Мадам Марракеш

Глава одиннадцатая

Войдя в отель, Изобель остановилась. Блеклые ее глазки горели гневом. Нижняя губа воинственно выпятилась. Мерзавка! Гадкая стерва Карлотта! Как она ловко все это устроила в этой дурацкой медузе. Выбрала-таки момент и закадрила Джереми. И это после всего, что я для нее сделала, – привезла сюда, в Марракеш, познакомила ее со всеми. Да если бы не я, она бы до сих пор сидела в своей спальне и хандрила. Подумаешь, как будто она единственная, кто потерял мужа. Ей, конечно, легче найти себе мужчину, чем мне. Но это не оправдание. Хитрить и ловчить за моей спиной! И это называется приятельница!

От этих мрачных мыслей ее отвлек приветливый голос рядом:

– О, здравствуйте!

Рядом стояла Дайана Драммонд-Брюс и улыбалась. Одной рукой она поправляла упавшие на лоб волосы, другой взяла Изобель под руку.

Бедняжка Изобель, она выглядит такой усталой и беспомощной.

– Мы только что закончили переезд отсюда. Сняли квартиру в городе. Пришлось перетащить туда кучу хлама. Даже не знаю, как нам это удалось за такое короткое время. Но и вымотались же мы!

Изобель устало подняла глаза.

– Как жаль, что вы не позвали меня. Я так люблю помогать при переездах. Я бы с удовольствием вам помогла. Приглашаю сейчас вас с Иэном ко мне в гости на чай. Ведь вы, англичане, любите чай? Или Иэн предпочитает скотч?

– С удовольствием. Правда, мы уже попили чай, но я не откажусь еще от одной чашечки. Иэн с Найджелом сейчас дома, обустраиваются на новом месте, а я пришла сюда проверить, не забыли ли мы здесь чего. Вот видите, обнаружила.

Она показала на пластиковую сумку, стоящую у стойки портье, из которой были видны старые туфли.

Изобель в ответ только слабо улыбнулась и протянула свое традиционное.

– А-а.

Помедлив, она добавила:

– Ну что ж, чудесно. Мы посидим и посплетничаем вдвоем.

По дороге Дайана что-то оживленно рассказывала, но Изобель ее почти не слушала. Открыв дверь ключом, она пригласила Дайану в гостиную.

– Как шикарно у вас! Вы, наверное, очень богаты, если можете позволить себе такие апартаменты. Ой, что же это я, все о деньгах, да о деньгах. Иэн всегда ругает меня за это. Но с деньгами у нас сейчас туговато, поэтому… впрочем, какое вам до этого дело.

– А очень даже большое. Друзьям до всего есть дело. А я надеюсь, что мы станем друзьями. Дайана, мне так нужны друзья… именно сейчас.

Изобель на секунду прикрыла глаза. Дайана сочувственно глядела на нее. Изобель открыла глаза и с некоторым самодовольством продолжила:

– Номер у меня действительно шикарный. Мне вообще повезло в жизни, проблемы денег для меня никогда не существовало. Да и Пэт, мой муж, – тут голос ее дрогнул, – он тоже имел приличное состояние.

Она сделала безуспешную попытку распрямиться.

– Что вы выпьете?

– Думаю, как обычно, джин с тоником. Изобель сделала неуверенный жест в сторону телефона.

– Я бы попросила вас сделать заказ. Я не говорю по-французски, а они не понимают мой американский английский, Я… я, вообще-то, собиралась выпить чаю, пожалуй, выпью с вами чего-нибудь покрепче. Подождите-ка, у меня возникла мысль. Почему бы мне сразу не заказать по бутылке джина, виски и побольше тоника. Тогда можно без хлопот всегда угостить приятелей, заскочивших ко мне, и не мучиться каждый раз с заказами. Я ведь так беспомощна.

Дайана расплылась в дружеской улыбке.

– Ради Бога не беспокойтесь ни о чем. Мы всегда будем рады вам помочь. А кроме того, мужчинам ведь нравятся беспомощные женщины. Они кажутся себе тогда такими значительными. Порой я думаю, что Иэн хочет, чтобы я была хоть чуть-чуть беспомощней. Но я не могу себе этого позволить. В семье всегда должен быть кто-то, кто принимает решения. А он у меня романтик и всегда витает в облаках.

Она взяла телефонную трубку, а Изобель направилась в спальню.

– Извините, я на минутку. В этой медине довольно интересно, но очень уж грязно.

Плотно закрыв за собой дверь, она быстро подошла к шкафу, где хранилась заветная бутылочка виски. Взяла ее и прошла с ней в ванную. Здесь она наполнила половину бокала и добавила туда немного воды. А затем жадно припала к бокалу. Его содержимое уменьшилось более, чем на одну треть. Она удовлетворенно вздохнула и мелкими глоточками допила остальное.

Вот так-то лучше. Еще пару глотков, и я приду в норму. И как это я не предусмотрела, что Дайана может оказаться здесь одна, без Иэна. Я бы никогда и не заикнулась о том, чтобы пригласить ее к себе. Зачем, спрашивается, она мне здесь нужна, эта глупая англичанка? Сидеть здесь и пить за мой счет? Хотя, конечно, может стоит приручить эту бабу. Ведь с женщинами у меня никогда ничего путного не получалось. Даже удивительно. И в молодости тоже, девушки всегда меня недолюбливали, никогда не приглашали ни на девичники, ни на бридж. Но тут, я думаю, была обычная зависть и ревность, небось опасались, что я уведу их парней.

С явным сожалением она допила бокал, ополоснула его и вымыла руки.

Она вошла в гостиную в тот момент, когда официант сгружал с подноса бутылки, бокалы и контейнеры со льдом. Наклонившись к Дайане, тихо спросила:

– Я, к сожалению, не знаю, сколько тут положено давать на чай, поэтому прошу вас, дайте вы, а потом скажите мне, и я вам отдам.

Дайана порылась в своей сумочке и протянула официанту монету. Тот с поклоном покинул номер. Дайана обернулась к Изобель и засмеялась.

– Вы, американцы, всегда такие щедрые. Зря вы вообще завели разговор о чаевых. У арабов такой тонкий слух, это всегда надо учитывать. Он ведь и не рассчитывал ни на какие чаевые. Здесь в счет включают невероятно огромные проценты. Ладно, расслабьтесь. Я сейчас налью вам виски. Вам действительно немного или все-таки можно побольше?

После секундной паузы Изобель согласилась.

– М-м… я думаю можно и чуть-чуть побольше. Она откинулась на диван, а Дайана пристроилась рядом на кожаном пуфе.

– Хотелось бы надеяться, Изобель… А я могу называть вас Изобель? Так вот, хотелось бы надеяться, что не лезу не в свое дело, но эта странная женщина, Малага Джонс, она рассказала мне о вашей… вашей трагедии. О, я думаю, что это недостаточно точное слово, наверное, нет никаких слов, чтобы выразить то, что с вами произошло. Дорогая, как я вам сочувствую. Если есть что-то, ну хоть что-то, чем я могла бы вам помочь, вы только скажите об этом. Я все время пытаюсь представить, что вы сейчас чувствуете. Если бы подобное случилось со мной, если бы Иэн… да я бы, наверное, сразу же умерла. А вы! Я восхищаюсь выдержкой и спокойствием, с какими вы переносите весь этот ужас. Да все восхищаются вами, уверяю вас. Мы ведь примерно одного возраста, и нам друг с другом говорить легче, чем с молодыми, такими как Малага, Френки или Карлотта.

Изобель потягивала виски, опустив глаза. Мы одного возраста… Боже, эта старая скучная уродина говорит мне, что она со мной одного возраста!

Она сделала большой глоток и подняла глаза. С трудом улыбнулась, вяло и печально.

– Как вы добры, Дайана. И все, все так добры ко мне. Я даже не могу вам сказать, как я это ценю. И если, в свою очередь, я могу что-нибудь для вас сделать, то дайте мне знать. А впрочем, чем я могу быть для вас полезной, ведь у вас есть муж.

Дайана закурила сигарету и затянулась. Некоторое время разглядывала светящийся ее кончик. Затем, сделав еще одну затяжку, обернулась к Изобель. Губы ее слегка дрожали.

– Есть… я думаю, есть одно дело, в котором вы можете мне помочь. Мне кажется, я могу быть с вами откровенной? Если бы я говорила об этом с кем-нибудь другим, мне бы казалось, что я предаю Иэна.

Она вновь затянулась сигаретой и выдохнула дым.

– Понимаете, у меня сейчас такой возраст… я ведь переживаю климакс. Но не в этом, конечно, проблема. Хотя мне порой уже не хочется, как прежде, всякий раз тащиться с Иэном на гольф или в бассейн. Но дело, повторяю, тут не во мне. Сейчас, когда мы переехали на эту квартиру, я не всегда смогу досматривать за ним. Не совсем понятно? Я вам сейчас все объясню. Тут все проще простого. Мой муж запойный пьяница, алкоголик. И длится это уже много лет. Стоит ему хоть раз напиться, он не выходит из штопора по несколько месяцев. И это его убивает.

Она вздохнула.

– Стоит ли говорить о том, какая у меня при этом жизнь. Начав пить, он враз теряет все: чувство меры, времени, ответственности. Я никогда не знаю, где он, что с ним, когда придет домой. Единственное, что точно известно, – он придет пьяный, очень пьяный. Если придет… Сидя дома, я буквально схожу с ума, в голову, конечно, тут же лезут самые разные мысли: попал под машину, прибили в каком-нибудь переулке. И в такие периоды он больше всего ненавидит как раз тех, кто любит его, – меня и Найджела. Но, что действительно серьезно, так это его здоровье. Врачи говорят, что печень у него никуда не годится, что она долго не выдержит. Но, когда в Иэне пробуждается эта жажда, ему на все наплевать. Он говорит, что врачи несут чепуху, что он сам лучше их знает, что ему полезно, а что вредно. И, как всем алкоголикам, ему достаточно одной-двух рюмок для начала. Одна рюмка, а потом и вся бутылка. Да что я говорю. Много бутылок, целая гора. Начав однажды, он может находиться в таком состоянии четыре, пять, шесть месяцев. Он просыпается, не протрезвев окончательно, и тут же, выпив рюмку, вырубается опять.

Изобель слушала и только качала головой.

– Боже, как это грустно слышать.

Дайана подалась вперед и посмотрела в глаза Изобель.

– Я прошу вас помочь мне. Когда он будет здесь один, без меня, попытайтесь проследить, чтобы он не попал ни в какую компанию, где пьют, особенно туда, где много мужчин. Если он уже выпил одну, постарайтесь удержать его от второй. Проследите, чтобы никто не провоцировал его на выпивку, вы ведь знаете, как это обычно бывает: «Ну что это такое! Разве апельсиновый сок – это напиток настоящего мужчины?» Понимаете, что я имею в виду? Боже, как я ненавижу таких людей! Они не ведают, что творят. Я, конечно, отдаю себе отчет, что взваливаю на вас огромную ношу, что я не имею на это никакого права, но я буду вам бесконечно благодарна за помощь. Мне так нужна ваша помощь. Поверьте.

Изобель кивала с грустным видом.

– Я сделаю для вас все, что будет в моих силах. Думаю, мне это удастся. Но, какой же это ужас для вас. Сейчас, наверное, неуместно вам предлагать, но все-таки, может быть, вы выпьете еще одну?

Дайана отрицательно покачала головой и поставила бокал.

– Спасибо, мне уже достаточно. К тому же, мне не хотелось бы возвращаться домой и дышать на кристально трезвого Иэна джином. Пожалуй, мне пора. А вам? Сделать еще один виски, прежде чем я уйду?

Изобель изобразила ужас на лице.

– Ой, что вы, не надо!

Затем она тяжело поднялась на ноги и проводила Дайану до двери. Дайана задержалась на пороге.

– Изобель, я знаю, что вас предупреждать не надо, но все-таки мне не хотелось бы, чтобы об Иэне кто-либо знал. Я не хочу, чтобы мой старик потерял здесь лицо. – И продолжила с грустной улыбкой: – А все-таки забавно, не правда ли? Я пришла к вам, чтобы предложить помощь, а в конце концов прошу вашей. Извините меня за это мое нахальство. Вы необыкновенная женщина. Стойкая, мудрая.

Она наклонилась и быстро чмокнула Изобель в щеку. Затем повернулась и стремительно зашагала по коридору.

Изобель прикрыла за ней дверь и не спеша прошла к столику. Бросила в бокал три кубика льда и наполнила его до краев виски. Голова слегка подрагивала. На лице блуждала легкая улыбка. Ага, значит этот Иэн – алкоголик. Симпатичный мужик и алкоголик… Ну, это не страшно…

Джереми припарковал машину вблизи площади Джемаа Эль Фна. Экстатические выкрики и странные звуки смешивались в невероятную какофонию. Почти вся площадь была заполнена плотными группами арабов в накидках. Все освещалось таинственным светом жаровен и немногих фонарей, расположенных по углам площади.

Джереми, сидя за рулем, некоторое время вглядывался в толпу и наконец с улыбкой повернулся к Карлотте.

– Сейчас здесь немного тесновато. Так начинаем игру или нет?

Карлотта кивнула.

– А как же. Что мы, зря сюда приехали? Они вышли из машины и пересекли площадь.

Букинисты уже исчезли, как и писари и продавцы сушеных фруктов и специй. На смену им явились нестройные звуки тамбуринов, быстрая ритмическая дробь там-тамов, заунывное пиликание дудочек и резкие хлопки. Носовые мужские голоса выводили однообразную мелодию – фактически одну единственную ноту, методично, то повышая, то понижая ее на полтона. При этом они вдруг внезапно делали маленькую паузу, как-будто для того, чтобы певец успел проглотить гласную в своей грустной песне. Джереми взял Карлотту за руку.

– Не думаю, что здесь может случиться что-то нехорошее, но предпочел бы не потерять вас в этой толпе. Пошли искать Чарли-факира. Он должен быть где-то в центре, если только не убрался восвояси.

Они двинулись вперед, продираясь сквозь толпу. Карлотта, смеясь, посмотрела на Джереми.

– Здесь хорошо бы пошла торговля мужским дезодорантом. В следующий раз, если ничего не помешает, мы возьмем Ади. Я просто умираю от любопытства, что там происходит, внутри всех этих групп.

– Судя по характеру музыки, я думаю, там танцуют, а судя по тому, как они орут и гогочут, по-видимому, это зрелище не для леди. Вот где-то здесь должен быть наш заклинатель змей. Но, что удивительно, ни одного человека.

Потертый грязный коврик был все еще расстелен на земле. На корточках сидел араб в тюрбане и тихо наигрывал на деревянной флейте. Они подошли ближе. Неожиданно Карлотту толкнул кто-то пробегавший мимо, и она, потеряв равновесие, забалансировала на одной ноге. Джереми успел оттащить ее назад.

– Берегитесь! Поглядите, куда вы могли только что попасть.

Они оба в ужасе рассматривали открытый деревянный ящик, стоящий у ног Карлотты. Их, в свою очередь, подняв голову, своим немигающим взором рассматривала кобра. Одним прыжком они оказались в полутора метрах от ящика. Джереми обнял Карлотту за плечи.

– Умница. Изобель, наверное, устроила бы истерику, или, того хуже, упала в обморок.

Карлотта нервно засмеялась.

– Я, кстати, не так уж далека была от этого. К счастью, я не падаю в обморок.

Факир отложил дудочку и посмотрел на них.

– Уже ночь. И холодно. Мои змеи не могут сейчас выступать. – Он протянул руку ладонью вверх. – Я очень бедный.

Джереми дал ему монету.

– Мы придем завтра после полудня. Подобно гигантской центрифуге, плотная толпа отбросила их к внешнему краю площади, туда, где улочки расходились и образовывали лабиринт Медины. Они остановились у одной из таких улочек и всмотрелись вдаль. Впереди все терялось в неясной дымке редких газовых фонарей, висящих на стенах. Магазины были закрыты, витрины зашторены. Булыжная мостовая отливала серо-голубым таинственным светом. Было тихо и пустынно. Вот женщина прошла в сторону центра, из-под черной джеллабы были видны только ее ступни. В углу, прислонившись к стене, сидел мужчина, покрыв колени джеллабой и натянув капюшон на голову. Карлотта поежилась.

– Здесь как-то таинственно и… немного страшно. Так и кажется, что сейчас здесь что-то произойдет.

Джереми кивнул.

– Да, да. Например, этот человек сейчас вскочит и перережет нам обоим горло. Но на самом деле, это просто остановка, и он ожидает рейсовый автобус, а может быть, и рейсового верблюда. Но тем не менее, дорогая Карлотта, я не поведу вас дальше. Зовите меня после этого трусливым туристом. Я не возражаю.

Карлотта посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

– Можете тоже впредь называть меня спутницей трусливого туриста, но я туда идти не хочу. Пошли лучше посмотрим, что делают вон те люди, сидящие на ящиках.

Они направились в сторону одной из многих групп, где люди, сидя на корточках или прямо на земле, окружили небольшую тележку, запряженную осликом. Кто на коленях, а кто в руках держал грубую глиняную тарелку, а иным тарелкой служил лист оберточной бумаги. При свете масляной лампы на тарелках поблескивали темные округлые предметы. Все сосредоточенно ими занимались. Было слышно громкое чавканье. Женщины подняли вверх свои чадры ровно настолько, чтобы можно было отправить в рот кусок, а некоторые из них отвернули чадру и заложили ее за уши, оставив прикрытым только нос.

– Меня все время тревожил один вопрос, – сказал Джереми, – как тут женщины едят в публичных местах. То ли закладывают пищу под чадру, или поверх ее, или еще как-нибудь? А может быть, они сидят и ничего не едят, а наедаются дома? Но что же это они все едят здесь?

Он наклонился, чтобы разглядеть содержимое тарелки человека, сидящего перед ними.

– Боже, это улитки. Большие, сочные, жирные улитки. Они выковыривают их с помощью обычных булавок. Тележка полна ими.

Он лукаво поглядел на Карлотту.

– Не хотите ли отведать? Я уверен, что кто-нибудь обязательно одолжит вам свою личную булавку. Как только закончит.

Карлотта сделала гримасу и передернулась.

– Нет уж, благодарю. Я приду сюда завтра со своей собственной булавкой. А что едят вон там?

Они протиснулись к центру другого круга стоящих и сидящих на корточках арабов. Здесь центром была большая жаровня, поблескивающая красными угольками. На жаровне были уложены шампуры (не меньше двух дюжин), с нанизанными на них маленькими кусочками мяса. Воздух вокруг был напоен ароматом жареной баранины и специй. Карлотта закрыла глаза и втянула носом воздух.

– Пахнет невероятно вкусно.

Джереми посмотрел на нее.

– Хотите попробовать?

После недолгого колебания, она решилась.

– Пожалуй.

Джереми подошел к жаровне и дал шашлычнику монету. Араб подал ему два шампура, держа их за ярко раскрашенные резные деревянные ручки. Джереми протянул один Карлотте.

– Напомните мне привести вас сюда на ужин. Это стоит пять пенсов.

Карлотта потрясла шампуром и вопросительно поглядела на него.

– А как вы предлагаете это есть?

– О, тут должно быть два этапа. Первый: вы ждете, пока шашлык немного остынет. Затем приступаете ко второму этапу – я вычитал это в маленькой книжечке, где рассказывалось о том, как завоевать доверие арабов и завести среди них друзей. Так вот, надо в левой руке держать шампур, а кусочки мяса снимать с него правой рукой. Хотя, конечно, правилами хорошего тона, такое использование трех средних пальцев правой руки не предусмотрено. Насколько я помню, там позволительно применять левую руку для обработки цыплячьей ножки. Так что, вы можете огорчить свою гувернантку.

Карлотта помахала шампуром в воздухе, охлаждая его, а затем начала осторожно снимать кусочки мяса и отправлять их в рот. Жевать приходилось долго, и она все время приговаривала.

– Ну очень… очень вкусно!

Джереми проглотил очередной кусок и покачал головой.

– Вы хорошая гостья, но здесь не стоит проявлять деликатность. Запах действительно вкусный, но мясо жесткое, как подошва. Могу поспорить – они здесь тушу не подвешивают, чтобы стекла кровь, при здешней жаре не решаются. Я предлагаю вам отложить в сторону этот шампур, даже если вы рискуете обидеть хозяина, старого Али. В отеле распорядок не такой, как в Испании, поэтому у нас еще есть достаточно времени приехать, переодеться и даже выпить перед ужином. Правда, медлить не стоит.

Джереми остановил машину у входа в отель. Карлотта выскочила раньше его и остановилась, приложив палец к губам.

– Послушайте.

Старый город, как гигантский кипящий котел, всхлипывал и шипел. На фоне всей этой вакханалии звуков был едва слышен не то вопль, не то плач. Постепенно он становился все громче, а потом снова спадал.

Джереми понимающе кивнул.

– Это зов на вечернюю Молитву. Пойдемте ко мне, у меня с балкона очень хорошо слышно.

Он взял ее за руку, и они поспешили к лифту. Выйдя на балкон, оба застыли, прислушиваясь.

Бесплотный голос муэдзина, как некий неземной дух, витал над башенками и крепостными стенами города. Он был похож на глас какого-то странного бога. Он то бормотал и кулдыкал, перебирая гласные, как четки, а то застывал в вечернем небе, невнятно и нечленораздельно умоляя о чем-то.

На пурпурном небосводе темными силуэтами выделялись перистые верхушки пальм. И все это великолепие как бы венчала медленно восходящая оранжево-серебристая молодая луна. Голос муэдзина умолк, сломавшись на высокой ноте. На несколько мгновений воцарилась полная тишина, затем постепенно стали возвращаться всхлипы и ворчание города.

Карлотта и Джереми продолжали стоять бок о бок, не проронив ни слова. Он медленно обнял ее за плечи и притянул к себе. И тут хриплый, сдавленный крик вырвался из ее уст. Она обеими руками оттолкнула его.

– Нет, нет! Не прикасайтесь ко мне! Повернулась и стремительно выбежала из комнаты.

Изобель со своей лоджии прислушивалась к происходящему.

Чей же это голос? Такой знакомый. Ах да, ведь это же Карлотта. А кто мужчина? Неужели Джереми? Ну конечно же, это он, красавец Джереми. Это ведь его лоджия. Боже, какая же дура, эта Карлотта. Сказать нет такому мужчине. Я бы нет ему не сказала. Если бы у меня был мужчина. С такой прекрасной, огромной, длинной штукой, трепещущей и твердой. И чтобы эта штука была для меня. У меня обязательно должен быть мужчина. Боже, как я хочу мужчину!

Она просунула руку под ночную рубашку, ниже живота, и начала интенсивно ею двигать.

Джереми некоторое время стоял неподвижно, потирая лоб, как будто его чем-то оглушили, а затем медленно направился в спальню.