– Ты! Ты! – Алекс не находит слов и качает головой, разводя руками. – Просто непроходимая дура!
– Нет, это ты идиот! Разрушил любовь! Бросил меня! – толкаю его со всей силы.
– Хорош, руки распускать! Понравилось ей, – Маркелов хватает мои запястья и с силой прижимает к себе. – Я спасал тебя! Дурочку такую.
– От чего?! И хватит оскорблять! Я пооборазованней некоторых! – задираю нос, тщетно пытаясь вырвать свои руки.
– От жизни дерьмовой со мной! Не помнишь, что ли, случай в ресторане? Где тебе оружием угрожали?
– И что, мы прекрасно справились, оставили тех двух идиотов ни с чем.
– В тот раз да. Но ты полагаешь, что, нащупав мое слабое звено, они отстали бы от нас? – Алекс выгибает бровь.
– Я не слабое звено. Я сильная, – произношу тихо, от оскорблений тошно, – я справилась без тебя. Но да, они бы не оставили в покое.
Тут должна признаться, он прав. Хорошей девочке нечего было делать с таким, как он.
Но в ранг благородного принца возводить Алекса не собираюсь. Даже если он и тогда, и сейчас пытается обезопасить, делает это слишком грубо, отталкивая и уничтожая морально.
– Конечно, ты сильная, – Маркелов притягивает меня к себе, – самая сильная, смелая, умная. Красивая. Такой, как ты, нет на всем белом свете.
Говорит, с нежностью заглядывая в глаза. Мы слишком близко, наши тела соприкасаются, и от этого становится труднее мыслить.
– С–совесть замучила, да? – спрашиваю, заикаясь.
– Нет, – он качает головой, – ты должна помнить, у меня нет совести.
– Тогда зачем?
– Чтобы ты знала, что оскорбляли тебя эмоции, а не я. Хотя, конечно, догадаться, что я стремился защитить от бывших дружков, ты могла бы.
– Стоп! Остановись, пока снова не начали ругаться.
– Почему ты не сняла маску на том чертовом балу? – он хмурится. – Все могло бы сложиться иначе.
– Ты обалдел, Маркелов?! Снова наезды? – от романтичного флера не остается и следа. – Я считала, что любимый парень узнает в любом состоянии! И ничего не было бы иначе, не ври хотя бы себе! Было бы только хуже.
Алекс молчит, опускает глаза.
– Ты права, было бы хуже. Я рад, что не вышел с тобой на связь. Мы не были бы вместе. Я точно знаю, что не предложил бы семью. Черт, – он тяжело вздыхает, – я бы послал тебя делать…
– Тшш! Заткнись, пожалуйста. Если ты договоришь, я ударю тебя сковородкой. Руки и без этого чешутся, ты назвал моего ребенка ненужным!
– Прости. Но пять лет назад это действительно было так. Я лишь рублю правду матку.
– Отпусти! – вырываюсь–таки. – С этой правдой мог не приходить. Миле лучше без отца, чем осознавать, что она не нужна.
Алекс снова качает головой и тяжело вздыхает. Еще бы глаза закатывал, гребаный мученик.
– Все те слова применимы к прошлому, ко мне пять лет назад. И да, прости, но тогда я ни за что бы не признал, что между нами любовь! Я отбрыкивался, – он повышает голос.
– А между нами любовь? – выгибаю бровь. – Ты уверен?
– Более чем. Ты не прекращала испытывать чувства, а я, наконец, разрешил их себе. Вымаливать прощение я не умею и не буду. Но делом докажу, что созрел на семью, что достоин быть твоей опорой и папой для Милы.
– А ты мой папа? – прежде, чем успеваю отреагировать на очередную лапшу, в дверях появляется дочь. – Мама, почему ты не сказала? Я так давно мечтала его увидеть!
Черт.