Любовь по расчету

Глава 23

Если бы Роберту де Беллему было свойственно рвать на себе волосы и изрыгать ругательства, он обязательно сделал бы это. Те, кто хорошо знал его, видели, как глубоко он потрясен, и приняли меры предосторожности, пока не стало слишком поздно. Те, кто не знал, вдруг поняли, что держат скорпиона за хвост.

Войска были готовы к отступлению, а Роберт сидел в палатке, глядя на матерчатую стену невидящим взором. На заострившихся скулах дергался мускул, кулаки сжались. Вид побелевших костяшек пальцев привел его в чувство, он прижал ладони к бедрам.

Свою лошадь он лелеял с самого рождения, вскормил и обучил, и вот теперь, когда подвел к воде, та отказалась пить, потому что вода оказалась не такой кристально-чистой, как ей хотелось. Де Беллем не понимал, почему не выхватил меч и не прикончил ее на месте.

Возле палатки послышались голоса де Лейси и других вассалов, обсуждавших девицу, совсем еще ребенка, пребывавшую в последнее время в палатке Уолтера. Перед глазами де Беллема стояла красная пелена. Зубоскалить по поводу шлюхи, когда месяцы тщательно вынашиваемого плана и тяжелых трудов не принесли никаких результатов! Он старался взять себя в руки. Чего еще можно ожидать от идиотов? Овладев собой, де Беллем вышел наружу.

— Вы еще не сложили палатки? — зарычал он.

— Почти, милорд, — робко ответил офицер. Де Беллем оттолкнул его и щелчком пальцев подозвал солдата, державшего лошадь. Де Лейси и другие прервали смех и смущенно переглянулись. Де Беллем даже не взглянул на них, хотя они являлись частью его личного эскорта, обязанного сопровождать господина к месту подписания мирного соглашения между братьями. Мирное соглашение — ха! Подтереться им он хо тел!

К Роберту подвели вороного породистого скакуна. Он вскочил в седло, натянул поводья. На пальце блеснул перстень с аметистом.

— Когда будете готовы, джентльмены… — бросил ледяным тоном, водянистые глаза, казалось, пронзали насквозь.

Де Лейси закашлялся, пробормотал извинение и принял поводья от солдата, державшего его коня.

Король и его брат сидели рядом за длинным, покрытым скатертью столом. Место Гайона находилось несколько дальше, прикрыв глаза от солнца, он коротал время, наблюдая за трепещущими на ветру знаменами. Впереди и позади стола собрались два войска: одно представляло сторонников короля, другое — тех, кто поддерживал Роберта де Беллема, Арнулфа Пемброка и Иво Грантмеснила.

Запах потных тел вызывал головокружение и тошноту, равно как и язык. Англичане, по традиции, осыпали оскорблениями нормандцев, нормандцы ругались, потому что их предводитель заключал мир с братом, хотя все считали это величайшей глупостью.

Гайон и Майлз прибыли с войском в Винчестер в сумерки, на следующий день после сообщения гонца. Их приняли за неприятеля и чуть не атаковали. Гайону пришлось громко прокричать свое имя, прикрываясь щитом от летевших стрел, послать за начальником поста, который появился, натягивая штаны и жалуясь, что даже оправиться спокойно не дают. После этого прибывших впустили.

Капитан сообщил, что армия Кертхоуза обошла их посты стороной, его выпученные глаза с цинично-подозрительным выражением остановились на Гайоне. Обошла и не приняла бой! Гайон искоса посмотрел на Роберта Кертхоуза. Что же это за человек, делающий неприятелю столь щедрый подарок? Первая мысль — перед ним набитый дурак, не способный к власти.

Кертхоуз жил в нереальном мире легенд о рыцарской чести, чувствуя себя героем красиво иллюстрированной книги. Поэтому у него никогда не было денег. Он много тратил на военные походы, позолоченные шлемы и прочие атрибуты рыцарского тщеславия. Его представления о рыцарском долге не позволяли тревожить королеву, которая вот-вот должна родить.

Роберту де Беллему оставалось скрежетать зубами и подсчитывать убытки от неудавшейся кампании. Они с Генрихом исподтишка наблюдали друг за другом. Генрих не похож на своего мягкотелого брата и не собирался забывать оскорблений без особой нужды, которая определялась только политическими целями. Теперь его темные глаза горели местью.

Союзники и противники — все собрались здесь, в Алтоне, на Лондонской дороге, чтобы Генрих и Кертхоуз уладили разногласия и выработали приемлемое мирное соглашение. Де Беллем, Фламбард и Грантмеснил советовали Кертхоузу сражаться. Расположение войска и его численность были на стороне Роберта. Генрих же с мягкой улыбкой, любовно глядя в мечтательные глаза брата, спросил, зачем проливать кровь, когда лучше решить все дипломатическими переговорами.

Сладкие речи Генриха ласкали слух. Надо признать, подобный маневр был самым сильным оружием новоиспеченного короля. Воинственный дух Кертхоуза успел остыть, кроме того, не хватало средств. Фактически, ему не нужна была власть, цель ограничивалась попыткой раздобыть денег, покрыть расходы и удалиться в Нормандию. Генрих проявил сговорчивость. Оставалось обсудить сумму, которую корона должна выплачивать Кертхоузу ежегодно в благодарность за признание права брата на английскую корону. Этот вопрос и предстояло решить на данном совете. Гайон подумал, что проку от обещания может и не быть, Генрих не отличался обязательностью. Как только Кертхоуз покинет Англию, король предпочтет забыть о данном слове. Генрих обладал незаурядным даром манипулировать людьми, особенно, членами семьи. Кертхоуз, напротив, был совершенно лишен подобных качеств.

Гайон внимательно изучал собравшихся. Грантмеснил, де Беллем и Роджер де Пуату при были в воинственном настроении, в развевающихся мантиях, словно три мага. К ним примыкал и Уолтер де Лейси. На лорде Шрусбери была новая темно-красная бархатная накидка, придававшая лицу смуглый оттенок, как и давно не бритая щетина, отливающая синевой. Однако, водянистые глаза смотрели ясно и пронзали каждого, на кого он нацеливал колючий взгляд.

Теперь взгляд упал на Гайона. Тот выдержал его спокойно, охлаждая горячность воспоминанием о де Беллеме и де Лейси, связанными на дороге в окружении вонючего овечьего стада. Гайон чуть не рассмеялся в лицо Роберту, а когда снова поднял глаза, то увидел, что граф нацелился на ФитзХамона, а Уолтер де Лейси наблюдет за ним. На этот раз Гайон не сдержал смеха.

Де Лейси замер и положил руку на бедро, где должна быть рукоять меча, но ее там не оказалось. На переговоры с оружием в руках никто не допускался. Де Лейси сжал ремень, подавляя желание задушить графа Равенстоу голыми руками.

Только в прошлом месяце Роберт де Беллем заносчиво заявил, что, как только Роберт Нормандский отберет трон по праву старшинства, такие графства, как Равенстоу, отойдут к его сторонникам. Теперь от циничной уверенности не осталось и следа, разве что она перешла к Генриху, удовлетворенно обозревавшему поле бескоровного сражения, или к Гайону ФитцМайлзу, не скрывавшему злую насмешку.

Потный от напряжения, де Лейси мысленно проклинал Гайона, несколько раз сумевшего обвести его вокруг пальца. А он-то представлял, как ненавистный лорд Равенстоу корчится в подвале Торнифорда, пока на глазах у мужа охрана насилует по очереди его суку-жену. Уолтер подавил ярость и ответил на смех Гайона звериным оскалом.

Совет решил, что Генрих будет выплачивать брату три тысячи марок ежегодно. Роберт, казалось, остался доволен сделкой. Сам Генрих усмехался с тем загадочным видом, который был хорошо известен Гайону. Точно так же улыбалась Юдифь, когда не удавалось настоять на своем, но оставалось намерение взять реванш в будущем. В этом году, и скорее всего, в следующем, Кертхоуз получит дань, но, утвердившись на троне, Генрих найдет способ сбросить лишнее бремя.

Двенадцать баронов с каждой стороны засвидетельствовали договор. Гайон поставил свою подпись под крестом Уорвика и отпечатком пальца Мелана. Роберт де Беллем расписался и театрально сплюнул на траву. Генрих и Роберт сжали друг друга в объятиях, Роберт — горячо и дружелюбно, Генрих — с притворным расположением. Искренние чувства Генрих оставлял тем, кто не угрожает его короне. Движущей силой было властолюбие, на иные сантименты не оставалось времени.

Знатные люди государства ждали, пока их лошадей подготовят в обратный путь. Гайон принял кубок вина и ломоть хлеба от капитана эскорта отца, в этот момент подошел Генрих с ФитзХамоном.

Гайон поклонился, чуть не поперхнувшись, вышедший из палатки Майлз хотел что-то сказать сыну, но, увидев короля, замолчал и отвесил низкий поклон.

Гайон поспешно проглотил хлеб.

— Позавтракаете, сэр? — спросил он с легкой усмешкой. Хлеб уже зачерствел, а вино нагрелось и прилипало к небу, но больше у них ничего не осталось.

Генрих жестом отказался от угощения и сразу перешел к делу. Он был переменчив, как весенний ручей, но теперь дипломатия не нужна.

— Хочу немного укротить де Беллема с его братьями и союзниками, — сказал он резко. — Гай, нужна твоя помощь, и твоя, Майлз, тоже.

— Если это в моих силах, — Майлз поклонился, но глаза выдавали настороженность.

Гайон метнул взгляд на ФитзХамона, лицо которого оставалось непроницаемым. Сердце Гайона упало. Хотелось одного — попасть домой, зарыться головой в подушки — уже полгода он не спал в нормальной постели — забыть обо всех и обо всем, с наслаждением погрузиться в ванну и обнять душистое тело Юдифи. Юдифи, дочери Генриха.

— Сэр?

— У меня есть свидетельства против Саррея и Грантмеснила. Но нужны дополнительные сведения о занятиях де Беллема с прошлой осени до сегодняшнего дня, и о его братьях. Это большая работа, и я не хочу, чтобы жертвы знали, что я собираюсь затянуть петлю на их шеях, и как туго та будет затянута.

— Хотите, чтобы мы шпионили на вас? — резко спросил Майлз.

Генрих потер кончик носа. Майлз, наполовину валлиец, был одним из наиболее ценных разведчиков короля-отца, не знавшего равных в искусстве маскировки и заметании следов, одним из главных столпов нормандской армии в кампании шестьдесят девятого года.

— Не лично, — возразил Генрих. — Мне не хотелось бы рисковать вами, но, Майлз, у вас остались старые связи, люди, которым вы можете доверять.

— Чтобы им продырявили животы вместо меня? — с презрением бросил Майлз.

— Не надо кипятиться, — дружелюбно сказал ФитзХамон. — Кому-то все равно придется нанимать людей и добывать нужные сведения. Или вы предпочитаете, чтобы де Беллем еще лет тридцать опустошал границы, как разъяренный волк?

Майлз издал звук, похожий на рычание.

— С него хватит одного удара меча. И сделать это будет намного проще.

Генрих не согласился.

— Мне такая мысль тоже приходила в голову, но я от нее отказался, — сказал он мрачно. — Если де Беллем умрет, земли перейдут к его сыну или одному из братьев. Если же его лишить титула и владений за нарушение закона, тогда его территории отойдут короне.

— Но сначала придется официально уличить его в нарушении закона, — пробормотал Гайон. — А это означает войну.

ФитзХамон пожал плечами.

— Нельзя получить вино, не раздавив виноград. В любом случае, войны не избежать.

— Кровь и вино, оба красного цвета, не так ли? — философски заметил Майлз.

— Уверен, вы предпочтете роль винодела, а не винограда, — Генрих обнажил зубы в странной полуулыбке. — Подумайте над этим. Если решите положительно, пошлите за мной или передайте Боме в Шрусбери. Вы ведь знакомы, не так ли?

— Боме? Но он… — начал Майлз. Генрих загадочно улыбнулся.

— Да, он судья в графстве де Беллема, но верно и то, что последний год работал на меня. Вы будете держать с ним связь, если согласитесь на мое предложение.

Майлз сглотнул от напряжения, чувствуя, что волосы встают дыбом. Гайон, более привычный к стилю монарха, бросил на него взгляд, говорящий: «Ничего странного, этого следовало ожидать».

Генриха забавлял вид Майлза.

— Подумайте хорошенько, — повторил он, похлопал его по плечу. — Позднее вернемся к этому вопросу.

— Согласитесь на предложение? — спросил ФитзХамон, когда Генрих отошел.

— Боюсь, у нас нет выбора, — ответил Гайон. — Неприятно, конечно, но отказ может обернуться против нас. Все равно, что отрубить себе нос, если не нравится лицо.

— Генриха это не остановит, это негодяй под стать отцу, — заметил Майлз. — Вильгельм — по рождению, этот — по натуре.

— Поэтому король он, а не Кертхоуз, — заключил Гайон и пошел проверить, все ли готово к отъезду.