Любовь со смертью

Глава 5

Байрат – большое королевство, но с высшими учебными заведениями для магов здесь сложно. Для простых смертных почти в каждом более-менее приличном городе открыты высшие школы мастерства. А вот магическая академия всего одна, в предместье столицы. Как ворчливо обмолвился рисс Аруш, не потому что маги – редкий зверь, а чтобы каждый был учтен короной, вдруг пригодится.

В сопровождении поверенного я съездила познакомиться с Ройзмунской академией магии еще пару месяцев назад, разведать что и как, узнать, какие документы нужны и время экзаменов. В ходе поездки выяснилось, что академия расположена в очень хорошем, безопасном районе предместья Мартинс, где дороги лучше, чем в центре, а вокруг красуются добротные дома зажиточных жителей столицы, утопающие в садах и парках. Сама академия занимает три внушительных здания и приличный кусок земли. А поверенный понадобился, чтобы заключить договор на обучение между академией и баронессой фин Ришен и исключить «мелкий шрифт» с неожиданными обязательствами и подводными камнями. Поэтому в моем саквояже лежала папочка с подписанным договором в двух экземплярах.

Первое сентября – день приемных испытаний в Ройзмунской академии магии. С восьми утра до десяти вечера будут отбирать будущих студентов. Всего один день, но его хватает, чтобы набрать первокурсников. А к учебе они приступят уже с третьего сентября.

Ришен я покинула рано – мой дом на противоположном конце города и ехать около часа, к тому же хотелось с самого утра решить вопрос с поступлением и, наконец, выдохнуть. Пока коляска стучала колесами по городским улочкам, я то нервно сжимала руки в кулаки, то поправляла края серых перчаток и рукава своего строгого элегантного платья из тех, что на любой случай. Не маркое и благородное. Тонкая, но достаточно теплая ткань мягко облегала высокую грудь и узкую талию. Высокий воротник, манжеты длинных рукавов и подол расшиты серебряным растительным узором. Благодаря немногочисленным складочкам платье не стесняло движений и красиво сидело. Густые, шоколадного цвета волосы я уложила в сложный узел на затылке и спрятала под хорошенькую небольшую шляпку – дань этикету, не больше.

Слава богу, ой, хвала Всем Богам, как принято говорить в Байрате, ведь здесь поклоняются нескольким высшим сущностям, гардероб у Эмарии оказался, по местным меркам, более чем – полностью укомплектован всем необходимым на любые случаи жизни. Если потребуется, я не побрезгую воспользоваться нарядами ее почившей матушки. Так что ничего нового покупать не стала. Средств у меня впритык, а еще к зиме готовиться и травы с маслами закупать.

Среди высоких деревьев показались светло-серые здания академии. Меня невольно охватило волнение: как все будет? В этот ранний час на дороге мы с Глериком, правившим моей коляской, были не одни. Пешим и конным ходом, в собственных экипажах или наемных, в академию добиралось довольно много желающих. Следом за другими мы нырнули в тенистую аллею и вскоре подкатили к главному входу трехэтажного здания. Я приказала Глерику найти свободное место и ждать меня. Как освобожусь, пошлю ему вестник, чтобы забрал. И взяв небольшой дорожный саквояж, в котором помимо самого необходимого (например, платочка) лежала с таким трудом заработанная сумма и документы, отправилась поступать в очередной вуз.

Эх, вступительный мандраж я испытывала уже в четвертый раз. Первый – это собственные вступительные экзамены в медицинский, второй и третий – я дико переживала за Вику с Женькой, а сейчас вот четвертый – снова за себя. Заталкивая грустные мысли о своих девчонках подальше, остановилась у первой ступени широкого каменного крыльца главного академического здания, невольно взглянула в небо Хартана и выдохнула тихую мольбу:

– Боги всех миров, помогите моим девочкам, Вике и Женьке, пусть у них все удачно сложится!

Смешно, но в этот момент из-за крыши здания выглянуло солнышко и его лучик коснулся моего лица, ослепляя, заставляя зажмуриться, но при этом согревая, будто кто-то, услышав меня, приласкал. Возникла необъяснимая уверенность, что меня услышали.

Я с облегчением шепнула:

– Спасибо!

– Вы мне, лея? – рядом раздался удивленный мужской голос, глубокий, хрипловатый.

Обернувшись, я увидела остановившегося на второй ступени черноволосого, высокого крепко сбитого мужчину, вопросительно приподнявшего бровь. Со шрамом на правой щеке и черными глазами, изучавшими меня.

– Нет-нет, не вам, извините, так, мысли вслух, – смущенно зачастила я.

Незнакомец мягко и снисходительно усмехнулся:

– Вижу, на целительский поступать собрались? – Я кивнула, и он подсказал: – Как зайдете, поверните сразу направо и идите в конец коридора. Там целительский деканат.

– Благодарю лей… – я предложила назваться незнакомцу или обозначить свой статус, а то по строгому черному сюртуку из добротной, недешевой ткани не понять, кто он.

– Рисс, лея, – поправил он меня с улыбкой, поняв мое затруднение, и добавил, – мэтр Дей Лорес – преподаватель стихийной магии с боевого факультета.

Кивнул и быстро ушел, похоже, торопился в свой деканат на прием студентов. А я помедлила, размышляя на интересную тему, точнее, о магическом феномене, который в будущем придется не раз учитывать при общении. Только у целителей и некромантов магия находит отражение в цвете глаз. Первые поголовно с зеленой радужкой, чем насыщеннее и ярче, тем сильнее дар. Благодаря чему носителей дара жизни узнать легко и просто. А вот носителей магии смерти гораздо сложнее определить. Они все черноглазые, правда «глубина их черноты» мало кому заметна. Черные и черные. При этом обе категории магов к стихийным не относятся. Остальные маги с совершенно разным цветом глаз, который передается им по наследству.

Этот мэтр Дей Лорес, преподаватель стихийников, вероятно, какой-нибудь воздушник или огневик. Именно они чаще всего выбирают боевой факультет. При этом он черноглазый. Отсюда вывод: некроманты – темные и загадочные личности как снаружи, так и внутри. Ведь получается, их легко можно спутать с обычным стихийником, кому черный цвет достался от родителей, а не благодаря магии смерти.

Я последовала за мэтром в огромный холл, в громкоголосый гул жаждущих поступить. Месяц назад здесь было тихо как на кладбище, а сейчас, словно на базар попала. Благодаря предусмотрительности и въедливости рисса Аруша, который подсказал все формальности уладить заранее, мне не пришлось толкаться в очереди к стойке и что-то уточнять. Я сразу отправилась в свой деканат, чтобы отметиться и получить «зачетку».

Интересный документик, надо сказать. Этакая узкая, но пухленькая тетрадочка с магической печатью на первой страничке, со списком предметов, которые я обязана сдать для поступления, и номерами аудиторий, где проходят испытания. Более того, если я успешно все пройду, она останется со мной на весь пятилетний срок обучения до завершения академии и туда будут вносить результаты будущих тестов и экзаменов. Благодаря ей я узнаю, приняли меня или нет. И только при положительном результате вернусь в свой деканат, чтобы внести плату и для иных формальностей.

Я слишком решительно устремилась покорять очередную «высоту», потому что, завернув за угол, больно столкнулась с высокой девицей. Я бы сказала, валькирией – рослой, широкоплечей, фигуристой, с густой, буйной шевелюрой медного цвета, глубоко посаженными голубыми глазами, носом-картошкой и пухлыми, сочными губами. Не красавица, но яркая и интересная девушка в простенькой длинной серой юбке, белой рубахе и темном кожаном корсете, крепко державшем ее большую грудь и подчеркивавшем узкую талию.

– Простите, рисса… – едва успела сказать я до того, как девица-гренадер плечом оттеснила меня со своего пути.

Да еще и невежливо буркнула:

– Ходят тут всякие…

Похлопав ресницами, я проводила фактурную незнакомку растерянным взглядом, прежде чем идти дальше. А через несколько шагов будто на стену напоролась, поймав себя на неожиданной и пугающей мысли: «Из-за слияния с памятью Эмарии, под влиянием ее характера вместе с теплой, домашней атмосферой интеллигентного дома фин Ришенов и благодаря титаническим ежедневным и ежечасным усилиям риссы Лишаны по моему „облагораживанию“, я изменилась не только внешне, но и внутренне. После столкновения я не послала хамку далеко и надолго, а, прижавшись к стене, растерянно провожала ее спину. Значит, изменения во мне в разы глубже и кардинальнее, чем я представляла».

Подаренная мирозданием новая жизнь подкидывала все новые и новые неоднозначные сюрпризы.

Первым в списке стоял самый главный и основополагающий экзамен по специализации. Сдам его – полдела сделано; по другим предметам комиссию даже минимальные балы устроят.

Возле тридцать третьей аудитории толпилось не менее сотни взволнованных парней и девушек. Я переживала не меньше, а может и больше, чем остальные. Ведь они со своим даром роднились с пеленок, а я – всего восемь месяцев, даже если в моих глазах в минуты сильного волнения сверкали искры и, согласно мемуарам отца, я, вроде как, маг жизни. Внутри у меня все сжималось от страха и неуверенности.

Сторонясь чужих острых локтей, я решила постоять рядом с белокурой красивой девушкой, тоже, как и я, ожидавшей своей очереди в одиночестве и выглядевшей добропорядочной леей. Тяжело вздохнув, нечаянно поймала ее осторожный изучающий взгляд, но зацепило не ее любопытство, а такая же как у меня манера смотреть сквозь густой веер светлых длинных ресниц, скрывавший насыщенно-зеленый цвет глаз. Сильная целительница!

– Лея Злата фин Рыбка, – она коротко кивнула мне, проявляя лишь вежливость согласно этикету.

– Лея Эмария фин Ришен, – отзеркалила я.

Мы обменялись скупыми улыбками и почти одновременно отвернулись к окну, без намерений продолжать знакомство. Краем глаза заметила, что и наши улыбки от того, что обе это подметили, тоже оказались почти синхронными. Правда, я улыбнулась, еще и услышав ее имя. Злата Рыбка, ну прямо как Золотая Рыбка, исполняющая желания.

Оказалось, в аудиторию приглашали по спискам деканата. И вскоре прозвучало:

– Баронесса Эмария фин Ришен, пройдите!

Народ проводил меня взглядом. Аристократы, видимо отметив мой элегантный, но простенький наряд, тут же потеряли интерес. Остальные рассматривали по-разному: кто-то – с интересом более низкого сословия, кто-то – откровенно изучающе и оценивающе. Лично меня никто не заинтересовал. Еще слишком сильна и глубока боль утраты Вики и Женьки. Завести новую дружбу – сродни предательству, словно я не только сменила мир и тело, но и в душе их вычеркнула, заменила. Нет, только не это.

В аудиторию с пираньями из приемной комиссии я шагнула с влажными от волнения руками и дрожащими коленками, а спустя полчаса вышла мокрая вся. Жуть, а не экзамены!

Дверь непривычно открылась внутрь аудитории, поэтому я сразу увидела справа у стены за длинным узким столом членов экзаменационной комиссии – четверых разновозрастных мужчин в черных мантиях с золотыми преподавательскими нашивками на груди. Вежливо поздоровавшись, представилась и мельком оглядела их довольно равнодушные лица.

Экзаменаторы смотрели на меня с едва заметным, ленивым интересом. Один из них, махнув мне за спину, предложил «исправить» то, что там лежит. Растерянно обернувшись, я увидела в центре почти пустой аудитории четыре круглых столика на высоких ножках-опорах с изогнутыми «лапами». Чуть заторможенно направилась к ним, краем глаза отмечая, что там лежит. На первом – сломанный поникший стебелек с маленьким синеньким бутончиком, на втором – горшочек с землей, а рядом в блюдечке – зернышко. Третий стол занимала бронзовая клетка, в которой на жердочке понуро сидела птичка со сломанным, беспомощно повисшим крылышком. На четвертом, самом большом, – неподвижно лежал маленький бело-рыжий песик. Такой несчастный, с черными влажными глазками, переполненными болью и безнадегой, в крови…

К этому бедняге я и шагнула, забыв об экзаменаторах, о том, что на экзамене для целителей все не просто, а с подвохом. Так уж вышло, что людей я любила гораздо меньше, чем животных. Их боль воспринимала глубже и ближе. Мы с подругами мечтали, что заведем себе любимцев-питомцев, когда будем стабильно зарабатывать. Как выяснилось, предпочтения у нас разные: я мечтала о пушистом котике-мурлыке, Женька – о собаке, а вот Вика собиралась завести игуану.

Песик был на грани, даже дышал через раз, едва заметно делая рванные вдохи. Вначале я хотела по привычке, как учили в родном меде, провести пальпацию и визуальный осмотр, но мой пациент совсем обмяк, тем самым подсказывая, что время на исходе. В этот момент я вспомнила о магии и полезла в закрома магических знаний Эмарии по лечению. Пришлось в ускоренном порядке сопоставлять и применять свои и ее умения. Попутно включать интуицию и, отчаянно желая помочь, вернуть бедолагу к жизни и вылечить. И это сработало. Чудом!

Когда пес сел на столике и бодро замахал хвостиком, я спустила его на пол, чтобы не свалился ненароком. А сама, вытерев со лба пот и отдышавшись, наконец вспомнила об экзаменаторах. Испуганно обернулась к ним: четверо мужчин по-прежнему молчали, но теперь крайне внимательно наблюдали за мной. Я опустила растерянный взгляд на пса, осознав, где я и для чего. Мохнатый пациент весело тявкнул и исчез, словно его и не было. А ведь минуту назад я четко ощущала его жизненные токи и физическую оболочку. Неужели иллюзия и обманка? Настолько реальная?

– Простите, – я на всякий случай извинилась и хрипло после переживаний и волнений, кивнув в сторону других столов, уточнила, – это тоже… исправлять?

– Да, пожалуйста, лея Эмария, – слегка улыбнулся крайний мужчина.

Чтобы придать свежести стебельку, помочь прорасти зернышку и поправить крыло птичке у меня ушло пару минут. И это лишь добавило довольства лицам экзаменаторов.

– Отлично, вы очень сильный маг, лея, показали превосходные результаты. – Поощрил более широкой улыбкой третий из комиссии, самый возрастной, по земным меркам лет шестидесяти с головой, убеленной сединами, лицом в морщинках и яркими зелеными глазами.

Но на Хартане целитель с внешностью возрастного мужчины явно перевалил за полторы сотни лет.

– Благодарю вас, мэтры, я могу быть свободна? – натянуто улыбнулась я, все еще пребывая в смешанных непонятных чувствах.

– Мэтр Род Меррик, буду очень надеяться, ваш будущий декан, – представился этот улыбчивый мужчина, потом благодушно махнул рукой в сторону двери: – Идите, юная лея, у вас еще три экзамена. Удачи вам.

Похвала и пожелание удачи помогли мне успокоиться, улеглась тревога, и в душе я широко улыбалась. Мой прежний декан не был столь радушен и благожелательно настроен. Улыбки и похвалу выдавал крайне скупо, а требовал крайне много. Хотя его все равно все очень любили и уважали, а похвала от него ценилась на вес золота.

Выйдя из аудитории, я подошла к тому же окну, у которого стояла та же девушка и по-прежнему смотрела на улицу. Открыв зачетку, я полюбовалась результатом экзамена – светившейся яркой изумрудной записью «Превосходно».

– Не стоило показывать, насколько ты сильный целитель, – неожиданно прошелестело у меня над ухом, так, чтобы никто кроме меня не услышал.

Я подняла все еще счастливый взгляд на девушку. Убедившись, что необычный совет высказала «золотая рыбка», тоже шепотом выпалила:

– Почему?

Она вперилась мне прямо в глаза, без пряток за ресницами. И в ее глазах я неожиданно тоже отметила «говорящие» золотые искорки. Мгновение-другое – и веер ее густых ресниц спрятал их от меня и остального мира. Она помолчала, явно раздумывая, стоит ли объяснять, и, судя по часто бьющейся жилке на горле, сильно волновалась. Задумчиво покусала губы и едва слышно ответила:

– Потеряешь свободу.

В этот момент открылась дверь из экзаменационной аудитории и на весь коридор объявили:

– Баронесса Злата фин Рыбка, пройдите.

Золотая Рыбка сделала шаг, но, неуверенно обернувшись ко мне, едва слышно выдохнула:

– Если не умеешь под иллюзией прятать, пей успокоительное, чтобы не сверкать глазами…

И скрылась за дверью. Осознав смысл ее слов, я быстро спрятала «улики» за ресницами. Мэтр Коллей говорил, что сильные целители состоят на королевской службе, а уж редкие маги жизни, что еще сохранились в Байрате, служат исключительно его величеству. Рисс Аруш тоже ворчал про королевский контроль магов, отчего и создана лишь одна академия магии. И дотошно проверял мой ученический договор с академией, чем довел местного секретаря до белого каления, требуя исправить двусмысленные фразы и положения договора. А я, безмозглая попаданка, кинулась спасать иллюзии на экзамене, можно сказать вывернула свое исподнее наизнанку. Эх, прокол вышел, Машенька. Надо прятать свои достоинства, а то – не дай боги этого мира! – отметят и оценят «по достоинству».

Поэтому на следующих экзаменах по магическим умениям я исправляла допущенную оплошность. Старательно изображала сильную усталость, показывая, что выложилась подчистую на основном испытании. Зелье сварила мутное и малоэффективное. Личную регенерацию и уровень резерва сдала с минимальным проходным баллом. Тем самым снизив ожидания от моего дара до твердого середнячка. Мои предположения подтвердили унылые и разочарованные лица членов комиссии после каждого следующего «Посредственно» сданного экзамена.

А вот историю родного королевства сдала на «Отлично», хоть и просидела долго. Уронить честь фин Ришенов, плавая в истории, – недопустимо.

Мне остался последний экзамен, хотя, насколько я понимала, это скорее тест и проверка на умения. В программу домашнего обучения детей аристократов, как и отпрысков большинства более-менее состоятельных семей, входила музыка. Родители Эмарии выбрали для дочери инструмент, похожий на клавесин или небольшой рояль. В реальности он оказался более сложным, благодаря магическим артефактам, – этакая смесь пианино и органа.

Несмотря на любовь к музыке, нам с подругами удалось научиться лишь игре на гитаре. Благодаря Эмарии я освоила «клавесин», который здесь называется ляшен. И вечерами, выматываясь и теряя надежду, что справлюсь с трудностями, спускалась в гостиную и играла на нем, «вспоминая» навыки. Музыка спасала от черного отчаяния.

Поэтому в аудиторию, где экзаменовали по музыке, я заходила с предвкушением и затаенным ожиданием чего-то хорошего. Но застопорилась, увидев совершенно незнакомые не только мне, но и Эмарии инструменты: десятки струнных, духовых, ударных, язычковых и прочих разной формы и музыкальных направлений. Я уставилась на виброфон сложной конструкции с молоточками разной длины, металлическими трубками.

– Играете на даршнете? – рядом со мной остановился высокий, стройный, благородного вида мужчина в мантии, не маг.

– Нет, мэтр, только на струнных и клавишных, – восторженно глядя на инструмент, ответила я.

– Хорошо играете? – вскинул он роскошные темные брови.

– Хотелось бы, но, увы, посредственно, стыдливо морщась, призналась я, ведь все аристократы обязаны хорошо играть хотя бы на одном инструменте.

– Ну-ну, не расстраивайтесь, в нашей академии научитесь не только хорошо играть, но и петь будете неплохо, – немного зловеще улыбнулся мужчина.

– Да-а? – ляпнула я, не подумав, и, снова поморщившись, чуть не треснула себя по лбу с досады за дурацкий вопрос.

Он усмехнулся, конечно же догадавшись, что я поняла почему, но любезно пояснил:

– Да-да, со второго курса начнутся сложные заклинания и речевые формулы призывов и воззваний, многие из которых представляют собой речитативы определенного темпа и звучания. Песни. Самые простые заклинания основаны на строго установленных движениях пальцев; ошибся в движении – и все, в лучшем случае ничего не выйдет. В худшем – выйдет не то, что хотел. К тому же скорость работы пальцами при построении заклинаний и формул прямым образом влияет на мощь магического воздействия, его широту и дальность.

– Благодарю вас, мэтр, – смущенно улыбнулась я.

– Ну что, готовы? – он махнул в сторону многочисленных инструментов, предлагая выбрать, на чем я буду «сдаваться».

– Да, – нервно кивнула я, направляясь к ляшену.

Из музыкальной аудитории – в будущем, наверное, моей самой любимой – я буквально выпорхнула как на крыльях. Счастливая! В моей зачетке светилось: «Вы успешно сдали экзамены и зачислены на целительский факультет». Прижимая к боку сумочку, а к груди – зачетку, я уверенно направилась в деканат. Теперь уж точно родной и – дай Боги Хартана! – любимый.

Документальное оформление зачисления и всех прилагающихся формальностей прошло быстро, благодаря предварительно согласованному договору. Я просто вернула подписанные мной листы, их проверили и вернули мой экземпляр с подписью ректора Эльвата фин Жигаля и печатью академии. Мои двадцать пять золотых суровая женщина, секретарь мэтра Рода Меррика, декана целительского факультета, смахнула в ящик стола будто горстку медяков, чем буквально ножом по сердцу резанула. А потом удивила сухим требованием:

– Пройдите в десятый кабинет для сохранения личных данных и принесения клятвы.

– Что сделать? – недоуменно переспросила я, а в голове сразу всплыло навязшее на зубах согласие на обработку персональных данных из моей прошлой жизни.

Мэтресса подняла на меня немного утомленно-раздраженный взгляд и как пить дать в «стопятьсотый» раз пояснила:

– Все обладатели целительского дара, поступая на наш факультет, обязаны принести клятву истины. С этого момента, назвав кого-то своим пациентом, вы не сможете ему соврать и будете говорить правду и только правду, какой бы она не была. Нарушив клятву, целитель получит магический откат, да такой, что мало не покажется.

– Понятно, – протянула я, сделав мысленную зарубочку потом уточнить, на какой срок правдивость врача перед пациентом сохраняется. А то вдруг на всю оставшуюся жизнь, врача или пациента.

Секретарь добавила:

– Помимо клятвы вы пройдете процедуру считывания памяти. Ее магически скопируют на ваш личный кристалл, который вы будете носить при себе с первого и до последнего дня обучения в академии.

– Зачем? – испугалась я, ведь если кто-то увидит мои воспоминания, то что будет дальше со мной?

Женщина поморщилась, похоже испуганные лица новоиспеченных студентов после этой новости не редкость для нее:

– Не стоит переживать, лея, личные данные конфиденциальны. Просматривать свой кристалл памяти может только хозяин, а третьи лица – только с его магического добровольного разрешения. Требование о копировании памяти введено исключительно в целях безопасности наших учащихся. Некоторые из них настолько неразумны, что случаются разного рода неприятные инциденты.

– Какие? – напряглась я. Академия-то, оказывается, опасное местечко.

– Пьют непроверенные зелья или травят ими соперников, в итоге – начисто стирается память. Поэтому ношение кристалла памяти обязательно. Этот надежный артефакт после активации потерять или снять с хозяина невозможно, используется для возврата личности и утерянных воспоминаний пострадавшему. Академия несет ответственность за своих студентов и защищает себя таким способом от претензий с их стороны и разгневанных семей пострадавших. Абсолютно безопасным способом для поступающих, кстати!

– Вы правы, весьма полезная функция, – согласилась я.

– Вас ждут! – секретарь царственным жестом поторопила меня оставить ее в покое.

Кивнув, я отправилась в десятый кабинет.

Спустя час я сидела на лавочке во внутреннем парке академии и перебирала пальцами ромбовидный переливающийся кристалл в медной оправе в виде нескольких рун, на обычном кожаном шнурке, что теперь на пять лет обосновался на моей шее. В этом простеньком украшении сантиметр шириной и два высотой будет храниться память двух человек: моих уже двадцати двух лет и семнадцать лет жизни Эмарии. Но не размер и простота артефакта памяти вынудили меня найти самый укромный уголок и буквально рухнуть на лавочку в тени разлапистой елки. И даже не сама процедура копирования, оказавшаяся весьма болезненной, – голова до сих пор раскалывалась на части. А то, что я заново пережила момент смерти. Аж два раза!

Я вспомнила каждую подробность жизни на Земле, даже то, что вроде бы и не могла. С самого рождения и до самой смерти. Сначала – Эмарии, а потом – своей жизни. Изломанные тела подруг в шахте лифта… свое собственное… Эта картинка все никак не стиралась из головы, непролитые слезы жгли глаза. В памяти всплыли жуткие тени, что с каким-то бешеным азартом неслись следом за нами в шахту; мой совершенно дурацкий выкрик о выборе света; ослепляющая вспышка за долю секунды, когда, кажется, сама Смерть приняла нас в свои ледяные объятия.

Может быть, от забвения, ведь полноценной смертью случившееся после сложно назвать, меня… нас защитил свет? Уберег не тело, а хотя бы душу и личность – все, что она в совокупности собой представляет: память, эмоции, привязанности. Тогда как я попала в этот мир? Предположений было два: либо в Хартан меня перетащили те жуткие тени, либо непонятный выброс энергии света как-то поспособствовал. Грубо говоря, создал дырку в пространстве – и выкинул мою… наши энергетические сущности.

И почти уверена, что ритуал Анхеллы тоже этому помог. Каким-нибудь магическим образом, ведь она явно обращалась к потустороннему миру, значит, как-то «рвала» пространство. Я же, нет, мы трое с девчонками это ощутили, ведь до смерти перепугалась не я одна, но и Вика с Женькой. Наверное, часть этой неизвестной ведьминской силы в момент ритуала коснулась и нас – усилила, переполнила. В результате совпало сразу несколько трагических случайностей, и вот я здесь, в другом мире и в чужом теле. Другого объяснения я не придумала.

Помимо этого, пугала еще одна мысль. Когда я обрела новое тело и роднилась с памятью его прежней хозяйки, то была сторонним наблюдателем чужой жизни, лишь слегка соприкасаясь с ней эмоционально через призму восприятия Эмарии. А вот сейчас это было уже не кино, а настоящая жизнь. Опять же, с самого момента рождения и до самой смерти. Со всеми нюансами, переживаниями, ощущениями и мыслями. Дважды умереть за раз – чудовищно. Но мучило совсем не это.

«Свое» и «чужое» окончательно и бесповоротно смешалось, создав новую меня с прежними и новыми достоинствами и недостатками. Застенчивая и кроткая Эмария и достаточно опасливая и осторожная Мария, лишь в случае крайней необходимости способная постоять за себя. Ведь и Мария Васюнина с планеты Земля решительностью и смелостью никогда не страдала. Мы с Женькой всегда были под защитой Вики. Вот она, наша Шапокляк, из другого теста. Анхелла ее «темной» назвала. Если подумать, то все может быть, исходя из моих нынешних реалий.

И как теперь выживать без надежных тылов такой трусливой особе с излишне светлыми наклонностями ввиду усиленной наследственной магии жизни? А ведь у меня долги, титул и десяток беззащитных стариков на шее…

Задрав голову к небу, я занялась дыхательной гимнастикой, успокаивая свой внутренний «мир», как учили родители… Эмарии, конечно. Больше я не могла считать их чужими людьми, слишком все остро, близко, лично пережила. Каждый день был прожит с ними, каждая ласка и теплое слово сроднили. Поэтому отныне они и мои родители. Я – Мария, но и Эмария тоже.

Успокоившись, послала вестник Глерику, что пора возвращаться домой. Домой! В мое милое поместье. Надо собрать необходимые вещи. Двадцать пять золотых давали мне право не только обучаться в академии Ройзмуна, но и проживать на ее территории в персонально мне выделенной комнате в общежитии. С учетом удаленности академии от дома и будущих тяжелых нагрузок, я решила, что в будние дни буду ночевать в общаге. А на выходные ездить домой. Ведь «Чудеса красоты» сами по себе не сделаются, заказы необходимо выполнять в срок и во все увеличивающихся объемах. Содержать себя и Ришен на что-то надо, как и копить на оплату следующих четырех лет обучения в академии.

Эх, как же тяжела жизнь восемнадцатилетней баронессы, сплошные трудности и тяготы. Повезло, что в принцессы не попала!