный бред. Получить любую информацию о Вознесенском на работе тоже было делом невозможным. Несколько раз кто-то звонил Лере домой и молчал. Ей казалось, что она догадывается, кто это… Иногда Лера понимала, что Станислав звонил в офис и давал Лене какие-то поручения, пару раз секретарша отвозила ему на подпись бумаги. По слухам, в больнице часто бывал Петрин, но ни он, ни Леночка в присутствии Леры никогда не обсуждали состояние здоровья Станислава… Душу грызла глухая и тупая тоска.

Работу Лере в отсутствие Вознесенского давал Петрин. Лера старалась как можно меньше иметь с ним личных контактов, предпочитая передавать бумаги через Леночку, с которой у него были свои отношения. Несколько раз Петрин предлагал подвезти переводчицу вечером до дома на своем «БМВ», но Лера неизменно находила повод отказаться от его предложений. Однажды в офисе произошел из ряда вон выходящий случай.

Лере в тот день пришлось задержаться допоздна со срочными документами. В приемной уже никого не было, приглушенно играло радио. Лере было некуда торопиться, и она, как и до романа с Вознесенским, коротала за работой горькие часы одиночества. К тому же, испытывая напряженное внимание со стороны большинства сотрудников, она старалась не давать ни малейшего повода для досужих разговоров, которых и так было слишком много. Спрос с нее был чрезвычайно строгий. Вдруг противно скрипнула дверь, и в приемную ввалился Петрин. Он был сильно пьян и явно возбужден. Подойдя к столу Леры он с ходу попытался неуклюже обнять девушку.

— Что вам нужно, Андрей Владимирович? — холодно спросила Лера, стряхнув с себя его руки.

— Вообще-то мне было бы больше по душе, если бы ты называла меня Андреем Георгиевичем, — так и тебе привычнее, не правда ли? — Петрин рассмеялся и подмигнул Лере. — Похоже, ты попала в серьезный переплет, девочка. Поедем со мной, может быть, я сумею тебе помочь. Ты мне с самого начала понравилась, недотрога.

Глаза Петрина блестели очень нехорошо, руки были влажными. От него сильно пахло перегаром.

— Что вы позволяете себе, Андрей Владимирович? Вы пьяны? — Лера уже двумя руками пыталась оттолкнуть наваливающегося на нее Петрина.

— Скоро я буду твоим начальником. Знаешь, где будет твой Вознесенский? На сто пятом километре… Очень далеко, отсюда не видно. А ты мне достанешься по наследству, как ближайшему родственнику.

— Немедленно прекратите! Я сейчас вызову охрану!

— Что ж, хорошо! — притворно сдался Петрин и поднял вверх руки. — Ты все решила сама. Только не говори, что я тебя не предупреждал, когда тебе будет очень больно, цыпочка! — И Петрин, покачиваясь, вышел из приемной.

Лера лихорадочно собрала вещи, кое-как закрыла дверь и побежала вниз по лестнице. В это мгновение она поняла совершенно ясно, что дни ее в «Фининвесте» сочтены.

Из дневника Леры

Пишу все реже, оттого что не хватает слов. Иногда настолько извожу себя, думая обо всем, что после наступают изнеможение и апатия. Иногда, наоборот, гоню от себя всякие мысли, нагружаю себя делами. И то и другое помогает плохо. У меня снова появилось ощущение, что я не могу ничего изменить. То есть вообще ничего. Как будто есть выбор, который заранее сделан (мной ли? за меня?), а события просто несутся по известному только им руслу. Можно грести против течения или в сторону. Но далеко ли уплывешь? Или я просто оправдываю таким образом собственную слабость? Я не знаю. Вопросов пока больше, чем ответов. Когда я призываю на помощь остатки разума, все встает на свои места. Я понимаю, что надо еще немного поработать в «Фининвесте», снять квартиру, подыскать другую работу и уйти нормально, без скандалов. Но иногда мне кажется, что у меня так уже не получится. Слишком много всего произошло.

Я бы предпочла, наверное, чтобы мы просто не встречались больше никогда. Ведь это выход, не правда ли? А годы успокаивают память, время лечит… Все уходит как сон. Хотя перед глазами Ню с ее Галой! То, чего я никак не могу понять… Но это исключительный случай.

Вознесенский вышел на работу только через две недели. После болезни лицо его посерело, глаза потухли, на щеках снова пробилась прежняя щетинка, только уже седая. Он производил впечатление человека, который перенес очень серьезную болезнь или смертельно устал от всего на свете.

— Здравствуйте, Станислав Георгиевич! — радостно вскочила из-за стола Леночка.

Лера не осмелилась поднять глаз, только кивнула быстро. Сердце ее колотилось так, как будто в груди заработала вдруг огромная наковальня. Она чувствовала, как в пространстве перед нею аккумулируется непонятная энергия, готовая взорваться вулканом от малейшего движения. Лера замерла.

Проходя мимо, Вознесенский незаметно потрепал ее по плечу. Секундный контакт, а она уже снова вся вскинулась ему в ответ. И все вопросы, которые она мучительно задавала себе в течение последних недель, сами собой растворились, разлетелись, как брызги.

На самом деле ничего не изменилось, и Лера осознала это всей своей истерзанной душой. Гораздо легче было бы не почувствовать ничего или почувствовать ненависть, отторжение, неприятие, но на нее волной нахлынула предательская нежность, и она украдкой взглянула на него. Вознесенскому хватило и доли секунды, чтобы встретиться с ней взглядом. Мгновение, но в нем произошла катастрофа миров, взрыв и рождение новой звезды. Станислав закрыл за собой дверь кабинета. Лера улыбнулась и вернулась к своим делам. Несмотря на полный душевный разброд, в ее сумеречной душе неожиданно ярко просиял солнечный лучик.

На работе Вознесенского ожидали не очень приятные сюрпризы. Выяснилось, что, из-за того что он не смог прилететь в Лондон на решающие переговоры, контракт с англичанами оказался временно заморожен. По крайней мере, именно так объяснил ситуацию Петрин.

Станиславу показалось, что его заместитель возбужден более чем обычно.

— Замотался! — махнул рукой Андрей. — Не обращай внимания. Тяжеловато все же одному на себе все это хозяйство волочь!

Были и другие, слегка насторожившие Вознесенского, моменты. Например, он не смог получить бумаги с финансовой отчетностью за последние два месяца. Но Петрин успокоил его, что они просто хранятся в данный момент не в офисе, а в другом месте, для большей надежности.

— Ты знаешь, такие дела происходят в стране нехорошие. Нельзя быть полностью уверенным, что и к нам завтра не придут. Не устроят «маски-шоу». Врагов-то хватает. А гайки закручиваются… — пояснил Андрей.

Это было вполне логичное объяснение. За последние пару месяцев несколько знакомых бизнесменов аккуратно свернули все дела в России и подались за рубеж. Там было спокойнее…

За время отсутствия Вознесенского подали заявления на увольнение несколько ключевых сотрудников, включая главного бухгалтера и заместителя руководителя юридического департамента, который работал в компании едва ли не со дня основания. Кроме того, Андрей сообщил Станиславу, что во время его болезни трагически погиб один из главных специалистов финансового департамента, Григорий Орлов, с которым Стаса также связывали долгие годы совместной работы. Для Вознесенского это был серьезный удар. Он вскочил с кресла и закричал на заместителя:

— Почему немедленно не сообщили об этом? Я должен был быть на его похоронах!

Орлов был одним из лучших сотрудников, с которым у Станислава всегда был хороший рабочий контакт. Но Петрин равнодушно пожал плечами и холодно посмотрел Вознесенскому прямо в глаза:

— Какие похороны, о чем ты? У тебя был сердечный приступ, и врачи строго-настрого предупредили, что тебя нельзя волновать, а то — кранты. Я лично не хотел бы, чтобы ты так просто умер.

Андрей вальяжно прошелся по кабинету и сел напротив Стаса, закинув ногу на ногу.

— Не волнуйся, похороны прошли по высшему разряду. Я все организовал как надо. Семье тоже помогли, соболезнование должным образом выразили.

— Ладно, — Вознесенский почувствовал, как спазм боли сжимает виски, — уйди, мне еще надо сделать несколько звонков. Остальное потом обсудим.

— О’кей! — Петрин легко поднялся из кресла и улыбнулся Стасу: — Кстати, пока тебя не было, я ряд встреч провел в твоем кабинете. Удобный, надо сказать, у тебя кабинетик!

Он повернулся на каблуках, еще раз ухмыльнулся и вышел. Вознесенский долго сидел, тупо уставившись перед собой. Он почувствовал, что что-то изменилось в офисе за время его отсутствия. Только что? И Андрей впервые за три года позволяет себе несколько большее, чем допускает субординация…

Поразмышляв об этом некоторое время в одиночестве, Станислав отправился к финансистам, чтобы узнать подробности смерти Орлова. Финансовый отдел встретил президента холдинга гробовым молчанием. Только несколько человек, включая нового руководителя отдела, нервно засуетились вокруг. Станислав обвел взглядом сотрудников. Он был неприятно поражен тем, что не знает больше половины из них. Это были те люди, которые незаметно пришли в компанию в последние три года работы с подачи Петрина или Гвоздюка. Нехорошее предчувствие снова закралось Станиславу в душу.

— Как это случилось? — обратился он к Ольге Андреевне Светличной, одной из немногих, кого он неплохо знал среди нынешних финансистов. Она достаточно близко общалась с Орловым, работали много лет за соседними столами.

— Автомобильная авария, — женщина отвела покрасневшие глаза, — ехал утром с дачи на работу, навстречу — джип. Так говорят случайные свидетели… Его легковушку просто размазало… А джип скрылся с места происшествия.

— Банальная история! — вмешался в разговор новый главный финансист Якунин, невысокий человек с прозрачными глазами. Он был тоже из питерских и подчинялся непосредственно Петрину. Андрей характеризовал его как человека очень опытного, исполнительного и компетентного. — Обычное дорожно-транспортное происшествие. Ничего особенного… К тому же он сам виноват…

— Извините, Станислав Георгиевич, у меня срочная работа. — Ольга Андреевна потупилась, щеки ее пошли пятнами. Резко повернувшись, она почти выбежала из помещения.

— Истеричка! — презрительно бросил ей вслед Якунин.

Вечером Светличная положила Стасу на стол заявление об уходе по собственному желанию и комментировать его отказалась. Она только очень просила Вознесенского дать ей возможность максимально быстро передать все дела и не дорабатывать положенные по закону две недели. Станислав скрепя сердце согласился. К этому моменту он вообще перестал что-либо понимать в происходящем.

…Между тем Вознесенскому по десять раз на дню звонила Ирена, сообщая о своих успехах в деле подготовки ее квартиры для их совместного проживания. Она носилась по магазинам, лихорадочно скупала какие-то дополнительные предметы интерьера, тумбочки для вещей, шкафчики для одежды. Она снова была обычной — энергичной, решительной, у нее в жизни появился смысл. На сей раз им стало устройство уютного семейного гнездышка. Раньше Вознесенский не сильно обращал внимание на ее заявления об их семейной жизни, — в истории их отношений многое так и осталось лишь запланированным… Но видимо, в этом случае все было гораздо серьезнее.

— А как же твой модный дом, твои коллекции? Эжен, наконец? Ты же не можешь его там бросить? — спросил Вознесенский в первый день после выхода из больницы, когда Ирена везла его к себе.

Для него замаячил спасительный огонек — она же не сможет просто так все оставить!

— Пока не знаю, наверное, бренд буду продавать. Вряд ли удастся рулить всем отсюда… Если честно, то я еще не думала об этом. И не хочу. А Эжен… Он уже совсем взрослый. Сам может принимать решения. Я хочу, чтобы ты понял: для меня самое главное — ты. Бог наконец открыл мне это. — И она крепко прижалась ярко накрашенными губами к его щеке.

— Слушай, а что это у тебя с глазами? — вдруг удивленно спросил Станислав, присмотревшись.

— А что? — кокетливо поинтересовалась Свенцицкая, удивившись, что не слишком внимательный к таким вещам Вознесенский заметил изменения в ее внешности.

— Да они у тебя какие-то распухшие, красные, вроде даже навыкате немного. Как при базедовой болезни… И один как будто больше другого.

— Дурак! Ты по-прежнему ничего не понимаешь, — фыркнула Ирена презрительно.

Вознесенский не узнавал Ирену. Если бы кто-то сказал ему о таких метаморфозах полгода назад, он рассмеялся бы ему в лицо! Но, к несчастью для него, на этот раз все было явью. И Станислав, покорно отвлекаясь от деловых переговоров и важных звонков, выслушивал, какая именно вазочка будет стоять на тумбочке рядом с его изголовьем, каким именно мылом он будет мыться в ванной, где сушить свои носки и тэ дэ и тэ пэ. Это безумно раздражало, но Вознесенский не мог прервать разговор, нагрубить Ирене, послать, в конце концов. В нем проявилась вдруг абсолютная, необъяснимая, телячья покорность этой властной женщине, привыкшей добиваться своего.

Вознесенский робко попытался было перенести сроки своего переезда на следующий месяц, но Свенцицкая и слышать об этом не пожелала. И вот Станислав уже покорно заказал машину, чтобы частично перевезти свои пожитки в квартиру Свенцицкой. Все это было для него ужасно тягостно, неприятно, но других вариантов он для себя не видел. Лишь бы она не орала на него и не устраивала истерик. А там будь что будет. Как-нибудь свыкнется.

Иногда он вспоминал о Лере, но все время как-то мельком, между размышлениями о переезде и рабочих неурядицах. Память о ней затаилась где-то в глубине его души. И касаться даже мыслью этого заветного уголка отчего-то было крайне болезненно. Стас решил, что постарается в ближайшее время как можно реже видеться с ней, чтобы не бередить свои раны, ему этого совсем не хотелось… Но каждый раз, когда он входил в приемную и видел глаза Леры, в которых сквозил и не упрек даже, а только молчаливый вопрос, ему хотелось кричать от боли, природы которой он не понимал. И поэтому он всякий раз старался как можно быстрее и незаметнее прошмыгнуть в свой кабинет, чтобы только не встретиться с ней взглядом, не коснуться ее нечаянно рукой…

Несколько дней подряд после выхода на работу он, еще не отошедший от болезни, таскался вслед за Иреной на светские тусовки, знакомился с какими-то ее приятелями. И где она только находила таких! Ему было странно и противно находиться среди нелепо и вычурно одетых мужчин, больше похожих на женщин, безгрудых и длинноногих девиц с пустыми глазами и прочих представителей московской богемной жизни. Приходя со Свенцицкой в очередной ночной клуб, он, несмотря на запреты врачей, сразу заказывал себе чего-нибудь крепкого и пил, пил, пока его не переставали раздражать чересчур громкая музыка, яркий неоновый свет и снующие туда-сюда люди, большие похожие на теней. Между тем Ирене казалось, что их совместные выходы их очень сближают, создают общий круг знакомых и интересов…

— Как! Ты до сих пор не запомнил? Это же Эллочка, ведущая популярной программы о моде! Как минимум в третий раз знакомлю тебя с ней, — всякий раз изумленно всплескивала руками Свенцицкая. Вознесенский покорно протягивал руку, знакомился в очередной раз и сразу забывал лицо этой самой Эллочки. И так повторялось снова и снова, Ирена хвалилась своим спутником, крутым бизнесменом, который все силы отдает своему делу, он послушно подыгрывал ей. Для него все эти обитатели ночных клубов казались одинаковыми: губы, носы, глаза, одежда — все это было разным, но в то же время отчаянно однообразным, как эта отупляющая музыка и кокаиновый флер.

Возвращаясь домой после очередной такой тусовки, Вознесенский немедленно валился в кровать, а Ирена еще долго принимала ванну, прихорашивалась и всякий раз забиралась к нему под бок в новом кружевном белье несусветно ярких расцветок, будила его. Ему ничего не оставалось, как, если удастся, побыстрее отмучиться и снова уснуть, погрузиться в тайный мир своих грез. Все было холодным и чужим в этой квартире — и отвратительно скользкие шелковые простыни, и мозаичные полы, и всегда кондиционированный, хорошо увлажненный воздух.

Однажды вечером, когда оставаться в замкнутом пространстве клуба уже не было сил, Станислав сослался на головную боль и усталость и уехал немного раньше обычного. Ирена, увлеченная болтовней с какими-то эстрадными звездульками, легко ему это позволила. Она наслаждалась своим новым положением. Ей казалось, что она достигла всего, чего хотела.

По дороге домой шальная мысль стукнула Вознесенскому в голову, и он, сам не зная зачем, набрал номер телефона Леры. Наверное, чтобы просто узнать, как дела. Наверное…

— Здравствуй, это я. — Голос Вознесенского слегка дрожал. В трубке возникла сонная пауза, потом колокольчиком прозвенел радостный Лерин голосок:

— Милый! Как я ждала, чтобы ты позвонил!

— Я приеду? — На самом деле он совсем не собирался говорить этих слов, наоборот… Но все произошло как будто само собой.

— Ты? Ко мне? Прямо сюда? — Теперь в трубке удивленно помолчали, потом раздался радостный вскрик: — Конечно! Приезжай!

— Уже еду, жди!

И Вознесенский рванул к Лере через всю Москву. У него уже тысячу лет не было такого приподнятого, веселого настроения, такого прилива сил. Он как будто стряхнул с себя тяжелую пелену последних дней. А Лера, ошарашенная, выскочила из постели и принялась одеваться.

Когда Станислав вошел в общежитие, она уже ждала его внизу, у поста охраны. Без косметики, в узких джинсах и футболке, она показалась Вознесенскому совсем девочкой. Сердце сжалось в груди. А она, увидев его, побежала навстречу и буквально упала в объятья:

— Как я тебя ждала! Я знала, знала, что ты придешь! Я ждала тебя каждый день! Я никому не верила…

Он уткнулся лицом в ее волосы и замер одновременно от нежности, смущения и вины. Хотелось стоять так целую вечность. Они целовались несколько минут, пока седой охранник не нарушил идиллию сдержанным покашливанием:

— Молодые люди, вы или туда, или сюда. У нас тут не дом свиданий все-таки, — улыбался он.

Впервые за все время он видел свою любимицу Леру по-настоящему счастливой.

— Да, конечно! — Лера покраснела и отстранилась от Вознесенского. — Мы пройдем, Аркадий Сергеевич? Никто не увидит…

— Да уж проходите, только побыстрее. И коменданту на глаза не попадитесь!

— Ладно. Спасибо, — прощебетала Лера и потащила Стаса за собой в лифт.

Эта ночь была для Вознесенского просто фантастической. Пока он умывался, Лера отключила его телефон, и поэтому никто на свете не мог их побеспокоить. В чувствах этих двоих людей появилось нечто, чего не было раньше: глубина, окрашенная легким налетом неизвестности и трагичности. Односпальная кровать показалась обоим священным ложем. Лера чувствовала мучительную неизбежность в каждом прикосновении Станислава, у каждого движения его губ по ее коже был соленый привкус крови. Они сближались медленно и мучительно, или это кто-то сближал их вопреки всем обстоятельствам?

Незаметно для Станислава из робкой девочки Лера превратилась в женщину, способную повелевать темными глубинами волнующего чувства. Неизвестно, чего больше было в этой ночной любви: стремления разлученных тел навстречу друг другу или стремления разлученных душ?.. Горечь и глубина — Вознесенскому показалось, что с него слетели одна за другой все сковывавшие его оболочки и он трогает Леру своими обнаженными нервами, болезненно и страстно реагируя на каждое ее движение. Лера плакала, оттого что и не подозревала прежде о такой любви, где заплетаются друг в друге, растворяются и теряются не только руки, волосы, губы, но и чувства, как будто проваливаясь в раскрытые напротив жадные черные зеркала…

Обнявшись, они уснули, когда над миром уже разгоралась заря и первые солнечные лучи дерзко заглядывали в окна.

— Господи! Который час? — Вознесенский подскочил на кровати как ужаленный. В комнате было светло, за окном шумели автомобили. Лера еще спала, ее волосы разметались по подушке. На лице ее даже во сне было выражение ослепительного счастья. Услышав Вознесенского, а скорее — почувствовав, она потянулась под одеялом и медленно открыла глаза. Прямо перед ней сидел голый Станислав с глубоко озабоченным выражением лица. У него в руках был мобильный телефон. Лера потянулась, чтобы обнять его, но он неожиданно грубо оттолкнул ее.

— Это ты выключила телефон? Ты представляешь, сколько сейчас времени? — спросил он нервно и сам ответил: — Три часа дня! Мы с тобой все проспали! Что теперь будет?

Лера приподнялась на локте и посмотрела на Вознесенского. Ее тело все еще чувствовало сладостную негу прошедшей ночи. Как будто человек, сидящий сейчас перед ней, и страстный ночной любовник — два совершенно разных существа!

— Ну что ты? Все хорошо… — Лера попыталась успокоить Стаса, но он обхватил голову руками и затих. В этот момент тревожно зазвонил мобильный.

— Ну и где ты, интересно знать? Я тебе звонила всю ночь. — Голос Свенцицкой звучал издевательски. Она уже знала, что Николаевой на работе тоже нет.

— Да ты понимаешь… Я тут ночью друзей встретил, поехали по барам, выпили, и ночевать я у Славки остался… И тут — надо же — телефон не работает…

Вознесенский вышел в закуток, где у Леры был холодильник и крошечная кухонька, и закрыл за собой дверь. Но девушка все равно слышала все его слова, несмотря на то что он старался говорить как можно тише.

— Я уже выезжаю, совсем скоро буду на работе… Ну с кем не бывает, Ирена, ты же сама знаешь…

Свенцицкая бросила трубку. Вознесенский выругался и пошел в ванную.

Лера выскользнула из постели, быстро натянула джинсы. Вряд ли из этой ситуации будет найден выход, вряд ли… Надо завязывать со всем этим! Все ложь, все! Эти встречи причиняют только одну боль, с которой потом невозможно справиться. С каждым разом только больше боли, как будто она множится, разрастается.

Но тело еще жило ощущением его прикосновений, и душа трепетала, отзываясь на чужой нервный импульс, и голова кружилась от испытанного чувства нездешней близости.

Вознесенский выскочил из ванной нервный и злой. Он наскоро проглотил сваренный Лерой кофе.

— У нас ненормальные отношения! Надо прекратить их! Немедленно! — неожиданно закричал он. Лера застыла с кухонным полотенцем в руке:

— Что с тобой? Что ты несешь?

— Я не хочу, я не могу испытывать эту боль! Я хочу быть чужим для тебя. Я мерзость, дрянь. Живу сразу с двумя женщинами. Я обманываю обеих, понимаешь? Мне нельзя верить. Я скотина… Я не могу так жить. Нам надо немедленно расстаться!

— Стас, успокойся! — Лера чуть не плакала. — Ты хочешь прекратить отношения после того, что у нас было сегодня ночью?

— Да, хочу! Я не знаю, что у тебя там было, но я не могу больше так мучиться, — взорвался он.

Перед глазами Леры поплыли темные круги, но она удержалась на ногах.

— Хорошо, что ты сказал об этом. Поверь, я не собираюсь тебя донимать преследованиями и обрывать ночами телефон. Хотя мне очень больно.

— Да что ты знаешь о боли?

— Уходи! — Лера быстро оглядела комнату. — Вот здесь несколько твоих подарков, — она скинула все, не глядя, в целлофановый пакет, — забирай. Остальное у тебя в квартире, включая выбранные тобой роскошные наряды, которые никогда не нравились мне. Можешь выбросить их самостоятельно или подарить еще кому-нибудь. А теперь уходи.

Вознесенский молча забрал пакет, помедлил в дверях, точно намереваясь еще что-то сказать, но, не прощаясь, вышел. В ту же секунду Лера сползла по стенке на пол прямо у двери.

Стас приехал на работу в ожидании чего-то ужасного. Предчувствие снова не обмануло. В приемной уже сидела взвинченная Свенцицкая и курила.

— Ирена, я же просил… — Станислав поморщился от дыма и попытался поскорее пройти в кабинет. Свенцицкая вошла за ним.

— Ну что, как твои друзья по пьянке? — поинтересовалась она.

— Да, друзья, нормально… Славка, Колька, никого не знаешь, — залепетал Вознесенский, — а я вот тебе подарочек принес. — Он извлек из пакета нераспечатанную упаковку духов «Шанель», однажды уже подаренную Лере. Свенцицкая не пошевельнулась. Духи остались стоять на столе.

— Ладно, Вознесенский, не ври — противно! — неожиданно холодно произнесла она. — Знаю я, где ты был и что с тобой, олухом, делали.

Станислав непонимающе на нее посмотрел.

— Сейчас все быстро поймешь. Зови Гвоздюка и Петрина!

Все еще обескураженный, Вознесенский попросил Леночку пригласить тех, кого назвала Ирена.

— Станислав Георгиевич, у нас плохие новости, — сразу начал Гвоздюк, едва все расселись, — мы долго проверяли информацию, чтобы не ошибиться, опасаясь вас расстроить, но сейчас можем все аргументированно рассказать.

Петрин трясущейся почему-то рукой вытащил из пачки сигаретку и нервно затянулся. Вознесенский начал кашлять, у него перехватило горло.

— Что еще случилось?

— Мы по поводу вашей сотрудницы Николаевой.

Вознесенский вздрогнул. Взгляд его описал быструю дугу по стенам кабинета и уткнулся в пол.

— Сожалею, но ее надо убирать из фирмы немедленно, — сказал Гвоздюк. Свенцицкая хмыкнула, переглянувшись с Петриным.

— Да ты расскажи, расскажи Станиславу Георгиевичу про эту сучку! Все расскажи.

— Ирена! — Вознесенский со злостью взглянул на нее.

Она нервно улыбалась:

— Послушай, что тебе умные люди скажут!

Гвоздюк продолжил:

— Нам казалось странным поведение Николаевой с самого начала. То, каким образом она попала сюда, якобы случайно, как осталась, якобы подтвердив свою профессиональную пригодность. То, как быстро она, извините, — Гвоздюк выразительно посмотрел на Вознесенского, — вступила с вами в контакт и начала выполнять ответственные поручения. И вот что мы установили.

Сотрудница Николаева имеет плохие характеристики по месту своей учебы в институте. Сокурсники и преподаватели характеризуют ее как хитрую, расчетливую провинциалку, которая быстро освоила столичные методы конкурентной борьбы за выживание. В институте она вела себя соответствующим образом. В ее послужном списке несколько десятков бизнесменов, с которыми она знакомилась, разводила их на деньги, а потом охмуряла следующих…

Слова обухом ударяли по воспаленным мозгам Вознесенского. Заболела голова.

— Что вы несете? Да я вообще у нее был первый! — И тут же осекся. Ирена захохотала. Гвоздюк развел руками.

— К сожалению, это ее излюбленный прием. Хорошо изучив мужские особенности, в частности — тщеславие, она умело пользовалась своими знаниями. Так каждый новый встреченный был уверен, что она — несчастная девушка, живущая в общежитии, которая всю жизнь ждала именно его. И каждый для нее был первым. Она даже специально операции делала, вот справки из больницы, — Гвоздюк передал Вознесенскому несколько папок. Тот пролистал их и скривился от отвращения.

— Да-да, Станислав Георгиевич, два аборта, букет венерических заболеваний, постоянная пациентка, увы… И главное — поведение совершенно стандартное: милая, чувствительная девочка, с виду недотрога. На таких и западают уставшие от проституток, все уже познавшие бизнесмены. Всем хочется ласки и тепла, не правда ли? Все сразу готовы дарить дорогие игрушки, одежду, — как приятно ощущать себя покровителем! С вами произошло точно так же, да? Все мы слабы. Пользуясь вашим расположением, она даже снимала деньги с вашего счета, известного ей, пользуясь кредитной картой — проверьте, он наверняка пуст! И вещи из квартиры тоже, скорее всего, пропадали…

— Но это еще не самое страшное, — возбужденно вступил в разговор Петрин, — это все ерунда. Она оказалась еще и нимфоманкой! Она и ко мне клеилась с самого начала — насилу отшил. Как липучка просто. Профессиональная привычка, что ли, приставать ко всем, кто в штанах? Я понимаю, что ты смотрел сквозь пальцы на то, что она далеко не каждый день выходила на работу, с сотрудниками вела себя заносчиво и дерзко, постоянно с Леночкой ссорилась, заставляла ее свою работу делать. Так, когда твоей секретарше пришлось визу тебе в Лондон оформлять, Николаева же все бумаги растеряла. А она, умная, везде твоим именем прикрывалась. Мол, я любовница, мне все позволено… Но реально опасно другое. Николаева была допущена к информации, которая в ее руках тоже стала товаром. Ты знаешь, что наши англичане, которых ты уже на радостях называл партнерами, собираются подписывать контракт с нашими конкурентами?

— Что? — Вознесенский подскочил от изумления. Ирена встала и налила ему выпить.

— Да, твоя Николаева за вполне приличные деньги слила им все детали проекта. И они предложили лучшие условия. И даже это еще не все. Мы установили за ней наблюдение. Она собирала компромат лично на тебя и готовилась передать его куда следует. Всё, включая твои сексуальные пристрастия. И она много чего интересного накопала! Наверняка она стремилась попасть к тебе домой, узнать о тебе побольше, развести тебя на откровенность?

— Бывало такое. — Станислав подавленно покачал головой, припоминая подробности общения с Лерой. По спине градом катился холодный пот.

— А «крышуют» ее бандюки, — авторитетно добавил Гвоздюк, — им она прилично отстегивает.

— Так и это еще не все грехи этой самозванки! — сообщила с вызовом Ирена. — Ты понимаешь, кто довел тебя до больницы?

— Что ты имеешь в виду?

— А то. Наблюдение твоих бдительных коллег установило также, что твоя стерва постоянно шляется в магический салон, где занимается на украденные у тебя денежки черной магией и тебя при-во-ра-жи-ва-ет. А ты, идиот, попадаешься на все удочки! А потом лежишь в больнице в предынфарктном состоянии.

Вознесенский вздрогнул. Он ясно вспомнил свое необъяснимое чувство влечения к Лере, которое он всю историю их отношений пытался в себе давить. Вот в чем дело, оказывается! А он никогда не верил в такую ерунду! Свенцицкая между тем вкрадчиво продолжала:

— Поэтому я и забеременеть никак не могу, и ты постоянно плохо себя чувствуешь и к ней бегаешь! — Она говорила тихо, с мягкой нежностью, заглядывая Вознесенскому в глаза. — Но я тебе все-все прощу, поскольку теперь понимаю, почему ты так себя ведешь, бедненький! Мы тебя вылечим, поможем тебе, только ты должен сегодня кое-что сделать.

— Что? — На Вознесенского навалилась такая апатия, что ему на самом деле было уже все равно, что делать. Голова болела все сильнее.

— Сегодня же публично выставить с работы эту стерву и никогда с ней больше не встречаться! — Свенцицкая наклонилась к самому лицу Станислава, дыша на него табачным дымом. Он вяло отстранился:

— Хорошо!

— И впредь будьте осторожнее, Станислав Георгиевич. Я же вас сразу предупреждал — не понравилась она мне. Все только через строгую проверку! Какая у вас прекрасная жена, позавидуешь просто!

Свенцицкая обворожительно улыбнулась Гвоздюку и благодарно тронула его под столом кончиком лаковой туфли.

— Да… — Вознесенский махнул рукой и залпом осушил рюмку ликера, — спасибо вам за информацию. Это на самом деле очень важно. А теперь уходите. Мне надо побыть одному.

— Спасибо за духи, милый! — кокетливо повернулась уже на пороге Свенцицкая. — Ведь ты же знаешь, что я терпеть не могу «Шанель»! Подарю Леночке с твоего позволения. Адье, мон шер!

…Внутренний голос вновь подсказывал немного оправившейся от очередного удара Лере, что не надо ходить на работу. Она плохо себя чувствовала, к тому же после разговора с Вознесенским не оставалось сомнений, что она немедленно напишет заявление об уходе по собственному желанию. Она хотела попросить его только об одном: чтобы она доработала до конца месяца, получила зарплату, чтобы снять квартиру и уехать из общежития. Уже прошли все сроки, в общежитие селились первокурсники. Но опять что-то заставило Леру собраться и отправиться на работу. В метро она успокоилась и продумала разговор с Вознесенским в деталях.

В офисе все ее планы рухнули в один момент. В приемной толпились Гвоздюк, Петрин и Свенцицкая, что-то весело обсуждая. Леночка подавала им чай и тоже смеялась. При виде Леры повисла напряженная тишина. Девушка хотела протиснуться к своему рабочему месту, но путь ей преградил Петрин.

— Ох я тебя предупреждал! Помнишь? — оскалился он. — Судный день настал.

Свенцицкая от нетерпения захлопала в ладоши.

— Представление начинается! Все участники в сборе! — И закричала громко: —Эй, Вознесенский! Пришла твоя Мата Хари.

Через две минуты из-за двери показался бледный Станислав. Похоже, он уже успел выпить лишнего: на ногах стоял неуверенно, лицо пошло багровыми пятнами. Он обвел безумным взглядом всех присутствующих и произнес негромко:

— Николаева, вы уволены!

Лера посмотрела на него с таким отчаянием, что на мгновение он усомнился в том, что все делает правильно. Но, взглянув на собравшихся сотрудников и Свенцицкую, повторил уже громко и уверенно: — Вы уволены, Николаева! Немедленно уходите.

— Станислав, за что? — Лера рванулась было к Вознесенскому, но путь ей снова преградил Петрин:

— Ты сама знаешь. Ты с самого начала знала и разыграла все это. Убирайся немедленно!

Снова слезы покатились по лицу, когда она наконец прошла к своему месту и села. Вознесенский ушел в кабинет, остальные шушукались в углу.

— И не забудь казенный телефончик сдать, — язвительно напомнил Гвоздюк.

Лера швырнула на стол мобильный. Ей захотелось как можно скорее убраться из этого гнилого места. Она быстро собрала все вещи, благо их было немного, и, как слепая, вся в слезах, направилась к двери.

— До свидания, Лерочка! — рассмеялась сзади секретарша. — Впредь будь осторожнее.

— Надеюсь, больше не увидимся! Никогда, — бросила вслед Свенцицкая.

Выйдя из приемной, Лера направилась в туалет, где от души выплакалась. Она хотела решения — и вот оно пришло само собой. Осталось понять, что делать дальше… Но сил думать об этом сейчас не было. Успокоившись немного, она нашла в себе силы выйти из офиса, по дороге ударившись ногой обо что-то железное. Теперь она еще и прихрамывала. На улице начинался дождь.

Внезапно сзади ей кто-то посигналил. Лера пригляделась и увидела знакомого ей водителя Вознесенского Диму. Он был не в привычном черном «мерседесе», а на обычной «Волге».

— Садись, Лера, подвезу, — невесело сказал он, глядя на расстроенную девушку, — что еще у тебя случилось?

— Меня только что уволили, — Из глаз снова ручьями полились слезы.

— Тебя уволили? — Водитель обалдело посмотрел на Леру. Он был свидетелем развития ее романа с Вознесенским и с самого начала тайно и безнадежно симпатизировал Лере. — За что?

— Не знаю!

— И меня тоже уволили, — бодро сообщил водитель, — сегодня днем. Причем сразу рассчитали, и на мое место пришел уже кто-то другой. Я вот сейчас подъезжал, забирал трудовую… Да не плачь ты, все пройдет! Уж ты-то найдешь себе место с твоими талантами! Везу тебя в общежитие?

— Да… А тебя почему уволили? — спросила Лера сквозь слезы.

— Понятия не имею. Честно говоря, есть у меня подозрения… — Дима помялся. — В общем, подъезжал ко мне Гвоздюк несколько раз: мол, будем тебе больше платить, если ты нам будешь услуги оказывать. Я спросил, какие услуги? А он показал, что в машине вмонтирован микрофон, и хотел, чтобы я со Станиславом Георгиевичем определенные темы обсуждал… И маршруты его фиксировал, и людей, с кем он встречается. Шпионил, словом. Я толком так и не понял, для чего все это. Но такие дела не для меня. Я сразу отказался. Наверно, потому и уволили…

— Не нравится мне этот Гвоздюк, и Петрин не нравится… — задумчиво произнесла Лера, — как будто они замышляют что-то… Не пойму только что. В офисе такая обстановка гнусная. Все ходят напряженные такие…

— А что ты дальше делать будешь?

— Пока не знаю. Завтра же наймусь на работу куда-нибудь. Мне же из общежития переселяться надо. И так уже задержалась.

— Если нужна будет помощь — скажи. Переехать или еще как помочь… Если просто грустно будет. Я же знаю, что такое одиночество, расстался вот недавно со своей девушкой. Иногда просто доброе слово нужно… Звони — всегда помогу чем могу.

— Димка, спасибо. Ты сам держись. И работу обязательно найди хорошую!

— Учиться пойду, надоело шоферить. На экономический, заочно. Хотя работать пока все равно придется…

— Ну ты молодчина! Удачи тебе!

— Пока!

Димка еще долго смотрел, как Лера медленно идет под дождем в сторону общежития, и сердце его сжималось от осознания несправедливости жизни.