Любовь по требованию и без…

Глава 27

На улице было настоящее берендеево царство: земля стала белым-бела и сверкала в ярких лучах утреннего солнца, ослепляя и заставляя щуриться.

Строгие елки, припорошенные снежком, стояли как сказочные великаны в белоснежных меховых шапках. Посвистывали, порхали с ветки на ветку энергичные снегири, собирая последние ягоды рябины.

Я обошла стоявшие посреди двора черные внедорожники и приткнувшийся сбоку белый "ниссан" Марьяны, толкнула калитку и выскользнула наружу. Пошла вдоль забора, проваливаясь в снег почти по верхний край сапог.

Выбравшись на сильно заметенную дорогу, постояла, размышляя, и пошла в сторону деревни, где жила Катя.

Ноги вязли в рыхлом снегу, и приходилось их с усилием вытаскивать. Но я упорно ползла, костеря, на чем свет стоит недобросовестных коммунальщиков и дедушку Эрика, построившего домик в такой глухомани, куда ни одна снегоуборочная машина не доберется.

Уже через полчаса я взмокла так, что пот по вискам потек градом, заодно устав и ругаться, и идти.

Подумывала уже вернуться в дом, но тут опять проснулась моя вредность, и я поползла штурмовать снежные заносы дальше – не могла я сейчас вернуться в дом и смотреть на Марю. И на Янку, и Эрика не могла, и даже на Игорька, хотя он мне вообще ничего плохого не сделал.

Ни на кого не могла смотреть, потому что перед глазами стояло одно-единственное лицо, которое я ненавидела. До дрожи в руках, до спазмов в животе. До кровавой пелены бешенства, которая застилала глаза каждый раз, когда я слышала имя, которым меня называл только он. И только когда мы с ним оставались наедине. «Снежиночка».

Задрала лицо вверх, чтобы слезы, готовые вытечь из глаз, не пролились ни в коем случае. Не буду плакать. Даже если он меня никогда больше не увидит, моих слез ему не заполучить.

Я еще постояла, пошмыгала носом. Повздыхала и пошла дальше. Сапоги все так же вязли в снегу высотой по щиколотку. Но мне даже нравилось, что можно идти и думать только о том, как выдергивать ноги из этой белой каши, отодвинув все остальные мысли.

Где-то на половине пути меня догнал трактор с широким ковшом, который неторопливо тарахтел по дороге, отгребая снег к обочине.

Поравнявшись со мной, пожилой усатый тракторист высунулся из окна и замахал, приглашая в кабину. Недолго поколебавшись, я уцепилась за протянутую грязноватую ладонь, взобралась на подножку и очутилась внутри стеклянной, промерзшей почти насквозь, кабинки.

– Куда идешь, красавица? – прокричал дядька, перекрывая оглушительный стук мотора. – В деревню, что ль?

– Да! – прокричала я, чувствуя, как от грохота начинают болеть уши. – Мне в поселок надо, к Кате Величко.

– Понял, доставлю в лучшем виде. Меня Николай Иванович зовут. Я Катюше дядькой прихожусь, мамки ее брат родный, – проорал в ответ дядька и задвигал рычагами своего пепелаца.

Минут через сорок я сползла с подножки трактора и, помахав разговорчивому Николаю Ивановичу, на вибрирующих в такт с трактором ногах побрела к крыльцу Катиного дома.

– Снежана? – удивилась хозяйка, выглянув на мой стук. – Ты за продуктами? Так я бы сегодня сама привезла – сейчас Валерка мой придет с работы и привезла бы. Вчера-то по снегопаду не поехали. Ну, заходи, раз сама добралась, чаю попьем, да я соберу все пока. А Славик где?

– Я одна. Меня дядька твой привез на тракторе. Николай Иванович, – я только тут сообразила, как глупо выглядит мое появление у Кати.

Согласно кивнув, будто моя ссылка на ее дядьку все объясняла, она усадила меня за накрытый клеенкой кухонный стол на кухоньке, расположившейся сразу от входа в дом.

Налила кирпично-красного чая в большую кружку с веселыми подсолнухами на боку, придвинула вазочку с малиновым вареньем и тарелку с овсяным печеньем. Включила для меня телевизор и, велев не скучать, ушла по своим делам.

В домашнем тепле, возле жарко пылающей дровяной печки, меня быстро разморило. Я откинулась назад и прижалась спиной к ее теплому, крашенному известью боку.

В голову полезли разные мысли. О внезапной и странной смерти Гарика, его сыновьях в количестве двух штук, один из которых звонил мне, и стращал всякими ужасами, а потом реально взялся меня разыскивать.

О втором сыне моего мужа, который пока никак не давал о себе знать, и было непонятно, что он там себе думает. И о том, почему оба они не были на похоронах своего отца.

Еще я думала о Маре, которая почему-то очень разозлилась, увидев меня с Эриком.

И о самом Эрике, к которому я, чего уж скрывать, неровно дышу. А как он сам ко мне дышит, мне было пока вообще непонятно.

От печки шли волны приятного тепла и спокойствия. Тело мое расслабилось и размякло, глаза начали слипаться. И уступив накопившейся усталости и бессоннице прошедшей ночи, я начала уплывать в дрему.

Сквозь навалившееся забытье я смотрела, как открывается входная дверь, обдавая меня холодным воздухом из промерзших сеней.

Смутно знакомая мужская фигура бесшумно скользнула в комнату и одним быстрым, смазанным движением оказалась со мной рядом. Я попыталась закричать, но жесткая ладонь зажала мне рот. Другая рука с силой сдавила мое горло, так что в нем что-то хрустнуло.

Ухо обдало морозным дыханием, и прозвучал хриплый шепот:

– Вот мы и встретились, сучка.