Любовное состязание

19

— Ты должна немедленно положить их обратно! — прошептала Грэйс, судорожно ломая руки. — Как ты могла, Эммелайн? Ты ставишь мистера Лэнгдейла в неловкое положение! Что люди скажут? Он меня никогда не простит!

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — невозмутимо отозвалась Эммелайн. — Ты поднимаешь шум из-за полнейшей чепухи, уверяю тебя!

С ослепительной улыбкой она посоветовала подруге не быть такой ужасной трусихой и, разделавшись с Грэйс, вернулась к более насущным делам: ей предстояло подробно объяснить Бранту Девоку, как именно он должен поступать, чтобы выбрать перчатки себе по вкусу. Когда же Брант, повернувшись к Оливии Брэмптон, потребовал незамедлительно сообщить ему, что именно в ее перчатках было лавандовым, — цвет или вышивка, — Эммелайн со смехом остановила Оливию, уже готовую ответить, возгласом: «Не по правилам!»

— Вы не имеете права, дорогой сэр! Ни вы, ни кто-либо другой из присутствующих джентльменов не имеет права требовать от дамы своего сердца описания ее перчаток. Вы должны смириться с судьбой, какова бы она ни была.

Грэйс машинально уставилась на блестевшие в пламени множества свечей золотистые локоны подруги, каскадом струившиеся у нее по спине из-под венка полевых цветов. На сердце у нее скребли кошки. Она успела кое-что заметить, пока шут разыгрывал представление, умирая от безответной любви у ее ног. Во-первых, Конистан обменялся несколькими замечаниями со своим сводным братом, и по крайней мере одно из них, несомненно, касалось ее самым непосредственным образом, потому что виконт кивнул в ее сторону, пока говорил. Во-вторых, Дункан, отвечая Конистану, держался чрезвычайно холодно. Ей никогда не забыть гневного выражения, омрачившего его лицо в ту минуту. В-третьих, она поняла, что Конистан, как и она сама, заметил, что Эммелайн спрятала в рукав ее злосчастные перчатки. И хотя Грэйс не могла не рассмеяться, когда красавец-шут принялся целовать ее пальцы и сделал вид, что падает в обморок, сраженный ее красотой, на душе у нее было так тяжело, что она едва сумела связать несколько слов, чтобы ему ответить.

И все-таки такого она не ожидала! Получить столь резкий отпор от Эммелайн и быть лишенной даже права положить конец мошеннической проделке, возмущавшей ее до глубины души, — она не могла этого вынести! Нет, она больше не станет участвовать в задуманных Эммелайн авантюрах, и не важно, что они продиктованы самыми лучшими намерениями. На таких условиях ей не нужен Дункан Лэнгдейл! Грэйс слишком высоко его ценила, а теперь… как ей уважать человека, если его можно заманить в любовный капкан такими убогими уловками? Она хотела, чтобы Дункан полюбил ее за присущий ей добрый нрав (по крайней мере она на это надеялась), а не потому что Эммелайн Пенрит запихнула ее перчатки себе в рукав. Никогда!

Глядя, как Эммелайн обходит своих гостей, заговаривая, как будто случайно, то с одним, то с другим из джентльменов, — хотя Грэйс прекрасно знала, что каждый ее шаг обдуман и рассчитан заранее! — сама она отступала все дальше и дальше в тень у дальней стены гостиной, туда, где вскоре должен был быть разыгран отвратительнейший из фарсов. Один раз ей удалось встретиться взглядом с Конистаном, и она сразу поняла, что ему все известно о предстоящем подлоге. Она дрогнула под его грозным взглядом, но нашла в душе достаточно мужества, чтобы дружески улыбнуться и наклонить голову прежде, чем отвести глаза. Грэйс сказала себе, что больше не станет участвовать в затеях Эммелайн, направленных на обольщение Дункана, но в то же время твердо решила, что не позволит себя запугать, и что отныне неодобрительный взгляд Конистана не повергнет ее в паническое бегство. Она не будет пытаться женить на себе мистера Лэнгдейла, но и запуганной мышкой она тоже больше не будет.

Грэйс безуспешно пыталась отыскать взглядом Дункана среди джентльменов, толпившихся вокруг серебряных чаш: его нигде не было видно. И вдруг она услыхала его голос прямо у себя над ухом:

— С вами все в порядке, мисс Баттермир? — спросил он ласковым, сочувственным тоном. — Мне показалось, что вы чем-то глубоко расстроены, хотя ума не приложу, что могло случиться.

— О! Это вы! — выпалила Грэйс, не успев привести свои мысли в порядок.

Она была потрясена его появлением. Впервые в жизни Дункан сам заговорил с нею! Никогда раньше он этого не делал. И теперь, когда заветная мечта оказалась рядом, Грэйс ощутила знакомую боль в сердце, готовом вот-вот проломить ребра и выскочить из груди.

— Что вы хотите сказать? — спросил он с улыбкой.

— Я… Нет-нет, ничего! — ответила она, глубоко нахмурив брови. — Дункан! Ой, я прошу прощенья! Я хотела сказать, мистер Лэнгдейл…

— Вовсе нет! — торопливо перебил ее Дункан. — Зовите меня по имени. Я не против.

— Вам вообще не следовало со мною заговаривать, — вскричала Грэйс и тотчас же прикрыла рот рукой, но, чуть помедлив, продолжала:

— Я хочу сказать, что вы порождаете бесплодные надежды у… ну, в общем, не важно, у кого!

Она запнулась, чувствуя, что сморозила глупость. Неужели она никогда не сумеет обратиться к нему с разумной и связной речью? Она ясно видела, что он разочарован; досада и огорчение обрушились на нее с силой морского прибоя. И надо же было такому случиться, что как раз в эту минуту Эммелайн и Конистан, будто сговорившись, одновременно уставились на них с противоположных концов просторной гостиной.

Внезапно Грэйс ощутила в душе твердую решимость. Она положит конец мошеннической проделке прямо сейчас, не дав ей начаться.

— Дункан, — сказала она твердо, — Эммелайн сделала чудовищную вещь, вы будете просто в ужасе, когда узнаете, хотя намерения у нее добрые, по крайней мере, в отношении меня. Понимаете, она хотела, чтобы мы с вами сидели рядом сегодня за обедом. Только для этого она и задумала Танец с Перчатками.

Ее слова, видимо, показались ему забавными.

— И как же Эммелайн намеревается осуществить свой замысел?

Грэйс глубоко вздохнула.

— Она спрятала мои перчатки к себе в рукав и теперь собирается сделать так, чтобы они остались единственной невостребованной парой в одной из чаш.

Бросив взгляд на Эммелайн, Грэйс увидала, как подруга, сделав вид, что споткнулась, падает на руки одному из лакеев. В тот же самый миг она уронила белые перчатки в серебряную чашу.

— Вот видите! Вы это видели? — вскричала Грэйс.

— Какая она сегодня неловкая, не правда ли? — усмехнулся в ответ Дункан. — Прошу вас, не надо расстраиваться. По правде говоря, Эммелайн меня предупредила, что собирается направлять мое… гм… переменчивое сердце.

Грэйс широко раскрыла глаза.

— Не может быть! Вы просто шутите, верно?

— Боюсь, что нет. Если честно, я был ей несказанно благодарен, когда она во всем призналась. А теперь хочу сказать спасибо вам. Спасибо, что предупредили меня о моей грядущей судьбе!

Поскольку верхняя губа у него предательски подергивалась при этих словах, Грэйс пришла к выводу, что Дункан на нее не сердится. И все же она не могла удержаться от дальнейших оправданий.

— Клянусь вам, я ничего не знала о том, что она задумала, не то я подняла бы крик до самого неба. Я бы ни за что на свете не поддержала подобный план!

На мгновение его лицо стало серьезным.

— Я вам верю, — сказал он наконец. — И надеюсь, что вы не ждете от меня… — тут Дункан покраснели смешался, не в силах закончить фразы.

— Взаимности? — вставила Грэйс.

Когда он кивнул, она опустила глаза к носкам своих сандалий. Пошевелив пальцами ног, на одном из которых по-прежнему красовалось колечко, Грэйс ответила:

— Вы очень добры, и я бесконечно сожалею, что из-за Эммелайн все так запуталось. Она желает мне добра, но…

— Как и мой брат — мне! — воскликнул Дункан. — Ведь Конистан заботится обо мне ничуть не меньше, чем ваша подруга — о вас. В этом смысле у нас с вами много общего. Мы оба стали жертвами интриг, попреков, предвзятых мнений, ну, словом, эгоизма и упрямства наших дорогих друзей и близких родственников. Если хорошенько подумать — это же непереносимое бремя!

Грэйс рассмеялась, понимая, что он совершенно прав.

— Я раньше об этом как-то не задумывалась, но вы правы: я устала, просто до смерти устала выслушивать наставления Эммелайн! «Соберись с духом», «Улыбнись, пусть все видят твою улыбку», — просто сил нет все это терпеть! А хуже всего то, что я же еще должна быть ей за это благодарна! Но мне не за что ее благодарить! Конечно, я ее очень люблю. Но…

Дункан тихонько коснулся ее руки и, понизив голос, сказал:

— Я с вами совершенно согласен, но полагаю, вы не станете возлагать все свои надежды на чьи-то действия в отношении вас. Не хочу огорчать ни вас, ни кого бы то ни было еще, но я должен признаться, что мое сердце не затронуто. Честно говоря, я вас совсем не знаю!

Грэйс с облегчением перевела дух.

— Я так рада, что вы нашли минуту, чтобы поговорить со мной. Если уж быть до конца откровенной, я собиралась сама вам все рассказать. Я хотела сказать, что прекрасно понимаю ваши чувства, тем более, что всему свету уже, похоже, известно о намерениях Эммелайн. И я бы хотела, чтобы во время состязаний вы не чувствовали себя ни в коей мере связанным.

На сердце у нее стало легко, впервые за много месяцев. Не смея взглянуть в глаза Дункану, она продолжила свою исповедь:

— Не стану лгать, будто я к вам совершенно равнодушна, но поверьте, мне разум вовсе не чужд, хотя в последнее время у вас и не было возможности убедиться в моем добронравии. И все же я надеюсь, что мы могли бы стать друзьями. Я ценю ваше прямодушие, как и вашу доброту. И с нетерпением жду начала-турнира. Насколько я могла понять со слов мистера Девока, вы наделены выдающимися способностями и можете отличиться во всех видах предстоящих состязаний. И раз уж мы друзья, надеюсь, мне будет позволено радоваться вашим победам, не заботясь о том, что это может поставить вас в неловкое положение или еще о чем-то в этом роде.

Только теперь она осмелилась поднять на него взор и с удивлением обнаружила в его голубых глазах выражение нежного участия и тепла, растрогавшее ее до глубины души. «Я до конца дней своих буду его любить», — с грустью призналась себе Грэйс. Ей суждено окончить свои дни гувернанткой: эта страшная мысль ослепительной вспышкой промелькнула у нее в голове, но она решила, что не позволит себе впасть в уныние, по крайней мере сейчас, когда Дункан стоит с нею рядом и проявляет по отношению к ней такое неслыханное великодушие.

Казалось, он хотел еще что-то сказать, но в эту минуту на них обрушились Эммелайн и Конистан.

Грэйс почувствовала, как знакомые страхи охватывают ее с прежней силой, тем более, что лорд Конистан поклонился ей с самым суровым и нахмуренным видом. Слава Богу, что они с Дунканом не стали предметом всеобщего внимания: к ним подошли только Эммелайн с лакеями и Конистан, в то время как остальные гости, казалось, совершенно не интересовались тем, что происходит в дальнем конце гостиной. Одни весело болтали, другие не без труда пытались наладить разговор с партнерами, найденными по жребию. Сделав такое наблюдение, Грэйс немного успокоилась, и это дало ей сил, не теряя самообладания, выдержать полный скрытого напряжения обмен любезностями между братьями и Эммелайн. Поджатые губки и упрямо выпяченный подбородок хозяйки дома недвусмысленно свидетельствовали о том, что в данный момент она совсем не рада обществу виконта.

К ее удивлению, первым вступил в бой Дункан.

— Что-нибудь не так? — воскликнул он, обращаясь к брату. — Могу я узнать, чем вызвана недовольная мина на твоем лице? Или тебе не нравится праздник, устроенный Эммелайн? Что до меня, то я просто очарован, даже слов не нахожу!

Грэйс, не удержавшись, взглянула на Дункана расширенными от изумления глазами. Никогда раньше на ее памяти он не обращался к Конистану так… таким уверенным тоном. А когда Дункан обернулся к ней и даже подмигнул, ей показалось, что ее нервы не выдержат столь серьезного испытания, и она вновь лишится чувств. Но тут ее вовремя осенило, что, потеряв сознание, она рискует не узнать, каково будет продолжение захватывающих событий, а этого ни в коем случае нельзя было допустить! Поэтому Грэйс постаралась успокоиться, до боли стиснув в кулачки руки. Ни за какие блага на свете она не хотела бы упустить ни единой секунды предстоящей схватки!

Ответ Конистана был словно подернут инеем.

— Прекрасная вечеринка, я и не спорю!

Даже лакеи, стоявшие по бокам от Эммелайн с декоративными серебряными чашами в руках, обменялись взглядами, уловив накапливающееся в воздухе грозовое напряжение.

Услыхав, как Дункан спрашивает Конистана: «А ты уже выбрал себе партнершу?» — Грэйс в отчаянии скосила глаза сначала в одну чашу, потом в другую. Вопрос прозвучал вполне невинно, но поскольку одна из чаш была пуста, а во второй осталось всего две пары перчаток, — ее собственные и еще одни короткие, сшитые из черных кружев шантильи, принадлежавшие Эммелайн, — она сразу догадалась, что Дункан поддразнивает брата.

— Нет, не выбрал, — сухо ответил Конистан. — Я собирался сделать это, но, похоже, та пара, которую я искал, так до сих пор и не попала ни в одну из чаш. Мне это показалось чрезвычайно странным, ведь я своими глазами видел, как юная леди сняла перчатки и положила их поверх остальных! — Грэйс судорожно перевела дух и, подняв глаза, встретилась с его холодным и властным взглядом. — Но зато я вижу их сейчас! — продолжал он. — Мне это таинственное появление кажется совершенно непостижимым, ведь всего полминуты назад их здесь не было!

Конистан повернулся и направил свой пристальный суровый взор на Эммелайн. Та приняла вызов с равнодушной улыбкой и ответила совершенно невозмутимо:

— Смею заметить, что это уже не имеет значения, милорд, поскольку вы пропустили свою очередь и лишились права выбирать. Теперь вам придется подождать, пока свой выбор сделает Дункан.

После этого она сладко улыбнулась и сделала знак лакеям поднести чаши поближе.

Грэйс ясно видела, что виконт еле удерживается от резкого ответа, но ему пришлось смириться с невозможностью сделать выговор хозяйке прямо посреди бала, и он ограничился тем, что бросил многозначительный взгляд на Дункана, а потом на перчатки. Ей показалось, что Конистан пытается предупредить брата, однако Дункан явно и демонстративно решил не обращать на него внимания. Он разыграл целый спектакль: взял пару кружевных черных перчаток, поднес их к носу, сделал вид, что принюхивается, и почесал затылок, словно не зная, что предпринять. Затем он проделал то же самое с ее длинными белыми перчатками, даже приложил одну из них к руке Грэйс, а другую к бархатному, расходящемуся колоколом вишневому рукаву Эммелайн.

Не удержавшись, Грэйс рассмеялась. Ей стало особенно весело, когда она заметила удивление на лице своей подруги и оцепенелую гримасу, исказившую черты виконта.

— Я в затруднении, — провозгласил Дункан. — В сущности, мне приходится выбирать между двумя в равной степени прекрасными дамами. Однако должен признаться, что я всегда был неравнодушен, — тут он сделал театральную паузу, чтобы заставить брата еще немного помучиться неизвестностью, — к белым перчаткам.

Эммелайн не сдержала ликующего вопля. Повернувшись к Конистану, она воскликнула:

— Вот вы и остались в дураках, милорд! Ну а теперь ведите меня к столу, я умираю с голоду!