Мадам Марракеш

Глава двадцать шестая

Швейцар «Маммунии» с поклоном открыл дверцу машины.

– Бонсуар, мсье-мадам. Мы рады видеть вас снова в нашем отеле.

По очереди они выбрались из машины. Джереми не спеша разминал затекшие руки и ноги.

– Не скоро еще я решусь на такую поездку, с коленями у подбородка. Давай, Бриджит, иди скорее опорожнись, пока я не обменял тебя на пекинеса.

Чендлер посмотрел на часы.

– Еще совсем не поздно. У нас есть время немного посидеть перед ужином в баре. Полагаю, я это заслужил. И, пожалуйста, все благодарности руководителю экспедиции Чендлеру Керку прошу подавать в письменном виде.

Он взял под руку Френки, и все они направились в отель. На пороге бара они остановились. Чендлер кивнул.

– Так я и думал. Те же декорации, что и в первом акте. На сцене те же персонажи. Не удивлюсь, если выяснится, что они даже и не заметили нашего отсутствия.

Малага, Изобель и Грег сидели на своем обычном месте. Малага с отсутствующим видом обеими руками прижимала к груди бокал. Грег, как всегда, с механичностью автомата интенсивно жевал, обнажая крепкие белые зубы. Процесс он прерывал только для того, чтобы приложиться к кока-коле. Сидел он прямо, стеклянными глазами уставившись в зал. Изобель сидела ссутулившись на своем стуле. Губа, как всегда, несколько отвисла.

Компания тихо приблизилась к столу. Чендлер опустил руку на малагино плечо.

– Нельзя ли нам присоединиться к вашему бесшабашному веселью, или это частная оргия?

Малага вздрогнула.

– Ой, как ты меня напугал! Давайте, садитесь, конечно.

Грег вскинул руку и прохрипел.

– Привет.

Чендлер бросил через плечо Джереми и Карлотте.

– Видите, я был прав. Они даже и не заметили, что нас не было.

Изобель с вялой улыбкой вскинула голову.

– Ну, Чендлер, как вы можете так говорить? Я тут без вас всех безумно скучала.

Чендлер поклонился.

– Как это мило с вашей стороны.

Они расселись и заказали выпивку. Джереми коснулся запястья Малаги.

– Ты такая тихая и задумчивая сегодня, как влюбленная школьница.

Малага выпрямилась.

– Да ерунда все это. Чендлер с улыбкой заметил:

– Вот это уже лучше. Итак, какие новости? Я понимаю, что вам наплевать на то, чем мы занимались, так хотя бы расскажите о себе. У меня такое ощущение, что я отсутствовал несколько лет.

Малага рассеянно смотрела куда-то вдаль.

– Мне кажется, что нечего особенно и рассказывать.

Изобель наклонилась, глядя в лицо Чендлеру.

– А я вся сгораю от нетерпения услышать о вашей поездке. Представляю, как было с вами интересно. Вы так много всего знаете. Расскажите, как съездили. Я тут коротала дни в одиночестве и очень переживала, что не смогла поехать с вами.

Чендлер отвернулся и поднял бокал.

– Наше путешествие событиями богато не было. Ну, мы было попытались продать Френки и Карлотту в рабство, да не нашлось серьезных покупателей. А время мы с Джереми проводили, лежа на диванах, в окружении гурий.

Изобель изумленно вытаращила глаза.

– О… о!

– Дорогая Изобель, – в голосе Чендлера почувствовалось раздражение, – гурии – это не проститутки. Нет. Они просто танцуют. И все. Кстати, а где семейство Драммонд-Брюс?

– Это единственная новость, – глаза Малаги немного оживились. – Я пошла к ним после обеда вернуть книгу Дайане и застала только слуг-арабов. Они закрывали двери. Мне удалось узнать, что мальчик утренним рейсом улетел в Англию, а супруги Драммонд-Брюс сложили все вещи в машину и уехали в неизвестном направлении. Ни адреса не оставили и ни с кем не попрощались. Странно как-то. Накануне они ни словом не обмолвились о том, что собираются уезжать.

Лицо Изобель стало похожим на медленно сдуваемый воздушный шарик.

– Не может быть. Я не могу в это поверить. Я же его видела… – голос ее дрогнул.

Ах вот как. Значит, вот почему он не показывается больше у бассейна. Эта стерва Дайана все-таки увезла его отсюда.

Малага пожала плечами.

– Можете пойти и убедиться сами.

Она повернулась к Джереми и Чендлеру.

– Сразу после вашего отъезда он начал жутко пить. У него, как у осьминога, было по стакану в каждом из восьми щупалец. Однажды поздно вечером, когда мы с Абдулом танцевали в баре, я видела его, он выходил из отеля. Еле держался на ногах, был в стельку пьян. Не могу себе представить, где он напился. Ведь в баре его не было. Я была поражена. До сих пор он производил впечатление спокойного, уравновешенного человека. И вдруг прямо после вашего отъезда он начал пить и с тех пор не просыхал. Не правда ли, Изобель?

– Гм… Откуда мне знать?

– Как откуда? Вы же все время были вместе.

Рука Изобель крепко вцепилась в сумку на коленях. Глаза бесцельно блуждали по залу. Она медленно кивнула.

– Да, я думаю, что это так. Но мне кажется, не очень прилично рассказывать об этом. Он был таким приятным собеседником, пока не начал прикладываться к бутылке. Я пыталась его остановить, но вы же знаете пьяниц – если уж он начал, остановить невозможно. Он даже пару раз заходил ко мне в номер, просил дать выпить. Наверное, бар в это время был закрыт. Разумеется, я ему ничего не дала. Да, и откуда у меня в номере спиртное. Я позвонила Дайане, а та сказала, что лучше всего заказать ему выпивку, иначе он может сделать что-то совсем ужасное. Похоже, ей было безразлично, как я буду тут с ним, пьяным, справляться. К тому же, это так неприлично: пьяный мужчина у меня в номере. Я рассчитывала, что она приедет и заберет его, но она не приехала.

А в прошлую ночь… – она потупила глазки, – мне очень неприятно сейчас об этом рассказывать, но я считаю, что должна это сделать. Значит, прошлой ночью он опять заявился ко мне, очень, очень пьяный, и пытался меня… изнасиловать.

Малага удивленно подняла брови.

– Боже мой, не может быть! Френки прыснула.

– Надеюсь, вы не очень сильно сопротивлялись?

Изобель подняла глаза и укоризненно на нее посмотрела.

– Я совсем не шучу. Это было ужасно. К тому же, мне очень нравится Дайана, она очень милая женщина. Я была вынуждена запереться в спальне и позвонить ей. Вначале она разговаривала как-то странно, сказала мне, что я уже достаточно взрослая, чтобы самой позаботиться о себе. Но, когда я сказала, что позову слуг-арабов, чтоб они его вышвырнули, она согласилась приехать и забрать его. Когда она появилась, я, значит, вышла из спальни, и вот тогда разыгралась ужасная сцена. Он заявил, что никуда с ней не пойдет, потому что влюблен в меня, влюблен давно, с первого взгляда. А она повела себя совсем не как леди. Сказала, что я охочусь за чужими мужьями, обозвала меня разными плохими словами, которые я даже не могу здесь повторить. И это меня, единственную из всех, кто пытался ей как-то помочь, Потом она начала плакать, устроила настоящую истерику, и я была вынуждена снова запереться в спальне. И сидела там до тех пор, пока они не ушли. В общем, перенести все это было для меня не просто. Теперь я догадываюсь, почему они так быстро уехали из Марракеша. Дайана боялась его потерять.

– Так, так, – сухо провозгласил Чендлер, – прямо настоящее приключение. Вам обязательно нужен мужчина, Изобель, который мог бы вас защитить от подобных посягательств. Без мужчины вам никак нельзя.

Изобель расплылась в сладкой улыбочке и стрельнула глазами на Чендлера.

– Как вы правы, мой милый. Я и не предполагала, что вы такой чуткий джентльмен.

Она допила свой бокал и посмотрела на его дно. Гм… это звучит с его стороны, как предложение. Он такой привлекательный, и с деньгами. Единственное, нужно отвадить от него эту рыжую дурочку. Но это будет не очень трудно. А вот прямо сейчас мне нужно выпить по-настоящему, а не эту бурду.

Она поднялась.

– Я должна вас покинуть. Пойду переоденусь к ужину. Увидимся позже. Рада была снова видеть вас, Чендлер. Я скучала без вас… и без все остальных, конечно, тоже.

Некоторое время все молча наблюдали за тем, как она медленно покидает бар. Как только за ней закрылась дверь, Джереми рассмеялся.

– Значит, Иэн ударился в запой. Это, конечно, удивительно, но вполне вероятно. А вот остальное… Я настаиваю: ни один мужчина не способен допиться до такого состояния, чтобы возжелать Изобель и пытаться ее изнасиловать.

Чендлер сидел в задумчивости.

– Изнасиловать Изобель? Я с тобой согласен. Изнасилование всегда подразумевает сопротивление со стороны женщины, так сказать, модикум рези-станц. А вот, чтобы Изобель сопротивлялась мужчине? Да это сплошная чушь! – он широко улыбнулся, но тут же посерьезнел вновь. – Я считаю, что вся эта история с изнасилованием – сплошная ложь. А вот пьянство… пьянство, скорее всего, правда. Я всегда с подозрением отношусь к мужчинам, пьющим один лимонад. Как правило, это запойные пьяницы, настоящие или бывшие. Дело в том, что он мог допиться до такого бесчувственного состояния, что действительно был способен на какие-то движения в ее сторону. Ему просто было все равно, он ее даже и не видел. Ведь пьяница, настоящий, конечно, то есть алкоголик, он теряет всякое чувство стыда. Мне доводилось знать людей из хороших семей, образованных. Двое из них учились в той же школе, что и ты, Джереми. Так вот, они допивались до таких кондиций, что оправлялись прямо при людях, валялись на полу в баре и на улице, падали лицом в тарелку с салатом, грязно ругались, жутко били своих жен и Бог знает что еще вытворяли. И вместо того чтобы на следующий день сгореть от стыда, спрятаться куда-нибудь от людей, они, как ни в чем не бывало, снова напивались и снова вытворяли то же самое. Этого я понять не могу. Я бы, наверное, больше к спиртному не прикоснулся. И никакого сочувствия такие типы у меня не вызывают. Ничего, кроме отвращения. Вот так-то. Вот видите, я уже заговорил как методистский проповедник. А Иэна, по-видимому, Дайана увезла от пьянства, а не от этой коварной соблазнительницы.

Ладно, сменим тему. Малага, ты выглядишь как-то необычно. Как будто скрываешь что-то хорошее. Что это такое?

Малага задвигала бокалом по столу и покраснела. Пытаясь не выдать своего волнения, посмотрела на Чендлера.

– Мы с Абдулом решили пожениться. Он уехал сообщить эту новость семье. Даже в современных арабских семьях существует обязательная формальность получения согласия родителей на брак сына.

Чендлер внимательно посмотрел на нее и поставил бокал на стол.

– Ты, конечно, шутишь?

– Никогда еще в своей жизни я не говорила так серьезно.

– Малага, ради всего святого, подумай, что ты собираешься сделать. Ведь он мусульманин. У него могут быть четыре жены. Ты подумала об этом? Может быть, у него уже есть парочка.

– Нет, нету у него никого. Практически все современные арабы отрицают полигамию в своей личной жизни.

Чендлер задумался.

– Он заставит тебя носить джеллабу до пят и чадру. Никогда не признает тебя равной себе. Для них женщины – это что-то вроде животных. Малага, пойми, они – другая раса, у них совсем другие обычаи, другая мораль. У тебя с ним ничего не получится.

Малага пылко воскликнула:

– Прекрасно. Значит, я буду носить чадру и джеллабу. К тому же, представьте, какие преимущества это дает в старости, когда мое лицо покроется морщинами и испортится фигура. Да, он и не очень уж отличается от нас. Окончил Оксфорд.

– Но он остается мусульманином. И тебе придется принять ислам.

– Не обязательно. Мы это много раз обсуждали. Но, в принципе, я не возражаю и против этого. Я воспитана так, что практически ни во что не верю, а Абдул очень интересно рассказывает об исламе. Так что я начала проникаться верой. Я чувствую, что смогу поверить в ислам. Разве это не чудесно, найти сразу и любовь, и веру.

Чендлер сжал ее ладонь обеими руками и заглянул в глаза.

– Малага, ты не обычная, не средняя женщина. Ты и месяца не выдержишь такой жизни. Ты же себя знаешь. На тебя никогда не надевали путы, не запирали в клетку. И поверь мне, детка, все его оксфордское образование здесь ровно ничего не значит.

Неожиданно Грег стукнул бутылкой кока-колы по столу. Все чуть не попадали со своих стульев, они забыли о его присутствии.

– А я не вижу причин, почему бы Малаге не выйти замуж за араба. Это замечательные люди. Я… – Тут он повернул голову.

Старик и его хромая жена медленно двигались мимо них. Ее палочка методично постукивала по мраморному полу. Они заняли соседний столик. Послышался высокий капризный голос:

– Стенли, где мой носовой платок? Тебе придется вернуться в номер за моим носовым платком.

– Элли, дорогая, он у тебя в боковом кармане.

– Нет, это не тот. А мне нужен тот носовой платок.

Грег прохрипел.

– Бедный парень. У него нет ни минуты покоя. Она впилась в него, как пиявка. В уборную и то он ее водит. Могу поспорить, что там ему приходится снимать с нее трусы. Я это точно знаю, они живут рядом. Когда они разговаривают, я слышу каждое их слово. Она должна умереть. Уверен, если она умрет, счастливее его никого не будет. Но сколько же ему еще ждать? Ладно, мне противно на нее смотреть. Я ухожу ужинать.

Он с шумом отставил стул и удалился. Джереми облегченно вздохнул.

– Надеюсь, потеря такого очаровательного собеседника никого из нас серьезно не огорчит. Возвращаясь к тебе, Малага, я скажу: Чендлер прав. Я понимаю, что это не мое дело, но тебе следует серьезно подумать, прежде чем принимать окончательное решение. Ты уверена, что все это не влияние магической атмосферы Арабских Ночей? Почему бы тебе не вернуться в Сан-Мигель, там полно таких же экзальтированных личностей, как и ты. Ты там окажешься в своей тарелке.

Губы Малаги вытянулись в ниточку.

– Меня тошнит от этого Сан-Мигеля и всех его обитателей. Я провела там слишком много времени.

– Ну хорошо, а как насчет Торремолиноса? Это очень приятный городишко.

– Торремолинос? О Боже! – глаза ее вспыхнули. – А ты был там в мертвый сезон? Слышал, есть такие тюрьмы, открытые для посещения? Так вот, Торремолинос – это открытый дурдом. Присмотрись к его постоянным обитателям. Пары среднего возраста и старше. Они ненавидят друг друга, но так долго женаты, что не решаются изменить привычкам. Пожилые мужики, с красными мордами, вечно под мухой. Их жены, с волосами, выкрашенными в цвет красной охры. Они позорят даже таких мужей. Намазанные, как самые дешевые проститутки, они бросаются на каждого мужика, буквально на каждого.

– Звучит заманчиво. Место прямо для Изобель. Кто-то должен ей рассказать об этом.

Малага продолжала.

– Хорохорящиеся старые алкоголики-импотенты и шестидесятилетние нимфоманки. Все это жалко и отвратительно. Неужели эти старые идиоты не понимают, что в их возрасте возможен только один стиль поведения: достоинство и благородство. А они еще осуждают молодых.

Джереми вздохнул.

– Похоже, Торремолинос заслуживает того, чтобы стереть его с лица Земли.

Чендлер не выпускал ладонь Малаги.

– Малага, – он сжал ее пальцы, – зачем ты это делаешь? От скуки? Чтобы как-то развлечься? Это каприз?

Она посмотрела ему прямо в глаза. Черты лица ее смягчились, и его озарила мягкая, даже застенчивая улыбка.

– Я люблю, Чендлер. Первый раз в жизни мужчина не тянет меня в постель, а потом уж говорит: «Здравствуйте». Первый раз в жизни меня любит мужчина. Меня, а не то, какова я в постели. Когда Абдул со мной, я чувствую, что любима. И мне – ты только не смейся… мне, понимаешь, с ним тепло. И знаешь что? Я согласна на всякие там путы. Пусть будут путы. Я устала от той жизни, которую веду, и буду рада услышать от любимого, что следует делать, а чего нет. Рада ощутить заботу о себе. И… ну, я уж все сказала – я люблю.

Серьезный Чендлер не смог сдержать улыбку.

– Малага, ты, наверное, не поверишь, но я тебя понимаю. Я понимаю, что значит любить. Благословляю и желаю много, много счастья.

Он вдруг закашлялся и отпустил ее руку.

– Что-то я опять ударился в патетику, почти пустил слезу. Приходи с нами ужинать. Я угощу тебя шампанским. А сейчас нам всем надо идти и переодеваться к ужину.

Все поднялись. Чендлер, уже стоя, покачал головой.

– Джереми, старый дружище, нам не следовало ездить в Фес. Смотри, сколько тут всего произошло, стоило нам на минутку отлучиться.

Карлотта добавила со вздохом.

– А никто даже и не поинтересовался, как мы там провели время.