Глава 11 Джейсон

Я знал, что Марго не ждет меня, но от этого мой сюрприз будет только лучше.

Я держал коробку в одной руке, открывая дверь библиотеки. Эта неделя была такой же ужасной, как и две предыдущие, если речь заходила о напряженности в школе и в раздевалке, но я все равно был в хорошем настроении, и не было загадкой, почему.

Она сидела за тем столом, где и всегда, покусывая кончик ручки, пока делала домашнее задание и ждала, когда придут ученики.

Марго подняла глаза и удивленно моргнула, заметив, что я стою там.

Последние несколько дней я ходил на дополнительные занятия каждый день, но сегодня была игра — наша вторая домашняя игра, и, надеюсь, более успешная, чем первая, которую мы выиграли только благодаря филд-голу. Я сказал ей, что не смогу прийти на наше занятие, так как мне нужно было размяться перед игрой.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она. Ее взгляд упал на коробку в моей руке. — Что это?

Я протянул ей коробку, и она взяла её, глядя с осторожностью, как будто в ней может быть бомба или что-то типа того.

— Что это?

Я пожал плечами.

— Просто благодарность за то, что помогла мне погрузиться в историю на этой неделе.

Она прищурилась, глядя на меня, прежде чем открыть крышку. Марго нахмурила брови, словно то, что она увидела, сбивало её с толку, но я уловил проблеск счастья на ее лице, и это того стоило. Выскочить из читального зала пораньше, мчаться в пекарню неподалеку, бежать обратно сюда…

— Кексы, — сказала она. — Ты принес мне кексы.

Я опустился на место напротив нее, как делал это каждый день на этой неделе, хотя сегодня я не мог остаться. Несмотря на это, я не мог пережить день без дозы Марго. Возможно, она все еще была немного вспыльчивой рядом со мной, но цеплялся за то, чтобы видеть ее. Я официально пристрастился к тому, чтобы заставлять ее улыбаться, и трепетному чувству, которое я ощущал, когда мне это удавалось.

Теперь я достаточно хорошо знал, что со временем она потеплеет. Каждое наше занятие начиналось именно так — с ее настороженности и сдержанности, будто она только что закончила убеждать себя, что мне нельзя доверять. Но к концу она всегда оттаивала. Иногда это происходило в процессе работы, она была полностью поглощена моим обучением, ее глаза сияли энтузиазмом, когда она подводила итог главы, а ее лицо сияло от удовольствия, когда я правильно отвечал на ключевые вопросы.

Это было восхитительно.

И потом были моменты, когда только наши разговоры снимали напряжение. Я замечал, когда она ослабляла бдительность и говорила со мной так, будто я был ее другом — не квотербеком, не другом Джоэла и не ее соседом, с которым ей необходимо быть вежливой. Она шутила и заставляла меня смеяться, когда рассказывала мне забавные истории о своих друзьях, родителях или… о чем угодно. Действительно, о чем угодно. У нее была способность делать самые обыденные истории веселыми и интересными, и, что самое приятное, она говорила искренне.

После нескольких разговоров я понял, что больше всего в этой девушке мне нравилось то, что она была искренней. Она говорила беззастенчиво и, казалось, не заботилась о том, что подумают другие.

Она была глотком свежего воздуха в моем мире, который за последние несколько лет каким-то образом стал затхлым. Может быть, потому что она перестала быть частью этого, я не знаю. Все, что я знал, это то, что ее радость при виде кексов делала меня счастливее, чем я испытывал долгое время. Это заставило меня почувствовать, что я сделал свой день более значимым, как бы нелепо это ни звучало.

Так или иначе, я собирался сказать ей, что должен вернуться, но потом она нахмурилась, глядя на коробку, и отодвинула ее в сторону.

— Что случилось? — Спросил я. — Тебе больше не нравятся кексы? Потому что я отлично помню одну двенадцатилетку, у которой случился приступ гнева, когда ее мама не принесла на вечеринку по случаю ее дня рождения правильные кексы.

Она моргнула, глядя на меня, ее губы дернулись, когда она пыталась не улыбаться. Я знал, что она тоже помнит ту вечеринку. Как я узнал? Просто знал. Кто забудет вечеринку в честь дня рождения в стиле единорогов?

— Во-первых, мне было десять, а не двенадцать, — сказала Марго. — И я определенно просила фиолетовую глазурь.

Я успел поймать ее взгляд, пока она не вздрогнула.

— Да, хорошо. Оглядываясь назад, возможно, это был не лучший мой момент.

Я многозначительно посмотрел на кексы.

— Отсутствие фиолетовой глазури оттолкнуло тебя? Должен ли я вернуться и взять другой?

Она ухмыльнулась так внезапно, что у меня перехватило дыхание. Как никто не замечал, что она чертовски красива, было выше моего понимания.

— Нет, — сказала она, смеясь. — Это идеально. Мои вкусы перешли от фиолетовой глазури к шоколаду.

— О, — сказал я с притворной серьезностью. — Вижу, сейчас у тебя в довольно изысканный вкус.

От ее смеха мне захотелось сделать что-нибудь глупое, например, вскинуть кулак в воздух. Вместо этого я засунул руки в карманы толстовки.

— Так что я, э-э… мне, наверное, нужно пойти в раздевалку.

Она кивнула.

— Удачи сегодня.

Я открыл рот и сразу закрыл его, по глупости не зная, что сказать. Почему-то я не мог заставить себя просто уйти.

— Я хочу, чтобы ты пришла.

Она резко вскинула голову.

— Я буду там, просто буду сидеть, когда оркестр выйдет на поле, — сказала Марго.

Я знал это. Я наблюдал за ней во время игры на прошлой неделе. Она пришла в своей оркестровой форме и сидела там, как солдат, пока отбывала свой условный приговор, что, судя по всему, в мире оркестра означало отсиживаться во время выступления.

— Все же, это отстойно.

Красноречивый — это про меня. Но я надеялся, она поняла, что я имею в виду. Отстойно, что она расплачивалась за чью-то идиотскую шутку. Отстойно, что она не могла делать то, что у нее получалось лучше всего на поле.

Она поджала губы и сделала смешное лицо, и я знал, что ей так же неловко из-за того, к чему все идет. С самого первого дня репетиторства в начале этой недели мы успешно избегали разговоров о Джоэле, фотографии и последующей за этим войне хэштегов.

Я начал отступать.

— Я рад, что ты будешь на игре, даже если тебе не удастся выступить.

Она пожала плечами.

— Каким лидером я буду, если не появлюсь перед своими товарищами по оркестру?

Этот жест и беззаботность в ее словах по-настоящему поразили меня. Как будто это пустяки, будь то унизительное сидение в стороне или нет, фальшивое наказание или нет — она будет там.

У меня в груди что-то сжалось, и я сосредоточился на этих дурацких кексах, чтобы больше не встречаться с ней взглядом.

— Ты серьезно не собираешься это есть? Только не говори мне, что ты на диете, — поддразнил я.

Она закатила глаза.

— Нет, но мне, вероятно, стоило бы.

— Ты не серьезно, — сказал я.

К моему удивлению, она начала краснеть. Не знаю, видел ли я когда-нибудь, как краснеет Марго, но когда она опустила голову и издала короткий безрадостный смешок, я понял, почему.

— О, да ладно, — сказала она. — Я думаю, ты и вся школа знаете, сколько веса мне нужно сбросить.

Ее фраза звучала незаконченной, и я практически слышал, как она добавляет «благодаря твоим друзьям».

Я боролся с тем, что мне говорить. Я имею в виду, как сказать девушке, что она горячо выглядит в бикини, и при этом не звучать как извращенец? Я прочистил горло. Я не знал, как сказать ей, что она самая красивая девушка в нашей школе — по крайней мере, в моих глазах, — но я также не хотел, чтобы она чувствовала себя плохо.

— Я не думаю, что тебе есть из-за чего беспокоиться.

Ее румянец стал ярче.

— Да, что ж. Тебе легко говорить.

Вообще-то, нет. Это было нелегко говорить, и я до сих пор не сказал правильных вещей. Я глубоко вздохнул и был готов попробовать еще раз, но она опередила меня, бормоча что-то себе под нос.

— Это не ты облажался на глазах у всего мира.

Я моргнул.

— Облажался?

Она склонила голову набок и поджала губы, словно призывая меня отрицать это. Я был почти уверен, что мое лицо выражало полное и крайнее замешательство.

— Облажалась, — повторила она, глядя на свое тело. — Знаешь, из-за своего большого живота.

Я изо всех сил старался не улыбаться и точно знал — смеяться нельзя.

— Поверь мне, Марго. Никто этого не заметил.

Ее щеки были краснее, чем я когда-либо видел, и я разрывался между защитным, собственническим инстинктом пойти и промыть мозги любому парню, который посмел увидеть ее в бикини, когда у них не было на то права, и совершенно другим желанием… которое заставляло меня хотеть поднять ее с этого места и заключить в свои объятья. Я глубоко вздохнул, когда понял, что хочу поцеловать ее. Жестко. Страстно. Мне хотелось поцеловать её так сильно, чтоб её взгляд затуманился, и она забыла о недостатках и розыгрышах.

Я тяжело сглотнул и увидел, как она с интересом наблюдает за мной.

— Не переживай, — наконец сказала она, вздохнув. — Тебе не обязательно стоять здесь и заставлять меня чувствовать себя лучше. — Она покачала головой. — Серьезно, Джейсон, иногда ты слишком милый даже для себя.

Я обнаружил, что ненавижу слово «милый», потому что оно звучало невероятно тупо. Так жалко и льстиво и… я не хотел, чтобы она видела меня таким.

— Я не такой уж милый.

Уголок ее рта немного дернулся.

— О, нет?

— Нет.

Я стою здесь и думаю о том, как я хочу целовать тебя до потери сознания. Это звучит достаточно мило для тебя?

Я не мог этого сказать. Может быть, потому что я был слишком хорошим, я не знаю. Несомненно, Люк знал бы, чтобы сказать такого достаточно дерзкого, что заставило бы её забыть об этом «мило».

Она кивнула в сторону коробки с пирожными.

— Ты принес мне кексы.

Теперь я испытывал смущение, проводя рукой по волосам.

— Да, я хотел поблагодарить тебя. — Не совсем так, но это помогло спасти мою гордость. — Родители заинтересовались моими оценками в этом семестре, и им стало легче, когда они узнали, что ты в деле.

Это правда. Мои родители всегда обожали Марго.

Она изучала меня, откинувшись на спинку стула.

— Ты уверен, что не просто пытаешься загладить свою вину?

Я встретился с ней взглядом. Нет. Я собирался сказать это, но толком не мог подобрать слов. Как будто честность Марго была заразительна. Было трудно столкнуться с ее откровенным характером, имея груз всякой ерунды. Я сдержал вздох, потому что даже не мог признаться себе в этом, но это был намек на правду.

— Возможно, и то тоже.

Я все еще не был уверен, как мне поступить с катастрофой, которую устроил Джоэл, и должен ли я вообще что-то делать, но знал, что ненавижу то, что причинил ей боль — намеренно или нет.

Моя честность была вознаграждена легкой ухмылкой.

— Кексы в качестве извинений, да?

Я заёрзал под её взглядом.

— Это не совсем так.

Мне показалось, что она, закусив губу, пытается сдержать еще одну улыбку. Ее глаза танцевали от смеха.

— Верно. Ты также хотел поблагодарить меня… за то, что я выполняю свою работу.

Я хотел, чтобы она снова улыбнулась. Всё бы отдал, чтобы увидеть эту улыбку. Правда опять как-то выскользнула наружу.

— Может быть, просто хотел, чтобы ты улыбалась.

Это шокировало Марго. Я мог сказать это по тому, как быстро расширились ее глаза, прежде чем она спохватилась, немного неуверенно, пока играла с краем коробки.

— Ну, спасибо, но я все еще не могу это есть.

— Это из-за твоего животика? — поддразнил я.

Ее губы снова напряглись.

— Значит, ты это признаешь. Ты его заметил.

Если под «животиком» она имела в виду свое безумно горячее тело с правильными изгибами, то да. Я заметил.

— Ты милашка, — сказал я.

— Милашка, — повторила она ворчливым тоном. — Скорее пухляшка.

— Приятная на ощупь, — выпалил я. Я не знаю, откуда это взялось, но это правда. Когда я увидел Марго — на той фотографии и на ее заднем дворе — все, что хотел сделать, это прикоснуться к ней.

Ее улыбка была едва заметной и возмутительно сексуальной, хотела она того или нет.

— Приятная на ощупь, да?

Я приподнял одно плечо, задаваясь вопросом, как, черт возьми, ввязался в этот разговор, и что мне нужно сделать, чтобы выбраться. Но опять же, то, как она смотрела на меня, как улыбалась… Я не знал, хочу ли, чтобы это когда-нибудь закончилось.

Переварив эту мысль, попытался говорить более непринужденным тоном.

— Ага, приятная на ощупь, — повторил я, снова засунув руки в карманы, потому что она явно ожидала большего. — Ты выглядела… — Идеально. — Как человек.

Она моргнула пару раз, вскинув брови.

— Как человек. В сравнении с… кем? С троллем?

Я не мог сдержать вырвавшуюся вспышку смеха. Боже, я устроил тут полный беспорядок, но ее реакция была бесценной. То, как невозмутимая Марго становится совершенно измотанной и теряет форму, было редким зрелищем. Проблема была в том, что она, казалось, собиралась думать самое худшее о себе… и обо мне.

Она уперла руки в бока и сердито посмотрела на меня.

— В сравнении с кем, Джейсон?

— Богиней, — сказал я. Слова снова просто… вырвались наружу.

Она фыркнула.

— Отлично. Просто прекрасно. Теперь Джейсон Коннелли, самый хороший парень на свете, смеется надо мной.

Она дразнила меня, но я уловил проблески боли, и это убило меня.

— Я не шучу, а говорю честно.

— Ага. — Ее тон был сухим. — Ты считаешь меня божественной?

Я подавил улыбку, заметив недоверие на её лице.

— Нет, — медленно сказал я, подбирая нужные слова. — Я думаю… думаю, что в тебе есть что-то неприкасаемое.

Она смотрела на меня, и я не отводил взгляда, который был очень серьезен. Ее ответ был таким тихим, что я почти не услышал ее.

— Возможно, это потому, что ко мне никогда не прикасались.

Она говорила так тихо в этот момент, и я подумал, что неправильно услышал её, но затем она опустила голову, вновь залившись краской.

— Что?

— Ничего такого. Не бери в голову. — Когда Марго подняла голову, её обычное решительное состояние вернулось. — Что значит неприкасаемая?

— Имею в виду… — О, черт, что я имел в виду? Никогда раньше не пытался выразить словами это чувство, которое испытывал, когда она была рядом. — Имею в виду то, как ты держишься на расстоянии от нас… — От меня. — Такое ощущение, что ты слишком хороша для нас.

Марго вскинула голову, её глаза сузились.

— Думаешь, я считаю, что слишком хорош для тебя?

Не мог сказать, это была усмешка или гнев в ее голосе, или, может быть, и то, и другое.

Я пожал плечами.

— Возможно.

Не хотел, чтобы она воспринимала это как оскорбление. Это не так. Но это была правда. В какой-то момент на протяжении нескольких лет, пока остальные из нас присоединялись к командам и ходили на вечеринки, Марго и ее друзья делали вид, что они выше всего этого. Они были сами по себе — не то чтобы я мог их винить.

Она моргнула, а затем переключила свое внимание на коробку, которая все еще была у нее в руках.

— Что ж, — сказала она, поерзав на стуле. — Я все равно не собираюсь их есть.

Я коротко рассмеялся над таким неловким возвращением к нормальной жизни.

— Из-за животика?

Она посмотрела на меня с ухмылкой.

— Нет, — протянула она. — Потому что в библиотеке нельзя есть.

— Точно. — На этот раз я рассмеялся по-настоящему, пока начал отворачиваться. — Верно. Я знал это.

Я услышал ее тихий смех у себя за спиной.

— Хей.

Обернулся и увидел, как она потянула застежку.

— Я так не думаю, ты же знаешь.

Я вопросительно изогнул бровь и увидел, как она сглотнула.

— Не думаю, что я лучше тебя или… или кого-то еще.

Я кивнул.

— Хорошо.

— Просто… — Она снова поторопилась, а затем громко выдохнула. — Я не думаю, что лучше кого-либо. Просто не вписываюсь во всё это.

Я понятия не имел, что на это сказать. Определенно не мог опровергнуть эту точку зрения, и, кроме того, не думаю, что она искала утешения.

— Увидимся на игре?

— Ни за что не пропущу это. — На её лице вспыхнула улыбка, полная облегчения, будто она тоже была рада, что мы перешли к чему-то гораздо менее тяжелому, чем социальная динамика Гроувер Хай.

— Приходи поздороваться после, — сказал я. — Мои родители захотят тебя увидеть.

Она кивнула, и я повернулся, мысленно коря себя за то, что выбрал легкий путь. Захотят ли мои родители поздороваться с Марго после игры? Конечно. Как я и говорил, они любят ее. Но поэтому ли хотел, чтобы она присоединилась к нам после игры?

Чёрта с два.


Загрузка...