Маленькая леди в большом городе

Глава 24

Я старалась изо всех сил отыскать в том, что вернулась домой раньше времени, три плюса. Небо над Лондоном висело серое, как слон, октябрьский промозглый холод леденил душу. Я чувствовала себя столь опустошенной, что, по сути, не могла смотреть на ситуацию трезвым взглядом. Как только первые капли дождя упали на не прикрытые босоножками пальцы ног, мне показалось, что каникул в ярких, будто киношных, нью-йоркских красках в моей жизни и не было.

Нравилось мне это, нет ли, я уже вернулась, а потому, дабы не утонуть в своем горе, с головой погрузилась в дела и старалась не злиться на Габи, которая то и дело требовала рассказать ей, какие лекарства продают в аптеках «Кей-Март» и о прочих особенностях американской жизни. Всякий раз, когда мне на глаза попадалась маленькая белая собака, так и хотелось залиться слезами. О расставании с Храбрецом, не говоря уже о Джонатане, поминутно напоминала кровоточащая рана на сердце. Я была им нужна. Но сделала выбор. Слишком много значило для меня любимое дело, хоть и приходилось теперь жить с вечной болью.

Первый плюс был в том, что появилась возможность изводить своими частыми появлениями работников, которые заканчивали ремонт в квартире Нельсона. Точнее, как выяснилось, еще не заканчивали – дел оставалась добрая половина. Габи и не думала контролировать ребят с той строгостью, без какой они работают спустя рукава, хоть Нельсон и оставил до смешного подробный план действий. Мне же не терпелось скорее вернуться в свою комнату, и надо было давать выход скапливавшейся в изобилии отрицательной энергии. Нельсона мы ждали со дня на день, а в ванной еще не установили новую ванну. Словом, завершить ремонт надлежало почти в том же темпе, в каком преображают старые жилища в телепередачах.

Второй плюс: я могла встретить Нельсона из благотворительного плавания на пристани и сказать: «Добро пожаловать домой».

Само собой, пришлось позвать и Габи с Роджером, отчего подпортилось настроение.

Сначала я вообще предложила Габи взять мою машину и ехать одной, подумав, что ей захочется побыть наедине с так долго отсутствовавшим бойфрендом-моряком. Но она не ухватилась за мою идею, почему-то потупила взгляд и сказала: – Может, лучше поедем все вместе? Роджеру его тоже не хватало, и ты соскучилась.

Мы сидели на покрытом слоем пыли диване в Нельсоновой гостиной и ждали, когда ремонтники вернутся после перерыва на ланч. Я попросила их поработать и в субботу, и они согласились, ибо я подыскала для них новых заказчиков, готовых заплатить наличными: трое из моих клиентов женились и планировали преобразить свои холостяцкие квартиры. Да, в каком-то смысле я использовала их в личных целях, но знали бы они, от чего я ради них отказалась!

Я взглянула на мобильный. Джонатан так и не позвонил.

– Перестань все время на него пялиться, – посоветовала Габи. – Не поможет.

Я строго на нее посмотрела.

– Габи, скажи честно: ты с кем-нибудь встречалась в отсутствие Нельсона?

Прямо спрашивать о Роджере, пока в том не было крайней необходимости, ужасно не хотелось.

Габи снова как будто смутилась.

– Ну, не то чтобы. – Знаешь, – прибавила она, резко меняя тему, – я подумала, будет жестоко по отношению к тебе, если мы с Нельсоном устроим на твоих глазах душещипательную сцену «Встреча после разлуки».

Я не попалась на удочку. Габи всячески меня поддерживала, повторяла, что одобряет мой поступок, уверяла меня, что трудоголизм Джонатана со временем будет лишь прогрессировать, однако я не могла позволить ей использовать пережитую мной трагедию, чтобы не отвечать на вопрос.

– Ты с кем-нибудь встречалась? – повторила я. – Если полагаешь, что тебе позволено играть чувствами Нельсона…

Мы уставились друг на друга в немом страхе. Последствия того, что, судя по всему, натворила Габи, представлялись нам обеим слишком ужасными.

– Я не играю его чувствами… – пробормотала наконец она, рассеянно перетасовывая карты. – Но… думаю побеседовать с ним с глазу на глаз, когда он выгрузится или, как там говорится…

– Сойдет на берег. Вот это правильно, – твердо сказала я. Мне не давало ни минуты покоя желание помочь, однако, ибо и с Нельсоном, и с Габи меня связывала близкая дружба, я не хотела знать неприятных подробностей. – А ты уверена, что… Не думаешь ли, что Нельсон… – Я замолчала. В былые времена Габи не раз заявляла, что я сама к Нельсону неравнодушна. Теперь она могла решить, будто я снова имею на него виды, потому и пытаюсь их разлучить. Я коснулась ее руки. – Короче, я обоим вам желаю счастья.

Габи неоднозначно полуулыбнулась, полунахмурилась.

– Мел, я знаю, что делаю. Трудно это все – ты должна понимать, как никто.

– Не подумай, что я стремлюсь развести вас, потому как сама теперь одинокая. Просто не хочу, чтобы Нельсон страдал, – негромко произнесла я. – И чтобы ты страдала.

– Знаю, – ответила Габи, пожимая мою руку.

Тут вернулись работники, и я включила все обаяние, какоево мне оставалось, дабы ребята резвее взялись за дело.

Мы приехали на пристань Портсмута, проделав нелегкий путь из Лондона. Роджер всю дорогу сидел с картой на заднем сиденье и давал мне указания. Признаться честно, я прекрасно знала, куда ехать, но решила: так Роджер почувствует, что на его плечах ответственность за всех нас; сама же, дабы не слышать его голоса, включила радио – работали только колонки спереди.

Несмотря на это, Роджер умудрился-таки встрять в наш с Габи разговор о недоделках в квартире.

– Так ты еще общаешься с Ремингтоном или вы разбежались? – прокричал он, когда мы уже въезжали на стоянку. – Что случилось? Все собирался спросить.

– Замолчи, Роджер, – сказала Габи. – Она не хочет об этом разговаривать.

– Нет, – бодро воскликнула я. – Нет, мы сейчас не общаемся. Я подумала, надо друг от друга отдохнуть. Между нами кое-что произошло… Но о таких вещах не рассказывают.

Роджер омерзительно, якобы со знанием дела подмигнул, глядя на меня в зеркало заднего вида.

– А, понял. Речь о том самом, верно?

– Заткнись, Роджер! – вспылила Габи.

Ты что, глухой или просто ни черта не понимаешь?

– Не кипятись, подружка! – произнес Роджер с кошмарным акцентом северных районов Лондона. – Я всего-то задал вопрос!

Я с подозрением взглянула на него, потом на Габи. Добродушная перебранка говорила об одном: что эти двое в более близких, чем я полагала, отношениях. Неужели с Роджером Трампе– том можно сблизиться? Впрочем, подумала я, если учесть, что, по мнению Габи, к любовным связям стоит подходить практично, такой поворот вполне допустим. Чем Роджер с его огромным состоянием, которое он не тратит ни на одежду, ни на развлечения, не жених для практичной девушки типа Габи?

Я закрыла машину и пошла к пристани, давая возможность Габи вдоволь побранить Роджера. Парусник Нельсона уже причалил. Команду подростков встречало полчище восторженных родственников, будто ребята провели в море по меньшей мере несколько лет.

Я смотрела по сторонам, но нигде не видела Нельсона. Потом, подойдя ближе, вдруг заметила его у кучи парусных чехлов. Он что-то многословно говорил родителям нескладного подростка и был еще в морской форме, однако на его плече, увы, я не увидела попугая, на голове – треуголки, а на глазу повязки. Пока я, наблюдая, приближалась, Нельсон закончил длинную речь. Подросток вдруг порывисто ринулся к нему и крепко обнял, а папаша так сердечно пожал ему руку, как жмут лишь в старых черно– белых фильмах.

Я растрогалась, радуясь за Нельсона.

Мальчишка с родителями пошли прочь, а Нельсон увидел меня и махнул рукой.

– Мелисса! – счастливо завопил он.

– Привет, Нельсон! – закричала я, бросаясь ему на шею. Как было здорово снова с ним встретиться! По счастью, не все лучшее в моей жизни осталось в прошлом. – Ноги, смотрю, по-прежнему, две. И глаза целы!

– Но страшно хочется пива. – Нельсон взял меня на руки, слегка пошатываясь, немного подержал и опустил. – Наверное, придется тебе везти меня домой через паб.

– Э-э, нет. Сразу поедем домой, – сказала я. – Знаешь, как от тебя пахнет?

Из толпы показались бурно что-то обсуждающие Габи и Роджер.

– Понятия не имею, почему мы приехали на машине Мел, – ворчал Роджер. – А не на твоей "Ауди".

– Все, Роджер, помолчи! – Увидев нас, Габи остановилась, расправила плечи и изобразила на лице улыбку.

– Привет, Нельсон, – пробормотала она– Добро пожаловать домой! Хм, можно тебя на минутку?

– Корабль–берег, возникли проблемы, – сказал чуть присмиревший Роджер.

Я схватила его за руку. Если Габи собирается бросить Нельсона из-за этого кретина, надо дать ей последний шанс все взвесить. – Пошли, купим кофе.

Невзирая на Роджеровы протесты, я потащила его к кофейному фургону. Купив четыре стаканчика капуччино, мы сели на швартовную тумбу и принялись ждать, пока объяснение подойдет к концу. С моря дул холодный ветер, и мы грели руки о горячие стаканчики.

– Как думаешь, что она ему говорит? – спросил Роджер, сделав глоток кофе и причмокнув.

Нет, честное слово! Ни стыда, ни совести!

– Понятия не имею. Вы что, не обсудили, какие ей выбрать слова?

– Чего? С какой стати она бы стала обсуждать это со мной?

Я укоризненно на него посмотрела.

– Чтобы все сразу стало на свои места, вот с какой. Когда это случилось? На балу охотников, на который я отказалась с тобой ехать? Неужели из-за какого-то парика ты забыл, что она подруга твоего приятеля?

Лицо Роджера сделалось пунцовым.

– Габи я ничего такого не сказала бы, но тебе скажу: ты отвратительно поступил, – продолжала негодовать я. – Вы так давно с Нельсоном дружите! И о чем ты только думал? Надеюсь, у вас в отношении друг друга самые серьезные намерения, потому что в противном случае…

– Мелисса, ради бога! С чего ты взяла, что я встречаюсь с Габи? – проревел Роджер. – Я не глухой! И не идиот!

Мы уставились друг на друга. Я растерялась, не зная, как быть: продолжать кипеть от злобы, болея душой за лучшего друга, или вздохнуть с облегчением от радости за подругу. Или за них обоих.

– Да, после бала мы вернулись в Лондон и заехали в бар, – с виноватым видом сознался Роджер. – В «Блюберд». Выпили по два коктейля. Или по три. Но ведь Габи могла и отказаться? Правильно?

– С кем же тогда она встречается? – потребовала я. – Не отрицай: я недавно позвонила ей, застала ее в баре, явно в компании какого-то парня

Глаза Роджера хитро забегали, и он стал похож на бладхаунда, который сотворил такое, чего не должен был, и оказался там, куда не смел входить.

– Я… хм… если она не сказала тебе, то…

Стыдно признаться: я протянула руку со стаканчиком и сделала вид, что, если он не ответит, я вылью капуччино ему на ногу.

– С Аароном! – взвизгнул Роджер. – Она снова сошлась с Аароном!

Что ж, в этом был смысл. Вместо праведного гнева, на который я настроилась, по моей груди, как ни удивительно, разлилось теплое облегчение. Аарон мне нравился. Он был забавный, остроумный и любил Габи. Я вообще не понимала, почему они расторгли помолвку. Габи и Аарон подходили друг другу, как Маркс и Спенсер. Или Фортнум и Мейсон. Либо Будл и Данторн.

Тут я вспомнила о Нельсоне, и сердце снова сжалось от сострадания. Бедняга Нельсон! Так долго странствовал по морю, не успел вернуться – и на тебе! Узнал, что его бросили…

– Как это случилось? – проныла я.

– Аарон позвонил ей и сказал, что раздумал учиться на патологоанатома и возвращается на прежнюю работу. – Роджер фыркнул. – По-моему, он приехал на машине, битком набитой цветами, и на коленях умолял ее стать его женой.

– Мне она даже не заикнулась об этом!

– Потому что до сих пор в раздумьях.

– Почему я вообще ни о чем не знала? – произнесла я, глядя в пространство перед собой. – О таком – и не рассказать…

– Хм, она решила, что ты разозлишься. У них ведь как будто был роман с Нельсоном, ну, понимаешь…

– Ас тобой, значит, поделилась?

– М-да. Что в этом такого? – недовольно пропыхтел Роджер.

– Ничего, – ответила я, внезапно чувствуя, как меня окатывает волной грустной радости, словно обдувает прохладным морским ветерком Я запахнула теплую куртку. – Во всяком случае, ничего плохого.

– Я думал, ты обрадуешься, что у меня появился еще один друг. – В голосе Роджера прозвучала досада. – Нельсон всегда гордился, что дружит с девчонкой – с тобой. Я же… нашел общий язык с Габи. Знаю, ты до сих пор злишься, но я так рад, что она съездила тогда со мной. Вечер был высший класс.

Я взяла его руку и легонько ее пожала. Так легче показать, что ты все понимаешь, – не хотелось смотреть на его исказившееся от наплыва чувств лицо.

– И я рада, Роджер. Искренне рада.

Верно говорил Нельсон: парик был наделен волшебными силами.

Нельсон и Габи, по-видимому, закончили беседу и двинулись от мемориального якоря, у которого стояли все это время, в нашу сторону. Нельсон не положил руку на плечи Габи, а она сжимала в руках сумку «Пэддингтон», точно спасательный круг.

Я всмотрелась в лицо Нельсона, ища на нем следы страдания, однако оно было загорелое и веселое. Как обычно. Создавалось впечатление, что Габи подавлена больше, нежели он.

– Итак, – произнес Нельсон, потирая руки. – Кто со мной в паб на ланч?

– Ничего не понимаю, – прошептала я, когда Габи и Роджер пошли вперед, направляясь в ближайшую пивную. – Между вами все кончено, а ты только и думаешь, что о пудинге с говядиной и почками?

Нельсон подождал, пока Габи и Роджер не отойдут подальше, и по обыкновению обнял меня за плечи.

– Мелисса, дорогой ты мой глупыш, знаешь, я отправился в это плавание по многим причинам. Во-первых, мне искренне хотелось помочь ребятам познать прелести настоящего мореходства™

– Конечно-конечно, – перебила его я. – Ты у нас святой, все прекрасно знают.

– Во-вторых, давно следовало отремонтировать квартиру. Но… – Он замолчал и внимательно на меня посмотрел. – Обещаешь, что не выдашь меня?

– Естественно, обещаю!

Нельсон вздохнул.

– Габи славная девчонка, к тому же твоя лучшая подруга, но боже мой… Она чуть не свела меня с ума, Мел. Не знаю, может, это был у нее временный заскок, но, представь себе, ей хотелось на каждом шагу следовать моим указаниям, поминутно слышать от меня: «Поступай так-то и так-то». Понимаешь, это противоестественно. Я боялся ее обидеть и не желал, чтобы испортились ваши отношения. Было бы ужасно…

Я в изумлении приоткрыла рот. Оказывается, эта нездоровая связь продолжалась лишь ради моего спокойствия!

– В общем, ты решил сбежать в море? – недоверчиво спросила я. – Очень по-английски. А в иностранный легион теперь что, не берут?

– Я подумал, это лучший выход– Нельсон пожал плечами. – Когда Габи переживала фазу «Джейн Остин», я подыграл ей, потом дал возможность помахать мне с пристани платочком. Но всегда знал: чем дольше она будет одна, тем быстрее снова сойдется с Аароном.

– Так и вышло.

– Так и вышло, – повторил Нельсон. – Наверное, так было задумано судьбой. Во всяком случае, теперь все довольны. У Габи снова есть «Ауди ТТ», у Аарона – родная душа, я с удовольствием вернусь на свой диван, а…

– Я должна тебе кое о чем рассказать, – едва слышно произнесла я.

Нельсон вздохнул.

– Прости, я не подумал. Габи в двух словах…

– Зато на квартиру теперь любо-дорого посмотреть! – воскликнула я, пожалуй слишком громко. – Розеток там теперь столько, сколько ты и хотел. И я купила электросберегающие лампочки.

Нельсон с чувством поцеловал меня в голову, обтянутую шапкой с кисточкой, снова обнял за плечи, и мы пошли вслед за Роджером и Габи.

– Ты для меня единственная девочка на земле, Мел, – сказал Нельсон. – Приготовлю тебе на ужин, что только ни пожелаешь. И даже помассирую твои ужасные ноги.

Он почти не изменился. И по-прежнему знал, как меня приободрить. А мои ужасные ноги нуждались в нем как никогда прежде.

Отыскался и третий плюс моего возвращения в Лондон: я получила возможность сходить на выставку маминых работ.

Да-да! Я и сама поразилась, когда о ней услышала.

Может, мне никто ничего и не сказал бы, если бы через несколько дней после моего приезда в агентстве не соизволила появиться Аллегра.

– О, ты здесь, – произнесла она без особого интереса, вплыв в офис с двумя огромными пакетами «Смитсон» и тут же угостившись ромовым трюфелем из большущей коробки, что стояла на шкафу, – конфеты в знак благодарности прислал мне преображенный клиент.

– Да, здесь. – Я писала статью по этикету для «Саут-Уэст сегодня!», откликаясь на письмо, автор которого жаловался, что дыхание его подруги пахнет хуже, чем кошачье. Дел все эти дни было видимо-невидимо – на поиски Аллегры не выдавалось и минутки свободного времени. – Чего ты накупила в «Смитсоне»? Что они упаковывают в такие огромные пакеты?

– Это книги в подарок гостям, что придут на выставку.

Я осторожно, чтобы не размазать подводку, потерла верхние веки.

– Аллегра. В твои обязанности не входит организовывать выставки, если только художник не наш клиент. Пока папа… Пока я плачу тебе, выполняй лишь просьбы, с которыми обращаются в агентство.

Я устала изобретать предлоги, пытаясь устраниться от нечистых папашиных делишек. Оказывается, невежество не просто счастье – еще и надежная юридическая защита.

– Выставку устраивает мама, – пренебрежительно объяснила Аллегра. – Но через твое агентство. Потом подсчитаете расходы с ее представителем.

– Что?

– Это мамина выставка, – сварливо повторила Аллегра.

– Что за выставка?

– Достала ты меня своими «что», Мелисса! Талдычишь, будто умственно отсталая. Если хочешь знать, одно из ее произведений с ходу купил некий лондонский агент, который специализируется на современной скульптуре. Вот, посмотри.

Аллегра порылась в сумке и извлекла ламинированное приглашение.

На карточке красовалось изображение чудовищной твари из ядовито-розового мохера. Не то кошки, не то единорога – с пятью лапами, двумя с половиной головами и рогом или заостренным ухом посреди лба. Ниже темнел адрес, по которому тридцать первого октября Белинда Бленнерхескет устраивала вечер, посвященный ее выставке.

Хэллоуин. Очень кстати.

– Почему она взяла бабушкину девичью фамилию? – спросила я.

То был не главный вопрос из целой стаи, что вдруг закружила в моей голове. Но на самые важные Аллегра снова ответила бы артистической вспышкой гнева.

– Не захотела, чтобы львиная доля славы досталась папаше. И правильно сделала: все эти вещи созданы ее руками. Ну, если не считать дам из «Женского института», которых она попросила помочь. Естественно, те сначала растерялись. Как это так? Вязать животных-уродов с пятью лапами и всем остальным? Кстати говоря, выяснилось, что мама у нас на удивление предприимчивая. Теперь, как только появляется новое чудище, я тут же его продаю. Не в качестве игрушки, – важно прибавила она. – В качестве

произведения искусства.

– Но… как тебе удается?

Перед моими глазами возникли странные картины: мама чертит схемы для вязания многолапых кошек и раздает их дамам из «Женского института». Наша мама, украшение журнальной обложки! Я уперла локти в стол и уткнулась подбородком в ладони. Мысли в голове путались.

Аллегра самодовольно ухмыльнулась.

– Помнишь игрушки, что я отправила ребенку? Из-за которых ты так взбесилась? У его матери галерея на Корк-стрит, она потребовала открыть ей секрет,где можно достать еще таких чудищ.

Снова ухмылка, теперь почти отцовская Моя сестрица вела себя так, будто с первой минуты знала, что мать того мальчика вращается в модных художественных кругах. Вот бы оказалось, что все это шутка, подумала я, зная наверняка: Аллегра говорит правду. Судьба вечно баловала ее неожиданными подарками, не зря она носила одежды дьявольской прислужницы.

– Понятно, – сказалая. – Что ж, отличная новость. Интересно взглянуть, что это будет за выставка. Тридцать первого октября? Какой это будет день?

– Ты что, тоже хочешь прийти?

Я впилась в сестру глазами.

– Представь себе. Хотя бы потому, что отчасти благодаря мне мама не бросила вязать, когда только начинала.

Аллегра повела сильно выщипанными бровями.

– Ладно, посмотрю, можно ли втиснуть тебя в список гостей.

Она что, хотела, чтобы я урезала ей зарплату?

– Так или иначе, – сказала Аллегра, будто к перечню ее жутких талантов прибавился и дар читать мысли, – работать в твоем агентстве я больше не буду. Я нашла занятие поинтереснее.

– Серьезно?

– Теперь я консультант по сбыту, веду переговоры с поставщиками первоклассного сыра из Скандинавских стран.

Аллегра. Сыр. Поставщики. В этих сырах зияет масса дыр. Только бы сестренка не сыграла с ними злую шутку, подумала я.

– На эту работу меня устроил папа, – продолжала Аллегра, лишь усиливая мои подозрения. – В общем, на мне теперь и галерея, и переговоры, времени на твои дела просто не остается. – Она помолчала. – Уж прости!

– Ну что ты, Аллегра, – пробормотала я в приступе пьянящего облегчения. – Спасибо, что помогала.

Аллегра повернулась к двери, на ходу угощаясь второй конфетой, но на пороге задержалась и странно на меня посмотрела, что я расценила как сочувствие.

– А этот твой… как его там? Вы с ним больше не общаетесь?

– Нет, – ответила я.

Аллегра выпятила красные губы.

– Бедная.

– Да нет, все к лучшему, – ответила я и принялась писать, что попало.

А когда за сестрой закрылась дверь, чуть не расплакалась, умяла одна за другой четыре конфеты, немного пришла в чувство и лишь тогда вернулась к статье.

Мамина выставка была для меня первым серьезным выходом в свет после того ужасного вечера в Нью-Йорке, и даже приготовления к ней разбередили едва начавшие затягиваться душевные раны. Надевать вечерний наряд, что грозил весь вечер напоминать о празднике в «Мет», страшно не хотелось, и я все еще стояла в неглиже и шмыгала носом, когда в дверь постучал Нельсон и спросил, не задумала ли я в последнюю минуту сшить новое платье.

Огромное ему спасибо: войдя в комнату, он в буквальном смысле собственноручно меня нарядил, точно куклу Барби, и, надо заметить, даже со вкусом. Я все это время стонала и причитала.

– Не беспокойся, – сказал он, застегивая пуговицы на юбке-солнце клеш. – Сегодня Хэлло– уин. Все подумают, что ты в костюме.

– Спасибо!

– Всегда к твоим услугам.

Мы оба взглянули в зеркало, и наши взгляды встретились. Нельсон с братской тревогой нахмурил светлые брови.

– По-моему, ты поступила единственно верно, Мел. Нельзя всю жизнь плясать под чью-то дудку. Теперь кругом равноправие. Буду повторять тебе это еще и еще раз – пока ты мне не поверишь.

– И тебя, и меня бросили, – мрачно констатировала я.

– Ошибаешься, – возразил Нельсон, дополняя мой наряд ярким шарфиком. – Меня бросили. Ты бросила сама. Это совершенно разные вещи. Ладно, хватит хандрить. Вечером придут Габи с Роджером: потравим байки про привидения, половим яблоки. Столько удовольствий за единственный вечер! Только попробуй еще раз заявить, будто живешь скучно и однообразно!

Осень была в самом разгаре, и до автобусной остановки мы шли по шуршащему ковру опавшей листвы. Медные, желтые, бронзовые, красные, на фоне асфальта листья походили на изысканные украшения из расплющенного металла; мне же, точно навязчивый мотив, обилие медного и бронзового лишь напоминало рыжеволосого Джонатана.

Уткнувшись носом в поцарапанное автобусное окно, я вздохнула – стекло затуманилось. Последнее время все кругом было окутано мраком, и мысли в голове кружили лишь темные и безотрадные. Я больше никогда не почувствую поутру его дыхание на своей шее. Никогда не притронусь к покрытым золотистыми волосками рукам или усыпанной веснушками спине. В жизни больше не услышу, как он читает мне лекцию о необходимости защищать кожу от солнечных лучей…

Нельсон, когда я вздохнула, чуть сжал и легонько толкнул мою руку.

По-видимому, мы единственные из гостей приехали на общественном транспорте. К нашему появлению в зале уже собралась толпа любителей покутить – публика во вкусе Аллегры. Почти все курили, то и дело потирали носы и истерично хохотали над собственными шутками. Я размотала шерстяной шарф, отдала его гардеробщице, и та взглянула на меня так, будто я вручила ей дохлую кошку.

– Если что, не будем тут задерживаться, – пробормотал Нельсон, когда я, было собралась, сказать ему то же самое.

Вдоль стен галереи поблескивали витрины с мамиными диковинными игрушками; разноцветное освещение придавало уродцам пущей нелепости. Я рассмотрела ближайшую черепаху– барсука и в ужасе отпрянула, увидев цифру на ценнике. Судя по трем красным кружочкам, прикрепленным сбоку к надписи, уже трое из гостей изъявили желание приобрести эту тварь. Ну и дела!

– Только не поворачивай голову, – шепнул мне на ухо Нельсон. – Кое-кто пытается привлечь к себе твое внимание.

В уме мелькнула безумная мысль: Джонатан наконец приехал за мной! И сердце радостно подпрыгнуло.

– Здравствуй, детка! – послышался со стороны знакомый голос.

Это был не Джонатан, а бабушка. Царственная и неподражаемая в длинном восточном одеянии из серебристого бархата. Седовласую голову украшала диадема с небольшим бриллиантом, благодаря которой выглядела бабушка строго и вместе с тем кокетливо. Общую картину дополнял монокль.

– Ну и компания собралась! Кошмар, согласна? А ты, как всегда, просто красавица!

Бабушкино лицо озарилось улыбкой.

– Привет, – ответила я, стараясь не выдать голосом разочарования.

Бабушка наклонила голову набок.

– Надеялась, что вместо меня подойдет кто– то другой?

– В некотором смысле…

– Пойдем, тебе надо взбодриться!

Она повела меня сквозь гомонящую толпу, а заметив официанта с гигантским сооружением из кубиков сыра, махнула ему рукой.

– Все твой папочка. Делает одолжение своим сырным приятелям, – прошептала она с неприкрытым отвращением. – Ты еще не видела дикобразов из сыра? Их вырезали специально для выставки, под стать вязаным животным.

– Хм, насколько могу судить, отдельные сорта довольно редкие, – пробормотала я, беря липкий пахучий кусочек.

– И все бесплатно. Послушай, расскажи, почему твердят, будто ты разошлась с тем своим другом?

– Может, в другой раз? – спросила я, хватая бокал с коктейлем, что проносила мимо официантка. – Такое впечатление, что в последние дни меня больше не о чем спрашивать!

Бабушка поджала губы.

– Мы волнуемся за тебя.

– А что толку? Мама наверняка, считает, будто я сошла с ума, Габи якобы одобряет мой поступок, но я в этом очень сомневаюсь… – Я взглянула в бабушкины глаза. – Мне казалось, одна ты меня поймешь. Почему, ну почему не кто-нибудь, а именно Джонатан не осознает, что для меня важнее всего в моем агентстве? Я помогаю людям, не продаю им себя! И не желаю всю жизнь составлять списки покупок для богатых дам, которые могут себе позволить, что ни пожелают! Мне хочется приносить людям пользу, понимаешь?

– Почему бы тебе не приносить пользу Джонатану?

– Он в моей помощи не нуждается, – печально произнесла я. – В нем все идеально – от носков до одеколона.

Бабушка усмехнулась.

– Детка, идеальных людей не существует. Тебе никогда не приходило в голову, что Джонатан старается быть безупречно собранным и подтянутым лишь для того, чтобы ты не чувствовала себя обязанной печься и о нем?

– Я была бы не против…

– Только задумайся, Мелисса. Ты изо дня в день решаешь проблемы великовозрастных слюнтяев. Возможно, Джонатан думает, что вечером ты предпочитаешь не думать о работе. Или что если тебе придется ухаживать еще и за ним, ты будешь смотреть на него как на клиента, не как на близкого человека. – Бабушка взглянула на меня так, будто знала о жизни все. – Само собой, эта мысль его пугает.

Я смотрела на нее, не мигая. Она подала знак официанту, чтобы взять для нас еще по бокальчику коктейля.

Да уж, подумала я, если взглянуть на ситуацию с этой стороны…

– Я, например, всегда отмечала, что ему не хватает уверенности, – продолжала бабушка, протягивая мне бокал мартини. – Отсюда несчетные записи в блокноте, бесконечное напряжение, повышенное внимание к своей прическе. И нелепые напоминания на диктофоне. – Она взглянула на меня поверх монокля. – Ну зачем, скажи на милость, он притащил эту штуковину на фейерверк, что устроил твой отец под Новый год? Не собирался же прямо с праздника ехать на встречу с клиентом!

– Нет, – сказала я. – К тому же он, хоть и посвящает всего себя делам, всегда терзается мыслью, что должен работать усерднее…

– И потом, наверняка до сих пор страдает оттого, что его бросила жена. Теперь уехала и ты. Попробуй-ка такое вынеси! – Бабушка дружески подтолкнула меня локтем. – А то, что ты разгуливала с киноактером, своим бывшим?

Я бросила на нее укоризненный взгляд.

– И некогда встречалась с принцем Уильямом! Между прочим, Годрик вовсе не мой бывший.

Бабушка махнула рукой.

– Называй, как нравится.

– Понимаю, что ты хочешь этим сказать. – Я вздохнула. – И теперь чувствую себя так, будто совершила чудовищную ошибку. – Справедливость бабушкиных слов ошеломила меня. Я прикусила губу. – Бедный Джонатан. Я все это время только тем и занималась, что жалела себя, ни разу не задумалась, не страдает ли и он.

– Я не утверждаю, что ты допустила ошибку, детка, – ответила бабушка. – Более того: на мой взгляд, ты повела себя правильно. Женщины, что беспрекословно повинуются, быстро надоедают. Нет. – Она ласково потрепала меня по щеке. – Ты поступила так, как тебе подсказало сердце. Ни о чем не жалей. Знаешь, если у Джонатана хватит ума, он рано или поздно поймет, что в этом вся ты. Не переживай, прошло ведь совсем немного времени – считанные дни.

А по-моему, целая вечность.

Бабушка осушила бокал.

– Не буду приводить в пример ни маму, ни Аллегру, – сказала она. – Но жертвовать независимостью и жертвовать собой – это две разные вещи. Любовь требует частично отказаться от свободы, детка. Но от себя не отказывайся никогда.

– Ладно, – проворчала я. – В случае чего теперь буду знать. Только вряд ли он еще представится, такой случай…

– Детка, – сказала бабушка, поцеловав меня в лоб, – не может быть, чтобы не представился. Поверь моему опыту. Куда запропастились официанты? С этим мартини ну прямо беда. Надо пойти, поискать их.

В девять тридцать мы с Нельсоном тайком удрали. Когда он вставил ключ в замочную скважину двери, я почувствовала, как, оттого что мы, наконец, дома, в груди разливается облегчение. В предвкушении знаменитого Нельсонова массажа я высвободила ноги из туфель, мечтая скорее их скинуть.

– Может, скажем Габи и Роджеру, чтобы не приходили? – спросила я, когда Нельсон толкнул дверь. – После соприкосновения с «высоким искусством», боюсь, их общества мне не вынести.

– Если хочешь, я скажу им, что ты напилась, утопаешь в горе и никого не желаешь видеть. Габи это, может, и отпугнет, а Роджер настолько любопытный, что, наверное, приедет в любом случае. Черт! Выключатель уже накрылся, – пробормотал Нельсон, шаря по стене рукой. – Проклятые халтурщики!

Он прошел дальше по прихожей и включил свет в гостиной. Нашим взглядам представились сидящие на диване Габи и Роджер в костюмах ведьм, на физиономиях обоих застыли весьма правдоподобные гримасы.

– Сюрприз! – воскликнули они без особого энтузиазма.

Мы с Нельсоном вскрикнули от ужаса.

Во всех углах комнаты подрагивали искусственные паутины с пауками, посреди пола на новом коврике стоял огромный таз с водой, в котором уже плавали яблоки, на кофейном столике – тарелки с дьявольского вида желе из черной смородины, а на телевизоре – головы-тыквы с прорезанными глазами и ртами.

– Муа-ха-ха-ха-ха! – с опозданием прибавил Роджер.

Я прижала сжатые кулаки к груди. Сердце неистово билось.

– О господи!.. Ну и напугали!

– Верните ключ, – велел Нельсон, протягивая руку. – Сию минуту. И снимите паутины со стен. Их только что покрасили.

– К тебе уже трижды являлись вымогатели[6], – сообщила Габи, с неохотой снимая ключи с кольца от Тиффани. – Каждый раз заявляли: давайте деньги, или разобьем фары в его машине.

– Деньги? Конфет им уже недостаточно?

– Запросы растут. В общем, ты должен мне пятнадцать фунтов. – Габи включила настольную лампу, и пространство вокруг озарилось зловещим красным светом. – Мы уже поняли: вам сейчас не до нас, но хотели устроить праздник…

– Вот и замечательно! – воскликнула я, снимая пальто. – Нам очень приятно! Ужастики принесли?

– И не один, – нараспев произнес Роджер. – А у Нельсона в духовке запеканка.

– Из мозгов и глаз тритона, – сказал Нельсон. – Фирменное блюдо, приготовил заранее.

Я улыбнулась.

– Так начнем же адское пиршество!

К одиннадцати мы выловили яблоки, напились вина, которое для нас подогревал и сдабривал пряностями Нельсон, наслушались предсказаний, что сообщали карты гадалке Габи. И под привычные комментарии Нельсона и Роджера о киношных ляпах посмотрели «Других», устроившись на двух новых диванах: Габи и Роджер легли валетом на одном, мы с Нельсоном расположились на другом, и я насладилась долгожданным массажем. Теперь шла не менее ужасающая запись из «Селфриджез»: я демонстрирую Тристраму Харт-Моссопу, как пользоваться новыми запонками, а он бесстыдно пялится на мой бюст. Изображение беспрестанно подергивалось, что красноречиво говорило о том, сколь сильно сцена забавляла Габи. Моя рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, выглядывающая из-под нее грудь и будто живая ширинка Тристрама по очереди заполняли собой весь экран.

– Боже милостивый! – Я схватилась за голову. – Я как слониха! Габи, почему ты никогда не говорила мне об этом?

– Потому что ты чудесно выглядишь! – Габи отправила в рот еще пригоршню шоколадных паучков. – Ты испортила бедному парню жизнь. Теперь он и не взглянет на обычных обитательниц Слоуна.

– Точно, – поддакнул Нельсон. – Нам надо, чтобы женщину было за что потрогать.

Он похлопал меня по животу. Когда, засопротивлявшись, я резко села, раздался продолжительный звонок в дверь, будто кто-то налег на кнопку плечом. Габи и Роджер застонали.

– Если это опять ребятня, скажи им, твоя машина недостойна новых фар, Мел, – проныл Роджер.

– А если речь о моей машине? – встрепенулся Нельсон.

– Тогда ты и иди вниз, – ответила Габи. Она так уютно возлежала, что наверняка и не думала подниматься. – Не забудь чековую книжку.

– В мои времена раздавали яблоки и ириски, и то, если повезет. Во что превратятся нынешние детки, когда придет их пора искать работу? – завелся Нельсон.

Я поняла: это всего лишь увертюра. За ней последует целая опера из шести актов. Мне не раз доводилось выслушивать его выступления. Видимо, три месяца на паруснике в окружении детей ничуть не изменили его мнение о них.

– Ладно, схожу я, все равно почти встала, – сказала я, поднимаясь с дивана.

– Надень! – Габи бросила мне черный парик ведьмы. – Попробуй напугать этих чертенят. Представь, что ты Аллегра.

Я поплелась к двери, на ходу загребая рукой шоколадных паучков в глупой надежде, что этого окажется достаточно. По случаю праздника я надела огромные тапки в виде гигантских ступней, что сохранились со школьных времен. Спускаться в них по лестнице оказалось непросто, к тому же голова шла кругом от вина, да и время близилось к полуночи.

Звонки не прекращались. – Иду! – крикнула я, надевая парик задом наперед, чтобы создалось впечатление, будто голова сидит на плечах лицом не в ту сторону. – Ах-ха-ха-ха! – Я распахнула дверь. – Чума на вас и прочих дьявольских отродий!

На меня пахнуло осенним холодом. В ответ не прозвучало ни звука.

О господи! Вдруг мне правда разбили фары и кто-то вызвал полицию? Или это отец?

Я повернула парик космами назад, стараясь не паниковать раньше времени. Дешевый фарс развлечение не для тебя, Мел, а для таких, как Габи и Роджер!

На пороге никого не оказалось.

Я громко цыкнула.

– Очень смешно и остроумно! Позвонить в дверь и сбежать!

Высунувшись наружу, я взглянула на свою машину проверить, не прячется ли за ней детвора. И заметила краем глаза, что внизу таки кто– то есть.

Храбрец!

На нем была шикарная клетчатая попона, его белая шерсть сияла в желтом фонарном свете. К моему великому удивлению, он сидел. Но, увидев меня, встал. Весь его вид, даже кончик языка, торчащий из приоткрытой пасти, говорил о полном счастье.

– Новый парик? – послышался знакомый голос. – По-моему, я такого на тебе еще не видел.

Я с замиранием сердца подняла голову. Из темноты на свет вышел Джонатан – в сером кашемировом пальто и зеленом шарфе. Пальто было добротное и явно стоило немалых денег, но на подбородке Джонатана темнела щетина, лицо осунулось.

– Привет, – сказал он, неуверенно улыбаясь

– Привет, – задыхаясь от волнения, ответила я.

– Помешал?

Джонатан указал на мои ноги.

– О нет! У нас небольшой шабаш, – пробормотала я, скидывая тапки и бросая парик Габи на столик для почты. – Так, ничего особенного. Обычное ежегодное сборище.

Джонатан взял Храбреца на руки, пока тот не сбежал, и поднялся на две ступеньки так, что мы стали будто одного роста. Пес лизнул Джонатана в нос, чуть портя общую драматическую картину.

– У меня не было иного выхода, – пояснил Джонатан. – Я больше не в состоянии это терпеть: вой по ночам, томление, отсутствие аппетита. – Он помолчал и прибавил: – Дружок тоже по тебе тосковал.

Мои губы растянулись в широкой улыбке. Джонатан почти никогда вот так не шутил. По– видимому, этот ход он продумывал всю дорогу от Нью-Йорка до Лондона.

– Что ж, я очень рада видеть вас обоих, – ответила я, забирая у него Храбреца с намерением пустить его в подъезд.

Джонатан кашлянул.

– Мелисса, наверное, мне стоит сразу все сказать, пока я ни на что не отвлекся. – Он поднял руку, прося, чтобы я его не перебивала. – Я допустил ошибку. А ты совершенно права. Не мое дело решать судьбу твоего агентства. Кому, как не мне, знать, что для тебя значит помогать людям. Не подумай, что я не доверял тебе…

Наши взгляды встретились. У Джонатана были красные и усталые глаза. Но странное дело, он выглядел хоть и по-другому, но отнюдь не хуже.

– Я не доверял себе… Боялся заревновать, сойти с ума от своих страхов или свести с ума тебя.

– Со мной, – произнесла я, стремясь к нему всем сердцем, – тебе нечего бояться

– Знаю.

Джонатан взял меня за руки. Какие холодные были у него пальцы! Я принялась растирать их, чтобы отогреть.

– Теперь я это осознаю. Я должен извиниться кое за что еще. Мне не следовало скрывать от тебя, что я общаюсь с Синди. Признаюсь, я получил за это серьезный нагоняй от Бонни Хегель. К слову сказать, в Манхэттене у тебя есть надежные друзья. Понимаешь, я молчал не потому, что позволял себе лишнее, а, наверное, потому, что боялся… Синди могла выкинуть какой-нибудь фокус. Эх… Вышло так, что я сам все испортил…

– Нет, – возразила я. – Ничего ты не испортил. Просто… дал нам обоим время о многом задуматься.

Джонатан едва заметно улыбнулся.

– И предположить не мог, что ты смотришь на ситуацию именно так. – Он выдержал паузу. – Понимаешь, парень вроде меня не в состоянии поверить, что у него может бьггь такая вот девушка…

– Нет. – Я засмеялась. – Не понимаю!

– Но это чистая правда.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и на миг мое сердце зашлось от наплыва чувств. Джонатан прилетел в такую даль, просто чтобы извиниться, и делал это в высшей степени достойно!

Джонатан повел бровью.

– Может, попробуем? – спросил он. – Я постараюсь понять тебя, ты – меня. Как думаешь, из этого выйдет толк?

– Не исключено. – Я положила его руки на свою талию и притянула его к себе так близко, что почувствовала, как от кашемира пахнет ночным холодом. – Если очень постараемся, может, толк и выйдет. Впрочем, что касается меня, я потребую убедительных доказательств.

На серьезном лице Джонатана появилась и тут же исчезла полуулыбка.

– Думаю, смогу их тебе представить. Прости, что не заговаривал об этом раньше. Кстати, ты права: мне давно пора принять меры, чтобы окончательно не помешаться на карьере. А с твоим агентством… Я больше слова не скажу против. Ты занимайся своими делами, я продолжу биться, как ненормальный, над своими… – пробормотал он, крепче меня обнимая. – Только вот не перегнуть бы с работой палку…

– Об этом мы еще побеседуем, – прошептала я, наклоняя голову так, что мой нос коснулся его носа. – Уверена: мы что-нибудь придумаем. Ты ведь у нас великий специалист по решению проблем!

– Надеюсь, отыщу выход и теперь. – Губы Джонатана были так близко от моих, что я чувствовала его дыхание. – Когда желаешь чего-то так страстно, как я хочу тебя, в успехе можно не сомневаться.

Я прильнула к нему всем своим существом, наши губы встретились – горячие на холодном октябрьском ветру. Я слышала и не слышала Нельсоновы крики: «Закрой парадную! Сквозняк!» и как Храбрец заливается истеричным лаем. В мыслях был один только Джонатан.

Мы целовались до тех пор, пока наверху не завизжала Габи и Роджер не заорал: «Это всего лишь чертова собака в парике, Габи!»

– Я в любом случае приехал бы, – сказал Джонатан, отстраняясь. – Понадобилось позвонить в твое агентство.

– Серьезно? – с сомнением в голосе спросила я. – Зачем?

Джонатан порылся в кармане, с победным видом извлек коробочку и достал колечко с сапфирами.

– У меня две проблемы. Во-первых, хочу спросить совета насчет того, какое выбрать кольцо… Можно?

Он посмотрел на меня, и я растрогалась, в какое-то мгновение заметив неуверенность в его глазах.

– Да, пожалуйста.

Джонатан надел кольцо мне на палец и оценивающе на него взглянул.

– Вообще-то неплохо смотрится и это, но американцы, дабы все издалека видели, что женщина помолвлена, покупают вещи посерьезнее. Понимаешь, о чем я?

На моих губах заиграла улыбка.

– Мне достаточно и этого колечка, Джонатан. В чем твоя вторая проблема?

Когда я повернула кольцо так, что камни блеснули в фонарном свете, с губ Джонатана слетел глубокий вздох, будто он все это время только этой минуты и ждал и теперь окончательно успокоился.

– Я задумал купить кровать для своего нового дома в Гринич-Виллидже. Большую основательную английскую кровать с пологом на четырех столбиках. Предпочтительно старинную. Такую, чтобы можно было спрятаться от всего мира. Дом, видишь ли, слишком большой… И в нем довольно тоскливо, когда живешь один с собакой…

Я улыбнулась, обвила руками его шею и прислушалась к шелесту сухих листьев, что гонял туда-сюда разгулявшийся ветер. На Джейн– стрит тоже похолодало. Наступила пора позаботиться о тепле и уюте.

– Занятная просьба. Буду счастлива, помочь тебе в поисках такой кровати.

– Отлично, – пробормотал Джонатан и снова поцеловал меня.