Любовь-победительница

Глава 14

Она рыдала в темноте под аккомпанемент несмолкающего шума моря. Сегодня он снова пришел к ней и поставил перед чудовищным выбором: либо она выходит за него замуж, либо он продает ее в бордель на Востоке.

Сначала она не поверила ему. Глядя прямо в его безумные глаза, она рассмеялась.

Он заставил ее замолчать, ударив по лицу. Так сильно, что она стукнулась головой о стену и упала. И пока она лежала на полу, приходя в себя, он сказал, что она должна принять решение до рассвета.

Но она уже знала ответ, когда он еще громыхал ключом в замке, запирая ее. Она никогда не сможет выйти замуж за такого человека. Никогда. Рабство не может быть хуже ужасных страданий, вызванных потерей Сирила.

Мучительные воспоминания вновь обрушились на нее. Грохот выстрела. Пробуждение. Ужас при виде возлюбленного, лежащего в луже крови.

Она задрожала, обхватив себя руками. Горло саднило от рыданий, сырая прохлада ночи вызывала дрожь. Никогда еще ей не было так одиноко, так холодно. Ей хотелось закричать от отчаяния, как кричат морские чайки, сновавшие в предрассветном небе. Ей хотелось застонать, как стонал ветер, врывавшийся в щели ее тюрьмы. Но ее силы иссякли. Она свернулась в клубочек на каменном полу. Мэри. О, Мэри, не доверяй ему… не доверяй ему.

Мэри вырвалась из цепкого сна, не понимая, где находится. Шум моря еще звучал в ее ушах. С трудом подняв руку, она коснулась своей щеки и почувствовала влагу. И в этот момент что-то белое пронеслось над ней в темноте.

Она ахнула, и сердце ее тревожно забилось. Не доверяй ему… не доверяй ему…

Кошмар отступил, как отступает море во время отлива, и она окончательно проснулась. Как глупо. Оказывается, она видела всего лишь свое отражение в зеркале, висевшем над кроватью.

Мэри приподнялась на локте. Все вокруг было погружено в темноту, и она с трудом различила очертания кресла и шкафа. Лунный свет падал на туалетный столик, и его серебристые блики отражались на баночках с кремом и флаконах духов. Это была спальня ее сестры. Мэри решила этой ночью спать здесь, а не в комнате для гостей. Она надеялась, что, окружив себя вещами Джо, укрепит связь между их сердцами.

И она повсюду ощущала присутствие сестры, обволакивающее ее теплотой и отчаянием.

Мэри снова прикоснулась к влажным щекам. Она рыдала так, как рыдала ее сестра.

И тут внезапно Мэри поняла. Боже милостивый, ее план сработал! Она видела сестру, томящуюся в каком-то каменном сооружении, с ужасом ожидающую возвращения своего похитителя. И в течение всего этого сна Мэри слышала шум волн.

Значит, Джо не в Лондоне. Вполне возможно, что ее уже давно увезли. Ее темница находится где-то на побережье. Неудивительно, что они не могли найти ее!

Слишком встревоженная, чтобы оставаться в постели, Мэри отбросила покрывало и встала. Холодные доски пола сразу выстудили ноги. Она набросила халат сестры, и шелк ласково коснулся ее кожи.

Нервно расхаживая по комнате, залитой лунным светом, она снова вспоминала свой сон.

Волны. Чайки. Камень.

Темница Джо была из камня, с несколькими щелями вместо окон. Каменное сооружение у моря. В душе Мэри вспыхнула горячая надежда, но так же стремительно угасла.

Вполне возможно, что похититель уже продал Джо в заморский бордель. За ту неделю, что Мэри провела в Лондоне, она видела какие-то отрывки из прошлого Джо. Был ли нынешний сон еще одним воспоминанием? Неужели Джо уже на борту корабля, плывущего куда-то на восток? Или она все еще томится в холодной каменной тюрьме?

Мэри, не доверяй ему… не доверяй ему…

Этот похититель, должно быть, знаком Мэри. Или это человек, который мог разыскать Мэри в Лондоне. Но кто? Лорд Питерборн? Неизвестный поклонник?

Небольшой темный силуэт зашевелился на ковре. Принни потянулся, а потом затрусил к ней и стал тыкаться ей в руку холодным носом.

Мэри присела и обняла собаку, прижав щеку к свалявшейся шерсти.

– Не может быть, чтобы было уже поздно! Я не позволю себе даже думать об этом.

Принни заскулил и стал лизать ей руку, и Мэри почесала его за ухом. «Если бы только ты мог рассказать мне, кто же запер тебя той ночью, – думала она. – Если бы только ты мог сказать, кто похитил Джо».

Короткий хвост собаки завилял еще сильнее, печальные коричневые глаза сверкнули в темноте.

Мэри вздохнула. Ее взгляд невольно устремился к пятну на полу, где лежал лорд Сирил. Джо считает его мертвым. Мертвым! Если бы только она знала!

Мэри закрыла глаза и сосредоточила всю свою энергию на сестре. Джо, ты слышишь? Сирил жив. Он поправляется. Ты не должна сдаваться. Ты слышишь? Прошу, ответь мне…

Она чувствовала, как растягивается мрачный коридор, но никакого света в конце не было. Через длинные, мрачные мили доносился слабый шелест, словно голос из-за тяжелой двери. Но не может же Джо закрыть свои мысли сейчас, когда так отчаянно нуждается в помощи! Мэри сжала кулаки. Господи, ведь это она виновата в их отчуждении. Закрыв сестре доступ к своим мыслям, она утратила способность связываться с Джо. Это ощущение безысходности едва не довело ее до слез, и она вскочила на ноги. Она не может вот так сидеть и ждать утра. И в то же время сам масштаб задачи вселял в нее ужас. Сколько недель потребуется, чтобы обыскать каждое каменное строение на побережье Англии? К тому времени Джо непременно уже увезут.

Адам обязательно сумеет найти выход. Да. Нужно немедленно идти к нему.

Мэри торопливо покинула спальню и устремилась вниз по лестнице. Вдруг она остановилась. Похоже, подумала она, рассудок совсем покинул ее. Куда она собралась в одной ночной рубашке? Да и как можно среди ночи стучать в дверь дома Адама? Она же перебудит всех. И если Адам отказался говорить с ней днем, то уж ночью он тем более не обрадуется ее визиту.

Нет, она не сможет довериться ему, как бы сильно ни было это искушение. Один раз он уже воспользовался ею как наивной провинциальной дурочкой. И все же она не могла забыть ни выражение искреннего раскаяния на его лице, ни ту заботу, которая светилась в его глазах, когда он смотрел на брата. Действительно ли Адам на этот раз искренне желает помочь ей?

Я никогда не буду бездействовать, если ни в чем не повинной женщине грозит опасность.

Она опустилась на ступеньку и уткнула подбородок в колени. Принни улегся на верхней ступеньке и прижался к ее спине, согревая Мэри своим теплом. Когда Адам произнес эти слова несколько часов назад, она не поддалась искушению и не поверила ему. Единожды солгавший – всегда лжец.

Нет, она не сможет быть такой циничной, ведь это противоречит ее натуре. Разве она сама не призывала отца простить сестру? Она предпочитает верить в людей, а не думать о них самое плохое.

Даже если речь идет об аристократе.

Как ни странно, в темноте ей думалось легче. Она слишком поторопилась обвинить Адама в бесчестье. Она даже не задумалась, почему он обманул ее. Ведь им руководило желание наказать преступника по заслугам. Она не может вменять это ему в вину. Она сама сделала бы все и сказала бы что угодно, лишь бы защитить сестру.

А Адам, выслушав брата, искренне раскаялся в своей ошибке. Сомнения Мэри отступили, и она нехотя признала, что нужно довериться ему. Она должна сделать это, иначе Джо погибнет.

Мэри начала осторожно спускаться по темной лестнице. Принни ковылял впереди. Его глаза в темноте видели острее, когти слегка постукивали по мраморному полу.

Негромкое тиканье часов на каминной доске было похоже на биение сердца. Казалось, весь дом был охвачен печалью, скорбя, словно живое существо, об исчезнувшей хозяйке.

Чувство одиночества внезапно накрыло Мэри удушливой волной. Она потеряла Джо, Виктора и отца. У нее никого не осталось, ей теперь не на кого опереться, кроме самой себя. Как ей недостает Адама! Если бы он был рядом с ней! Если бы она могла забыть свои горести в его объятиях! Если бы могла снова ощутить нежность его поцелуя и почувствовать, что она не одна!

Но нет, ничего не может выйти из их отношений, напомнила она себе. Они живут в мирах, далеких друг от друга, словно луна и солнце. Но, однако, она чувствовала более глубокую пропасть в отношениях с Виктором, словно она была низшим существом, простой смертной, склонявшейся перед божеством. А Адам, напротив, казался ей простым смертным.

За последние несколько дней она стала видеть в нем не только богатого аристократа. Как и она, он был скорее грешником, нежели святым. Как странно сознавать, что у них есть общие человеческие недостатки, что они с Адамом просто мужчина и женщина. Эта мысль и тревожила, и завораживала Мэри.

Она пошарила рукой по столу, нашла небольшую овальную коробочку и с трудом открыла ее. Она проведет эти одинокие ночные часы, составляя записку Адаму, а Обедайя доставит ее ему утром. Потом она найдет карту и попробует определить наиболее вероятные места, с которых следует начать поиски сестры. И еще упакует вещи для поездки на побережье.

Конечно, Адам снова недоверчиво фыркнет, услышав о послании, которое она получила от Джо. И снова велит ей не рисковать. Но она не собирается подчиняться его приказам.

Возбуждение охватило ее при мысли, что она снова увидит его. Но сейчас она не станет думать о том, каким невероятно красивым он становится, когда улыбается. Она не должна вспоминать, как начинает таять от взгляда его синих глаз. Она не должна мечтать о новых поцелуях… и о большем.

Однако она мечтала. Ее нескромные желания пробились сквозь увещевания совести. В самом сокровенном уголке души она мечтала познать тайны чувственной страсти. И да простит ее Господь, она хотела, чтобы ее учителем был Адам.

Часы пробили полпервого, и каждый удар словно упрекал ее за неправедные мысли. Она должна подавить в себе эти запретные желания. Она не должна поддаваться зову плоти.

Но запретный образ сломал все преграды, и ее кожа запылала. Колени ее обмякли, и она сидела в темноте, держа в руке незажженную свечу. Казалось, их души соединились, и она увидела Адама, лежащего в своей огромной кровати с серебристо-лазурным пологом. Его нагое тело кажется темным на фоне белоснежной простыни, его темные волосы по-мальчишески взлохмачены, глаза закрыты…

Адам лежал в постели, подложив руку под голову.

В темноте спальни он думал о Мэри, представляя ее свернувшейся клубком во сне. Ее золотисто-рыжие волосы разметались по подушке, шелковая ночная рубашка подчеркивает соблазнительные изгибы изящного тела. Одна нога выглядывает из-под кромки рубашки, словно дразня его. Он сначала прикоснется к ней именно здесь, нежно, без той грубости, которую допустил в первую их встречу. Он будет ласкать ее стройную лодыжку, потом его рука заскользит выше по теплому, гладкому, словно шелк, бедру и еще выше…

Проклятие! Как он ни устал, но сегодня ему больше не уснуть.

Адам выбрался из постели. Не зажигая свечу, он кое-как оделся, завязав галстук с такой небрежностью, при виде которой Фенвик упал бы в обморок. Но в планы Адама не входила встреча с камердинером или с кем-то другим.

Он вышел в темный коридор и спустился вниз. Часы в библиотеке пробили полпервого. Все слуги отправились спать, а мать и Софи удалились на покой еще раньше. Сирил тоже спал, утомленный волнениями за день. Адаму предстояло лишь избежать встречи со сторожем на переднем крыльце.

Крадучись, словно беглец из тюрьмы, Адам вышел через боковую дверь и направился по каменной дорожке через сад. Дойдя до железной решетки, он открыл ключом калитку. Подождав в тени платана, пока проедет карета он быстро зашагал по улице.

Свободен! Он был свободен от ограничений, которые диктовал его титул. Здесь он был обычным путником, спешащим по своим делам. Адам был потрясен, испытав новые ощущения. Почему он никогда раньше не делал этого? И почему считал свое высокое положение помехой?

Ему просто нужно было побыть одному. Нужно было время, чтобы подумать.

Он всей грудью вдохнул ночной воздух, наслаждаясь его свежестью, несмотря на неистребимый запах конского навоза и разлагающихся отбросов. В городе он строго придерживался принятого у семьи правила путешествовать только в карете или верхом. Мать постоянно напоминала, что герцогу Сент-Шелдону не пристало расхаживать по улице, словно простолюдину.

Однако в семейном поместье в Дербишире Адам часто совершал длительные пешие прогулки по вечерам. В это время, в одиночестве, ему лучше всего думалось, его не отвлекала болтовня гостей или бесконечные рауты и званые вечера. Именно в эти часы он мог сосредоточиться на проблемах управления огромным имением, проанализировать виды на урожай или прикинуть целесообразность покупки новой партии молочных коров.

Но сегодняшняя ночная прогулка должна была прояснить голову и охладить чувственный пыл. В последнее время он слишком много думал о Мэри. Особенно с тех пор, как она поставила под сомнение его честь.

Вы мне солгали. Вы заставили меня поверить, что вы – спаситель моей сестры, а на самом деле оказались ее врагом. Вы лишены принципов и, совершенно определенно, всякой морали, а о приличиях вы и не слышали никогда!

Его не должна была волновать такая низкая оценка. Однако она подорвала основы его веры в себя. Мэри заставила его предположить, что он, возможно, и не джентльмен вовсе. Он, кто так гордился своей порядочностью и честью.

– Эй, ты! – послышался грубый мужской голос. – Иди-ка, помоги моим людям.

Адам посмотрел через улицу и увидел карету. Она причудливо накренилась, одно колесо валялось на мостовой. И пока кучер и форейтор пытались ее выровнять, грузный мужчина в котелке нетерпеливо расхаживал рядом.

При виде Адама он повелительным жестом позвал его.

– Не теряй времени, парень. Я заплачу тебе шиллинг за несколько минут работы.

Адам напрягся. Никто и никогда не обращался к нему в таком властном тоне.

Но тут он понял, как, должно быть, выглядит: в скромной одежде, пеший, словно слуга или торговец, которому не по карману карета. Да, видимо, за анонимность тоже приходится платить.

Он подошел к карете и присел, вглядываясь в темноту под ней.

– Сломалась ось? – спросил он у кучера.

– Нет. Проклятый штырь разболтался. Ежели ты и Роуч сумели бы поднять ее, я смог бы надеть колесо.

Адам кивнул. Он и тощий форейтор ухватились за край кареты и приподняли его, но в этот момент пара гнедых нервно дернулась, потянув карету вперед.

– Эй вы там, придержите лошадей! – велел Адам джентльмену.

– Прошу прощения?

– Не стойте, как осел. Займитесь делом, и немедленно.

Пораженный властным тоном Адама, хорошо одетый джентльмен какое-то мгновение таращился на него, а потом поспешил схватить поводья. Вскоре колесо удалось водрузить на место, и кучер укрепил штырь. Адам вытащил платок и вытер грязь с пальцев.

Джентльмен торопливо подошел к нему.

– Прошу прощения, милорд, я сразу не понял, что вы принадлежите к знатному кругу. – Он заискивающе вглядывался в его лицо. – Если позволите познакомиться…

– Не позволю, – отрезал Адам.

Повернувшись, он устремился в темноту. Он был не столько возмущен поведением джентльмена, сколько собой. Неделю назад он и сам, не задумываясь, обратился бы к любому прохожему с подобным высокомерным снисхождением. Как унизительно сознавать, что Мэри была права насчет него.

Слова отца, произнесенные на смертном одре, с тех пор были основополагающими в жизни Адама. Он очень гордился тем, что всегда оставался джентльменом. Но сейчас понял, что обманывался. В глубине его жил человек, вознесший себя на пьедестал, возвышающийся над всеми остальными людьми, человек, настолько высокомерный, что считал себя вправе лгать простолюдину.

Как больно было лишаться иллюзий, больно осознавать, что он заслуживал каждое осуждающее слово, сказанное Мэри. Он, носящий древнее имя Сент-Шелдон, обладал теми же недостатками, что и любой человек, бедный или богатый. Может быть, он не лучше последнего бродяги, прочесывающего набережную Темзы в поисках съедобных объедков.

Какая-то часть его противилась этой неприятной мысли. Простой человек с улицы не обладает достаточным умом, чтобы управлять страной, в то время как знатных людей с детства готовят заседать в парламенте и создавать законы. Если бы знать лишили власти, неминуемо восторжествовала бы анархия, как во Франции во время кровавой революции.

Хотя он и был тогда совсем мал, Адам отчетливо помнил, как гости отца обменивались ужасающими рассказами о зверствах крестьян, которые вздергивали на виселицу целые семьи аристократов. Адам никогда бы не допустил такого насилия на берегах Англии. Он никогда бы не стал просто «гражданином Брентвеллом» и не позволил бы горячим головам вроде преподобного Томаса Шеппарда захватывать его земли и уничтожать то, что он и его предки создавали всю свою жизнь.

Ему хотелось сейчас сказать это Мэри, увидеть, как оживится в споре ее лицо. Она притягивала его как магнит, и он обнаружил, что ноги сами несут его к тихому, уютному району вблизи Стрэнда.

Но она в этот поздний час, конечно, спит. Как раз в этот момент она лежит в постели, нежная, женственная. Она, наверное, обнимает подушку, ей что-то снится в лунном свете, а на губах играет загадочная улыбка…

Жар вспыхнул в нем с новой силой. Как это глупо – позволять фантазиям управлять собой. Лучше уж нанести визит в заведение мадам Антуанетт. Он может заплатить за услуги куртизанки, которая не станет втягивать его в спор по любому поводу и читать нотации. Да, он освободится от физического напряжения – и точка. Он докажет себе, что не потерял голову из-за Мэри Шеппард.

Решительным шагом Адам направился к новой цели. Элегантные особняки на Мэйфэр постепенно сменились более скромным районом, где дома были попроще, а на улицах было не так оживленно. Здесь плывущий с Темзы туман обвивался вокруг его ног, словно морская пена. Сквозь дымку время от времени пробивался свет газового фонаря. Здесь почти не было стражей порядка. И в любом закоулке могла таиться опасность.

Адам с радостью встретился бы с грабителем. Небольшая стычка помогла бы ему выпустить пар, хотя он с гораздо большим удовольствием занялся бы человеком, стрелявшим в Сирила.

Адам сжимал и разжимал пальцы. Он сообщил судье на Боу-стрит о том, что Джозефин не преступница, а жертва. Теперь предстояло искать таинственного человека, прокравшегося в ее спальню и будто бы похитившего ее. Этот человек нанял извозчика, и завтра сыщики начнут гигантскую работу по проверке каждой наемной конюшни в Лондоне. Господи, если бы только Сирил мог вспомнить название, написанное на дверце кареты!

Широкими шагами Адам рассекал холодный серый туман. Он боялся подробнее расспрашивать брата, опасаясь ухудшения его состояния. Эта мысль тревожила Адама. Слишком многих людей он подвел в последнее время. Свою мать – тем, что затягивал с предложением леди Камилле. Брата – тем, что недостаточно твердо руководил им. Мэри он обманул, не заботясь о ее чувствах и правах.

Сердце его заныло. Он думал самое плохое о ее любимой сестре, а в итоге обнаружил, что Джозефин Шеппард вовсе не была хладнокровной убийцей. Неудивительно, что Мэри отвергла его предложение о помощи. Он своими руками уничтожил столь драгоценный дар, как ее доверие.

С самого начала Адам подозрительно относился к Джозефин. Женщины ее сословия выуживали у своих богатых покровителей драгоценности и деньги, но не переступали при этом границы своего круга. Джозефин казалась ему коварной обольстительницей, вознамерившейся завоевать сердце Сирила. Она околдовала его чарующей улыбкой, широко распахнутыми глазами, жаждущими любви.

Адам тогда был уверен, что только женщина без высоких моральных принципов может нацелиться на брак с аристократом. Поэтому он и сделал ей то ужасное предложение, надеясь таким способом раскрыть Сирилу глаза. Но, наверное, он видел лишь то, что хотел видеть. Джозефин, похоже, искренне любила его брата. Настолько искренне, что была готова скорее разорвать помолвку, чем заставить Сирила порвать с семьей и друзьями.

Это был поступок бескорыстной, любящей женщины, а не алчной охотницы за состоянием. И в конце концов, они с Мэри близнецы, и Мэри знает ее лучше, чем кто-либо другой. Мэри, которая честна и порядочна до глубины души.

Чего не скажешь о нем самом. Как это ни горько, но Адаму пришлось проглотить свою гордость и признать, что если бы он не противился, то сумел бы узнать истинный характер Джозефин. Но можно ли считать ее достойной невестой для Сирила только потому, что она добродетельна?

Еще неделю назад Адам ответил бы отрицательно. А сейчас он колебался. Мир устроен так, что люди женятся в пределах своего круга. Это гарантирует общность интересов мужа и жены. Каждый следует тем же правилам, и не бывает неловких моментов, когда один партнер сталкивается с кругом обстоятельств другого. Это рациональная, разумная система. Так почему же, думал Адам, его так тяготит перспектива брака с Камиллой? И почему он скрипит зубами, едва представит Мэри в объятиях Виктора Габриэля?

Его шаги гулким эхом разносились по мощенной булыжником улице. Туман сгустился, обволакивая его теперь до пояса. Лунный свет с трудом пробивался сквозь призрачную мглу. И вдруг Адам увидел перед собой знакомую дверь с молотком в виде головы льва, сверкающую во мраке.

Он остановился и с недоумением посмотрел на скромные колонны, украшавшие вход в дом. Отсюда до борделя было больше мили. Как он оказался у особняка, в котором живет Мэри?

Его, должно быть, привела сюда та странная связь, которую он почувствовал между ними.

Вздор! Он не верит в противоестественные вещи, в мистическую передачу мыслей на расстоянии. И кроме того, Мэри спит. Однако помимо его воли воображение вновь одержало верх, и он представил, как толкает дверь и та оказывается незапертой. Он крадется вверх по лестнице в бархатный сумрак ее спальни. Он стоит мгновение у ее постели, наслаждаясь видом ее тела, погруженного в сон. Потом он целует ее нежную щеку, и ее веки приоткрываются. Она улыбается, протягивает к нему руки, обволакивает его своим нежным теплом. И вот он уже забыл о холоде и пустоте.

Господи! Ведь он же замышляет преступление, мечтая о том, как ворвется в дом. Что за безумие охватило его?

– Если бы он неожиданно вошел в спальню Мэри, она скорее всего криком подняла бы на ноги весь дом. И такие неразумные действия вряд ли восстановят ее веру в него. Ему лучше раз и навсегда забыть о ней.

Адам решительно развернулся, но вдруг краем глаза заметил тусклый свет свечи в окне. Его сердце бешено забилось. Не давая себе времени передумать, он поднялся по ступеням и постучал в дверь.